Ольга Куно
Невеста по завещанию
Глава 3
В четверг, как и было принято, я собралась идти в храм Триады на церемонию богослужения. Одеваться в таких случаях полагалось как можно более скромно, и потому, сколь ни осточертели мне пансионские наряды, я все-таки облачилась именно в один из них. Тот самый, в котором с неделю назад приехала в замок: синяя юбка в белую полоску и целомудренная белая блузка. И волосы собрала в привычный хвост.
Дорога до храма, как мне объяснили, занимала четверть часа, а священнодействие начиналось в десять утра. Поэтому в половине десятого я уже была готова и, когда в дверь постучали, незамедлительно ее отворила. На пороге стояла ключница.
– Доброе утро, госпожа.
Она склонила голову. Как и обычно в таких случаях, мне показалось, что еще чуть-чуть, и старуха согнется пополам.
– Доброе утро, Ивонна.
– Если вы готовы, мы можем отправляться на богослужение.
– А господин виконт? – удивилась я.
– Он никогда не ходит в храм.
– То есть как???
Я была настолько шокирована, что не удержалась от этого вопроса. Но быстро взяла себя в руки, сказала: «Хорошо, в таком случае идемте», – и покинула комнату, предоставляя ключнице идти следом.
По дороге я все пыталась осмыслить то, что только что узнала. Никогда не ходит в храм? Даже на богослужение по четвергам? Да, понимаю, мой пансион был излишне религиозным; многое из того, чему нас пытались там обучить, мне и самой казалось бредом. Но ведь одно дело греховность зеленых глаз или недопустимость мужского внимания и совсем другое – посещение храма и вознесение молитвы! До пансиона я никогда не жила в ультрарелигиозной среде, нравы в наших краях были, я бы сказала, сравнительно вольные, но никому бы и в голову не пришло пропустить богослужение без уважительной причины. А тут – не ходит никогда!
Нет, определенно что-то с ним не так. И как только ему хватает смелости? Ведь это – всеобщее осуждение! А может быть, он колдун или, того хуже, демон? Николь, опомнись, что ты несешь? Ты же не веришь в колдунов, да и в демонов не слишком-то. Ну, в демонов, может быть, и веришь, но не здесь же, не в этом мире, а только в загробном! Но как иначе объяснить неготовность виконта даже изредка посещать дом богов? Ведь даже неверующие заглядывают туда просто из опасения стать отлученными или изгоями.
Сколь ни греховно это звучит, но уже в храме, проходя мимо статуй богов Рейи, Делва и Калма, я продолжала думать на эту тему. Более того, размышления о поведении виконта не оставляли меня даже во время самого богослужения.
На протяжении церемонии прихожане, как положено, стояли на коленях. Богослужение было в этот раз довольно длинным, и краем глаза я видела, как дети ерзают, пытаясь устроиться поудобнее и дать коленям хоть какой-то отдых. Сказать по правде, многие из взрослых тоже производили подобные телодвижения, только менее откровенно и более осторожно, украдкой косясь на окружающих. Никому не хотелось признаться в том, что собственное физическое удобство в данный момент волнует их больше, нежели духовное очищение, приносимое богослужением. Я, со своей стороны, не ерзала вовсе и выдержала церемонию с честью. Мы, пансионерки, привыкли подолгу стоять на коленях на жестком полу. А здесь я и вовсе занимала почетное место, предназначенное для прихожан высшего сословия. Пол в этой части храма был специально обит мягкой тканью темно-синего цвета. Нет, вообще-то подразумевалось, что перед богами все прихожане равны, и в теоретическом диспуте любой жрец стоял бы за это правило горой, но вот на практике ситуация отчего-то оказывалась несколько иной. Как, впрочем, и во многих других вопросах.
