– Может быть! Но ладно, твоя Даринка такой ерундой занимается, в детском саду простительно. А ведь моя-то красавишна уже в восьмой класс пойдет – и тоже с этими, как ты говоришь, соплями. И откуда только берется эта дурацкая детская мода!
Болтовня с подругой немного успокоила Лику.
Действительно, надо взять себя в руки. Ведь у нее же есть дочь, она несет за нее ответственность. Да, произошла ужасная трагедия. Но стенаниями и посыпанием головы пеплом Таню не воскресишь. Наверное, единственное, что можно сделать в этой ситуации – это побыстрее выяснить, кто тот нелюдь, убивший девушку. По крайней мере, тогда все прояснится, и, может быть, станет хоть немного легче.
«Всего было приглашено около сорока человек, – Лика забралась на подоконник, поискала в толпе гостей, заполнивших гостиную, Андрея и вздохнула: бойфренд, вышедший в коридор, чтобы позвонить Вадиму, так и не появился. – Однако многие просто приехали, чтобы, как говорится, засвидетельствовать свое почтение. Буквально полчаса у нас провела редактор из издательства со своей малышкой; уехали, даже шашлыка не дождались – девочка раскапризничалась, и мама решила ее увезти. Быстро откланялась и моя подружка – сестра Андрея Катя – она в положении, муж-американец с нее пылинки сдувает. Актеры и телевизионщики тоже сбежали часика через полтора; сказали – завтра рано утром предстоят съемки, надо не водку пьянствовать, а о цвете лица позаботиться. Раньше всех уехал Вадим, а вот позже всех, наверное, Игорь. Не знаю, прощался ли он с Андреем. Со мной – нет, и это немного подозрительно, и…»
– Дозвонился я Вадику, – сообщил Андрей, пробравшись через гудящую толпу. Он взял Лику за руку, пожал ее пальцы. – Еле смог сказать, что произошло. Он не сразу понял, все повторял: «Ты можешь привезти ко мне Таню?» Не представляю, как он это переживет. Мне кажется, они с сестрой были очень близки.
– Ужасно, – прошептала Вронская, всем сердцем сочувствуя парню, который потерял близкого человека.
– И не говори. Мало того, что его сестру убили, так у него к тому же и квартиру ограбили! Представляешь?! Причем, когда Вадька приехал, преступники еще внутри находились. Правда, он не рассмотрел их. Они из-за угла выскочили, по голове чем-то стукнули, Вадик и отрубился. Хорошо еще, что сам живой остался.
– Не может быть! – Лика покачала головой. – Вот это денек выдался. А что у него украли?
– Не знаю, не уточнял. Надо думать, выносить у него есть что – Вадик человек не бедный. Хотя может, кстати говоря, тут не только в финансах дело. Вадик – один из лучших дизайнеров. Коллеги его ненавидят. Причем так энергично ненавидят, от души. Все творческие личности, ядом так и прыскают.
– Наверное, даже в стремлении убрать конкурента никто не пошел бы на такой шаг, как убийство. Тем более, сестра-то тут при чем?!
Андрей пожал плечами и вздохнул:
– Да я уже ничего не знаю и не понимаю. Дико это все. Я с этой Таней даже поговорить особо не успел. Вадик просил за ней присмотреть. Ну, я и поглядывал – сидит себе девочка, что-то там в тарелке ковыряет, на шампусик не налегает, наоборот – игнорирует. Игорь к ней было клинья стал подбивать. Я ему внушение сделал – он свое внимание на официантку переключил.
– А Игорь, когда уезжал, с тобой попрощался?
– Нет. А с тобой?
– Тоже нет. Кстати, он сюда на такси приехал. А как он уехал? Что-то я не видел никаких подъезжающих машин. Наверное, пошел на трассу, там остановил тачку.
– А тебя не смущает, что Игорь пытался приставать к Тане, а потом эту девушку нашли мертвой?
– Лик, ты чего?! Я Гарика сто лет знаю. Он по экономическому преступлению на зону попал, взятку вовремя не сунул. Он не по этой части, совсем не по этой!
