Однажды, когда я сидел за столиком уличного кафе «La Paix»[1] и, попивая вермут, созерцал великолепие и убогость парижской жизни, дивясь тому странному сочетанию горделивой роскоши и униженной нищеты, которые соседствовали в разворачивающейся передо мной панораме, я вдруг услышал, как кто-то окликает меня по имени. Обернувшись, я увидел лорда Мерчисона. Мы не встречались с ним почти десять лет – с тех пор как учились в университете, – поэтому я очень ему обрадовался и с искренней теплотой пожал ему руку. В Оксфорде мы были большими друзьями. Мне нравился этот красивый, жизнерадостный и благородный юноша. У нас восхищались им многие, и, наверное, у него было бы гораздо больше друзей, если бы он не имел привычки говорить людям правду в глаза. Хотя, как мне кажется, именно своей прямотой он и вызывал всеобщее восхищение.
Меня поразило, как сильно он изменился с тех пор. У него был встревоженный и озадаченный вид, как если бы его одолевали какие-то ужасные сомнения. Но вряд ли он мог заразиться модным в наши дни скептицизмом, ибо всегда был убежденным тори[2] и свято верил в Палату лордов и Пятикнижие. Так что естественнее было предположить, что тут замешана женщина, и я спросил у него, не женился ли он.
– Для этого я недостаточно хорошо понимаю женщин, – ответил Мерчисон.
– Мой дорогой Джералд, – возразил я, – женщины созданы не для того, чтобы их понимали, а для того, чтобы их любили.
– Как можно любить женщину, если не доверяешь ей?! – воскликнул он.
– У меня такое впечатление, Джералд, что за твоими словами кроется какая-то тайна, – проговорил я. – Ведь я прав, разве нет? Так что хочешь не хочешь, но тебе придется мне все рассказать.
– Давай-ка прокатимся куда-нибудь, – предложил вместо ответа Мерчисон. – Уж слишком здесь людно. Нет, не хочу в желтой коляске. Любого другого цвета, но только не желтого… Да, зеленая подойдет.
Мы наняли экипаж и вскоре катили по бульвару в направлении церкви Марии Магдалины.
– И куда ты меня везешь? – спросил я.
– Даже не знаю, – ответил Мерчисон. – Как насчет ресторана в Bois?[3] Там мы пообедаем, и ты сможешь мне рассказать о себе.
– Но мне хотелось бы услышать сперва о тебе, – сказал я. – Ты просто обязан поведать мне свою тайну.
Он молча достал из кармана небольшой сафьяновый футляр с серебряными застежками и протянул его мне. Я открыл футляр и увидел внутри фотографию какой-то женщины. Она была высокого роста, стройна и необыкновенно изящна; ее огромные, с несколько отсутствующим выражением глаза и распущенные волосы придавали ей экзотический и несколько загадочный вид. Ее плечи окутывали великолепные меха, и более всего она была похожа на clairvoyante.[4]
– Скажи, что ты думаешь о ее лице? – спросил Мерчисон. – Можно ли его выражение назвать искренним?