Темой сегодняшней проповеди стал пояс верности. Я чувствовала себя как нельзя более подкованной в этом вопросе, поскольку успела от нечего делать проштудировать инструкцию по их применению. Жрец долго и вдохновенно распространялся о важности сего предмета и многочисленных преимуществах его использования. Мое отношение к данному вопросу было скорее скептическим. Я считала, что пояса, о которых идет речь, способствуют в первую очередь не целомудрию, а заражению крови. Кстати сказать, у нас в пансионе, при всей его религиозности, к подобным вещам тоже относились весьма прохладно. Открыто, конечно, не критиковали. Все больше высказывались в таком духе, что пояс верности есть вынужденная мера в борьбе с людской разнузданностью. Если бы не наши грехи, то не было бы и поясов. Ну, равно как и розог, пыточных, виселиц и многого другого. Одна ученица поинтересовалась, мол, если все дело в борьбе с грехом прелюбодеяния, отчего не существует поясов верности для мужчин. Но вообще-то мы очень быстро учились не задавать подобных вопросов. Садовые работы и дополнительные сочинения – это самое лучшее, что могло воспоследовать.
По окончании богослужения в храме выстроилась очередь для жертвоприношения. Люди по очереди подходили к высоким, в человеческий рост, скульптурам богов и оставляли каждому положенное подношение. Каждый из трех богов – двух братьев и сестры – олицетворял определенное явление природы, стихию и склонность характера. Рейа – земля, плодородие и деторождение, трезвость ума. Калм – вода, дожди и сдержанная эмоциональность. Делв – воздух, ветра и эмоциональность необузданная, взрывная. Жертвоприношения тоже полагались разные. Рейе – зерно, Калму – вино или питьевая вода, Делву – монеты, в идеале серебро. В чем причина последнего установления – неизвестно, видимо, так просто сложилось исторически. Логики, как с двумя другими богами, не прослеживалось. Что можно подарить ветру? Зато для тех, кто в реальности получал пожертвования, предназначавшиеся для всех троих божеств, серебро никогда не бывало лишним. А я за время жизни в пансионе успела подглядеть всякое и отлично знала, с каким похвальным усердием жрецы едят, пьют и тратят то, что люди из последних сил копят для богов. Впрочем, возможно, это и справедливо. Должны же на что-то жить те, кто посвящает все свое существование служению Триаде?
Дождавшись своей очереди, я принесла жертвы богам, стараясь, чтобы столь греховные мысли никак не читались по моему лицу. Полагаю, я выглядела весьма благочестивой девушкой, кроткой и вообще правильной во всех отношениях. Я давно научилась так выглядеть.
Отступив от статуй, я почти нос к носу столкнулась со жрецом и склонила перед ним голову.
– Благословите, учитель.
Он приложил руку к моему темени, затем ко лбу и наконец к полбородку. Благословение именем Триады.
– Как твое имя, ученица?
Опускаю глазки долу.
– Вероника Фостер из Мэйриджа.
– Стало быть, ты – невеста Дамиана Телбриджа?
– Истинно так, учитель.
– Говорят, ты училась в «Слезе Рейи»? – продолжил допрос жрец.
– Да, учитель.
Я по-прежнему сама скромность и кротость.
– Это чрезвычайно богоугодное учреждение, – важно покивал жрец. – Я вижу, ты – добропорядочная и богобоязненная девушка. Возможно, тебе удастся повлиять на этого безбожника Телбриджа.
Даже так? Столь откровенная критика в адрес первого человека в виконтстве? Пусть даже он и правда безбожник. Но вслух я, конечно, своего удивления не выражаю, просто продолжаю стоять, опустив очи.
– Когда вернешься в замок, передай ему, что после смерти он окажется в вечном плену у демонов и будет гореть в огне, если не станет посещать храм, – продолжал священнослужитель. – Его пренебрежительное отношение к вере и богослужениям превысило границы дозволенного. И если он все-таки образумится и вознамерится направить свои стопы в дом Триады, вернуть благоволение богов будет совсем непросто. Ему придется пройти целую череду духовных кар и искупительных жертвоприношений.
– Благодарю вас, учитель, я непременно все ему передам, – благообразно солгала я. – Уверена, что ваши последние слова поспособствуют его скорейшему возвращению под сень храма.
Слева от меня хихикнул в кулак какой-то молодой парнишка; видимо, он соображал быстрее жреца. Последний издевки в моих словах не уловил, впрочем, на это я и рассчитывала. Такие люди, как он, всегда принимают похвалу в свой адрес за чистую монету, сколь бы нелепой она ни была.
Ага, прямо сейчас пойду и передам твою речь виконту, думала я про себя. Он и так меня не жалует, а после этого и вовсе запрет в каком-нибудь чулане. Тебе больше всех надо, сам иди в замок и все это ему говори.