Вронская закусила губу. В голосе Андрея такая убежденность – спорить бесполезно. Андрей – хороший друг, преданный. Ему немало довелось пережить, у него большой жизненный опыт. Но тюремной страницы в нем нет. И он просто не знает, насколько зона меняет людей. Очень сложно сохранить в себе человека за решеткой. И Седов, кстати, мог бы это подтвердить. Если два несудимых алкаша бухают – шанс того, что они перережут друг друга, не такой уж и большой. Но если кто-то прошел через тюрьму и решил, что его не уважают, – все, поножовщина, месть обидчику не до первой крови, а до последнего вздоха. Простить, забыть, не обратить внимания – эти советы не для большинства зэков; христианские заповеди и интеллигентность на зоне означают только одно – быструю смерть; дашь слабину – затюкают мгновенно. А жить-то все хотят, даже в тюрьме – все равно хотят. Во время отсидки в психике происходят необратимые изменения, это может подтвердить любой, кто общался с бывшими заключенными. Что довелось пережить в тюрьме и колонии Игорю, как его унижали и ломали – про это только он знает. Андрей, кстати, и пообщаться со своим корешем после освобождения толком не успел. А тот почему-то не стремился к общению. Просто взял и исчез, не прощаясь. Почему?
– Лика, да может, он с девчонкой какой-нибудь уединился, – пробормотал Андрей. Похоже, ему тоже не давало покоя внезапное исчезновение приятеля. – Что, не знаешь, как это бывает на таких тусовках? Тем более, ну что тут скрывать: Игорь – молодой здоровый мужик, который сто лет с женщиной не спал.
Вронская собралась было предложить пересчитать присутствующих в гостиной людей, чтобы понять, не пропала ли вместе с Игорем еще и какая-нибудь барышня, но не успела.
– Не было никакого горла! Не было перерезанного горла! – надрывался женский голос в противоположном углу большой комнаты.
Лика спрыгнула с подоконника и устремилась туда.
Соседку-собачницу уже уложили на диван, и кто-то махал возле ее лица салфеткой, а кто-то брызгал в лицо мартини. Вино вместо воды! Похоже, после произошедшего тут вообще мало кто был в состоянии соображать…
«Бедняжка, надо ей дать валерьянки или пустырника, – Вронская, путаясь в подоле, побежала на кухню, к холодильнику, на одной из полочек которого лежали лекарства. – Тут у кого угодно истерика начнется. Ладно, это я к трупам привычная, сколько их в морге пересмотрела, пока изучала работу судебных медиков, – уже не помню. А что делать, писать фигню в романах не хотелось. И без меня опишут, как якобы патологоанатом в паре со следователем работает – хотя, конечно же, на место происшествия выезжают только судмедэксперты. И вот вроде я уже подготовленная к виду мертвого тела – а все равно страшно, и рыдать хочется, и тошнота. А тут – соседка, которая, похоже, без медицинского образования; понятно, что истерика будет».
Но…
Вдруг Лику как обожгло. Этот взгляд рыдающей молодой женщины…
В огромных голубых глазах Лены плескалось такое отчаяние, что поток объясняюще-успокоительных рассуждений иссяк, и Лике стало страшно.
Сделав вид, что она ничего не заметила, Вронская подала любительнице братьев наших меньших таблетки и стакан воды и отошла в сторону.
Лена – все-таки очень странная девушка.
Ее собаки лают, воняют, иногда забегают на участок и разносят клумбы. Однако при все этом соседка почему-то вызывает симпатию. По ней видно – в глубине души она неплохой человек, добрый, отзывчивый. Ее красота отцветает слишком рано – похоже, от проблем с финансами и неустроенной личной жизни. Почему-то есть такие женщины – вроде бы умницы и красавицы, но им хронически не везет. Лена – из их числа, и все-таки она продолжает бороться.
Вот только теперь ее трясет так, что любой подумает: это именно она виновна в убийстве Тани…
«Нет, ну глупости, – посматривая на Лену, рассуждала Лика. Дрожь сотрясала тело девушки так сильно, словно бы у нее была лихорадка, – зачем соседке убивать Татьяну? Да она же ее в первый раз сегодня увидела, и…»
Истошно взвыла милицейская сирена, все ближе и ближе.
