Ольга Свобода
Настроение жить
Настроение жить
Не время
Оля провела по губам помадой, и плотно закрыла колпачок. Руки дрожали. Неудивительно: не каждый же день она готовится сообщить такие новости!
Отражением в зеркале она была почти довольна. Ну и в любом случае – это лучше, чем обычно. Интересно, заметит ли Витя, что она нарядилась после работы, специально для него?
Хлопнула входная дверь. Оля поморщилась: ну вот, пропустила писк домофона. Витя всегда набирал код, а не пользовался ключами, и короткий «треньк» оповещал о скором приходе мужа. Чем бы Оля не занималась в этот момент, она тут же бежала в прихожую. Приятно ведь, когда тебя встречают? А тут на тебе – опоздала.
Легкая шифоновая юбка взметнулась от торопливых шагов хозяйки, открыв больше ног, чем полагалось по замыслу создателя. Но Витя красоты не оценил, не улыбнулся при виде жены. От суровой складки на лбу супруга и Олино веселье испарилось без следа. Но о причинах дурного настроения мужа долго гадать не пришлось:
– У мамы инсульт.
В голове Оли разом возникло столько вопросов, что ни один из них не мог прорваться первым. Почему инсульт? Она же ещё молодая?.. И что будет дальше? А как она себя чувствует? В какой больнице? И – где-то на задворках сознания – а как ему теперь сказать…? Вслух получилось выдавить только одно:
– Как?
– А вот так, – недовольно скривился Витя, – говорил я ей: дался тебе этот огород! Я тебе десять мешков той картошки куплю, и долбаных огурцов – тоже! Вот зачем там уродоваться по жаре, а? Но нет же: ей виднее. И вот – пожалуйста! Спасибо хоть жива осталась… Завтра же закажу трактор, чтоб перекопали там всё к едрене фене. Хотя какой трактор… Кому теперь вообще эта дача нужна!
Оля благоразумно промолчала. Хотя справедливости ради и хотелось сказать, что ничего Серафима Павловна там не «уродовалась». Десять кустиков огурцов, десять – помидоров, грядка зелени, и ведро посаженной картошки. Кусты и немножко цветов. А чем еще развлекать себя на пенсии, если всю жизнь привыкла работать на износ? Не на фитнес же ходить, в самом деле… Свекровь сажала только то, что могла обработать сама, и Витю с Олей к полевым работам никогда не принуждала. Но Витя всё равно мамино увлечение не одобрял. А теперь и вовсе запретит, даже если Серафима Павловна поправится…
Оля встряхнула головой. Что значит «если»? Конечно поправится! Надо будет её навестить как только разрешат…
Витя помыл руки и направился на кухню. Глядя на несложный, но красиво сервированный ужин, он вдруг внимательно осмотрел Олю и спросил:
– А что, у нас сегодня какой-то праздник?
– Нет, просто захотелось, – ответила Оля и густо покраснела. Врать она не умела совершенно. Но и сказать правду не решилась: лучше как-нибудь потом. Видно же, что сейчас не время.
***
– Оля, пойми, сейчас совсем не время для такого! Мама парализованная, ипотека не выплачена, да и вообще…
Оля растерянно глядела перед собой, машинально прижав руку к животу. Что значит «не время»? а когда оно – время, если она уже…
– Как же ты недосмотрела-то? Взрослая ведь женщина, у вас же есть там всякие способы… Могла бы хоть моим мнением сначала поинтересоваться!
Оля было открыла рот, но поспешно его закрыла, не дав вырваться жалким оправданиям. И вдруг разозлилась. Почему она должна чувствовать себя виноватой, и объяснять взрослому мужчине, что женщины не беременеют сами по себе? И что ни одно средство не даёт стопроцентной защиты?
Но прежде чем выдать гневную отповедь, Оля снова передумала. Ни к чему скандал. Вите сейчас тяжело: он с трудом перенес известие, что его мама теперь инвалид. Сама-то она узнала о своей беременности до всех событий, и свыклась с ней. А как бы она отреагировала сейчас? Может, тоже бы не обрадовалась…
– Вить, – осторожно начала она, – я понимаю, что это неожиданно. Я и сама удивилась. Но… всё уже случилось, понимаешь? Не переживай, мы справимся. Мы же всегда справлялись. Вместе. И мама поправится. Надо ей сказать обязательно! Доктор же обещал, что есть шансы на восстановление. А уж ради будущих внуков разве она не постарается?
