Ольга Романовская
Огонь посредине зимы
Глава 1
За годы, проведенные Рудольфом вдали от родового гнезда, Сайратин ничуть не изменился, все так же будто парил в воздухе наверху гигантской лестницы из застывших ледяных глыб. Особенно эффектно он смотрелся на восходе и закате, когда кристаллы льда превращались то в расплавленное золото, то в реку бушующего пламени. Но сейчас замок тонул в дымке тумана. Плотные ватные хлопья полностью скрывали подъездную аллею, по которой Рудольф медленно поднимался – не из-за страха упасть, а из-за нежелания вновь ступать под белоснежные своды.
На вершине туман рассеялся, и Сайратин предстал во всем блеске своего великолепия. Как разительно он отличался от ставших привычными человеческих замков! Ни сада, ни парка, ни ограды, один только камень и бесконечный лед.
Магия хранила исвердов долгие века. Для своих лед под ногами становился мягкой землей, для чужих – огромным катком. Тут уж все зависит от твоих умений и доброй воли владельца замка. Захочет – впустит, захочет – вморозит в скалы.
Вдохнув полной грудью позабытый студеный воздух, Рудольф некоторое время задумчиво вглядывался в громаду из песчаника над своей головой и лишь затем потянулся к дверному молотку. Его лошадь устала, да и он сам нуждался в отдыхе – Рудольф провел без сна почти трое суток. Но все равно приехал слишком поздно…
Тень набежала на его лицо.
Возможно, если бы почта в человеческих королевствах была организована так же, как в Авердене, он успел бы к постели умирающего отца. Но ничего не изменить, отныне он, Рудольф Алистер ард Лерган, стал пятым графом фон Алексаи.
Двери распахнулись прежде, чем пальцы Рудольфа сжали молоток. Ну, конечно, его ждали, наверняка все эти три дня высматривали из окна.
И все же отец умер вовремя. Рудольфа уже тошнило от переездов, бесконечных новых лиц, шифрованных депеш и ледяных птиц, оживленных его капелькой крови. Король наверняка оставит его в Авердене, не станет рисковать жизнью наследника древнего рода.
– Давненько вас не было, палаэр[1] Рудольф! – широко улыбнулся дворецкий Рафус, один из немногих живых людей среди замковой прислуги.
За его спиной маячили двое спиров с бледной кожей и выцветшими глазами. Сотворенные ледяной магией, они легко заменяли друг друга. Им даже имен не давали. Правда, был у спиров один недостаток – они не могли долго выносить жар пламени, поэтому на кухне орудовали люди из плоти и крови. Зато обычные солнечные лучи не причиняли им вреда.
– Мать дома?
Рудольф на ходу стянул плащ с меховым подбоем и сунул в руки ближайшему спиру. На краткий миг на него пахнуло холодом – позабытое после жизни среди обычных людей чувство. Ничего, Рудольф скоро привыкнет, вспомнит.
– Да, ее сиятельство ждала вас.
Рафус по пятам следовал за юным господином. «Как же он постарел!» – промелькнуло в голове Рудольфа. За каких-то пять лет волосы поседели, лицо сморщилось, однако движения оставались по-прежнему быстрыми, ловкими. И все же скоро придется искать ему замену.
И без того минорное настроение Рудольфа окончательно рухнуло в ледяные бездны. Он не желал ничего менять, расставаться с верным Рафусом.
«Потом, не сейчас!» – отогнал от себя Рудольф тревожные мысли.
– Ты опоздал.
Полный осуждения голос эхом отразился под сводами огромного холла. В свое время он пугал маленького Рудольфа, напоминал склеп. Что ж, теперь усыпальница обзавелась достойным постояльцем – его матерью.
Запрокинув голову, Рудольф посмотрел на величественно замершую на площадке второго этажа вдовствующую графиню. Облаченная в черное с ног до головы, с развевающейся за спиной черной же вуалью, в плотных перчатках, она напоминала саму смерть. Единственное яркое пятно – губы. Даже траур не заставил Луизу Александру изменить любимой помаде.
– Ты опоздал на два дня, – упрямо повторила вдовствующая графиня.
Она не собиралась спускаться, ждала, пока сын сам поднимется к ней.
– Ты была в лаборатории?