– Я прошу вас оставаться здесь, – попросил следователь Седов, метнувшись к двери. – Я понимаю, все устали, и кто-то хочет уйти, а кто-то – наоборот, что-то рассказать. Пока вы останетесь здесь, и…
Лика ловко проскочила под рукой у Седова и побежала по коридору.
Конечно, это немного по-свински; прикинуть, что Володя в погоню не бросится, ему народ пасти надо – и рвануть вперед. Но он же друг, простит.
Как же хочется поскорее рассмотреть оперативно-следственную группу!
Вот к приехавшим уже направлялся судмедэксперт Антон.
Прильнув к окну, Лика проследила за его русой макушкой, а потом дождалась, когда в зоне видимости, наконец, появилась группа незнакомых людей.
Криминалист и судебный медик оказались крепкими мужчинами лет под пятьдесят. А вот оперативник и следователь – такие мальчишки, тридцати нет. Следователю, одетому в синий костюм, вообще, наверное, было от силы лет двадцать пять.
– Нет, ну не мог же он успеть стать прожженным мерзавцем в таком молодом возрасте, – пробормотала Вронская, глядя, как сотрудники правоохранительных органов двигаются по дорожке.
– У-у-у, – Снапи ткнулся мордой в хозяйку и укоризненно на нее посмотрел.
– Сейчас, милый. У тебя ужин, да? А я совсем про тебя забыла! Конечно, пойдем, я дам тебе покушать, – спохватилась Лика и пошла на кухню, где возле подоконника стояла подставка со Снапкиными мисочками и большой пакет корма.
– У-у-у! – не унималась собака.
– Ужасно, никто не кормит бедного песика, – пробормотала Вронская, запуская пальцы в рыжую шерсть. – Снапи – хорошая собака. К сожалению, у нас случилась беда. Но ты молодец, позвал нас, предупредил. Сейчас ты будешь кушать, сейчас.
– У-у-у! У! У-у-у…
«Навалила мне синтетических сухарей и улыбается: «Снапи, кушай, Снапи, кушай!» Мяса бы лучше дала, хозяйка! Мясо вкусное, не то что хрустящая дрянь из большого пакета. Это ей ветеринар так сказал: «Собаке нужен специальный корм, в нем все сбалансировано». Жаль, что я не стаффордшир. Отгрыз бы вету полноги – и даже не парился бы, как он жить потом будет. Вот не понравился моему приятелю стафу Филу на прогулке ротвейлер, Фил его за нос цап – и откусил. Правильно сделал, между нами говоря. А чего тот нахал прогавкал, что он – самый главный кобель на нашей лужайке? Только я вот кусаться не могу, едва пасть открою – а потом вспомню: негуманно, неинтеллигентно, и вообще… Лика говорит: это у меня порода такая, добрая; и она меня за такой характер любит и уважает. Ну не знаю, я бы все-таки ветеринара тяпнул, если бы мог; чтобы ерунды не говорил. Лика вот ветеринару поверила. Вроде бы умная она у меня, но иногда – такая бестолочь! Что, она там себе разве что-то балансирует в плане пайки? Да что хочет, то и ест – и мясо, и кашу, и овощи с фруктами. Как проголодается – так и шасть к холодильнику, и давай за обе щеки наворачивать. И меня, меня надо так кормить! Человеческая еда – такое объедение!
Да ладно, что вообще с этих женщин взять. Пять лет я с ней живу. Пять лет общаемся. Только и знает, что ворчать: «Снапи, не таскай со стола! Снапи, не убегай!»
Могла бы уже понять: к собачьему женскому полу я неравнодушен; однако в бега уходить не хочу даже ради прекрасной блондинки-голденши. Девчонки девчонками, но хозяйка – на первом месте, возвращаться к ней потом ой как стыдно. Я, кстати, после побега к калитке не подхожу, в отдалении присаживаюсь, совесть мучает. Не хочу убегать. Как-то само получается: не хочу-не хочу, и вот уже лапы несут меня во всю прыть, и уши по ветру летят, и шерсть на хвосте становится, как пушистая метелка… Между нами говоря, за пять лет совместной жизни Лика могла бы уже к этому привыкнуть. И, кстати, мой лай тоже ей пора понимать. Почему бы хозяйке не запомнить: «Вау-ва-у-у-у-у» – это значит все, вообще кранты: ребенок в стиральной машинке, плита не выключенная раскалилась или трубу прорвало. Короче, бросать надо все и ко мне бежать, да побыстрее! А вот если я говорю «Уу-у, у» – то это означает: нужно обратить внимание; не так чтобы срочно, но это надо сделать. Иначе потом придется мне выть: «Вау-у-у, вау-у-у!»