Витя посмотрел на неё как-то странно.
– Оля, а… срок же еще небольшой, да? Может, есть пока какие-то варианты? Давай сейчас решим проблемы, а потом уже вернемся к вопросу. Через годик. Лучше – через два… Завтра надо к маме съездить, можем сразу и тебя на консультацию свозить. Чтобы два раза не мотаться.
Олю замутило. «Это всё токсикоз, – сказала она себе, – это не от Витиных слов. Просто токсикоз». В конце концов, много ли она знает, как реагируют мужчины на такие новости? Обмороки счастья хороши для фильмов, а в реальности-то оно по-всякому бывает…
Она понимала, что был всё еще не лучший момент вываливать известие на мужа, но скрывать беременность стало тяжело. Утренняя тошнота, изменившиеся вкусовые предпочтения, отсутствие менструации… Лучше было сказать самой, чем он бы догадался и рассердился, что она его обманывает.
Оля глубоко вдохнула. Ну же, соберись! Все конфликты решаются только одним способом: словами через рот. И надо как-то подобрать эти самые слова…
***
Компромисс – основа счастливого брака.
На аборт Оля не записалась. Но и Серафиме Павловне они тоже ничего не рассказали. Хотя Оле хотелось до жути – глядя в растерянные, потухшие глаза свекрови, так и тянуло поделиться. Дать новую цель, зародить надежду. Свекровь очень хотела внуков. В общем-то и Оля против не была, только Витя всё откладывал. Ждал подходящего момента…
Оля подумала, что более подходящего и не найти. Её родители уже умерли, Витин отец тоже. Серафима Павловна – единственный шанс Олиного ребенка на любовь бабушки. Доктора в прогнозах были осторожны, но не категоричны. И разве маленькое чудо не помогло бы встать на ноги?
С Витей про беременность они больше не говорили. Он делал вид, что ничего не случилось, а она старалась не привлекать лишнего внимания к этому вопросу, чтобы больше не слышать пугающих намеков.
Оля помнила, как сама чувствовала себя после смерти родителей. Но они ушли быстро и не болели. Поэтому на Витю она не обижалась – ничего, он потом всё поймёт, осознает, и жизнь снова наладится. Пока же она справится сама.
Тем более забот у мужа прибавилось. Серафиму Павловну вот-вот должны были выписать. Врачи сделали свою работу, а долгий реабилитационный период – это уже проблема родственников. Очевидно, что свекровь теперь не может жить одна. А услуги сиделок оказались ох как недешевы…
После пары трудных разговоров с матерью, Витя убедил её продать дачу. Отдавать пришлось с большой скидкой: лето кончалось, а деньги нужны были срочно. Оля в это дело не лезла, только пыталась поддержать свекровь. Со стороны казалось, что после сделки та совсем упала духом.
Оля всё ждала, когда можно будет рассказать про ребенка, но Витя не разрешал.
Убираясь у Серафимы Павловны в квартире накануне выписки, Оля твёрдо решила: еще неделя, и она расскажет сама. В крайнем случае – по секрету. Отношения у них были вполне дружеские, так что Оля не боялась, что свекровь ее выдаст. А вот обрадуется точно.
***
«Господи, ну почему всё так невовремя…» – услышала Оля тоскливый голос через закрывающуюся дверь «скорой». Если бы не было так плохо, то, наверное, стало бы обидно. Но голова кружилась, низ живота тянуло.
«Давай, девочка, не отключайся» – этот голос был бодрее, и требовал внимания. А Олю знобило и хотелось спать…
***
Едва открыв дверь, Оля поморщилась, и тут же этого устыдилась. Но запах в квартире и правда стоял крайне неприятный, красноречиво говорящий, что в квартире есть лежачий больной.
«Нет, здесь всё равно что-то не так», – нахмурилась Оля.
Нанятая сиделка показалась на секунду, и тут же скрылась в недрах квартиры, не поздоровавшись.