Рудольф указал на ее перчатки. Такие надевали при работе с ледяными глыбами.
– Да, кучер повредил ногу, пришлось ее подправить. Но ты не ответил на мой вопрос.
– Разве ты что-то спросила? – пожал плечами Рудольф.
– Ты просто не пожелал услышать. Как всегда!
Впервые за время их разговора Луиза пошевелилась – поправила вуаль.
Мимо прошмыгнули два спира. Они споро тащили вниз большой сундук. Следом личная камеристка Луизы, столь же важная и несгибаемая, как хозяйка, пронесла шкатулку с драгоценностями.
– Ты уезжаешь? – поднял брови Рудольф.
Отца похоронили только вчера, а мать уже торопится в дорогу.
– Да. – Показалось, или по ее лицу пробежала тень тревоги? – Мой ревматизм не выдерживает этого холода.
Рудольф едва заметно покачал головой. Если бы он вернулся на час-другой позже, и вовсе не застал матери. Хотя общаться с ней посредством зеркала куда приятнее, нежели в живую.
И все же Рудольф хотел выяснить причину смерти отца. Он скончался внезапно, скоропостижно. Пусть родители давно жили порознь, мать обязана знать, от чего.
Официально Луиза перебралась в южное имение по причине слабого здоровья, на самом деле – из-за измен покойного Фердинанда Августа. Он менял любовниц как перчатки, дошел до того, что сожительствовал с сотворенными им же ледяными девицами. Они не беременели, не требовали денег и легко исчезали из его жизни. Рудольф терялся в догадках, как отец поступал с надоевшими: разбивал, изымал из сердец свою кровь, или кто-то из спиров – так называли ледяных слуг исвердов – до сих пор прислуживал в замке. Вздор, мать не допустила бы последнего! Может, и сегодня она вовсе не лечила кучера, а избавилась от последней постельной игрушки мужа?
– Как тебе будет угодно, – почтительно склонил голову Рудольф и задал мучивший его всю дорогу вопрос: – От чего скончался отец? Сердечный приступ?
Иных причин он не видел. Чистокровные исверды благодаря врожденной магии льда жили долго и практически не болели.
– Переусердствовал. Или ты полагаешь, – грозно сверкнула глазами Луиза, – будто я его отравила?
Рафус благоразумно ретировался на кухню. Там можно и грозу переждать, и погреться у очага. Всем хороша служба у высокородных исвердов, только слишком в их замках холодно! Зато платили столько, что можно было не только не беспокоиться о старости, но и детей обеспечить. Правда, ими Хозяйка луны Рафуса обделила. В юности не нашлось девушки, которая привлекла бы его взор, а потом вокруг остались одни ледяные, с ними семью не создашь. Ничего, вот уйдет на покой обзаведется молоденькой госпожой. Среди людей бедных много, а он как-никак полукровка, вдобавок с состоянием.
Убедившись, что дворецкий ушел, Рудольф дал волю эмоциям.
– Ты могла бы проявить хоть чуточку уважения к отцу!
Он сорвал с себя заткнутый под серый дорожный жюстокор[2] и шейный платок. Звякнула упавшая на пол булавка с рубином-капелькой крови – неизменный аксессуар любого чистокровного исверда. Пришлось наклониться и поднять.
– Спустись с демоновой лестницы и перестать изображать королеву! Я тебе не мальчик для битья, а пятый граф Алексаи, лендлорд Сорро, доверенное лицо короля. Не я, а ты обязана склониться передо мной в поклоне.
Слова хлестали мать по щекам, но она сама виновата, могла бы ненадолго забыть о надменности. Однако Луиза не была бы Луизой ард Лерган, если бы отреагировала как все прочие женщины.
– Наконец-то, сын мой! – Она радостно всплеснула руками. – Вот теперь я вижу, что ты больше не сопливый ребенок.
Юбки Луизы зашелестели по ступеням. Широко улыбаясь, она подошла к Рудольфу и заключила его в объятия. Губы лишь мазнули по коже – палаэри не опускалась до нежностей простолюдинов.
Рудольф не ответил на ее сердечный порыв. Ни один мускул его не дрогнул.
– Всегда знала, что ты пошел в нашу породу, в Брассов. Немногие и в сорок достигали таких высот. А ведь тебе двадцать!
