Письмо, однако, не было закончено. Требовалась еще пара трагических, жалостливых нот и завершающих штрихов, правдиво и нелицеприятно подводящих итог Ларисиных излияний.
«А как ловко ты выучился лгать! Но при всей моей иллюзорности, я начала догадываться…» – Лариса оторвала глаза от листка и на секунду задумалась: словно бы что-то в последней фразе не так. Ну и чёрт с ней, с иллюзорностью. Так она будет казаться убедительней в своей непосредственности и искренности чувств. Вот кстати и об этом:
«Я была с тобой всегда такая доверчивая, чистая. Так верила, что я твоя последняя женщина, так надеялась, что хотя бы единственная… А на самом деле – чужая жена, наглая баба, тебя обнимала, тащила в постель. Одна только мысль об этом меня и теперь содрогает!» – тут Лариса неожиданно для самой себя всхлипнула, по носу её скатилась увесистая горючая слеза и плюхнулась прямо на середину исписанного листочка. Несчастная брошенная жена долго смотрела на мокрое пятно в самом центре жалостливого и где-то даже трагического письма, затем стиснула зубы, нахмурилась и начертала несколько завершающих строк:
«И эти твои друзья, Миша с Ритой, когда я им пожаловалась, вместо сочувствия оскорбили меня абсолютным непониманием: мол, у нас с тобой не было полного духовного контакта и общности интересов. У них-то конечно полный контакт при таких деньгах, какие они вдвоём зарабатывают. Вот, кстати, и о деньгах! Мне их теперь будет очень не хватать без твоей зарплаты, ты ведь сам приучил меня работать спокойно, за маленькое жалованье. Конечно, можешь гордиться, что оставил мне всю мебель, и дачу, и ту крошечную квартирку, что тебе от дяди Васи осталась. Но не обольщайся – я бы и сама тебе ничего не отдала, даже если бы ты потребовал. Спасибо Богу, всё не на тебя оформлено. А ты мне ещё и остался должен порядочную сумму, если учесть, что с самого дня свадьбы все эти двадцать лет мы жили на моей жилплощади, тогда как ты приехал из своего Тамбова с голым задом и единственным чемоданом. Так что придется тебе на детей-то раскошеливаться, на мои деньги нам не прожить. Деньги можешь приносить сюда, в своё бывшее жильё, но с детьми общайся на стороне, мне видеть вас вместе будет слишком тяжело» – тут она трагически вздохнула.