«Ну, в конце концов ей же не за это деньги платят».
Оля немного помедлила перед входом в спальню свекрови. Не из-за запаха, нет. Просто она ни разу не навещала её после выписки. Правду Витя матери говорить не стал, «чтобы не расстраивать». Поэтому то, что Оля не приезжала три недели и после того, как её саму отпустили домой, могло показаться Серафиме Павловне странным и обидным.
Но Оля боялась, что не сможет сдержаться.
Придя в себя, она, казалось, сполна оплакала потерю. Но слезы всё не кончались. Стоило попасться на глаза хоть чему-то, отдаленно напоминающему о детях, глаза моментально становились мокрыми.
Витя поначалу старался ее утешать. Потом сердился. А позже просто стал делать вид, что ничего не замечает.
Хотя теперь Оля начинала понимать, почему.
От жизнерадостной цветущей женщины, какой Оля всегда помнила свою свекровь, ничего не осталось. Серая кожа вокруг тусклых глаз покрылась множеством новых морщин, а у рта залегли глубокие складки. Раньше у Серафимы Павловны было лицо человека, который много улыбается. Теперь же – застыла уродливая маска страдания.
Оле вдруг стало стыдно.
У неё, скорее всего, ещё будет ребенок. Может даже и не один. А каково мужу видеть мать такой? И понимать, что лучше не станет?
Увидев Олю, Серафима Павловна кривовато улыбнулась. Витя говорил, что она стесняется своей невнятной речи, и расстраивается, что спустя столько времени после выписки нет прогресса.
Ну что же. Значит, Оля будет говорить сама. Проглотив горький комок, Оля бодро сказала:
– Здравствуйте, Серафима Павловна! Как хорошо, что я вас дома застала …
Наградой ей стало удивление и небольшая усмешка. Ну что же – неплохое начало…
***
– И как только совести хватило, а? Неужели думала, что я ничего не замечу??
Витя рвал и метал. Оно и понятно – очередную сиделку пришлось увольнять. Она настолько плохо ухаживала за Серафимой Павловной, что у той появились пролежни.
Дело осложнялось тем, что свекровь никогда не жаловалась.
– Черт-те что! Одна ноет, что работа тяжелая и просит надбавку, хотя оказывается, что и половины не делает, из того, что должна, а вторая лежит и молчит. А я что, телепат? Откуда я могу знать, что за такую зарплату человек может ничего не делать? Да она же…
Витя вдруг остановился и посмотрел на Олю. И добавил уже тише:
– Она же как ты почти получает.
Почему-то Оля сразу поняла, куда он клонит. Признаться, она и сама уже давно обдумывала, как можно помочь свекрови. Невыносимо было видеть, как она тает на глазах, как угасает в духоте и смраде. Ведь не так уж и тяжело проветрить комнату, почитать вслух книгу, поговорить, в конце концов! Но было несколько «но», почему она не предложила до сих пор свою помощь.
– Вить, но её же и на ночь оставлять нельзя… Да и бюджет весь на тебя одного ляжет… а у нас ипотека…
– Ничего, потяну я ипотеку. Мы и так, считай, всю твою зарплату сиделкам отдаем. А так хотя бы не чужой человек с мамой будет. Тем более она тебя так любит… А с ночными дежурствами я придумаю что-нибудь.
***
Оля сдержала судорожный вздох, и потянулась за новым памперсом. Чистый, который Оля еще не успела толком застегнуть, свекровь описала.
Оля знала, что это не нарочно. Просто ниже пояса Серафима Павловна не чувствовала почти ничего, и контролировать себя не могла. Но всё равно было обидно: хрупкая на вид свекровь оказалась тяжеловата для Оли, и лишний раз приподнимать её не хотелось.
Поняв, что произошло, Серафима Павловна отвернулась, пряча слёзы. Оля выругалась про себя: обычно она что-то говорила при такой деликатной процедуре, старалась отвлечь. А тут вдруг пожалела себя…
– Ну, а что мы загрустили? Знаю, знаю, сиделка из меня так себе, но уж придётся вам потерпеть, пока я вожусь. Надо же мне на ком-то учиться?
– Тебе уже давно на детках своих учиться надо, – немного резко ответила свекровь, – а не на никчемной бабке.
