Ольга Гусейнова
Забери мечту с собой
– Слишком хорошо дерешься, причем с использованием холодного оружия. Хорошая физподготовка. Что еще более интересно, невероятная психологическая устойчивость и плюс к этому, судя по тому, что ты сделала и вытянула из моих ребят, владеешь техникой гипноза. И все эти достоинства у красивой молоденькой девушки. Не правда ли, странно, ты не находишь, красавица?
В описании моих достоинств был явный угрожающий подтекст, заставивший напрячься и тревожно заглянуть ему в глаза:
– Назови свое имя, воин!
Гневно сощуренные глаза и маска безразличия на его лице, но я буду ведущей в этой игре.
– Глеб! Мое имя Глеб. Ты довольна?
Чуть склонила голову, чтобы скрыть довольный блеск глаз перед следующим витком игры.
– Во мне нет ничего странного, Глеб. Меня с детства обучали обращаться с холодным оружием. Твой боец жив, потому что он хороший воин, ну и потому что я сразу поняла: он не хотел меня ни убить, ни ранить, а проверял мои способности. Насчет моей устойчивости, я хранительница своего народа, мое спокойствие и уверенность – залог спокойствия моих соплеменников. Гипноз, хм-м…
Мне пришлось несколько мгновений искать подобие в памяти девочки и, с трудом соотнеся то, что знала об этом слове она и сделав свои выводы, я только облегченно хмыкнула. Ну, гипноз так гипноз!
– Да, я обладаю гипнозом, Глеб, это моя защита, она действует, не правда ли?
Я примирительно оглядела мужчин и, оценив отразившиеся на их лицах чувства от «убью, как только поймаю!» до «молодец, девчонка!», снова посмотрела на Глеба и высказалась о том, что его должно беспокоить:
– Прошу вас помочь своему народу, Глеб, и освободить женщин из рук врага! Так же хочу сказать, что я не немец, не фриц, не фашист и не имею к ним никакого отношения. И конечно, сама постараюсь держаться от них подальше. Так что вам не стоит меня опасаться, Глеб. И еще… Я никогда не была и не буду предателем и не нарушу своего слова. Клянусь памятью своих предков! Как вам известно, я дала слово вашему… человеку, что не раскрою ваши секреты никому и никогда. Я прошу у вас прощения. Мой долг перед нуждающимися детьми выполнен. Я должна вас покинуть.
Под его скептическим взглядом, сделала пару шагов назад, на ходу поднимая клинки, но тут же до меня донесся легкий запах стоящего позади меня мужчины. Медленно выпрямившись и обернувшись назад, увидела невысокого, но от этого не менее опасного мужчину. С хитрыми желтыми глазами, в которых отражались солнечные блики; с наверняка огненно-рыжими, яркими волосами, спрятанными за зеленой повязкой. Приплюснутый нос и пухлые, кривящиеся ехидной улыбкой губы на веснушчатом лице. Про таких говорят, солнышко поцеловало и еще неважно скроен, да крепко сшит – широкие плечи, длинный торс и коротковатые мощные ноги. Этот воин смахивает на болотного кота Вриса из моего родного мира, иногда наведывавшегося в город чем-нибудь поживиться.
Веселый голос «кота» не соответствовал его боевой стойке:
– Куда-то собралась, красавица? Не спеши, ведь мы еще не договорили!
Слишком много мужчин на одну маленькую девушку. Круг полностью замкнулся, заставив меня стоять и трепетать от страха в середине. Их семеро, я одна, да даже с одним из них исход боя был бы под вопросом, а теперь любое мое резкое движение может вызвать агрессию у этих хищников. Я обвела взглядом каждого из них, заглядывая в глаза, и остановилась на Глебе, бесстрастно смотревшего на меня сумеречными глазами. Он согласился с рыжим воином:
– Думаю, Сирила, ты не сможешь так быстро нас покинуть. Пока мы не выясним, кто ты такая, что здесь делаешь не вовремя для нас. Хотя, может быть, ты облегчишь нам задачу и поведаешь свою историю?