Кивнув напоследок жрецу, я вышла из храма. Ивонна семенила следом. День стоял прохладный, ветер гонял по небу клочья облаков, которые то прятали за собой солнце, то снова открывали дорогу его лучам, отчего по земле время от времени пробегали тревожные тени.
– Леди Вероника! – окликнули меня откуда-то сзади.
Я остановилась и обернулась, вглядываясь в толпу людей, которые, покинув храм, двигались теперь по единственной ведущей от него дороге. Лекарь приветственно махал рукой, и это позволило мне выловить его лицо из общего потока прихожан. Я подождала, пока он обогнал чинно шествовавшую семейную пару и, запыхавшись, присоединился к нам с Ивонной.
– Доброе утро! – весело сказал он, здороваясь одновременно и со мной, и с ключницей.
– Здравствуйте, господин Лиер! – приветливо сказала я.
– Прошу вас, зовите меня Эдмонд, – воспротивился он. – Когда мне говорят «господин», я начинаю чувствовать себя невероятно старым и почтенным. Это вгоняет меня в уныние.
– Пусть это будет единственная причина для уныния в вашей жизни, – усмехнувшись, пожелала я.
– Как вам понравился наш храм? – улыбаясь, осведомился лекарь, подстраиваясь под мой шаг.
Ивонна чуть приотстала и теперь шла позади нас. А следом за ней шагал вездесущий стражник.
– Весьма понравился, – рассеянно кивнула я.
– А проповедь? – прищурился он.
– Чрезвычайно познавательно.
Мой взгляд стал еще более рассеянным.
– Бросьте, вас же и саму страшно раздражает эта ересь!
Я изобразила на лице удивление.
– С чего вы взяли?
– Догадался по вашей мимике.
– Не может такого быть! – запротестовала я.
– Ну ладно, не может, – признал лекарь. – Но все равно же я прав.
– Ладно, правы, – со вздохом согласилась я.
– Вот видите! – победоносно воскликнул Эдмонд. – Согласитесь: подобная проповедь возмутительна. Знаю, как добропорядочный прихожанин я обязан отнестись к словам учителя с уважением, но просто-напросто не могу этого сделать как лекарь.
– Разделяю вашу точку зрения. Только никому не говорите. Иначе жрец и меня объявит безбожницей.
– О, стало быть, он уже прочел вам лекцию касательно греховности виконта? – рассмеялся Эдмонд.
– Да. – На этот раз удивление в моем взгляде было искренним. – А что, он читал ее кому-то еще?
– Ну как же, всему приходу! – охотно сообщил лекарь.
– То есть как?
Это становилось все более интересно.
– А вот так вот. Во время одной своей проповеди он высказался о недопустимости поведения виконта, который пренебрегает обязанностями прихожанина и не ходит в храм. Также упомянул о том, что со стороны лорда Телбриджа это вдвойне грешно, так как в силу занимаемого им положения он обязан подавать другим пример.
– И что же было потом? – полюбопытствовала я.
– Жрец забыл, что деньги на нужды храма выделяются не кем иным, как виконтом, – со смехом объяснил Эдмонд. – Тот взял, да и урезал эту сумму примерно на две трети.
– А как к этому отнесся Верховный Совет Жрецов? – нахмурилась я. – Они ведь должны были возмутиться. А идти против всего Совета навряд ли под силу даже виконту.
– В том-то весь и фокус. – Лекарь говорил с таким довольным видом, словно фокус придумал он сам. Должно быть, жрец успел основательно надоесть всем в округе. – Виконт изъял существенную часть денег, поступавших на нужды дома Триады, но тут же перевел их на другой храм. Таким образом, его финансовый вклад в религиозные учреждения остался неизменным, а это все, что волнует Совет. Вера не пострадала, пострадал только один конкретный священнослужитель. Впрочем, никакого урока он так из этой истории и не вынес и по-прежнему пользуется любым подворачивающимся случаем, чтобы высказаться о греховной сущности виконта.
– А… – Я прикусила губу, раздумывая, могу ли позволить себе задать этот вопрос. Ивонна шла достаточно далеко и, если я говорила тихо, услышать слов не могла. А лекарь производил впечатление человека достаточно понимающего. – Вы не знаете, почему виконт никогда не ходит на богослужение?