– Мне двадцать пять, – раздраженно поправил Рудольф.
Опять старая песня! Его дед по материнской линии был маршалом, и Луиза при каждом удобном и неудобном случае об этом напоминала. Ее послушать, Лерганы – захудалый род, возвысившийся исключительно благодаря браку со второй дочерью Адониса фон Гонне!
– Я помню, милый.
Отстранившись, Луиза заглянула в голубые глаза сына, словно пыталась прочесть в них его будущее. Как же он возмужал! И как походил на отца, когда она увидела его оттуда, сверху, на мгновение испугалась, будто помолодевший Фердинанд пожаловал за ней из ледяных чертогов. Те же длинные искрящиеся стальные волосы, глаза-сапфиры, высокие скулы, острый подбородок. От своего деда-маршала Рудольфу достался лишь невысокий, исключительно по меркам Лерганов, рост, который, впрочем, компенсировало идеальное телосложение. Луиза не раз шутила, что с него не стыдно изваять самого Хозяина солнца, насколько пропорционален, удивительно ладен ее сын. Сама она считала себя блеклой мышью: светлые, практически белоснежные волосы, выцветшие ресницы, поэтому обожала алую помаду.
Усмешка исказила тонкие губы Рудольфа:
– Хоть в чем-то я оправдал твои ожидания! И все же вернемся к отцу. Могу я поговорить с мэтром Одушем?
Так звали их семейного врача.
– Нет. Он прибыл слишком поздно.
Лицо Рудольфа стало мрачнее тучи.
– Поздно? То есть Рафус не открыл ему портал?
Он не ожидал от верного дворецкого подобной подлости.
Серые глаза Луизы сверкнули сталью.
– Рафус здесь ни при чем.
Рудольф ожидал услышать продолжение, но оно не последовало. Лицо матери вновь стало непроницаемым.
– Я уже сказала, твоего отца сгубила невоздержанность. И оставим глупые разбирательства! Тебе надлежит думать о будущем. Поверенный прибудет к трем часам. Я дождусь его, а после сразу уеду.
– Отныне у тебя нет причины…
– Мое здоровье действительно нуждается в живительном тепле. К тому же, – загадочно добавила Луиза, – в Сайратине вскоре появится новая хозяйка.
Рудольф нахмурился:
– Ты вздумала меня женить?
– Тебе пора жениться. Принимая наследство, ты получаешь не только титул, но и обязательства. На свет должен появиться шестой граф фон Алексаи.
– И он появится. Со временем. А пока прости, мама, я хочу отдохнуть с дороги. Если ты забыла, мне пришлось провести много часов в седле и открыть два портала.
Луиза посторонилась, пропуская сына к лестнице. Ее широкие пролеты двумя «руками» обнимали холл, устремляясь вверх, к зеркальным сводам потолка. Благодаря им, а также словно парившей в воздухе огромной люстре, в холле было светло в любое время года.
– Вижу, ты стал последователем новой моды…
Рудольф мысленно застонал. Могла бы хотя бы сейчас оставить в покое покрой его одежды!
– Тебе не идет, – наморщила переносицу Луиза. – Выставлять напоказ свои ноги…
– А что не так с моими ногами?
Мысленно досчитав до десяти, Рудольф обернулся. Несмотря на все слова, мать по-прежнему считала его мальчишкой. Страшно представить, чего натерпелась от нее Евгения, его сестра! Кстати, где она? Рудольф повертел головой, но Евгении нигде не было видно. Странно, она непременно спустилась бы поздороваться. Или за время его вынужденного отсутствия мать успела тайно выдать ее замуж, и сразу после похорон Евгения отбыла к новой семье?
– Их видно.
Ну вот, опять эти поджатые губы, брезгливый взгляд, обращенный на его зауженные штаны…
– И?
Рудольф по-прежнему не понимал, в чем проблема. Там, где он жил последний год, так одевались все модники.
– Неужели ты хочешь, чтобы на них все глазели? Твой кафтан едва прикрывает бедра!
Так вот в чем дело – в морали.
– Хорошо, мама, – Рудольф сделал глубокий вдох, – я переоденусь по местной моде.
Аверден консервативен. Здравствуйте, унылые длинные сюртуки на мелких пуговицах, вышитые жилеты. Долой туфли с лентами и алыми каблуками – здесь такое дозволялось лишь дамам.