Что за день сегодня у хозяев дурацкий?! Совсем не думают о собаке Снапи! Я своими ушами слышал: они заказали фейерверк! Ну не сумасшедшие ли?! Да я еле эти взрывы на Новый год переживаю, у меня от них уши закладывает и в животе все ухает. Но Новый год не отменить. Однако вот так по своей воле фейерверк устраивать – не понимаю… А вообще праздник сегодня хороший был, правильный. Шашлыки жарили. Мне такие кусочки тайком от Лики давали – просто ням-ням… Какой же после нормального мяса корм-то невкусный! И ведь приходится уплетать, чтобы Лику не расстраивать…
Почему-то сегодня люди не хотели сидеть за столом и есть мясо. Вот чудики!
Сначала я понял, что та девушка, которая за домом лежала, – с ней что-то не в порядке, она как-то тревожно пахла; и мне стало так страшно – страшнее, чем в ветлечебнице. Я и завыл. Но тогда Лика поняла меня быстро. А теперь я ей говорю: внимание, посмотри на меня! Смотри на меня, любимая моя глупая хозяйка! Если бы она на меня посмотрела – я бы ее в подвал привел. Ну то есть цокольный этаж они это называют… а по мне – так подвал, хороший такой, прохладненький. Там у Лики погреб есть. Смешной этот ее друг, Андрей. Зачем Лике погреб, она и огурцы закатывать не умеет. Очень жаль, кстати, потому что соленые огурцы – это что-то… я иногда их ворую украдкой; хозяйкина мама, бабушка наша, ей банки передает, а я потом тырю, очень вкусно… Так вот, вместо закаток у Лики в погребе пока находится только ерунда всякая по мелочи – лук, картошка, морковка. А сегодня там еще и человек оказался.
Крышка погреба была не закрыта. А почему? Андрей не захлопнул, он на днях лестницу оттуда вытащил. У меня же хозяйка – невысокая, а там лестница была с таким огромным расстоянием между ступенек, что Лика все время падала в том погребе. И пожаловалась Андрею… И Андрей лестницу вытащил, чтобы ступеньки переделать… Это, конечно, хорошо, что он так Лику любит и о ней заботится. Она прямо подобрела после знакомства с ним; действительно, он – классный мужик, как отрежет кусище мяса – у меня аж сердце замирает: неужели все мне?! И ведь мне!
Да, но крышку погреба он зря не закрыл. Сегодня в погреб какой-то парень упал. Выбраться не может. Нет, он живой, с ним все в порядке, пахнет, как обычный человек. Думаю, даже руки-ноги себе не переломал. Но надо же его оттуда вытащить! Как он сам выберется без лестницы? И вот я подхожу к Лике и ясно объясняю: «Уу-у-у, пойдем». Не понимает. Из цокольного этажа выть смысла нет – не услышат, я пробовал. А, ну ладно. Сейчас доем эти паскудные сухари и опять к Лике пойду. Может, поймет, что я не о еде ей толкую?..»
Расправившись с кормом, собака с шумом похлебала воды. И потом снова ткнулась в Ликины руки широким рыжим лбом.
– Уу-у… – заскулил Снапи, пытаясь поймать взгляд своей хозяйки.
Что же она такая непонятливая! Сидит на кухне как к стулу приклеенная и идти никуда не хочет.
О, вот Андрей появился! Может, хоть он будет посообразительнее?
– У-у-у, – снова простонала собака, пытаясь заглянуть Андрею в глаза.
Тот по-своему расценил издаваемые звуки, почесал пса за ушами, а потом подошел к хозяйке, обнял ее.