Я улыбнулась про себя: ну что ж, ты сам облегчил мою задачу и наметил дальнейший путь. И, хвала Великой Богине, мне не придется искать другой способ познакомиться с тобой, изучить тебя, приручить тебя, воин по имени Глеб. Я слегка ссутулилась, показывая свое поражение, зато внутри у меня все звенело от напряжения. Они слишком опасны, любой из них, а тем более, все вместе. Почему бы не приоткрыть завесу моей тайны, какой от этого вред? Никакого. Буду готовить их.
– Я стерх, еще хранительница, причем последняя из рода, единственная. Если я погибну, мой народ обречен на вымирание. Нас осталось слишком мало после того, что случилось недавно. Большая часть стерхов погибла, преданная людьми и выпотрошенная вечными врагами. Оставшиеся женщины, дети и чуть более сотни мужчин ушли под защиту горных вершин, а мне пришлось прикрывать их отход. На мне слишком великий долг, воин, и тяжелая обязанность хранить и защищать. Думаю, ты поймешь меня, я чувствую, мы похожи. Я обязана выжить и вернуться к своему народу. Если ты сейчас оставишь меня при себе, то должен дать мне слово, что я нахожусь под твоей защитой.
Бойцы, дружно пооткрывали рты от удивления, слушая мои откровения. Кто-то прошептал «староверы», кто-то – «сектанты», «дикие горцы». Затем Глеб шагнул вплотную ко мне и, задрав пальцем мой подбородок, посмотрел в глаза. Потом задал вопрос, который я не ждала:
– Как мужчины могли доверить девчонке прикрывать свой отход?
Его глаза искрили от гнева, когда он выразил удивление всех стоящих вокруг меня мужчин. Какое приятное единодушие!
– Ты плохо слушал меня, Глеб! Это моя обязанность и мой долг. К сожалению, ни я ни кто-то еще из моего народа не предполагал, что хранительницей я стану слишком рано. Но в той бойне погибла моя мать и ее обязанности легли на мои плечи. Мой отец тоже погиб и многие, многие, многие другие. Так много тех, кого не вернуть, если некому будет в очередной раз спеть поминальную песню и обозначить путь для вновь идущих. Каждый оставшийся мужчина сейчас – это надежда на возрождение. Пока вы не поймете меня.
– Ну, отчего ж не поймем, дивчина? Сейчас в каждой деревне остались только дети да бабы, а мужики вон все на войне костьми ложатся, чтобы фашистов проклятых с земли русской выгнать, а сколько в самом начале войны полегло, и не сосчитать.
Я с благодарностью за эту пусть и невольную поддержку посмотрела на русоволосого голубоглазого парня, на плечах которого телегу с конем переносить можно. Уловив мой взгляд, он немного смущенно улыбнулся. О-о-о, как интересно, ведь не железные они, как мне вначале показалось. Спросила у него:
– Как твое имя воин?
Парень, неожиданно покраснев и поперхнувшись, выдавил:
– Назаром кличут.
Рука на моем подбородке затвердела, я снова перевела взгляд на Глеба. Сузив глаза и рассматривая мое лицо, он, видно, искал способ определить: правду говорю или вру, о чем хрипло спросил:
– Если дам слово защищать тебя, ты дашь слово, что не сбежишь от меня, будешь слушаться и поможешь, если потребуется?
Глядя на его хмурящиеся брови, я раздумывала над ответом всего пару мгновений:
– Даю тебе слово, Глеб, что взамен на твою защиту помогу тебе и твоим воинам, также обещаю слушаться, если будешь прав, и не покину тебя, пока не придет полная луна. Прости, но после не смогу остаться, без моего согласия меня вернут туда, откуда пришла.
Новый вопрос не заставил себя ждать:
– И кто ж тебя заставит-то, особенно, учитывая тот факт, что мы будем рядом? Я таких людей не знаю, кто с нами справиться может!
Взглянула в сторону мужчины, задавшего этот вопрос, белобрысого, с очень светлой кожей и неожиданно пронзительными карими глазами. Такой белесый весь, красоты ни чуть нет, зато внутренняя сила бурлит как горный поток, грозя смести, если встанешь на пути, и оттого притягивает взгляд, даже сердце от мощи его ауры трепещет. Этот воин походит на горного хозяина неба, который парит в небесах. Ты им любуешься издалека, но стоит ему обратить на тебя внимание – и от страха трясутся поджилки. Горный орлан, вот на кого он похож и чью сущность мог бы принять.