– Думаю, этого никто толком не знает, – развел руками Эдмонд. – Ходят, конечно, всякие слухи, но… Не знаю, стоит ли мне их повторять.
– А если я вас очень попрошу?
Что я делаю? Кокетничаю? Я даже не знала, что умею это делать…
– Тогда я не смогу вам отказать, – улыбнулся лекарь. – Поговаривают, будто виконт – колдун. Я предупреждал, что это прозвучит как полный бред, – извиняющимся тоном поспешил добавить он. – Но это то, что говорят, и довольно часто.
– У виконта репутация колдуна? – задумчиво произнесла я.
Чушь, конечно. Но с другой стороны, что он делает в башне по ночам? Да и неизвестно, какого рода книги он читает вечерами в библиотеке. Особенно учитывая, что в эти часы его строго-настрого запрещается тревожить… По спине пробежал холодок. Стой, Николь, стой. Не торопись бояться. Все это слишком маловероятно, чтобы быть правдой. Но достаточно было одного воспоминания о мрачном взгляде виконта и его холодном голосе, чтобы поколебать мою уверенность.
– Репутация у него вообще довольно-таки… проблемная, – осторожно сказал Эдмонд, понизив голос. – Не знаю, известно ли вам, но… несколько лет назад он обвинялся в государственной измене.
– В самом деле?!
Мои брови поползли вверх.
– Да, именно так, – кивнул лекарь. – И это не просто слухи, тут сведения вполне достоверные.
– Но ведь за это казнят, – почти прошептала я. – По меньшей мере, сажают в тюрьму или ссылают в Мидбар.
– Его и посадили в тюрьму. – Эдмонд тоже говорил теперь очень тихо. – Но вскоре выпустили. Поговаривают, что не обошлось без очень крупной взятки. Так или иначе, после того случая военной карьере виконта пришел конец, и он обосновался здесь, в замке.
Я перевела дух. Час от часу не легче.
– Простите, я, кажется, вас расстроил, – посетовал лекарь, от которого не укрылось мое смятение. – Давайте поговорим о чем-нибудь другом. Вы уже видели все здешние достопримечательности?
– Наверное, нет. – Знать бы, какие достопримечательности он имеет в виду. – А… что, например, по-вашему, мне стоило бы посмотреть?
– Скажите, где вы уже были, и я подскажу вам, куда еще стоит съездить, – с энтузиазмом предложил он.
– Ну… Я была на ярмарке.
Лекарь смотрел на меня выжидательно, и я испытала чувство неловкости, словно сама была виновата в том, что мне до сих пор ровным счетом ничего здесь не показали. Ладно достопримечательности, но я ведь и замок обследовала исключительно своими силами.
– Это все, – пробормотала я, опуская глаза.
– В самом деле? – изумился он. – Ну, я полагаю, у виконта пока еще просто не было времени. А коллекция редких животных в загородном доме барона Корна? Ее вы тоже еще не видели?
Я молча покачала головой.
– Вы обязательно должны посмотреть. Это не может вам не понравиться. Там есть павлины, две маленькие обезьянки, разноцветные рыбы в большом аквариуме и еще морская звезда. Ах да, и огромная игуана, почти в пол человеческого роста.
– Кто такая игуана? – с интересом спросила я.
Никогда не слышала про такого зверя, как, впрочем, и про морских звезд.
– Это… такая… – Эдмонд задумался. Похоже, мой вопрос поставил его в тупик. – Лучше один раз самой все увидеть. Я мог бы сам сопровождать вас. Ну, если виконт слишком для этого занят… – Он выглядел смущенным. – Вы не стали бы возражать?
Я-то? А с какой стати? От виконта, пожалуй, дождешься… Я неуверенно пожала плечами.
– Если виконт не будет против.
– Ну конечно. – Эдмонд кивнул, кажется, обрадованно. – Я поговорю с ним при случае.
Случай представился ему позднее. Пока же, вечером того дня, я встретила виконта в одном из коридоров замка. Он мрачно сверкнул на меня глазами и подошел чуть ли не вплотную, заставив попятиться к стене и оказаться таким образом в опасной близости от пламени факела. Светильник дыхнул в лицо горячим воздухом.
– Я слышал, сегодня вы обсуждали со жрецом мой моральный облик.