– Прямо не верится, что кто-то из наших гостей смог убить молоденькую девушку, – прошептала Лика и всхлипнула.
– Успокойся, пожалуйста. Теперь уже ничего не изменишь.
– Слушай, я сейчас валерьянку давала нашей соседке, Лене. Девушка вся прямо трясется от страха. На какой-то момент я сама перепугалась. Вдруг показалось, что это она – убийца.
– Лена-то? Да брось ты, она весит, как ты, килограммов сорок. И глаза у нее добрые. Просто, наверное, перепугалась. Нервы…
– Глупые такие мысли в голову лезут… Слушай, а вдруг это маньяк какой-то взял и прибежал на наш участок? И убил Таню.
– Лик, ты в это веришь? Девушку даже не ограбили, наверное. Хотя что с нее взять… Но все равно, я обратил внимание – часы у Тани неплохие, Rado, с бриллиантами. Однако их ведь не украли.
– А маньяки ничего и не воруют. Хотя могут и прихватить личные вещи жертвы, платочек там или еще что-нибудь. Слушай, а ведь это идея! Андрей, а гаражные ворота были задвинуты?
– Не до конца. Так больше машин на парковку помещалось.
– То есть теоретически незнакомый человек мог пройти на наш участок?
– Теоретически да. Но практически – маловероятно, у нас же поселок охраняемый; мы даже список гостей передавали, чтобы ни у кого проблем с проездом не было. Хотя системы видеонаблюдения нет. Не все владельцы участков могут себе позволить такое. А те, у кого денег куры не клюют – не при Валерии Палыче, конечно, сказано будет, – не хотят части неплательщиков на себя взять. Жлобство, конечно. Этот поселок вообще очень старый. И тут много домов, которые совсем простенькие, используются только летом как дачи. Конечно, такие люди не хотят платить за дорогую систему… Они и за охрану не платят, и забор тоже без их финансового участия ставили.
– Жаль, что камер нет. Это значит, что если к нам проникал маньяк – то его изображения не сохранилось.
– Лика, во-первых, ты, мне кажется, слишком стремишься применить свои писательские навыки к этой ситуации. Во-вторых – я взрослый сильный мужчина, но даже мне перелезть через наш забор было бы очень сложно. Он высокий, гладкий, без каких-либо дополнительных причинадлов такую высоту не возьмешь. Вдоль забора – дома, с окнами, разумеется. Так что твой маньяк незамеченным не останется. Сейчас же теплынь, все люди за городом сидят, кто на грядках копается, кто шашлык делает. С вечера у нас в поселке включается освещение, под покровом темноты не проберешься… Хотя, как я понял из слов врача, Таню убили скорее часов в пять-шесть вечера, еще светло совсем было.
– Тогда, получается, убийца – точно кто-то из числа приглашенных. Но кто? У тебя есть версии?
Андрей пожал плечами и вздохнул:
– Я только могу сказать, что Гарик тут ни при чем, я его хорошо знаю. Может, кто-то из сотрудников ресторана?
– Официанты и официантки, конечно, так и шастают со строительными ножами!
– Ну не знаю… Может, на участке он валялся; кто-то из строителей обронил? Хотя, конечно, такой яркий корпус по-любому бы в глаза бросился. Мы бы его еще раньше заметили, когда Даринкины игрушки перед приходом гостей собирали.
«Хватит им уже болтать, – решил Снап, резво вскакивая с пола. Он подошел к сидящим за барной стойкой хозяевам, прижался мордой к Ликиному платью. – Сейчас снова скулить буду. А если опять не поймут – уже прямо и не знаю, что делать. Хотя… Есть у меня одна идея! Может, мне их попугать?»
Он набрал в легкие побольше воздуха и выдал пронзительно-жалостливое:
– Вау-у-у! Вау-у-у!
Хозяева взволнованно переглянулись и вопросительно уставились на собаку.
Ну наконец-то! Дошло до них!
Вильнув хвостом, Снап устремился вперед…
– Константин Павлович, есть! Конечно, отпечатки не очень четкие. Но я уверен, что их можно снять без проблем.