– Как твое имя, воин?
– Роман!
– Ну что ж, Роман, меня вернут не люди! Придет время, ты все узнаешь, а если живыми останемся, то и увидишь то, с чем справиться не сможешь. Да и я не смогу, если честно, но это не так важно сейчас. Слишком быстро бежит время, а нам выручать ваших женщин надо, ведь спалят, а там мать ребятишек. Думать надо, действовать. Но сначала я все же хочу услышать твое слово, Глеб, ведь я свое дала.
Мужчина отступил на шаг от меня и внимательно посмотрел мне в глаза, потом также пристально оглядел каждого бойца и, получив от каждого короткий согласный кивок, вернул мне внимание:
– Я даю тебе слово, Сирила, и очень надеюсь, что нам не придется пожалеть о принятом решении. Но запомни, предашь меня – твоя смерть будет быстрой, но мучительной.
Я сцепила от гнева зубы и, с трудом не срываясь на звериный рык, прохрипела:
– Я познала предательство, из-за которого практически истребили весь мой народ, и никогда сама не пойду на него. Запомни это, человек! Предателей мы не жалуем и не прощаем никогда!
– Я рад, малышка, что мы одинаково относимся к некоторым вещам…
В этот момент со стороны деревни раздались выстрелы, взрывы и многоголосый вой толпы. Я дернулась к детям, которые по-прежнему сидели как мыши под кустиками и пристально смотрели на нас, но как только в деревне началась заварушка, они в ужасе, закрыв ладошками рот, повернулись в ту сторону. Глеб перехватил меня за руку и коротко объяснил:
– Это партизаны на подмогу жителям пришли, нам здесь больше делать нечего.
Я растерянно посмотрела на детей, к ним подошел рыжий мужчина, присел на корточки и что-то говорил. Маша и Миша кивали ему и вдруг подбежали ко мне. Я обняла их, и они повисли на моей шее. Потом Маша утирала рукавом бежавшие по щекам слезы и сквозь всхлипы лепетала наперебой с Мишей:
– Спасибо, тетенька Сирила, спасибочки, что не бросила, спасла, отомстила за нас, я всем скажу, какая ты смелая, всем-всем…
– Я тоже…
Детей прервал осторожный, но, тем не менее, настойчивый голос Глеба:
– Дети, запомните оба, вы никому про Сирилу не расскажите, а про нас и подавно. Мы здесь выполняем опасное задание, никому про него знать не нужно, вы меня понимаете? Вдруг вас услышит какой-нибудь фашистский недобиток, тогда вы поставите под удар и Сирилу, и нас. Вы понимаете меня? Это приказ и военная тайна. Маша, ты же пионерка?
Дети неуверенно покивали, затем Глеб продолжил:
– Теперь главное! О том, что случилось, расскажете только матери и предупредите ее о секретности, она сама решит, что делать дальше.
Миша, уподобившись взрослому, с важным видом спросил:
– И с дядьками немецкими, которых тетенька того… зарезала, в общем, тоже ничего не делать?
Приподнявшиеся в удивлении красивые брови Глеба навели меня на мысль, что он появился позже остальных воинов и что здесь было с самого начала не знает. Но он быстро разобрался:
– Не волнуйся, пацан, мамка найдет, как решить эту неприятную проблему. Тем более, там сейчас партизаны, они вам помогут. Вы сейчас идите до дому, дядя Миша вас проводит. Ждите мать, а нам надо идти.
Я крепко прижала к себе поникших Машу и Мишу и тихо сказала:
– Прощайте, и вам спасибо, за то что спасли от тоски, дали понять, что не все люди плохие и предатели. Я рада была встретить вас на своем пути. С вами я получила новый, неоценимый опыт, который непременно пригодится. Я буду помнить о вас.
Отпустив их от себя, сделала пару шагов назад, чтобы им легче было уйти. Пару раз помахав мне руками, они бросились догонять «кота» Михаила.
– Нам пора на базу! – Глеб выразительно посмотрел на меня и, повернувшись спиной, направился в лес.