Сердце пропустило удар. Оля сделала пару вдохов перед ответом. Ну не знала же мама мужа, что бьёт по больному…
– Вот как только на вас отрепетирую, так сразу и займусь. Я бы еще и пюрешкой детской вас с ложечки кормила, да вы отказываетесь… Спасибо, хоть книжки читать разрешаете. Но опять же: не сказки. И не стыдно вам так подрывать мою профподготовку?
С шутками-прибаутками Оля всё же закончила смену памперса. Быстро убедилась в отсутствии пролежней, расправила ночнушку и накрыла свекровь одеялом.
– Знаешь, что самое плохое в таком состоянии? – вдруг спросила Серафима Павловна, – нет, не то, что я лежу тут бревном. Даже не то, что под себя приходится ходить. Самое неприятное – что ты всё это видишь. И Витя.
– Ну вот, – притворно надулась Оля, – значит, я тут стараюсь, а вы опять готовы какой-то тётке довериться? Проходили уже…
Оле показалось, что если бы свекровь могла махнуть рукой, она бы так и сделала. И в целом её понимала: трудно сохранить чувство собственного достоинства, пока невестка выгребает из-под тебя отходы жизнедеятельности, благоухающие на всю комнату. Оля тряхнула головой.
– А я знаю, почему вы к чужим тёткам хотите: потому что они вас упражнения делать не заставляют. А я вот буду! Ну, и куда у нас эспандер подевался…?
***
Оля хлопнула дверцей шкафа громче, чем рассчитывала.
Когда она соглашалась уволиться и начать ухаживать за свекровью, она не учла один важный момент.
На работе Оля была женщиной. А теперь – сиделкой.
Тушь безнадежно засохла, у последней помады истёк срок годности, а любимые лёгкие юбки и платья уступили место поношенным треникам и застиранным футболкам.
Да ещё в последнее время Оле всё чаще приходилось ночевать у свекрови: Вите сложно было найти помощников за небольшую цену, а на нормальную ночую сиделку денег не осталось: лекарства дорожали, Оля теперь ничего не зарабатывала, выручка с продажи дачи стремительно таяла…
В таких условиях попросить денег на маникюр – беспросветная глупость. Вздохнув, Оля с трудом оторвала взгляд от седого волоска на голове.
Если по-честному, они появились у нее еще после смерти родителей, в двадцать пять. Только мелирование здорово спасало, а теперь волосы отросли, и расстраивали Олю.
Домофон тренькнул. Оля вдруг поняла, что ей совсем не хочется бежать навстречу мужу. Но сделала над собой усилие и вышла в прихожую: у всех бывают плохие дни. А традиция – она на то и традиция, чтобы соблюдать её всегда.
– Ты ни за что не поверишь, что случилось!
Таким счастливым Оля не видела Витю уже давно. Она поцеловала ставшую колючей за день щеку и спросила:
– Что?
– Мне предложили работу! С зарплатой почти вдвое выше, чем сейчас. И должность лучше, и проект интересный.
Оля улыбнулась. Вот зря она предавалась унынию. Забыла, какой молодец у неё муж. Всё у неё ещё будет! И маникюр, и легкие платья, и причёска.
– Есть, правда, один нюанс. Придётся переехать в Казахстан.
Олины глаза стали вдвое шире безо всякой косметики.
– Понимаешь, там очень не хватает специалистов моего профиля. Здесь же мне никто такую зарплату не предложит… Я ещё не дал ответ, сказал, что посоветуюсь с тобой. Но ты же меня поддержишь, правда? Тебе тогда вообще не обязательно будет работать.
– Но… как же мама? Ипотека?
– Ипотеку с таким окладом я закрою в два счета. Продашь квартиру, и переедете с мамой ко мне.
– То есть… я не сразу поеду? – нерешительно спросила Оля. Голова немного закружилась.
– Ну подумай сама: там в первое время у меня ничего не будет. Да и не оставим же мы маму без присмотра! Поеду один. А вы – уже на всё готовое.
Витя так сиял, что Оля не стала возражать. Тем более, что ей надо было подумать в тишине. План выглядел логичным, но что-то мешало порадоваться.