– Отлично, – важно кивнул Костя Загуляев, в глубине души сожалея, что в этот самый момент его, одетого в форменный синий костюм следователя, не видят знакомые кореша из Улан-Удэ.
Конечно, после окончания универа в самой Москве зацепиться не удалось; не тот уровень связей. Но следственный отдел области – это тоже очень даже неплохой вариант.
А самое главное – тот самый «Загуляй-раздолбай» из далекой Бурятии здесь является самым молодым следователем. Однако как же почтительно криминалист обращается к молодому да раннему, все чин чинарем, по имени-отчеству. А почему? Да есть за что уважать! Это тамошним дружкам Загуляй-раздолбай, а вот в следственном отделе он, несмотря на несолидный возраст, уже на хорошем счету. Потому что работы не боится, потому что голова на плечах имеется. За примерами далеко ходить не надо, только в этом году успехи можно перечислять и перечислять – поймал психопата, пытавшегося насиловать дачниц; алкоголика-бомжа, устроившего поножовщину после совместного распития спиртных напитков, тоже на чистую воду вывел. Только вот с наркоманами беда. Заняться в местном городке молодежи нечем, так парни с девчонками ширяются, а потом своими противоправными действиями статистику портят…
– Очень хорошо, что «пальчики» на орудии убийства пригодны для идентификации, – повторил Костя, наблюдая за тем, как криминалист упаковывает нож в пластиковый пакет. – Есть у меня уже одна идея, и…
Он прикусил язык.
Говорят же: хочешь насмешить господа бога – расскажи ему о своих планах.
Никого смешить желания как-то не возникает. Наоборот, хочется доказать всем тем, и смешливым шутникам с заснеженной родины, и презрительно щурившимся мажорным мальчикам с юрфака: Константин Загуляев из шкуры вон выпрыгнет, а лучшим в своей профессии станет. И ничего постыдного в этом желании нет: нормальные амбиции, здоровый карьеризм.
С этим делом… Как бы только не сглазить!
Да, на первый взгляд картина вроде вырисовывается невнятная: вечеринка, приличные люди культурно отдыхают, молодая девчонка вдруг почему-то убита…
Однако все-таки не зря среди гостей оказались следователь и судмедэксперт. Они не только водку пили, но еще и по сторонам глазели, да к разговорам прислушивались. Профессионализм не пропьешь, и если уж имеешь отношение к правоохранительной системе – то так или иначе обратишь внимание на множество деталей.
Оба коллеги, и следователь Седов, и судмедэксперт Семенов, говорили об одном: к потерпевшей пытался приставать недавно освободившийся из мест лишения свободы Игорь Панченко. Татьяна на его заигрывания не ответила, тот вроде бы сделал вид, что не расстроился. Но кто его знает… Пару дней как с зоны вышел, надо думать, от отсутствия женского общества мужик с ума сходит. И еще один момент против него свидетельствует – удрал от своего корешка еще до обнаружения трупа, ни с кем не попрощался. К чему такая спешка, собственно говоря?..
Очень хорошо, что отпечатки пальцев на ноже сохранились. Надо проверить по базе, совпадают ли они с «пальчиками» Панченко. Вот было бы здорово, если бы совпали. Тогда, может, начальство и на премию бы сподобилось, за раскрытие убийства по горячим следам.
«Скорее всего, это преступление было совершено в порыве эмоций, – думал Костя, разглядывая лежащее на траве тело девушки. – Панченко поссорился с Татьяной, схватился за нож, и вот случилось то, что случилось. Седов еще рассказал мне про ограбление квартиры Вадима. А вот то преступление, по всей видимости, было спланированным. Надо уточнить, за сколько дней до сегодняшнего праздника хозяева коттеджа приглашали гостей. Я уверен: приглашали заранее, Вадим Липин оповестил об этом круг своего общения, и кто-то из довольно близких знакомых решил присвоить себе его имущество. И…»
Внезапно к горлу подступила тошнота.
Это безжизненное тело совсем молоденькой девушки, терпко пахнущая кровь, восковое лицо…
Костя задержал дыхание, проглотил горький комок, потом сделал несколько медленных глубоких вдохов и выдохов – и осмотрелся по сторонам.