За ним потянулись остальные. И я. Так началась новая история в моей жизни под названием «Завоюй мечту».
* * *
Мы вереницей, след в след, молча и бесшумно шли лесом. Когда прошли довольно приличное расстояние, я, привычно, по-охотничьи шагая, словно сливаясь с лесом, когда ни одна ветка не хрустнет под ногой, ни один листочек не пошевелится, в общем, занятая своими мыслями, не сразу поняла, что происходит. Только когда в очередной раз, идущий позади меня, русоволосый парень со смеющимися карими глазами дернул за кончик косы, резко повернулась к нему и остановилась, молча выжидая. Выпустив из пальцев мои волосы, он повернулся ко второму парню, как две капли воды похожему на него, и спросил его, но явно посылая вопрос мне:
– Данил, как думаешь, она специально косу выкрасила или у нее свои такие?
Все, что я вторые сутки упорно отодвигала от себя, чтобы хорошо соображать, а не сходить с ума, с этим вопросом вылилось наружу. Безобидный, казалось бы, вопрос – из тех, чтобы завести разговор, – одним махом снес плотину, которую я построила между собой и своим личным горем. Я надеялась, она прочная, а ее оказалось так легко порвать. Я часто, глубоко дышала и моргала, чтобы спрятать слезы и рвущиеся наружу рыдания. Парни, переглянувшись между собой, пожали плечами. Все, теперь отстанут. Но первый парень не унимался:
– Ну, ладно, если это слишком большой секрет, можешь не говорить, как ты выкрасила волосы, что они настолько светлыми стали.
И все-таки вызвал разлом в моей плотине. Видно, его брат Данил что-то понял, глядя на меня, но ехидный смешок его брата добил меня. Да и нечего мне скрывать, это не мой позор, а память:
– Нет, не секрет. Если ты так хочешь, я отвечу на твой вопрос. Двадцать лет я радовала родителей золотистыми волосами, похожими на мамины. Солнце играло в них, радуя мою семью, человек. А белоснежными они стали два дня назад, когда я потеряла практически всех, кого знала и любила, и вместе с оставшимися в живых хоронила в общей яме женщин, погибших вместе со своими мужьями, оставив детей сиротами. Потом я лично закрывала мамино лицо цветами и поджигала общую могилу, чтобы облегчить им путь к Вратам смерти. Собирала всю боль, что разрывала живых и передавала ее земле, чтобы в месте упокоения не могли ходить чужаки и тревожить ушедших. Потом нас гнали враги, словно охотники добычу, мне пришлось выжечь половину степи, чтобы последние успели скрыться, а потом, попав сюда вчера утром, я впервые в жизни дала попробовать своим клинкам человеческой крови, на глазах у детей зарезала тех, кто пытался изнасиловать девочку. Ну как, подходит тебе такой способ окраски волос?
Последнее я уже с трудом вытолкнула из себя и со звериной яростью посмотрела на парня, не потому что на него злилась – не хотела разрыдаться, но слезы предательски потекли по щекам. Позади меня раздалось гневное шипение чернявого парня, с которым мы танцевали боевой танец:
– Знаешь, Никита, иногда мне кажется, что ты уже взрослый, но вот сейчас я вижу, что из ползунков-то ты еще не вырос. Да еще и круглый дурень.
Оба брата виновато смотрели на меня с отчаяньем и мольбой о прощении, о чем они незамедлительно и попросили:
– Сирила, прости ты меня дурака, а? По дурости спросил, не подумал!
Зато воин со шрамом задал правильный вопрос:
– Прости, девочка, но я не слышал, чтобы где-то в этих местах такое массовое побоище случилось, ты не скажешь, где было и с кем?
Меня трясло от еле сдерживаемых слез, поэтому, обернувшись к нему, прохрипела:
– Я знаю, что ты подумаешь, но скажу. Это произошло не здесь, и не эти солнце и луна были тому свидетелями. Поверь, для меня было бы гораздо легче потерять хотя бы на время рассудок, но я не имею на это ни права, ни возможности. Хранителей специально готовят, но мы живые и тоже чувствуем, как и вы.