Он говорил холодно, вроде бы спокойно, но в глазах плескалась злость. Я хотела оправдаться, ответить, что я тут ни при чем, разговор был целиком и полностью инициирован тем самым жрецом, а я никак в той беседе и не участвовала. Но возможности вставить хоть слово у меня не было.
– Имейте в виду, – все так же холодно произнес виконт, – если вы продолжите обсуждать эту тему с кем бы то ни было, тем более – со мной, то больше в храм не попадете. А это значит, что после смерти вам придется отправиться прямиком к демонам, дабы занять там почетное место рядом со мной. Вы же все-таки моя будущая жена.
Он развернулся и ушел, так и не дав мне ничего сказать. А я осталась стоять у стены и сдерживать слезы от незаслуженно нанесенной обиды.
Дни тянулись медленно и тоскливо. На следующей неделе я снова попала на ярмарку и на этот раз, пользуясь тем, что Ивонна отвлеклась на разговоры с какой-то торговкой, решилась-таки купить вожделенные дротики (внимание стражника я рискнула проигнорировать). Быстро положив приобретение в корзину для покупок, я прикрыла дротики тканями и потихоньку пронесла их в свои покои, а там припрятала, по старой пансионской памяти, на кровати под матрасом. Поначалу я очень боялась, что покупку найдут. Мне даже казалось, что, стоит на минуту покинуть комнату, как дротики с мишенью сразу же извлекут из тайника, а с меня потребуют объяснений. Возвращаясь к себе, я тут же кидалась к кровати, но неизменно обнаруживала, что моя покупка лежит на своем месте. Постепенно я успокоилась и, когда оставалась одна, – а это случалось очень часто, – принялась использовать приобретение по назначению. Для того чтобы вешать мишень, приспособила торчавший из стены крюк. Комната была просторная, так что между мной и мишенью было вполне приличное расстояние. Поначалу я часто промахивалась, но навыки быстро восстановились. Особенную меткость я вырабатывала, когда представляла себе на месте мишени мрачное лицо виконта.
Эдмонд дважды приезжал в замок, пользовал кого-то из слуг. Оба раза нам удавалось немного поболтать о том о сем. Виконт дал разрешение на поездку. Как оказалось, часть загородного дома барона, где тот держал своих редких животных, была открыта для посещений два раза в неделю. Барон чрезвычайно гордился своей коллекцией. Вопреки моим опасениям, предложение Эдмонда виконта ничуть не разозлило. По-моему, он был даже рад, что нашелся кто-то, кто сам вызвался меня сопровождать.
В то утро я наконец-то решилась надеть свое новое зеленое платье, которое до сих пор так и висело в моем шкафу. Взглянув на себя в зеркало, испытала почти детский восторг и с нежностью погладила прохладную ткань. Да, немного смело, фигуру подчеркивает и вообще не по канонам, но зато как красиво!
Я вышла из комнаты, спустилась вниз и почти сразу же увидела виконта. Проходя мимо, он остановился и смерил меня долгим внимательным взглядом. Потом, ни слова не говоря, пошел прочь. Но я все поняла и без слов. Во взгляде было осуждение. Ходить в таком платье непристойно, говорил этот взгляд. Совершенно недопустимо для порядочной девушки, тем более будущей жены. Ваш выбор – верх безвкусицы и разнузданности, а впрочем, чего еще я мог от вас ожидать?
Наверх я вернулась в слезах, закрылась у себя в комнате, торопливо сняла платье и запрятала его на самое дно сундука, а потом долго его не надевала.
Эдмонд ждал меня внизу у кареты. Я спустилась в своем старом ученическом облачении. Настроение было подавленное. Лекарь заметил это, но расспрашивать меня не стал, зато всю дорогу пытался развлечь, рассказывая всякие забавные и незатейливые истории. До определенной степени это помогало, но я все равно то и дело вспоминала о сегодняшней встрече с виконтом, да и о предыдущих тоже, и тогда по лицу пробегала тень.
