Оливия Лейк
Моя бывшая жена
– Можно? – я даже постучала в дверь, прежде чем войти в кабинет. Он всегда был заперт, если внутри не было хозяина. Кирилл иногда ездил на охоту, поэтому здесь в специальном шкафу хранились ружья и не только. На все, естественно, было разрешение и управлялся с оружием Кир профессионально, но у нас маленький ребенок, и мы перестраховывались.
– Заходи, – проговорил, не поднимая глаз от пистолета. Кирилл, когда нервничал, чистил оружие. Вот и сейчас… чистил.
– Кир, я больше так не могу.
Я вошла. Меня под дых ударило от гудящего напряжения. В воздухе разливалось что-то обреченно жгучее. С каждым вздохом обжигало душу и сердце. И еще тлен. Вот значит, как пахнет безнадежность. Уверена, сейчас он не солжет мне. Ложь убьет нас обоих.
– Ты изменял мне? Ответь, прошу. Спаси меня от подозрений.
Он медленно поднял на меня глаза, отложил пистолет и встал. Вышел из-за стола и оперся о крышку, сложив руки на груди.
– Просто скажи правду.
Глава 10
Кирилл
– Да.
Я тоже больше так не мог. Я домой приходить не мог! На работе пропадал, потом в квартиру на Саввинке ехал: отсыпался и снова в управление. Я скучал по Машке. По своей Машке! А эта совсем чужая. Эта сжималась от любого, даже самого невинного прикосновения. Моего прикосновения! Я перестал спать с женой. Я не чувствовал больше себя ее частью. Она ничего не говорила, не устраивала истерик, но также и не звонила мне, не интересовалась моими делами. Заботилась как-то по инерции. Машка ведь не знала про Марину точно. Только догадываться могла и варилась в своих мыслях. Она не спрашивала напрямую. Я тоже не собирался начинать первым этот разговор. Но и врать не хотел. Я люблю Машку, но так больше жить нельзя. Мы должны что-то решить. Я поступил плохо, нашел самый легкий выход из кризиса, но я сделал это не от скуки или банального кобелизма. В моей измене и ее вина была. Муж и жена ведь одна сатана, верно?
– Да, я тебе изменил.
– С ней? – поразительно спокойно уточнила. И меня это бесило. Эта холодность. Эта отстраненность. Ей говорят про измену, а она даже по морде дать не хочет!
– Да, Маш, с ней! Я месяц трахался с Мариной. Потому что я заебался! Ты вечно занята. Вечно в мыле!
– То есть это я виновата? Ты, сволочь, спал с другой женщиной, а виновата я? Потому что сыном нашим, домом занималась. Тобой занималась ведь.
– Нет! – прервал жестко. – Мной ты давно не занималась! Я не люблю Марину. И я порвал с ней после нашего разговора. Я признаю, что поступил плохо, но я мужик: мне нужен нормальный секс и внимание. Это важно, Машка. Для крепкого брака это важно.
– Я тебя услышала, – медленно проговорила. – Для крепкого брака важен секс с Мариной. Интересная теория, – она как деревянная кукла развернулась, уйти попыталась, но я не дал. Бросился к ней, за плечи развернул. Мы не договорили! Пришло время высказать все.
– Я не искал бабу, но не отказался, когда подвернулась! Я хотел развеяться. Встряхнуться. Думал, это поможет перестать злиться. Ты раздражаешь меня, Машка. Бесишь. Я не хочу развода. Я изменил не для того, чтобы строить с отношения с кем-то другим. Но честно говорю, что между нами что-то сломалось. Я устал от такого брака. Я хочу рядом ту женщину, на которой женился, а не эту.
– Устал, значит… От нашего брака, от меня, от Пашки.
– Я не говорил про сына, – возразил резко, но кольнуло. Возможно, правдой.
– Да это и так понятно, – бросила с презрением. – Ну ладно, если ты такой вольный ветерок, лети.
– В смысле? – не понял я.