– Тебе, наверное, лучше будет к маме перебраться. Квартиру сдадим, так ипотека еще быстрее закроется. Боже, ну наконец-то какой-то просвет!
На глаза попалась сумка со спортивными штанами и футболками. Не успев сдержаться, Оля вздохнула.
***
– Оля, ну как ты не понимаешь, ещё не время!
А Оля и правда не понимала.
– Вить, я продала квартиру, отправила тебе деньги. Ну сколько ты будешь тянуть с покупкой жилья? Мама уже сама может сидеть. Еще немного, и всерьез начнем пробовать вставать. Мне бы очень пригодилась мужская помощь – это не массажи делать. А вдруг я её уроню?
– Оль, я там пашу как конь. С утра до ночи. Ты думаешь, у меня будет время на физкультуру?
– Она вообще-то твоя мать. Не моя.
– Надо же, как ты заговорила. Думаю, мама бы сильно обрадовалась такое услышать.
– Не передёргивай. Ты прекрасно понимаешь, о чём я.
В трубке раздался долгий, тяжелый вздох.
– Оль, ну потерпи немного. Я же здесь живу, не ты. И мне правда лучше видно, когда стоит покупать квартиру, и когда перевозить вас сюда. Просто доверься моему мнению.
«Будто кому-то есть хоть какое-то дело до моего».
Скомканно попрощавшись, Оля услышала оклик из комнаты свекрови:
– Оленька, ну как там? Как у Вити дела?
С трудом натянув дежурную улыбку, Оля пошла на зов.
– Всё нормально. Говорит, ждёт-не дождётся, когда снова нас сможет увидеть.
Серафима Павловна вдруг замолчала и смерила её долгим, задумчивым взглядом.
– Оленька, а знаешь что? Я передумала насчёт сказок. Почитаешь мне что-нибудь?
***
Оля стояла напротив холодильника с мясными продуктами и едва сдерживала слёзы.
Как она дошла до такой жизни? Как это допустила? Когда всё началось, с чего?
Впрочем, это было неважно. Бросив в корзину хлеб и макароны, Оля пошла на кассу. Кажется, дома еще оставались шпроты…
– Оленька, а курицу ты забыла купить?
Очередная шутка застряла у Оли в горле. Разрываясь между желанием выпалить правду и опасением расстроить свекровь, Оля ответила:
– Не забыла, просто курица кончилась. Разобрали, – зачем-то добавила она и покраснела. – А мне так шпрот захотелось. Всегда любила макароны со шпротами.
– Что-то Витя давно не звонил, – как бы невзначай заметила Серафима Павловна. Оля сжала зубы.
Да, не звонил. И не позвонит. И трубку не возьмет, потому что уже неделю не переводит обещанных денег. А те, что переводил несколько раз до этого – это гораздо меньше, чем нужно им со свекровью для жизни, даже для самой скромной.
Оля так и не поняла, что там у него случилось на новой работе. При этом Витя категорически не хотел «проедать» деньги с продажи их квартиры. Сказал, что как-нибудь справится.
Как справится Оля, его, по всей видимости, не очень-то волновало.
– Попроси его в следующий раз и со мной тоже поговорить. А то всё с тобой, и с тобой. Я уж и голос его забыла.
Оля криво улыбнулась:
– Конечно попрошу. Просто он там очень много работает. И квартиру, наверное, для нас всех ищет. Вот и некогда.
Оля любила Серафиму Павловну. Но иногда от её взгляда хотелось провалиться сквозь землю.
***
В очередной раз посмотрев на бумажку, Оля убрала ее в карман. Ну почему она никак не может запомнить пин-код карточки свекрови? Четыре цифры, ничего же сложного!
«Что вы, Серафима Павловна, это только ваши деньги!» – говорила Оля в самом начале, когда свекровь предлагала ей свою пенсию перед походом в магазин.
«Серафима Павловна, деньги совсем кончаются…» – говорила она теперь.
Переводов от Вити они не видели уже несколько месяцев. Пенсии свекрови не хватало даже в режиме строжайшей экономии. По сути, её не хватало уже на коммуналку и лекарства, поэтому накопленные за год деньги разлетелись куда быстрее.