Впрочем, животные отвлекли мое внимание. Я с восторгом ходила по просторной оранжерее, где они обитали, и рассматривала экзотических птиц, рыбок и зверей. Павлинов мне прежде доводилось видеть всего один раз в жизни, и то очень давно, и теперь я была в полном восторге от их необыкновенных перьев. При всем великолепии красок больше всего меня поразил павлин-альбинос. Его хвост напоминал огромный роскошный белый веер. Игуана оказалась похожа на небольшого дракона, и я долго не была готова поверить, что она не нападает на людей и вообще питается только растительностью да насекомыми. Когда после долгого сидения без движения, она вдруг повернула голову в мою сторону, я с трудом сдержала порыв спрятаться лекарю за спину. Две очаровательные обезьянки, без устали бегавшие и прыгавшие по странным вьющимся веткам какого-то экзотического дерева, были очень потешными.
Словом, здесь мое настроение существенно улучшилось, но, стоило нам выйти из оранжереи в сад, как я снова упала духом. Предстояло возвращение в замок, который я и домом-то не могла назвать. Вот только, увы, другого дома у меня не было.
– Вероника, – Эдмонд держал меня под руку, пока мы неспешно шли по узкой дорожке к воротам, – у вас что-то стряслось?
Я молча покачала головой. А сама почувствовала себя совсем скверно.
Лекарь неожиданно проявил настойчивость:
– Я же вижу. Пойдемте.
Он потянул меня за собой к белой скамейке, стоявшей в тени раскидистого вяза. Я послушно шла следом. Мы сели. Эдмонд расположился на достаточном расстоянии от меня, так что в этом не было ничего непристойного.
– Скажите, что вас беспокоит, – мягко попросил лекарь. – Может быть, я смогу вам как-то помочь.
– Это не недуг, – покачала головой я. – Так что поверьте, Эдмонд, помочь вы мне никак не сможете. Мне вообще никто не сможет помочь.
– Так не бывает, Вероника, – покачал он головой.
– Не называйте меня Вероникой!
Я произнесла эти слова с раздражением, которое оказалось неожиданным для меня самой.
– Почему? – опешил Эдмонд.
– Я не люблю это имя, – пояснила я извиняющимся тоном.
– Хорошо. – Кажется, он не обиделся на эту неоправданную вспышку гнева. – Давайте я буду звать вас как-нибудь по-другому. Например, Рони? Я знал одну вашу тезку, которую все звали именно так.
Я пожала плечами, потом согласно улыбнулась. Рони так Рони. Новая жизнь – новое имя. В этом был свой резон.
– Итак, Рони, – произнес он, заглядывая мне в глаза, – что случилось?
Я отвела взгляд. Говорить об этом было неправильно, неразумно и недальновидно. Он мог все разболтать виконту. Я знаю, я научилась этому давно, еще в самом начале своего пребывания в пансионе. У меня быстро появились две подруги. И я как-то раз пошутила в их обществе про одну из жриц. Больше никто при этом не присутствовал. Жрица узнала обо всем тем же вечером. Последовало наказание. Боги с ним, не такое уж и страшное оно было. Но подруг я больше не заводила. Дружила со всеми – и ни с кем.
Так что разум говорил однозначно: молчать. Вот только беда заключалась в том, что молчать я уже устала. И вдруг почувствовала, что сил держать все в себе больше не осталось. Если потом Эдмонд перескажет наш разговор виконту, а тот посадит меня под замок или и вовсе свернет мне шею, значит, туда мне и дорога.
И я рассказала. Я даже не подозревала, сколько переживаний успело накопиться в моей душе. Лекарь услышал о том, каким шоком явилось для меня завещание отца, а также о том, как я тревожилась и одновременно радовалась отъезду из пансиона. Я вспоминала, как холодно и недоброжелательно встретил меня виконт, для которого, как сразу стало понятно, я никогда не буду ничего значить. Я рассказывала о наличии у него любовницы буквально в нескольких комнатах от меня и о том, как страшно мне бывает при мысли, что я стану его женой и всю свою жизнь проведу в этом мрачном замке под тяжестью хмурого, осуждающего взгляда. Не знаю, сколько времени это заняло, но, закончив говорить, я почувствовала себя немного лучше.
Я откинулась на жесткую спинку скамейки, переводя дыхание. Эдмонд молчал; похоже, он попросту не знал, что сказать.
– Я… Рони, мне очень жаль, – проговорил он, беря меня за руку. – Я не знал, честное слово. Понимал, конечно, что это не брак по большой любви, но мало ли… Такие браки среди аристократов вообще редкость. Я понятия не имел, что все настолько… грустно.