– В смысле проваливай отсюда! Уходи! Устал – иди отдыхай, а мы скучные и загнанные как-нибудь без тебя разберемся.
– Выгоняешь? – усмехнулся я. – Из моего же дома?
– Хорошо. Я соберу наши с Пашей вещи, и мы уедем, а ты живи в своем доме, – снова захотела обойти меня. Нет, так не пойдет. Я загородил проход.
– Ты не поняла, Машка. Я тебя не отпускаю. Я люблю тебя. Нам нужно подумать, как нам жить дальше, – и руки на плечи положил. Примирительно.
– Я и так знаю, как нам жить, – скинула мои ладони. – Никак! Либо ты уходишь, либо мы! Я видеть тебя не могу! Ты ж с ней спал и ко мне приходил! Ведь было? Трахал меня сразу после нее? – и толкнула меня в грудь. – Отвечай!
Я молчал. На такие вопросы ни одна женщина не хотела слышать правдивый ответ.
– Что молчишь? Трусишь? Смелости не хватает признать…
– Да! – крикнул я. – Было!
– Скотина. Какая же ты скотина, Субботин, – ее голос набирал обороты. Машка не орала, но каждое слово, как выстрел. Не думал я, что наш разговор будет протекать в таком ключе. – Пошел вон.
Я никогда не отступал и сейчас не собирался. Да, ей сейчас больно и обидно, но это пройдет. А если уйду, не смогу контролировать жену. Потеряю ее. А я не могу. Я не хочу!
– Я никуда не уйду. И вы тоже. Мы сейчас успокоимся, а завтра все обсудим на свежую голову…
– Да пошел ты! – Машка бросилась к выходу, но я поймал. – Пусти! – едва спас глаза от ногтей, когда вырываться начала, дубася, куда попадет. – Пусти, сказала!
Я подчинился, но был готов, что снова сорвется. Так и вышло. Только бросилась ни к выходу, а к столу. И схватила мой пистолет…
– Не наводи оружие на человека, если не собираешься стрелять.
– Уходи, – ее рука была тверда. Хрупкая и тонкая, с длинными пальцами и парой изящных колец, одно из них обручальное. Я бы принял от нее смерть.
– Так ты убить меня хочешь? – изумленно изогнул бровь. – Тогда сними с предохранителя.
Маша сделала это на автомате, привычным отточенным движением. Я сам учил ее.
– Давай, Машка, – а сам медленно приближался к ней.
– Не подходи, – выдохнула, мелко подрагивая. Я видел испарину над верхней губой. Румянец на щеках. Светлые, от природы вьющиеся волосы, разметались по плечам. Красавица. Машка сучка еще та, но какая красивая. Устал ли я от нее? Как еще десять минут назад заявлял. Вряд ли. Зацепить хотел. Наоборот, я соскучился по ней. По ее любви, ласке, вниманию.
– Вот сюда, Маш, – ствол в грудь уперся. Поправил так, чтобы точно в сердце. – Один выстрел и все закончится.
Ее руки дрожали, а у меня в крови такой адреналин. Я ни в чем не уверен. Сейчас моя жена решала. Это возбуждало.
– Ты больной, – прошептала, не сдерживая злые слезы, и пистолет в потолок направила, ставя на предохранитель. Я хмыкнул и выбил его из рук – профессиональный инстинкт. В зудящей тишине ствол ударил об пол слишком громко.
– Знаешь что, девочка, – обхватил нежное личико огромными ладонями, – я напомню тебе, как это быть моей женщиной.
– Не смей, – выдохнула и попыталась вырвать голову. – Не смей…
– Ты моя, Машка. Моя! – и я набросился на ее губы, стягивая домашнее платье.
– Не надо! – она пыталась вырваться, но не кричала. «Яжмать» внутри не позволяла ребенка беспокоить. Мы оба упали на ковер: Машка затихла, придавленная моим весом. Я дернул платье и стянул трусики до колен. Вздернул ягодицы кверху и рывком раздвинул ноги.