– Надеюсь. В этом ты похож на комедианта. Набрался у людей?
Рудольф мысленно закатил глаза. Как же мать презирала начисто лишенных магии! В представлении Луизы, они добывали пропитание в земле, чурались образования и хорошего вкуса.
– Я не стану обсуждать с тобой мою поездку. – Вот так, жестко поставить точку. – Евгения здесь?
– В часовне, молится за отца.
Еще одна странность – прежде за Евгенией не наблюдалось особой набожности.
Рудольф колебался: немного поспать или попытаться выяснить причину резких перемен? Уж не вознамерилась ли Евгения вступить в общину Сестер луны! Мать могла невольно внушить ей мысль о необходимости искупления грехов отца.
И с мэтром Одушем он переговорит. Положим, врач опоздал, но у любой смерти есть причина.
* * *
– Сюда, палаэр граф!
Бледная, как и все слуги, горничная перехватила его в коридоре, когда Рудольф по привычке свернул к своей комнате. Он и забыл, что ему перешли по наследству покои отца.
У горничной были практически бесцветные глаза, после человеческих красавиц она казалась Рудольфу покойницей. Созданная из магии, льда и крови, строением тела, голосом служанка ничем не отличалась от людей. «Отец даже любовью с такими занимался», – пристально наблюдая за тем, как суетится, взбивая перину горничная, подумал Рудольф. Его передернуло от одной мысли от близости с этой.
Спиры – нечто вроде живых механизмов, как можно испытывать к ним какие-то чувства, желать? Единственное их достоинство – безграничная преданность. Спир выполнит любой приказ своего создателя.
– Ванну, палаэр?
– Пожалуй.
От него наверняка разило потом – немудрено при той спешке, с которой он добирался сюда.
Вдвое спиров-мужчин принесли и наполнили ванну.
Рудольф в блаженстве погрузился в теплую воду и, прикрыв глаза, тяжело вздохнул. Как же он устал! И как ему сейчас не хватало Катарины, которая сделала бы ему массаж, унесла прочь тревогу. Бедняжка даже не догадывалась, что он обманывал ее.
– Надеюсь, это скоро закончится, – пробормотал он, вспомнив о том, чем занимался в последние пять лет.
Распахнул глаза и вздрогнул: перед ним с халатом и полотенцем в руках стояла прежняя спира. Не знай он, что ледяные слуги обделены полноценным разумом, решил, что она надумала его соблазнить.
Невозмутимая спира протянула ему ворсистое полотенце, подождала, пока он соберет с кожи влагу, и помогла облачиться в халат. Рудольф случайно коснулся ее ледяной кожи – блестящей, неестественно гладкой. Совсем не такой, какая была у его последней любовницы.
Интересно, что подумала Катарина, не обнаружив Рудольфа в своей постели? Опечалилась бы? Вряд ли. Катарина Любовецкая была призом, трофеем, который все пытались завоевать. А досталась она ему, Рудольфу, «вечному студенту», богатею и бонвивану, спускающему деньги на карты и женщин.
О, Катарина была хороша! Вздернутый носик, живые темные глаза… Одновременно застенчивая и искушенная, она манила мужчин – идеальная осведомительница!
– Разбуди меня к трем часам! – распорядился Рудольф.
Спира кивнула и неслышно удалилась.
Сон не шел. Отцовская кровать казалась неудобной, жесткой. Он ворочался с боку на бок, потом и вовсе уставился в потолок, на темные балки из мореного дуба. Да и как можно заснуть, если, возможно, именно здесь испустил дух отец! Умом Рудольф понимал, слуги давно прибрались, сменили белье, но сердцем… Или дело вовсе не в отце, а в том, что за пять лет он отвык от прохлады Сайратина. Сейчас разожжет камин…
– Что за запах?
Едва уловимый, сладковатый, он болью отзывался в висках.
Рудольф поискал глазами курительницу, но ничего не нашел. Пригрезилось на нервной почве? Или воспаленный бессонницей разум сыграл с ним злую шутку?
Он наклонился, чтобы подбросить в камин дров, и покачнулся от нахлынувшей удушливой волны.
– Задница Лая!