Кажется, обошлось, никто не заметил приступа дурноты: криминалист собирал чемоданчик, судмедэксперт в сторонке о чем-то беседовал со своим коллегой Семеновым.
«Эх, что ж я такой слабак! Никак к трупам не привыкну. Как начало меня тошнить в студенческие годы, когда нас в морг табуном водили, – так и не прекращается это дело. На каждом убийстве надеюсь – ну вот сейчас обойдется. И ни фига. Слабак я», – заругал себя Костя, направляясь в дом.
Сначала надо немного пообщаться с гостями, а потом уже приниматься за писанину. Составление протокола осмотра места происшествия после убийства – долгая песня, и полночи может занять. Что людей зря держать?..
Загуляев вошел в дом, с трудом сдерживая желание ахнуть от изумления. И внешняя отделка коттеджа была очень красивой, но внутри… Нет, никакая роскошь в глаза не бросалась. Первое впечатление: очень много света и пространства. И только потом становилось понятно – от светильника до коврика в этом холле все подобрано с идеальным вкусом.
Он вошел в гостиную и сразу заметил знакомые лица. Оказывается, в этот дом были приглашены официантки из местного ресторанчика, который располагался буквально в паре километров от коттеджного поселка.
«Сначала поговорю с Иришей, – решил Костя, махнув рукой симпатичной полненькой брюнетке в белой блузке и синей юбке, – у нее ребенок маленький, пускай домой скорее возвращается».
Однако быстро провести допрос Ирины не удалось.
Оказалось, у девушки есть информация, которая камня на камне не оставляет от первоначальной версии. Требовалось уточнить множество важных деталей.
Все оказалось далеко не так просто, как представлялось ранее. Возможно, речь шла не об убийстве, совершенном в порыве эмоций, а о хладнокровно спланированном преступлении…
Слава Самойлов плюнул на цементный пол погреба и выматерился.
Вот и сходил отлить перед тем, как дернуть с коттеджа! Знал бы, что этим все закончится, – лучше бы штаны обмочил, честное слово!
Вначале все прошло как по маслу. Удалось проникнуть в дом, где Таня назначила встречу, еще легче оказалось заполучить ключ от банковской ячейки, где девушка должна была оставить альбом Пикассо.
От радости и предвкушения скорой победы сердце стучало быстро-быстро.
Вот теперь надо аккуратненько слинять из коттеджа. И направиться в банк, забрать вещь. А потом – ясное дело, прямиком к Макарычу, который пообещал за альбом ни много ни мало – целых пол-лимона. Не важно, какова на самом деле стоимость альбомчика Пикассо. Важно, что будут деньги, которых хватит брату на операцию. Макарыч – человек надежный, проверенный. Сколько ему ценных вещей было сплавлено, сколько «наводок» о всяких старинных ценностях и картинах оставлено – никогда мужик не подводил, платил щедро и за вещи, и за информацию. И языком лишнего не болтал. Удачно с ним получилось скорефаниться во время ремонта крыши его домины…
В общем, до полной победы оставалось всего ничего.
И вдруг приспичило по нужде…
Терпеть сил никаких не было.
Девчонки-официантки, уже успевшие все разведать, сказали: туалетов в доме целых три, один в полуподвале, второй – наверху (но туда хозяева просили по возможности не ходить, в него можно добраться только через спальню), а еще один – по коридору вперед от гостиной. Как назло, тот, который был ближе всего, оказался занят, пришлось спускаться вниз.
Туалет обнаружить удалось легко. А включить свет в цокольном этаже – нет, где находился выключатель, было совершенно непонятно, стены казались гладкими. Впрочем, вроде бы в огромном просторном помещении было достаточно светло, пара окон пропускала немного света. «Как вкусно пахнет березовыми вениками и мятой», – успел подумать Слава.
А потом пол провалился, в ушах засвистело, и возник порыв уцепиться хоть за что-нибудь – но никакой опоры не нашлось.