– Я не хочу! Перестань!
Хочет. Я докажу ей, что она тоже хочет. Я не собирался брать ее на сухую, поэтому провел языком по нежным складкам.
– Не смей… – жена из последних сил пыталась свести бедра, но я был сильнее. Машка сопротивлялась, потому что была обижена, но ей, нам обоим, просто необходимо вспомнить, что мы муж и жена. Которые и в горе, и в радости.
Я вылизывал ее промежность, трахал языком и пальцами, кайфовал от пьянящей сладости ее соков. Она текла, лавой неземной взрывалась. Машка затихла: не вырывалась, но и не поощряла меня. Гордая.
– Маш, я люблю тебя, – прорычал, когда вошел в нее. Не мог больше сдерживаться. Мне необходимо снова сделать ее своей. Я обхватил ладонями гладкие бедра и резко насаживал на себя, с громкими шлепками врезаясь в упругие ягодицы. Тугие горячие стенки обхватили член, выдавливая до последней капли все, что я мог ей дать. Я уже кончил, но не мог остановиться, продолжал двигаться в ней, завороженный видом ее смазки и моей спермы, капающей на ковер. Хорошо. Как давно мне не было по-настоящему хорошо. Эта ложь и меня измотала.
– Маш, – я повернул голову, хотел к себе жену притянуть, поцеловать нежно. Показать, что люблю. Да, ошибся. Во многом. Херни наговорил, но это не потому что не люблю. – Маш… – рука повисла в воздухе. Она плакала. Моя Машка плакала, тихо, но так горько. Взгляд скользнул по хрупкой полураздетой фигурке и выхватил счесанные колени. Это я так ее… – Прости, девочка моя, я не хотел, – на руки собирался взять, но она свернулась клубком и подтянула ноги к груди. Поза младенца. Защитная. От меня защищалась.
– Уйди, – тихо попросила.
– Машка, я не могу.
– Уйди! Уйди! Уйди! Уйди… – на четвертом голос упал для хриплого шепота. – Уйди или я реально убью тебя…
Я поднялся. Оправил одежду. Ключи сгреб. Тошно стало. До красной мути в глазах и желания выблевать внутренности. Что ж я наделал… Поднял пистолет. Это по инерции, профдеформация, мысли совсем о другом были. Что я сделал со своей Машкой… Со своей несгибаемой женой… Я ж поломал ее…
– Маш…
Она продолжала тихо лежать на полу.
– Машка…
Она не отвечала, только тихо плакала. И я ушел. Уехал из своего дома с ощущением, что я полном дерьме.
Глава 11
Маша
Я лежала на полу и смотрела на шкаф, где стояли ружья. Я ни о чем не думала. Пусто. Мой мозг заблокировал все, сберег психику, сузив точку восприятия реальности до устойчивой опоры: темный прямоугольник. Я цеплялась за него, чтобы не уплыть в бесконечность. Я не хотела вспоминать. Просто тихо лежала. Закрыла глаза и молча умирала. Но что-то внутри меня билось и надеялось, что когда снова открою глаза, то будет не так больно. Или вообще не будет. Ничего не будет.
– Мама… – мое забвение разлетелось в мелкую крошку. – Мам, почему ты здесь лежишь? – сын чуть не плакал.
Мой мозг включился и лихорадочно заработал: со всей ужасающей правдой, с острой болью и кричащим разочарованием. Самым огромным в жизни. Хотелось орать и плакать. Крушить и ломать. Хотелось умереть. Но мне нужно жить. Есть ради кого. Во мне поднялась та самая сила и стойкость, которая, вероятно, заложена самой природой, чтобы женщина могла встать и пойти дальше, несмотря на весь ужас, который с ней мог сотворить мужчина.
– Мамочка просто упала, а ты что здесь делаешь? – спрашивала, судорожно поправляя платье. Паша не должен видеть меня такой.