Чтобы не упасть, Рудольф ухватился за кресло. Спальня поплыла перед глазами: старинная кровать под малиновым пологом, мебель с ножками-лапами. Зеркало над камином отразило полубезумный взгляд.
Рудольф рывком, через силу, поднял себя на ноги и упал в кресло. Его прошиб холодный пот, тело колотило как лихорадке.
Противный запах ослаб, но все еще молоточками стучал в висках.
– Ни минуты здесь больше не останусь!
Дождавшись, пока мир перед глазами снова обретет четкость, Рудольф, пошатываясь, встал, нащупал колокольчик. Тот лежал на небольшом наборном столике возле камина.
– Подготовьте мою бывшую спальню. И хорошенько здесь проветрите!
Разумеется, Рудольф ничего не стал объяснять прислуге, зато к матери у него накопились вопросы. И задать их нужно сейчас, до отъезда. Потуже затянув пояс халата, Рудольф отправился прямиком в покои Луизы. На правах сына он мог явиться к ней в подобном виде, хотя мать наверняка не одобрит.
Дурнота прошла, стоило ему выйти из спальни, что наводило на невеселые мысли. Они приобрели совсем скверный оборот, когда Рудольф застал мать сидящей на корточках перед камином в гостиной. В нос ударил запах жженой бумаги.
– Что ты делаешь?
Луиза вздрогнула и обернулась. Из ее рук выпал конверт с черной печатью – такими пользовались в государственных и общественных учреждениях.
– Ты напугал меня!
Она тут же нацепила маску суровости и предала конверт огню.
Рядом с матерью, на полу, Рудольф заметил небольшую стопку бумаг. На верхней стояла печать Лерганов. Остальное, очевидно, Луиза успела сжечь.
– Что. Ты. Делаешь? – сложив руки на груди, сурово повторил Рудольф.
– Избавляюсь от ненужных бумаг.
– Позволь мне взглянуть.
Он шагнул к ней с протянутой рукой.
– Это личное.
Луиза быстрым движением швырнула всю стопку в огонь. Мгновенно вспыхнув, она затрещала, обратилась в пепел.
– Слишком много странностей, не находишь?
Рудольф с сожалением смотрел на поглотивший бумагу огонь. Теперь содержание писем не восстановишь.
– Я нахожу, – Луиза аккуратно поднялась на ноги и помешала пепел кочергой, – что человеку твоего происхождения не пристало разгуливать по дому в таком виде. Если не стесняешься меня, подумай о сестре. Она невинная девушка!
Выходит, Евгения до сих пор не замужем. Хорошо!
– И чем же мой халат угрожает ее невинности?
– Прекрати паясничать! Твой отец не позволял себе появляться в таком виде даже передо мной. Оденься, не заставляй свою сестру краснеть!
Рудольф поражался умению матери ловко менять тему разговора. Как хитро она ушла от ответа на неудобный вопрос, сделала его виноватым! И все же Рудольф не отстанет.
– Боюсь, Евгении здесь нет, поэтому тебе придется еще немного потерпеть, мама. И я по-прежнему желаю знать, почему ты сожгла те бумаги. Я видел черные печати…
– А, – отмахнулась Луиза, – старая переписка! Твой отец не состоял ни в каком тайном обществе, не нарушал законов. Впрочем, ты сам через два часа в этом убедишься.
– А остальное?
– Любовные письма его женщин.
Не родись Луиза в семье графа, употребила бы другое слово.
– Хорошо. – Объяснение матери показалось ему разумным. – А как насчет спальни отца? Я пробыл там не больше получаса и заработал удушье.
– Удушье?
Луиза побледнела, шагнула к нему, торопливо ощупала.
– Где болит? Тебе плохо? Послать за мэтром Одушем?
– Нет, уже все прошло. Тот запах…
– Запах?
Пальцы матери болезненно сжали его запястья. Спохватившись, она убрала руку, но на коже Рудольфа остались две красные отметины.
– Цветы. Полагаю, дело в цветах, – отведя взгляд, пробормотала Луиза. – На похороны прислали множество венков, даже от королевской семьи. Их сложили в спальне… Евгения, где тебя носит, дрянная девчонка, Рудольф вернулся!
Она бросилась навстречу дочери, нерешительно замершей на пороге комнаты.
