Ирод. Я уверен, что случится несчастье.
Саломея (она склоняется над колодцем и прислушивается). Ни единого звука. Я ничего не слышу. Почему он не кричит, этот человек? А! Если бы кто-то пытался меня убить, я бы кричала, я бы боролась, я бы не стала терпеть… Бей, бей, Нааман. Бей, говорю тебе… Нет. Я ничего не слышу. Жуткая тишина. Ах, что-то упало на землю. Это меч палача. Он боится, этот раб! Он выронил меч. Он не смеет его убить. Он трус, этот раб! Надо было послать солдат. (Она видит пажа Продиады и обращается к нему.) Поди сюда. Ты был другом того, кто умер, не так ли? Словом, мертвых не хватает. Скажи солдатам, чтобы спустились туда и принесли мне то, чего я прошу, то, что тетрарх обещал мне, то, что принадлежит мне. (Паж; отшатывается от нее. Она обращается к солдатам.) Подите сюда, солдаты. Спуститесь в колодец и принесите мне голову этого человека. (Солдаты отшатываются от нее.) Тетрарх, тетрарх, прикажите вашим солдатам принести мне голову Иоканаана. (Из колодца протягивается огромная черная рука, рука палача, держащая на серебряном щите голову Иоканаана. Саломея хватает ее. Ирод закрывает лицо мантией. Иродиада улыбается и обмахивается веером. Пазареяне опускаются на колени и начинают молиться.) А, ты не захотел позволить мне поцеловать твои уста, Иоканаан. Ну хорошо! Я поцелую их теперь. Я укушу их своими зубами, как кусают твердый плод. Да, я поцелую твои уста, Иоканаан. Я говорила это тебе, не так ли? Я тебе говорила. Ну хорошо, теперь я поцелую тебя… Но отчего ты не смотришь на меня, Иоканаан? Твои глаза, что были так грозны, так исполнены гнева и презрения, теперь сомкнуты. Отчего они сомкнуты? Открой глаза! Подними свои веки, Иоканаан. Отчего ты не смотришь на меня? Если ты не желаешь смотреть на меня, ты боишься меня, Иоканаан?.. А твой язык, что был словно красная змея, брызжущая ядом, он теперь неподвижен, он теперь больше ничего не говорит, эта красная гадюка, изрыгавшая на меня яд. Странно, правда? Как это случилось, что эта красная змея больше не шевелится? Ты не захотел меня, Иоканаан. Ты отверг меня. Ты говорил мне гадкие вещи. Ты обращался со мной как с куртизанкой, как с блудницей, со мной, Саломеей, дочерью Иродиады, из царского дома Иудеи! Ну хорошо, Иоканаан, ты умер, а я жива, и твоя голова принадлежит мне. Я могу делать с ней все, что захочу. Могу бросить ее собакам и птицам небесным. То, что останется после собак, склюют птицы небесные… Ах! Иоканаан, Иоканаан, ты единственный, кого я любила. Все другие мужчины внушали мне отвращение. Но ты был прекрасен! Тело твое было словно колонна из слоновой кости на серебряном основании. Оно было словно сад, где множество голубей и серебряных лилий. Словно серебряная башня, украшенная щитами из слоновой кости. Ничто на свете не могло сравниться с белизной твоего тела. Ничто на свете не могло сравниться с чернотой твоих волос. Ничто в целом свете не могло сравниться с рдением твоих губ. Голос твой был курильница, источавшая странные ароматы, и, когда я смотрела на тебя, я слышала странную музыку! Ах! Отчего ты не смотрел на меня, Иоканаан? Ты прятал свое лицо, заслоняя его руками и богохульствами. Ты повязал глаза свои повязкой того, кто хочет зреть только своего Бога. Ну хорошо, Иоканаан, ты узрел своего Бога, но я, я… ты никогда не видел меня. Если бы ты увидел меня, ты полюбил бы меня. Я, я видела тебя, Иоканаан, и я любила тебя. О, как я любила тебя. Я еще люблю тебя, Иоканаан. Я никого не люблю, кроме тебя… Я жажду твоей красоты. Я стражду вкусить твоего тела. И ни вино, ни фрукты не могут утолить моего желания. Что мне делать теперь, Иоканаан? Ни реки, ни большая вода не могут погасить моей страсти. Я – из царского дома, но ты презрел меня. Я была девственна, ты лишил меня девственности. Я была целомудренна, ты наполнил мои жилы огнем… А! А! Отчего ты не смотрел на меня, Иоканаан? Если бы ты посмотрел на меня, ты полюбил бы меня. Я прекрасно знаю, что ты полюбил бы меня, а тайна Любви больше, чем тайна Смерти. Надо видеть только любовь.
Ирод. Она чудовищна, твоя дочь, она совершенно чудовищна. В сущности, то, что она совершила, есть великое преступление. Я уверен, что это преступление против неизвестного Бога.
Иродиада. Я одобряю то, что совершила моя дочь, и теперь я желаю остаться здесь.
Ирод (вставая). Ах, моя неумолкающая супруга-кровосмесительница. Пойдем! Я не желаю здесь оставаться. Пойдем, говорю тебе. Я уверен, что произойдет несчастье. Манассия, Иссахар, Осия, погасите факелы. Я не желаю видеть этих вещей. Я не желаю, чтобы вещи видели меня. Погасите факелы. Сокройте луну! Уберите звезды! Укроемся в нашем дворце, Иродиада. Мне становится страшно.
Рабы гасят факелы. Звезды исчезают. Огромное черное облако наползает на луну и полностью закрывает ее. На сцене совершенно темно. Тетрарх начинает подниматься по лестнице.
Голос Саломеи. А! Я поцеловала твои уста, Иоканаан, я поцеловала твои уста. На твоих губах был горький вкус. Они были соленые от крови?.. Но быть может, это вкус любви. Говорят, что у любви горький вкус. Но какое это имеет значение? Какое значение! Я поцеловала твои уста, Иоканаан, я поцеловала твои уста.
Лунный луч падает на Саломею, освещая ее.
Ирод (оборачиваясь и глядя на Саломею). Убейте эту женщину!
Солдаты бросаются и своими щитами сокрушают Саломею, дочь Иродиады, из царского дома Иудеи.