Опустив голову, я прошла вперед мимо застывшего чернявого, намереваясь восстановить разрушенное равновесие. Через несколько шагов я уткнулась в чью-то грудь и, вскинув голову, окунулась в сумеречные глаза Глеба. Он пристально разглядывал мое мокрое от слез лицо, потом прижал к себе. Мимо прошли мужчины, оставив нас наедине, он мягко гладил меня по голове, успокаивая как ребенка, потом по спине. И вот то, что не удалось человеческой жестокости и глупости, сделали мягкость, нежность и сочувствие. Обеими руками схватившись за грудки, почти повисла на нем, рыдая в три ручья, от души выплескивая все, что скопилось у меня внутри: боль, страх, отчаянье и одиночество…
Я не сразу поняла, что Глебу, наверное, было странно и непривычно слушать тоскливый волчий вой из уст девушки. И быстро прекратила. Но этого хватило, чтобы оказаться напрочь опустошенной, словно меня покинули все жизненные силы вместе с кровью и воздухом. Если бы не Глеб, я, наверное, упала там, где стояла. Скорее всего, он это почувствовал, потому что, подхватив меня под колени, поднял на руки и быстро зашагал за отрядом. А я, вцепившись в его куртку, словно в единственную вещь, которая держит меня здесь, и, прижимаясь к его груди, тихо всхлипывала. В больших сильных человеческих руках я неожиданно за последнее время почувствовала себя в безопасности и наконец-то облегчено вздохнула, охваченная блаженным покоем. Жаль, я не могу находиться в этих руках вечно.
Мы прошли еще столько же, сколько до моего срыва, но Глеб меня так и не выпустил из рук. Когда мы догнали отряд, никто из мужчин не сказал ни слова. Они только мельком бросили сочувствующий взгляд. Наш путь закончился неожиданно: шли-шли, петляя между деревьями – и вот тебе большая поляна, на краю которой откуда-то взялся покосившийся от времени странный дом с висящей на одной петле дверью и проломленной кое-где крышей. Похоже, сарай какой-то.
Нас встретили, быстро пробежавшись по нам глазами, восемь мужчин. Значит, отряд состоит из пятнадцати человек и, как я отметила при ближайшем рассмотрении, все как один – хищники! Судя по всему, их тщательно готовили и подбирали друг к другу, чтобы вот такие опасные, сильные, слишком непохожие мужчины могли воевать вместе. Такие разные и все-таки вместе. Да наши женщины передрались бы между собой, выясняя, кто кому из них достанется. У меня и самой вдруг руки зачесались – собственнический инстинкт – и вырвался недовольный рык. Пальцы сами собой крепко сжались на куртке Глеба в кулаки. Мое!
Глеб, наверное, решил, что я испугалась других мужчин, потому что, наклонив ко мне голову и заглянув в глаза, тихо сказал, крепко прижимая к себе:
– Не бойся, никто тебя не тронет и больше не обидит, я дал тебе слово. Веришь?
Я легко улыбнулась и кивнула головой, но подтвердив еще и словами:
– Верю! Как себе!
Он слегка поднял брови, а потом, криво ухмыльнувшись, подошел к встречавшим нас людям. Кто бы сомневался, что они удивлены и ждут, когда командир скажет, кто я. Да мне и самой интересно и тревожно, что он скажет.
Глеб поставил меня лицом к своей команде, положил руки мне на плечи и – начал всех представлять. Память стерхов идеальна, поэтому запомнить пятнадцать имен для меня не проблема. Я решила на досуге рассмотреть каждого более подробно и определить их сущности. На будущее, вдруг пригодится!
Оказалось, что воина, с которым мы вступили в поединок, зовут Виктором. Двоих мужчин, стоявших рядом с ним и подозрительно смотревших на меня, – Сергеями, или Серегами. Того, что еще больше, чем Глеб, и жуть как походит на большого злого вредного голодного медведя, я про себя обозначила Серегой-медведюком. Второй Серега – невысокий, мускулистый шатен с серо-зелеными глазами своими повадками и плутовским взглядом напоминает лиса.