Если Рудольф пошел в отца, то Евгения унаследовала внешность матери и преумножила ее, увы, не в лучшую сторону. Худая, высокая, ростом с брата, с белоснежными волосами, практически сливавшимися с кожей бровями и ресницами, она напоминала спиру. Острые ключицы резко обозначились под тканью траурного платья – будто Евгении не двадцать, а по-прежнему четырнадцать. Она держала в руках лампадку с изображением солнца. Такие ставили на могилы усопших.
– Вот. Это тебе. – Евгения протянула лампадку Рудольфу. – Я подумала, у тебя нет.
Она говорила тихо, избегала смотреть ему в глаза.
– Что здесь происходит? – копившееся много дней нервное напряжение выплеснулось наружу в крике.
Евгения отшатнулась от брата, едва не выронив лампадку.
– Ничего, о чем бы тебе следовало знать, – ответила за обеих Луиза и тайком пригрозила дочери кулаком.
– А о чем не следовало? – не унимался Рудольф.
– Евгения потом сама тебе расскажет. Она изрядно отравила последние дни твоему отцу. А теперь, сделай милость, наконец переоденься, раз уж ты раздумал спать.
Глава 2
Рудольф не сразу понял, где находится. Перед глазами стояло раскрасневшееся после танцев лицо Катарины. Она как всегда болтала всякую чепуху, а он пытался вычленить из этой шелухи нужную информацию. Князь Полеский был вчера в опере вместе с Юлией Ляйшер, супругой кромхеймсого посла…
Режущий слух звон повторился, окончательно сорвав с него покрывало сна.
– Лай! – помянул Рудольф Повелителя сил зла и открыл глаза.
Расписанный звездами потолок, легкое дуновение ветерка пощипывало щеки – определенно, не гостиница. Точно, он в Сайратине!
Рудольф со стоном сел на кровати, почесал голову. Сколько ему удалось проспать? От силы пару часов. После разговора с матерью Рудольф перебрался в свои покои и прямо в халате рухнул в постель.
Солнечные лучи проложили дорожку по каменному полу от окна до стула с одеждой. Пока он спал, слуги все подготовили.
– Интересно, матушка приказала выбросить штаны и жюстокор, или я найду их в дальнем углу шкафа? – усмехнулся Рудольф и сладко зевнул.
Однако что же издавало тот противный звук?
Осознание пришло с опозданием. Рудольф подскочил, запахнул развязавшийся во время сна халат и поспешил к секретеру, где светилось приглушенным синим цветом вмонтированное в откидную крышку зеркало. Как он мог забыть, проспать все на свете?! Его ждет поверенный! Или уже не ждет, поэтому завывает зеркало связи.
Сделав глубокий вдох, чтобы выровнять дыхание, Рудольф нацепил на лицо светскую улыбку и опустился на стул. После коснулся ладонью светящейся поверхности, мельком порадовавшись, что не видит в зеркале связи своей сомнительной физиономии – в отличие от обычных, эти зеркала не отражали предметы. Зато собеседник на том конце Авердена оценил его внешний вид.
– Развлекаетесь, Рудольф?
Людвиг Десятый со снисходительной улыбкой взирал на своего подданного. Сам король выглядел безупречно: ни отпечатков от подушки на лице, ни взъерошенных волос, ни тем более халата.
– Ваше величество?
Рудольф встал и отвесил монарху глубокий поклон, запоздало сообразив, что в халате делать этого не стоило. Впрочем, король никак не прокомментировал открывшиеся ему виды.
– Рад, что вы благополучно добрались до Сайратина. Плохо только, что возвращение вышло безрадостным. Примите мои глубокие соболезнования.
– Благодарю.
Болезненный укол совести напомнил Рудольфу, что он до сих пор не посетил могилу отца.
– Собственно, я надолго вас не отвлеку, понимаю, сейчас не время… Бедная Луиза Александра наверняка места себе не находит.
Рудольф усилием воли сдержал саркастическую ухмылку. Его мать вряд ли всплакнула, а теперь и вовсе в спешке, на радостях уезжала в южное имение Зюдхоф.
Что же она сожгла? И что подмешали в дрова? Теперь, немного отдохнув, Рудольф пришел к выводу, что его дурнота и попытка разжечь камин взаимосвязаны.