Оля всё чаще думала о том, что ей надо выходить на работу. К счастью, свекровь уже могла кое-как двигаться. Недостаточно, чтобы жить самой, но хватало, чтобы побыть одной несколько часов.
Вот только на старую работу Оля вернуться не могла. Её бы взяли, но офис находился рядом с проданной квартирой, и очень далеко от района, где она жила теперь. В идеале нужно было место совсем близко от дома, чтобы она могла быстро приехать, если свекрови понадобится помощь.
Таких вакансий не было.
Оля пересмотрела все предложения по своей специальности, даже с неадекватно низкой зарплатой, но, как назло, все они рассыпались по другому краю города. Точнее, это квартира свекрови находилась практически за городской чертой – чтобы удобно ездить на несуществующую уже дачу…
«Требуется кассир».
В хорошее время Оля и не обратила бы внимания на эту табличку, а над указанной зарплатой –посмеялась. Разве для такого она ночами корпела над конспектами, брала работу на дом, выходила в выходные без оплаты?
Но ни за опыт, ни за диплом денег никто не давал.
Оля тяжело вздохнула, и записала номер.
***
Монотонный писк пробиваемых продуктов гипнотизировал. Только чудом Оля до сих пор не попала на недостачу. Видимо, небеса решили хоть как-то компенсировать выпавшие на её долю тяготы, и посылали исключительно внимательных и порядочных покупателей. Но вечно это продолжаться не могло, и прекрасно это понимая, Оля из последних сил старалась концентрироваться на том, что делает.
Чтобы хоть как-то цепляться за реальность, она вглядывалась в лица покупателей и сопоставляла с содержимым их тележек.
Оля раньше и не задумывалась, как много можно сказать о человеке, видя его покупки.
Вот у этих молодых парней явно намечается вечеринка. Минимум еды, максимум алкоголя, и ящик минералки. В ответ на просьбу Оле гордо продемонстрировали паспорт, по которому имениннику только-только исполнилось восемнадцать.
Оля не удержалась и вздохнула, вспомнив, как сама отмечала этот праздник. Жизнь тогда казалась такой многообещающей! Дорого бы она отдала, чтобы вернуть то ощущение вседозволенности и бесконечности открытых ей дорог…
А вот у этой женщины взгляд ещё более замотанный, чем у Оли. В тележке, над горкой детских пюрешек и набором чрезвычайно практичных и исключительно-полезных продуктов гордо восседает карапуз. Ещё двое, постарше, буквально висят на матери, одновременно засыпая её вопросами и просьбами.
Но вдруг младший поворачивает голову и четко произносит: «Ма-ма». Женщина расплывается в улыбке. Её плечи расправляются, будто она только что отпила из источника вечной жизни. А Оля спешно отводит взгляд на надоевшую, бесконечною ленту с продуктами, и долго почти не поднимает глаз на покупателей.
Но очередной набор помогает отвлечься от нелёгких мыслей. Несколько пакетиков самого дорогого кошачьего корма, палка бюджетной колбасы, батон, и пара упаковок лапши быстрого приготовления.
«Да у вас кот питается лучше, чем вы».
– Ну что тут поделать… Просто он явно умнее меня, и что попало есть не станет.
Оля покраснела. Господи, она что, сказала вслух? Ох, как некультурно…
Но покупатель не обиделся. Из-под мохнатой шапки на Олю смотрела пара весёлых карих глаз. Оля пробормотала неловкие извинения, и мужчина улыбнулся ещё шире:
– Что вы, девушка, не стоит. На правду не обижаются. Но я передам коту, что его поведение возмутительно. Может, он тогда хоть мышь мне принесёт. Думаю, даже сырая и со шкуркой она будет полезнее этой колбасы.
– А вы знаете, у нас сейчас акция… примерно по той же цене можно взять получше, где меньше добавок, но больше мяса…
Олю всегда ругали за то, что она не рассказывает покупателям про акции. Но она никак не могла заставить себя как попугай предлагать людям то, что им, может быть, совсем не нужно. А тут вдруг рассказала обо всём, легко и с удовольствием. К её удивлению, мужчина и правда вернулся в торговый зал и заменил продукты. А когда Оля пробила покупки, он протянул ей только что оплаченную шоколадку.