Следующими были двое воинов поменьше. Один весь какой-то серый: и волосы, и глаза, и кожа, а второй – среднего роста жгучий брюнет с гладкой безволосой кожей и узкими черными глазами. Он смотрел бесстрастно, вытянув руки вдоль тела. «Серого» представили Трофимом, а его узкоглазого друга – Мичиро. Как только прозвучало его имя, он сделал плавное движение в мою сторону и поклонился мне. Я тоже коротко поклонилась в ответ, про себя отметив, что слишком он смахивает на удру – змею в здешнем мире, только большую и опасную.
Пока с ними знакомилась, подошли еще четверо мужчин, до этого тихонько беседовавших с Назаром и Романом. В двоих светловолосых воинах я распознала волков, как у Глеба и Виктора, и имена у них красивые – Владимир и Ярослав. Двое Александров не впечатлили: высокие, симпатичные темноволосые, спокойные как вода в болоте, открытые лица и прямой взгляд. Два Саши или Сашки.
Закончив представлять меня боевому отряду, Глеб коротко объяснил мое присутствие тем, что я классный гипнотизер, что для них – великое подспорье. Заметив не доверчивые, удивленные взгляды «новичков», я пожала плечом и пошла за Глебом в дом устраиваться на ночлег. Очень хотелось есть и пить, но хлеба в сумке на всех не хватит, и я решила, что, скорее всего, у них есть еда и меня покормят. Если же нет, то ночью придется пойти на охоту самой.
Через час мне предложили металлическую миску с жидкой мясной похлебкой и я, жмурясь от удовольствия, чем немного развеселила своих спутников, быстро ее съела. Потом мне досталась кружка с горячим травяным отваром, этот напиток, называемый здесь чаем, оказался более знакомым, пришелся мне по вкусу, тем более, его сдобрили чем-сладким. Осенью темнеет быстро и уже давно светили звезды и луна. Наевшись и напившись, я быстро сходила в кустики неподалеку и, подложив под голову мешок, свернулась калачиком возле догорающего костерка, разведенного среди камней.
Сон как на зло не шел. Бойцы преспокойно посапывали кто где, а я ворочалась, пытаясь свернуться так, чтобы не было холодно. За стеной бдела пара бойцов, а я все вертелась. Потом села и, обняв колени руками, посмотрела в сторону большой кучи старого сена, на которой лежал Глеб, освещенный луной, заглядывающей в пролом крыши, – и пристально смотрел на меня. Я вздохнула и, взяв мешок, на четвереньках подползла к нему. Под его насмешливым взглядом робко улеглась рядом, стараясь хотя бы одним боком прижаться к нему. Все же на Циссе в это время гораздо теплее, чем здесь. Глеб, как только я прижалась боком к нему, обнял двумя руками, словно одеялом укутал, стало сразу спокойнее и теплее и, глубоко вдохнув его запах, я сразу заснула.
* * *
Мне снился кошмар, все повторялось вновь и вновь. Крики гибнущих женщин, звон оружия, рыдания детей. Огонь вокруг и жжет глаза от дыма…
Я резко открыла глаза и села, трясущимися руками стирая с лица остатки сна и ужаса. Тряхнув головой, наконец, выбралась из удушливого сна. Отвела руки от лица и уткнулась в серые омуты глаз, в них светились тревога и сочувствие. Подняла глаза… на остальных мужчин, полукругом стоявших возле меня, и всполошилась:
– Что случилось?!
С тревогой оглядев каждого воина, причем с любопытными удивленными взглядами, а не тревожными, немного успокоилась, заодно отметила, что солнце уже хорошо освещает все вокруг. Здорова же я спать!
Ответил мне Сергей-лис, с таким жарким интересом смотревший на меня, что напрочь смутил:
– Ты громко кричала, Сирила, вот мы и пришли проверить. Тем более, за нами скоро придут. А у тебя, оказывается, интересные ушки, красавица, никогда таких не видел!
Я быстро провела рукой по волосам и только сейчас заметила, что платок лежит рядом со мной на сене. Ну что ж, и к этому их тоже придется приучать, жаль, что так скоро. Задрав подбородок и оглядев любопытные лица, как ни в чем не бывало зевнула и ответила:
– Уши у меня обычные, Сергей, это особенность моего народа. У всех стерхов есть подобные, украшенные кисточками, не только у меня.