– Пласнулся, звал тебя и папу, потом встал. Я думал, вы меня блосили. Темно и никого нет.
– Нет, конечно, не бросили. Паш, хочешь мультики посмотреть?
– Хочу.
– Иди, включи телевизор, а я в ванную схожу и к тебе, ладно?
Он энергично закивал, но все равно смотрел испуганно. Чувствовал, что в этих стенах больше не безопасно. Потому что ни мира, ни согласия, ни любви больше здесь не живет.
Каких трудов мне стоило горьким пеплом не рассыпаться перед собственным сыном. Мне было больно на уровне души и сердца. А тело… Там унижение и стыд. Это пережить можно.
Я сбросила платье и белье, включила душ, взяла мочалку и терла, пока кожа не покраснела, болезненно припекая, соприкасаясь с горячей водой. Мне изменил муж. Меня практически изнасиловал муж. Часть меня до сих пор не верила в измену, хотя к этому я успела морально подготовиться. И все равно больно. Разве мой Кир мог так со мной поступить? Просто беспощадно об колено сломать? Он не только морально уничтожил меня своим поступком. Он и физически добил. Показал, как я ничтожна перед ним. Если мой муж чего-то хочет, то выбора у его женщины просто нет. Он возбудит и доведет до оргазма, только так грязно это, так мерзко и противно. Не прощу. Этого оскорбления никогда не прощу!
Кирилл считал меня плохой женой, не той женщиной, которую он полюбил. Что же, надеюсь, он даст мне развод спокойно и быстро. После сегодняшней ночи у него просто нет права что-то требовать! Пусть гуляет, трахается, живет ярко и вольно, только не рядом со мной. Потому что нас больше нет. Возможно, нас давно уже нет…
Я вышла из ванной и слабо улыбнулась. Сын сидел в одеяле и во все глаза смотрел мультфильмы. Конечно, когда такое было! Одиннадцать часов, а он не просто не в кровати, а еще и перед телевизором!
– Сынок, – я села рядом, – поедем к бабушке с дедушкой?
– Когда? – спросил, не отводя взгляда от Ниндзяго.
– Сейчас.
Паша повернулся, хлопнул длинными ресницами и нахмурился:
– А спать?
– Там ляжем.
– А папа где?
Я замялась, взгляд отвела. Нам с сыном предстоял долгий и сложный разговор, но не сейчас. Я сама не готова к нему.
– Папы нет пока. Вот и мы скучать не будем. И Мию возьмем.
Я уверена на тысячу процентов, что если Кирилл вернется, то не отпустит. Физически уйти не позволит, а морально все жилы вытянет. Он ведь себя даже виноватым особо не считал! Моя вина. А если вина моя, то куда я собралась?!
Мне главное уехать, выбраться, дальше легче будет. Там, на воле, я дышать смогу. Здесь больше невозможно, воспоминания душили. За это Кира я тоже ненавидела. Он забрал у меня все светлое, что мы здесь испытали. Очернил и в похоти извалял. В унижении и насилии. Я не могла назвать это изнасилованием, но согласия не давала. Я не хотела. Как можно желать мужчину, когда знаешь, что он изменял тебя?! Потом в глаза смотрел и о любви говорил. Мне стыдно, что я испытала удовольствие под ним, даже в такой унизительной ситуации.
Я достала три чемодана и утрамбовала их по максимуму. Остальное запихнула в пакеты. Кошку в переноску. Багажник еле закрылся. Кресло я переставил вперед, а сзади вещи и Мия. Не знаю, когда смогу снова приехать сюда. Я теперь боюсь нашего дома. И мужа боюсь. Я за Киром как за каменной стеной была. А теперь не понимала, чего еще можно ожидать от этого человека. Медведя. Опасного и сильного, но для меня доброго и ласкового. Теперь он хищник во всех смысла. А я его добыча. Кир так думает. Он ошибается. Я не жертва. И никогда ей не была. А еще я никогда не любила сглатывать и это не проглочу!