– Вы помрачнели.
Значит, уследить за лицом не удалось – позор для дипломата!
– Я не успел проститься с отцом.
Это было полуправдой, но до поры Рудольф не спешил раскрывать все карты. Обвинить свою мать в убийстве, вдобавок непонятным, необъяснимым способом – слишком серьезно. Вдруг всему найдется простое объяснение, какая-нибудь плесень, случайно затесавшийся в поленницу ядовитый гриб?
– Да, Фердинанд покинул нас слишком стремительно. Каждый камень в Сайратине напоминает о невосполнимой утрате, болью отдается в сердце. Почему бы вам на время не переехать в Несвиш? Столичная суета пошла бы вам на пользу. Вдобавок пора задуматься о будущем Евгении Марианны. Зимний сезон – идеальная возможность найти ей достойную пару.
– Отличная идея, ваше величество, я сам подумывал о переезде.
Ложь, но иного ответа от него не ждали.
– В таком случае до встречи в конце недели. Мой секретарь запишет вас на прием. Полагаю, мне найдется, чем вас удивить.
Изображение в зеркале потухло, а Рудольф продолжал недвижно стоять, опершись ладонями о спинку стула. Если он правильно понял, король собирался дать ему очередное задание. Вдобавок для Евгении присмотрели жениха – Людвиг Эран ничего не говорил просто так. Сестру ждал выгодный короне союз, а о ее чувствах никто не спрашивал. Равно как короля не интересовало, хочет ли Рудольф возвращаться в столицу. Но тут, пожалуй, их мысли совпадали. Рудольф не собирался становиться затворником Сайратина, каждый день смотреть из окна на ледяные скалы, жить прошлым.
Вспомнились веселые времена, проведенные в Несвише, ставшим ему вторым и любимым домом. Отец определил Рудольфа в закрытый элитный колледж, приучил к самостоятельности. Именно в Несвише многое с будущим графом случилось впервые. К примеру, он познал женщину. Рудольфу было шестнадцать, и он каждую среду таскался к одному из друзей отца, якобы поиграть в карты. На самом деле – залезть под юбку няньки его младшей дочери. Черты ее стерлись, равно как имя, в памяти остался лишь запах: смесь шерсти и душистого мыла. А еще торопливые, неуклюжие движения и старый чулан, где они придавались любви. Буквально через пару недель он охладел к хорошенькой исле, а ведь тогда казалось: это любовь…
После беседы с королем сон окончательно слетел. Рудольф оделся, сам, без помощи камердинера. Ну да, все черное – траур. Затем позвонил в колокольчик.
– Поверенный уже прибыл? – завязывая шейный платок-удавку, поинтересовался он.
– Точно так, ваше сиятельство.
Спир замер напротив него. Руки по швам, лицо безо всякого выражения – солдат солдатом!
– Давно ждет?
Хотя и так понятно: давно. Рудольф успел взглянуть на часы – начало пятого.
– Подайте ему чего-нибудь горячительного, шерри, например, извинитесь. Скажите, я уже иду. Он в гостиной?
– Нет, в кабинете покойного графа. Простите, в вашем кабинете, ваше сиятельство.
Высокий голос спира резал слух. Или это еще не выветрилось действие неведомой плесени-гриба? Бред, конечно, никто в дрова ничего не подмешивал. Да и как, специально вырастил ядовитую породу? И уж тем более мать, при всей нелюбви к покойному мужу, не пошла бы на убийство. Она слишком правильная, гордая, терпела бы, но не замарала рук.
– Хорошо, ступай!
Рудольф взмахом руки отпустил слугу, прошел в ванную комнату и бегло оценил свой внешний вид: бледный, но уже без прежних кругов под глазами. Все же сон – лучший целитель.
* * *
Нейл Шафрон не спеша, как и полагалось человеку его солидного возраста, поднялся с кресла. Кожаный портфель с бумагами остался лежать на столе – коричневое пятно на темно-синем сукне.