Виктор, пристально наблюдавший за мной, въедливо спросил:
– А мне вот интересно, какие еще особенности стерхов ты от нас прячешь, Сирила? Может, нам лучше заранее о них узнать, чтобы избавиться от ненужных нам сейчас сюрпризов.
Глеб поднялся одним движением, потом подал руку мне, и, как только я встала, положил руки мне на плечи, как вчера. Затем спокойно, но настойчиво обратился к команде:
– Виктор, хорошо, что ты всегда задаешь правильные вопросы в нужное время. Но не в этом случае. И не с ней. Я уже знаю все, что нам нужно знать, надеюсь, мне ты доверяешь?
Виктор внимательно посмотрел сначала на меня, а потом уперся взглядом в Глеба. По лежавшим на плечах рукам я чувствовала, что его тело от напряжения затвердело словно камень.
Виктор, ухмыльнувшись, глядя на Глеба, заверил:
– Тебе я доверяю, Глеб, ты для меня больше, чем брат, но хочу уточнить для себя: неужели ты веришь этой темной лошадке, особенно сейчас, когда на кону стоит успех операции?
– Да, брат, верю! Не волнуйся, ее сюрпризы нам не помешают и, вполне возможно, кому-то из нас сохранят жизнь.
– Ну-ну, командир, надеюсь, твое доверие к ней вытекает не из твоих штанов?
Ну все, этот хитрый лис меня достал. Чем бы его побольнее огреть?
Глеб чуть ли не в ухо мне прорычал:
– Заткни свою пасть, сержант! Сейчас я твой командир, мое слово – закон. Если я еще раз услышу нечто подобное, то по-братски надеру тебе задницу!
Ой-ой-ой, он хоть и не на меня рыкнул, но все равно чуть не присела от неожиданности. Я уловила посторонний шорох в лесу и запах, подняла руку, призывая всех к молчанию. Чуть повернув ухо в ту сторону, определила, что там, по крайней мере, два человека:
– У нас гости.
Виктор с Глебом переглянулись и улыбнулись:
– С той стороны должен подойти постовой и встречающие нас люди.
Вскоре, раздвигая заросли, на поляну вышел Трофим с низеньким человеком. Глеб отошел с ним в сторону и, недолго переговорив, приказал всем собираться и выдвигаться в партизанский отряд, расположенный в нескольких километрах отсюда. Я повязала платок, хотя он мне и мешает привычно слушать лес, но уж больно не хочется привлекать внимание других людей своей инаковостью. Вон как они бурно на все необычное реагируют.
* * *
Прямо посреди леса, между деревьями, были вырыты в земле небольшие домики и накрыты бревнами и дерном. Занятно, они словно вросли в землю и называются землянками, да еще зачем-то ветками с листвой утыканы. Под засыпанными листвой и ветками навесами стояли лошади, всюду чем-то занимались люди, с интересом наблюдавшие за нами. Как я поняла, это и есть столь нужные всем партизаны.
Глеб приказал нам остаться возле одной землянки, а сам с Виктором пошел внутрь «знакомиться с начальством». Мои спутники расселись на пнях и бревнах неподалеку, а я, потеряв Глеба из виду, почувствовала себя одиноко и неприкаянно. Меня коснулись. Резко вскинув голову, я столкнулась с пронзительными голубыми глазами Назара, пригласившего:
– Пойдем, Сири, вместе с нашими посидим, они там долго будут беседовать, ногам тоже покой нужен.
И так тепло и легко от его слов стало! Кивнула и пошла с ним, радуясь тому, что он сказал «с нашими» и этого почти родственного «Сири». Значит, благодаря Глебу, меня все-таки приняли в этот маленький сплоченный отряд. Как только мы с Назаром подошли, наши сразу передвинулись и указали на место посередине бревна, считай, в центре компании. Сев, я чуть привалилась к плечу Назара и, поглядев по сторонам, с тоской уставилась на дверь ненавистной землянки, скрывшей от меня Глеба. Затем, вспомнив про свою задумку, решила, что пора начинать. Оглядевшись вокруг и не заметив посторонних, спросила издалека:
– Назар, вы давно все вместе?