– Мамочка, привет, прости, что поздно, – говорила шепотом, потому что Паша уснул практически сразу.
– Случилось что-то? С Павлушей? Или с Кириллом? Дочь, ну не молчи.
– Мы с Пашей к вам едем. Приготовь нам постель. Дома все расскажу.
– Ты пугаешь меня, Маша…
Я саму себя пугала. У меня перестало болеть. Глаза сухие. Душа не рвалась, отдаляясь от места, которое так давно стало мне домом. Кажется, я вообще перестала что-то чувствовать. Только когда на сына смотрела, внутри импульс бил, росток пробивался через горький тлен. Если душа женщины умирала, то повинен в этом только любимый ею мужчина. Но в моем сердце двое мужчин: мой маленький сын оживит мои чувства. После его рождения я точно знала, что меня всегда будет любить мужчина.
Мои родители были москвичами в седьмом поколении и квартиру на Садово-Спасской унаследовали от деда по отцу, который получил ее еще от Брежнева. Место у них было много, нам с сыном есть, где голову преклонить. Я не собиралась оставаться у них насовсем, рушить размеренный распорядок людей, привыкших к покою и тишине. Одно на выходных с внуком поиграть, а вот жить – это другое. Я не хотела быть обузой. Немного в себя приду и сразу квартиру сниму. Честно, я пока даже не представляла, как мы с Субботиным будем решать финансовый вопрос. Но я точно знала, что он не примет мое решение легко. Это значит, что сложно будет именно мне.
– Машенька! – мама испуганно притянула меня к себе, когда папа, не проронив и звука, забрал у меня Пашу. – Что случилось, девочка моя?
– Мам, сделаешь чаю. Пить хочу.
Пока она колдовала на кухне, я думала, что рассказать. Нужно быть аккуратной. Папа и так Кира не жаловал, а если узнает… Если услышит все, то сильно расстроится. Ну и Субботину достанется, а мне в любом случае нужно будет поддерживать с ним человеческие отношения. Из-за Паши. Только из-за него.
– Я ушла от Кирилла, – объявила спокойно.
Мама ахнула и закрыла рукой рот. Удивлена.
– А что случилось-то?
– Он мне изменил. Я оказалась плохой женой. Не уделяла ему внимания. Нашлась та, что позаботились о нем.
– Это он тебе так сказал?
Я резко замерла, услышав властный голос отца. Блин!
– Пап, это между нами. Не бери в голову…
– Я так и знал! – горько констатировал. – Знал, что не создан твой Кирилл для семьи. Взял девчонку из хорошей семьи, поматросил и надоело.
– Пап, все не так. У нас с Киром было много хорошего. Одно из этого «хорошего» спит сейчас в гостиной.
– А, – махнул рукой и ушел. – Мы с твоей мамой тридцать пять лет и ни разу…
– Да иди уже! – шикнула мама. Папа у нас легко заводился, и только мама могла его успокоить. – Маш, он что выгнал вас из дома?
Я грустно покачала головой.
– Сам ушел к ней?
– Нет, мам. Кирилл не знает, что мы уехали. Мы… Мы сильно поссорились, и я попросила его уйти. И сбежала. Мам, мы ненадолго. Я квартиру найду, и съедем с Пашей.
– Вот еще! – фыркнула она. – Вы останетесь у себя дома!
– Но мам…
– Ты, если хочешь, снимай квартиры, а мой внук будет жить в своем доме! А муж твой пусть катится колбаской! Плохая жена, видите ли! Пусть попробует найти лучше! С интересом посмотрю, – жестко иронизировала мама. – Жена – это не только постель. Жена – это душа мужчины. Пусть тогда ищет свою, раз не нашел еще.
– А я? – спросила тихо.
– Милая, – она накрыла мою руку своей, – ни одна женщина еще не пропала без мужика. А за тобой со школы портфели таскали. Одна не останешься. Захочешь, еще выйдешь замуж.