Я невесело усмехнулась, отворачиваясь и вытирая глаза.
– Вы же слышали, как он разговаривал со мной тогда, в замке, когда мы познакомились. Будто я зарвавшаяся служанка, которая шляется по гостиным, не зная своего места.
– Это действительно показалось мне несколько странным, – осторожно признал Эдмонд. – Потому я и догнал вас потом. Но я подумал, это просто случайное недоразумение, возможно, какая-то мелкая ссора.
На этот раз я не просто усмехнулась, а рассмеялась.
– У нас вообще не бывает ссор, – сказала я, объясняя свое неуместное веселье. – Наши отношения чрезвычайно ровны и однообразны. Он просто ненавидит меня и не желает видеть. Вот только от женитьбы почему-то все равно не отказывается. Я не знаю почему. Устала ломать над этим голову. Скорее всего, из-за приданого. Больше я точно ни для чего ему не нужна.
– Вы не можете быть в этом уверены, – попытался возразить лекарь.
– Могу, – покачала я головой. – Это трудно объяснить и передать, Эдмонд. Надо просто видеть. Отношение проскальзывает в мелочах, в деталях. В выражении лица, повороте головы, интонациях – в тех редких случаях, когда он снисходит до того, чтобы хоть что-нибудь мне сказать. Изо дня в день, капля за каплей. Его раздражает мое присутствие. Ему ничего от меня не нужно. Даже… – я осеклась, чувствуя, что начинаю краснеть, но все-таки продолжила: – даже как женщина я ему не нужна.
– Значит, он просто полный идиот, – неожиданно сказал Эдмонд, и в его взгляде я прочитала совсем не то, что ожидала увидеть. Нечто принципиально отличавшееся от жалости или сочувствия.
Эдмонд крепче сжал мою руку. Я вдруг обнаружила, что сидим мы гораздо ближе друг к другу, чем прежде. Гораздо ближе, чем позволяли приличия. Но, к счастью, кругом ни души не было. А его лицо медленно приближалось к моему.
Я не на шутку напряглась. Что делать? Отстраниться? Убежать? Дать ему пощечину? Но пока я пыталась что-то решить, он уже коснулся губами моих губ, и что-то у меня внутри растаяло от этого прикосновения. И я слегка приоткрыла рот, отвечая на его поцелуй. Первый поцелуй в моей жизни. Сперва я отвечала ему неуверенно и неумело, но, как оказалось, в подобных вопросах учиться легко и приятно. Эдмонд был во всем очень нежен: и в том, как он обнимал меня за талию, и в том, как целовал мои губы, и в том, как, отстранившись, мягко провел пальцами по моему лицу, утирая последние слезинки.
Ни один мужчина никогда не был со мной так нежен. Кавалеров у меня никогда и не было: я слишком рано попала в пансион, а что касается отца… Отца я вообще видела в своей жизни довольно-таки мало, что уж там говорить о нежности. Когда-то у них были отношения с моей матерью, он зачал ей ребенка, но это был мезальянс, и о женитьбе речи не шло. Нет, отец нас не бросил, он всю жизнь нас обеспечивал, так что мы никогда ни в чем не нуждались. Но приезжал он редко. Насколько мне известно, большую часть времени он и вовсе проводил за границей. Была у него такая странность – тяга к путешествиям, и я даже толком не знала, просто так он ездит по разным странам или занимается там какими-то делами. Так или иначе, факт остается фактом: в моей жизни отец вроде бы и существовал, а вроде бы его и не было.
Я все-таки смешалась и отвернулась, не зная, как встретить теперь его взгляд.
– Рони, простите меня, – тихо сказал Эдмонд. – Я… не сдержался. Это никогда больше не повторится, если вы не захотите.
Я молчала. И лучше бы, чтобы не повторялось. Вот только конечно же я хотела.
– Только, пожалуйста, запомните одно. – Он снова осторожно взял мою руку. – Если вам понадобится помощь, я всегда буду рядом. Я постараюсь бывать в замке как можно чаще. И сделаю все, чтобы не дать вас в обиду. Пожалуйста, не отказывайтесь.
Я не отказывалась. Вот только что может сделать лекарь против виконта? Даже при самых лучших побуждениях?