– А это вам, за консультацию. Может, вы мне вечером ещё что-нибудь расскажете? Глядишь, и я научусь питаться не хуже кота.
Оля растерялась. За мужчиной собралась очередь, и все с интересом ждали её ответа.
Но что она могла сказать?
Правильнее всего было: «я замужем». Но почему-то слова застряли поперек горла, и вырвались совсем другие:
– Простите, но у меня совсем нет времени.
– Ничего, – улыбнулся мужчина, – я никуда не тороплюсь. Может, когда-нибудь в другой раз…
***
Оля долго стояла в прихожей, рассматривая себя в зеркале, и не веря, что она всё ещё способна кому-то понравиться.
Без маникюра, макияжа, с потухшими глазами.
Разве что худенькая. Но то была не юношеская стройность, а худоба человека, который тяжело трудится и мало ест.
Впрочем, пальма первенства по болезненной худобе в этой квартире принадлежала не ей.
Оля тихонько, почти на цыпочках подошла к комнате свекрови, пытаясь понять, спит она или только притворяется.
Серафима Павловна несколько раз разговаривала о чем-то с Витей, и после каждого разговора становилась всё смурнее. Не хотела общаться, не смотрела телевизор, не просила почитать. Оля пыталась что-то с этим сделать, но у нее и самой не осталось искры, которой можно было бы поделиться.
Витя по-прежнему не присылал им денег, не звал к себе. Звонил всё реже, а сами звонки становились короче и однообразнее.
Иногда Оля как будто со стороны смотрела на свою жизнь и удивлялась. Что происходит, почему? И как быть дальше? Но потом круговорот работа-дом убаюкивал, затирал тревожные мысли.
Не время. Просто ещё не время. Ещё немного – и всё изменится. Нужно только подождать…
***
– Оленька, прости…
Оля сжимала хрупкую ладонь свекрови и молилась, чтобы «Скорая» приехала вовремя.
– Серафима Павловна, ну что вы придумали, а? Вот стоит на работу отлучиться, а вы уже проказничаете. В угол б вас поставить, так не простоите же долго… Если только мне рядом быть, вас держать, но это что же тогда получается – я сама себя накажу?
Свекровь не обращала внимания на Олины слова, то проваливаясь в забытьё, то из последних сил пытаясь открыть глаза и за что-то извиняясь.
Скорая приехала быстро, но всё же – недостаточно. Оля растерянно смотрела на врачей.
– Кем вы приходитесь?.. – спросил один из них, деликатно опустив слово «усопшей».
– Дочкой… – почему-то ответила Оля и горько заплакала.
***
Она видела его как будто в первый раз.
Хотя по сути, так оно и было.
В постаревшей лет на десять Оле не было ничего от неё прежней. А в моложавом импозантном мужчине не было ничего от прежнего Вити.
У него даже осанка изменилась. Движения стали плавными и размеренными, а взгляд – чужим и холодным.
– Хорошо выглядишь, – зачем-то сказала Оля. Он ничего не ответил и немного закатил глаза. Ну да, наверное, не самую подходящую фразу для похорон она выбрала.
– После… нам надо будет поговорить.
Оля кивнула. Да, ей тоже хотелось поговорить. Например о том, почему он не навещал их, почему так редко звонил. Куда делись деньги от проданной квартиры, почему их с Серафимой Павловной так и не позвали в Казахстан «на всё готовое».
Поминки были скромными. После смерти мужа Серафима Павловна значительно сократила круг общения, и Оля не стала приглашать тех, с кем свекровь ни разу не виделась за последние три года.
Кроме Вити.
Все подходили к нему, выражали соболезнования. Он печально кивал и вздыхал, а Оля почему-то никак не могла его пожалеть.
После того, как все разошлись, в квартире повисла звенящая тишина. Оле вдруг расхотелось задавать все эти неприятные вопросы, и она просто сказала:
– И что дальше?
Витя немного поморщился.
– Оль… мы виноваты друг перед другом. Я предлагаю всё спокойно обсудить. Я не буду упрекать тебя за то, что ты недосмотрела за мамой, но и ты меня не суди строго.