Прежде Рудольф бывал в отцовском кабинете всего пару раз: в первый, когда отец отдал его в колледж, и во второй, когда заезжал попрощаться перед заграничным турне. Помнится, Фердинанд тогда ворчал: «Хватит с тебя образования, пора послужить родине!» Откуда ж ему было знать, что именно этим Рудольф и занимался последние пять лет. Для всех он баловень судьбы, получил королевскую стипендию и отправился перенимать знания лучших человеческих университетов. Рудольф действительно числился вольнослушателем в нескольких, изредка посещал лекции, но самые важные дела вел на балах, за карточным столом и в постели. И ведь никто ничего не заподозрил! Рудольф был вхож даже в дом браунвергского канцлера.
Стряхнув с себя воспоминания, словно прошлогодний снег, Рудольф протянул Нейлу руку:
– Рад видеть вас в добром здравии, исл Шафрон!
– Я тоже, я тоже, палаэр Рудольф. Жаль, что при таких обстоятельствах!
Поверенный с сожалением покачал головой и пожевал губы. Несмотря на возраст, рукопожатие его было твердым.
– Полагаю, – он кивнул на свой кожаный портфель, – мы быстро закончим. Дела вашего покойного отца были в порядке.
– От чего он умер?
– Сердечный приступ. Старость, знаете ли, не радость, успеваешь обзавестись целой россыпью болезней. Меня, к примеру, все чаще подводит спина.
Рудольф в сомнении покачал головой. Спина Нейла была идеально прямой и явно здоровой.
– Кто обнаружил тело? Где?
Он хотел разом покончить с сомнениями, иначе она станут терзать его, словно червь яблоко.
Поверенный задумался, почесал покрытый редкой бородкой подбородок.
– Дворецкий, вроде бы. Милорд не спустился к завтраку.
– Так он умер ночью?
– Во сне.
– Один?
– Этого я не могу знать, палаэр, – развел руками Нейл. – Я всего лишь поверенный, а не исповедник.
– Моя мать была здесь?
Рудольф стиснул кулаки и с облегчением расслабил мышцы, услышав ответ:
– Ваша матушка вот уже много лет безвыездно живет в Зюдхофе, так что нет. Она прибыла порталом к полудню, я и мэтр Одуш встретили ее – сами понимаете…
– И как она… Как она отреагировала?
– Сдержанно. – Поверенный подозрительно глянул на него. – Милорд хочет услышать что-то конкретное? К чему ваши вопросы?
– Да так…
Рудольф не хотел признаваться в глупых подозрениях, но Нейл без труда о них догадался.
– Смерть вашего отца была вызвана естественными причинами. Заключение врача однозначно.
– И… И мэтр Одуш осматривал отца в спальне?
– Разумеется.
– И не почувствовал дурноты или головной боли?
Не могло же ему померещиться! Или могло? Нейл уже смотрит на него как на сумасшедшего. Выходит, ничего такого мэтр Одуш не почувствовал.
Рудольф нервно прошелся по кабинету.
Виной всему усталость и недосып. После трех дней утомительной дороги и не такое привидится! То, что ему стало плохо возле камина, – чистая случайность. Может, кровь прилила к голове или, наоборот, отлила – он плохо разбирался в медицине.
– Вы хотели бы еще что-то услышать о смерти вашего батюшки? – в любых обстоятельствах Нейл оставался предельно вежлив.
– Нет, спасибо, достаточно. Можем вскрыть завещание.
Поверенный кивнул и потянулся к портфелю. Щелкнул замок.
– Полагаю, моя мать и сестра должны присутствовать.
– Графиня уже отбыла в Зюдхоф. Мы успели переговорить, пока вы отдыхали. А палаэри Евгении нездоровится – мигрень.
– Вот как…
Рудольф задумчиво постучал по столу костяшками пальцев. Если с матерью все понятно, то с сестрой он серьезно поговорит. Сдается, Евгении есть, что скрывать, и она прячется от брата.
– Приступим!
Рудольф отодвинул старинное резное кресло и занял место владельца дома. В нос сразу ударил аромат роз и старой кожи – противоречивое, но такое знакомое сочетание, запах отца.
Он провел пальцем по чуть потрескавшейся обивке. Сколько же лет этому креслу? Оно вполне могло принадлежать первому графу ард Лергану, младшему внуку Его Высочества принца Альбера. Так что напрасно матушка кичилась отцом-маршалом, род ее супруга восходил к брату короля Людвига Восьмого, да и по женской линии мог похвастаться родством со знатнейшими, даже правящими фамилиями.