На уровне инстинкта получилось не пострадать при падении: сгруппироваться, плюхнуться на довольно жесткий пол боком, не переломав костей. Но на этом везение закончилось…
Слава в сто пятьдесят первый раз осмотрел зацементированные стены погребка и опять признал: даже если бы была лопата или хотя бы какая-нибудь палка, сделать подкоп нереально. Стены отделаны на совесть, и можно биться о них головой и раскроить себе череп – а они выдержат, прочные.
Наверху – Слава задрал голову и посмотрел на темный прямоугольник пространства – тоже ровным счетом ничего не изменилось.
Погреб глубокий, метра три будет. Лестницы нет. Даже если сделать из брюк и рубашки что-то типа веревки (хотя как потом до города добираться; нагишом? Впрочем, проблемы надо решать по мере их поступления), то, во-первых, до верха ее не добросить; а если и добросишь – то никак не зафиксируешь, выбраться по импровизированному канату не выйдет, он соскользнет.
И вот в распоряжении имеется всего-ничего. Лук, картошка, морковь и пара кабачков. Электричество. Да, свет в погребе есть – но что толку?.. Сигнал «sos» азбукой Морзе выщелкивать? И кто придет на помощь, хозяева? Спасибо, не надо, встреча с ними в ближайшие планы никак не входит; вдруг поймут, кто тут у них находится… Под руками еще и мобила, не разбилась при падении, большая удача. Связь тоже имеется – слабенькая, всего одна палка на экране – но позвонить получится. Хотя пока кто-нибудь из приятелей согласится приехать, пока сообразит, где это находится, пока доберется… Перспективы, мягко говоря, не обнадеживающие.
Впрочем, выхода нет.
Надо звонить друзьям, это пусть и маленький, но шанс на освобождение.
Надо звонить своим, корешам-строителям? А ведь нет, лучше набрать Макарыча! Он – человек реально заинтересованный. И приедет быстро, и вопросов задаст меньше…
Слава объяснял покупателю альбома Пикассо, как добраться до коттеджа, когда наверху послышались шаги, голоса, собачий лай.
Он быстро выключил свет и закусил губу.
Вот и все.
Бесполезно задерживать дыхание, стараться не шуметь.
Эта большая рыжая собака уже выла возле люка погреба, потом куда-то исчезла. Оказывается, привела хозяев. Теперь уже будет тявкать до победного конца, спасатель хренов…
– Отпечатки пальцев на внутренней ручке сохранились. Похоже, внешнюю ручку преступники протерли. А вот за эту схватились – и оставили прекрасные замечательные пальчики.
– Смотрите, да тут, кажется, целую сумку вещей набрали – подсвечники, статуэтки. Наверное, приготовились уже уходить, а тут хозяин вернулся, так они часть награбленного бросили… Еще в этой сумке имеются ювелирные изделия, много, в отдельном пакете. Опись потом продиктую, здесь их уйма. Ноутбук розовый, девчачий, что ли… Моя Лелька у меня такой все клянчит. Только с моей зарплатой особо не разгонишься…
Какая-то Лелька.
Может мечтать о ноутбуке.
Потому что она живая.
А вот Таня уже ни о чем мечтать не может.
Она ведь мертва, а у мертвых ничего нет – ни жизни, ни желаний.
Невозможно это представить, невозможно осознать…
Вадим Липин смотрел на розовый «Сони Вайо», который осторожно вертел в руках худощавый паренек в милицейской форме, – но видел Таню. Она просто грезила о таком ноуте, с вульгарной розовой крышкой. Все попытки соблазнить ее каким-нибудь «Эппл мак-ейр» со строгим стильным дизайном терпели неудачу. В итоге сестренка получила-таки на день рождения вожделенную китчевую вещицу. И была счастлива как ребенок; прыгала от восторга, потом обняла крепко-крепко и прокричала прямо в ухо: «Вадька, спасибо, ты самый лучший брат на свете!»
И правда, очень хотелось быть самым лучшим братом. Хотелось дать девочке все; хотелось, чтобы она ни в чем не нуждалась, жила долго и счастливо, получила приличное образование, вышла замуж за хорошего человека.
Только ничего из этих планов не осуществить.
И это вроде бы понятно. И одновременно – принять невозможно.
Как это так, Тани нет?
О ком заботиться, кого опекать?
Пустота. Никакого смысла ни в чем.