Олю будто накрыло ватной пеленой. Всё, что говорил Витя, стало вязким, застревало, не хотело доходить до сознания. Как – недосмотрела? И чем же она виновата?..
– Мне было тяжело, очень. Новое место, люди… Ни от кого нет помощи, ни дома, ни на работе. Приняли меня не сразу. И ты ещё давила, хотя я говорил, что не время… В общем, я не буду ходить вокруг да около.
Витя достал из кармана телефон, немного покопался в нем и показал Оле. С экрана на неё смотрела улыбающаяся девушка с задорным взглядом и жгуче-черными волосами.
– Это – Азиза.
– Твоя любовница? – хрипло спросила Оля. Витя поморщился.
– Нет. У нас с ней ещё ничего не было… в этом смысле. Она из приличной семьи. Но я хочу на ней жениться.
Оля бы засмеялась, если бы могла. Вот значит, как? А она, Оля, из какой семьи?
– Ты можешь пока пожить в маминой квартире. А через полгода, когда я вступлю в наследство, мы что-нибудь решим.
– Витя, а где деньги от нашей квартиры?
– Ты имеешь в виду от квартиры, за которую я один выплатил почти всю ипотеку? – вызывающе вздернул голову Витя, – я вложил их. Неудачно. Но я не хочу это обсуждать. Да, я потратил их неразумно. Но и заработал – тоже я. И тебе не кажется, что сейчас не лучшее время обвинять меня за это?
Оля посмотрела ему в глаза, и он не выдержал взгляд. Хотелось смеяться и плакать. Напомнить, как он просил уволиться с работы. Напомнить, как она ухаживала за его матерью, пока он сватался к красавице из приличной семьи… Но что толку? Кажется, Витя всерьез убежден, что это именно она, Оля, виновата в том, что Серафима Павловна не дожила до второй свадьбы сына.
Молнией вспыхнула мысль: а свекровь-то, кажется, всё знала… Вот за что она просила прощения! Но почему не сказала? Боялась, что Оля её бросит?
Оля вздохнула. Хотелось верить, что не бросила бы.
***
Утро началось с грандиозного скандала. Оля несколько раз отстраняла раскалившуюся от криков трубку и задумчиво смотрела на неё: а может, не стоит всё это выслушивать? Но почему-то так и не нажала «отбой».
Как оказалось, интуиция не подвела – концовка разговора стоила того, чтобы её дождаться:
– Я не знаю, как именно ты смогла её убедить, – устало сказал Витя, –пусть это останется на твоей совести, тебе с этим жить. И тебе очень повезло, что я порядочный. Я не стану с тобой судиться, хотя мог бы.
«Не мог, – подумала Оля, – у тебя билет на завтра и свадьба через месяц».
Но вслух она просто попрощалась. Максимально вежливым тоном, каким обычно разговаривала с самыми истеричными клиентами.
Пора на работу.
Сегодня бесконечная череда продуктов не утомляла. Возможно, помогал свежий маникюр на ногтях.
Как же давно она его не делала!
Но это не пустые траты, не каприз. Не могла же она прийти на собеседование неопрятной. Поэтому за стрижку и уход за руками она отдала почти половину зарплаты. Ну и пусть. Обещанный ей оклад должен был окупить все расходы с лихвой.
Олю ждали на новой работе хоть завтра. На этой – готовы были отпустить без долгой отработки. Но Оля медлила. Всматривалась в тележки покупателей, но не находила того, что искала.
Знакомая многодетная мамочка заметно посвежела. Её младший карапуз подрос и уже не сидел в тележке, а держался за руку старшего брата. Впрочем, с таким же важным видом.
Отмечавший зимой день рождения парень выложил на ленту упаковку дешевых сосисок и три пачки макарон. Оля улыбнулась и едва не поздравила его с новосельем.
Обыкновенно вредная и медлительная бабуля шустро метала из тележки непривычно много всего. Не иначе, ждёт гостей…
Олю охватил «синдром выпускника». Работа кассира ей не очень подходила, но по историям из мозаики продуктов, она, пожалуй, будет скучать.
До закрытия оставалось всего десять минут, как вдруг на ленте появился знакомый набор: самый дорогой кошачий корм, лапша и колбаса.