– Я не об этом, – покачала головой. – Как жить без сердца, мам?
– Иди, ложись, доча. Придет время, и ты все поймешь.
Мне постелили в моей старой спальне, которая сейчас исполняла функцию маминой отдушины со швейной машиной и корзинами с вязанием. Я решила лечь с сыном. Диван большой, поместимся. Мне хотелось жаться к теплому и родному человеку в этом непредсказуемом и жестоком мире.
Утром я проснулась с тяжелой головой. Следы жестокой правды отпечатались на моем лице припухлыми веками и горькими складками возле губ. На бедрах несколько синяков от пальцев мужа. Я развела ноги и осмотрела внутреннюю сторону: вчера я совсем не чувствовала своего тела, сегодня между ног саднило. Про ссадины на коленях и говорить нечего, на них даже смотреть больно.
– Мерзавец, – тихо прошептала и умылась холодной водой.
С утра я со страхом ждала звонка Кирилла. Но пока тишина. Значит, не вернулся. Переживает. Несмотря на все, что Кир сделал, я знала, что он сейчас ощущал всю глубину мерзости своего поступка. Он не был злым по сути. Не получал удовольствия от страданий других людей. Он никогда не причинял боль мне. Ни физически, ни морально. Вчера он отыгрался за все годы брака. Думаю, ему тоже тошно от себя. Но это пройдет. Субботин умел договариваться со своей совестью. Вряд ли он понимал, что его желание встряхнуть наш брак таким способом, этот самый брак убило окончательно. Ничего не осталось. Только Паша. Ради него я попытаюсь остаться с Субботиным в сносных отношениях. Если бы не сын… Видеть мужа не могу… Ненавижу…
Пока родители занимались Пашей, я пыталась уложить в голове фронт задач. Сыну придется менять сад. Наш слишком далеко. Попробую влезть куда-нибудь в сентябре. Тут осталась-то пара недель. У отца много знакомых в Министерстве образования, думаю, помогут. Вторым вопросом стоял развод. В понедельник в суд пойду. Это решение пришло сразу.
У меня спрашивали подруги, что буду делать, если узнаю, что муж реально мне изменил. Что мой Медведь спал с другой женщиной. Я не знала. Долго не могла определиться с ответом. А когда услышала от него… Когда представила их вместе… Как мой мужчина с наслаждением берет эту Марину, кончает бурно, рычит и стонет от оргазма. Когда говорил об этом с такой оглушающей наглостью, меня посмел обвинить, с барского плеча заявлял, что не будет разводиться, но нам что-то нужно менять… Тогда поняла, что с этим человеком мне не по пути. Видимо, шесть лет – наш предел, а потом неминуемое отчуждение. Быт и обыденность – самая сложная часть семейной жизни. Кир не смог вытянуть его и не разочароваться. Во мне, семье, доме. Возможно, даже в себе. Я верила ему, что он этого не искал. Вот такую легкую Марину, которая давала разрядку, не искал, но не стал сдерживать буйную натуру. Сначала Кирилл будет злиться и не желать отпускать меня, но потом поймет, что так ему только лучше. Я не жалела, что вышла за него замуж, мы были счастливы и любили, но все проходит. Теперь я это точно знала.
– Слушаю? – я набрала в легкие побольше воздуха и ответила на звонок.
– Машка, я не понял, вы где вообще?!
– Я ушла от тебя, Кирилл. Забрала сына и ушла.
– В смысле?!
– В прямом Субботин. Если хочешь обсудить, как теперь общаться будем…
– Замолчи, поняла?! Где вы? У родителей? Я сейчас приеду и заберу вас. В твоих интересах быть готовой ехать домой.
– Я не вернусь…
– Еще как вернешься! – он сбросил вызов. Я тяжело вздохнула. Да это будет сложно. Он приедет. Он будет давить. Он не отступит легко. Но я встаю. Должна. Обязана!