– Командир, Витек, Роман и Миха еще с детдома вместе. Потом в армию ушли и там со мной и Трофимом подружились, так и служили вместе, пока война не пришла. Затем уж к нам присоединились Мичиро и Серега Медведь. С остальными мы недавно познакомились, война соединила. Ты не волнуйся, у нас все ребята хорошие, не обидят. Они же видят, что наша ты, не предашь.
Я благодарно посмотрела на Назара и заметила две пары смеющихся глаз. Михаил и Трофим, сидевшие рядом с Назаром, и с интересом прислушивались к нашему разговору. И продолжила осторожно расспрашивать:
– А что такое детдом?
Уловив недоверчивое удивление, напряглась: «И что такого я спросила?»
– Там живут дети, у которых нет родителей и других родственников. Вон Мичиру тоже из детдома, только он у нас столичный парень. А что, у твоих стерхов нет детдомов? Куда вы своих сирот деваете?
– У нас нет детдомов, детей разбирают по семьям родственники, а если их тоже нет, таких детей опекает Хранительница с супругом. Это их прямая обязанность – заботиться обо всех нуждающихся. Тем более, о детях и женщинах, оставшихся без опекунов мужского пола.
Бойцы внимательно слушали меня, потом Миха, хитро прищурив желтые глазищи, спросил:
– А что – все ваши бабы и девки слушаются ваших мужиков и обязаны иметь опекуна? Никакой свободы?
Я слегка нахмурилась, потом, когда смысл вопроса дошел до меня, чуть не расхохоталась:
– Ой, Миша, если ты когда-нибудь познакомишься с нашими женщинами, то поймешь, что мы все свободны в той или иной степени. Есть определенный свод правил, которым мы следуем неукоснительно, за нарушение – весьма суровое наказание. Жизнь стерхов священна, особенно женщин и детей. Они – наше наследие и будущее. Поэтому о них всячески заботятся и помогают. Одинокой взрослой женщине помогают с тяжелой работой, с охотой и пропитанием; одинокие мужчины стараются в надежде, что стерха выберет кого-нибудь из них своей половиной. Браки у нас заключают на всю жизнь, а она у нас очень длинная и гораздо легче идти по ней вместе с родным существом. Невозможно разделить две половины, слитые воедино, да и в брак у нас вступают осознанно, точно зная, что это действительно твоя половинка. Если умирает один, за ним уходит и второй, сразу. Без отсрочек!
Все дружно уставились на меня. Назар не выдержал первым:
– Куда уходит?
– Туда же Назар, куда уходит душа половинки.
Они пристально разглядывали меня, но вопросов почему-то больше никто не задавал, видимо под впечатлением от рассказа. А вот я поинтересовалась:
– Сколько вам лет, парни, если не секрет?
Миша хитро прищурился и, искоса глянув на меня, сквозь зубы процедил:
– Глебу двадцать восемь, Сири, и он не женат, и, насколько я знаю, бабы у него тоже нет никакой. Так что он весь твой, с потрохами, если нужен! Только дай ему задание выполнить, а потом – забирай.
От Мишкиной наглости, у меня даже дух перехватило. Сначала с яростью посмотрела на него, а потом дошло, что это у него шутка такая, и тихонько засмеялась, чтобы не привлекать к себе внимания. На меня и так зыркали любопытными взглядами партизаны. Про себя подумала: «Ты хитрый наглый кот, Михаил! Но я рада встрече с тобой. Возможно, когда-нибудь я смогу отплатить тебе такой же шуткой». А пока привстала и, перегнувшись через Назара, прошептала ему на ухо:
– Нужен, Миша, очень нужен, заберу, не сомневайся.
Мишка заржал как конь.
– Развлекаетесь, я смотрю! Пойдем, нам выделили три землянки и позвали на обед, – прервал его смех строгий голос Глеба.
Я поежилась от его ледяного взора, а вот Миха снова расхохотался и, ткнув улыбающегося Назара в бок, весело ответил:
– Командир, да ты не переживай, мы тут твою судьбу решаем, а ты себя не с лучшей стороны показываешь. Сири вот решила тебя в супруги взять, так ты не теряйся, соглашайся, пока не поздно, а то вдруг уведут. Девка она вон какая, видная, несмотря на уши с кисточками. Зато такой зазнобы ни у кого не будет, ты будешь единственным.
