Папа Добрый
Проект «Мышинария»
Глава 1
Интермедия.
– Кто-то может мне внятно объяснить, как такое произошло? Почему спутник, стоимостью в миллиарды, снова находится на орбите нашей планеты? – было отдельно выделено слово «нашей».
– Нештатная ситуация, господин управляющий, во избежание столкновения, задействована система экстренной эвакуации.
– Вы понимаете, сколько ненужных вопросов возникнет, когда узнают, что вместе со спутником эвакуирован посторонний? Я не хочу держать ответ перед советом, за ваши оплошности. Спутник вернуть в кротчайшие сроки. Человека устранить.
– Простите, господин управляющий, но последнее уже не возможно. Отчёт формируется автоматически и уже направлен членам совета.
– Я не собираюсь выплачивать безмозглому неандертальцу, пожизненную пенсию. Отправьте его на проект, сделайте так, что бы он исчез в ближайшие дни, пока никто не хватился, а дальше… – управляющий задумался. – Дальше спишем всё на бюрократическую ошибку.
Нихрена не помню. Не могу даже сообразить, где я сейчас нахожусь. Тела своего не чувствую, будто затекло всё, или онемело. Щёку ощущаю, как при наркозе, вот вроде она есть, но вроде, как, её и нет. Отлежал что ли? Глаза открыл, потёмки вокруг. Свет еле-еле доносится откуда-то издалека. Слабый свет, такой, что максимум, что можно разглядеть, это чёрное, в менее чёрном. Понимаю, что лежу, но никак не соображу, в каком положении. Чувствую, что изо рта течёт слюна. Не как у бешеного или умалишённого, а как при сладком сне. Слюны много набежало, ощущаю онемевшей щекой целую лужу под лицом. Голова лежит на чём-то холодном. Вглядываюсь в темноту. Какой-то узор на полу. Хотя нет, не узор, явно прослеживается геометрия. Пол не ровный. Камень, может плитка с крупными фасками по краям, или даже брусчатка. Цвет не разобрать, темень несусветная. Что ж такое, почему пошевелиться-то никак? Пытаюсь двинуть хотя бы пальцами. Бесполезно. Надо позвать кого-нибудь на помощь. Что ж не помню-то ни чего? Пытаюсь позвать хоть кого-нибудь, но изнутри вырывается сдавленный стон.
Где я? Не помню и не понимаю. Как сюда попал? А как можно понять, как ты попал, если не помнишь, где был до этого? Действительно, дурной вопрос. Даже не помню кто я такой. Хотя стоп. Почему не помню? Тимофей я. Тимофей Сергеевич. Тимоха, так меня батя зовёт, и друзья, а мамка Тимкой величает. Всё же память крайне избирательна, и проявляется какими-то клочками, предоставляя весьма разрозненную информацию.
В горле пересохло. Закрыл рот, накапливаю слюну, стараясь размазать её по высохшему нёбу.
– Эй, есть кто?! – зов получился тихий, сдавленный, хриплый, голос дрожит. – Эй!
– О!? Ты, жив, что ли? – раздался громоподобный голос, звучащий со всех сторон.
– Что ж ты так орёшь, сволочь? – совсем тихим стоном отозвался я.
– Чего блажишь, как девка пуганная? – резанул по ушам голос тьмы, от чего в висках задавило и застучало одновременно. Состояние как с глубочайшего похмелья. Неизвестный бас отражается от стен и пола, заколачивая остатки сознания, куда-то далеко, в центр мозга.
– Да тише ты, труба Иерихонская!
Какая труба? Это что за выражения у меня? Кто это вообще такой, Иерихон?
Раздались шаркающие по полу шаги. Судя по звуку, тот, кто сейчас ко мне приближается, имеет немалый вес. И что-то мне говорит, что и размеры у этого кого-то, далеко не человеческие. Но то, скорее всего плод воспалённого во тьме воображения.
– Ты как тут оказался, человек? – голос, раздавшийся над ухом, наполнен ужасным утробным смрадом. Меня как будто бы обнюхивают.
– Вот не поверишь, вообще вопрос не ко мне.
– Тогда вставай, и иди отсюда.
– С удовольствием, вот только я не рук, не ног не чувствую.
– Твои проблемы. Могу выкинуть за двери, жди там, когда полегчает.
Голос стих, причём окончательно. Возможно, мне что-то ещё продолжали говорить, но я этого не знаю. Скорее всего, я отрубился.
Когда сознание вновь посетило мою голову, вокруг была всё та же кромешная темнота. Слюна на щеке засохла стягивающей коркой.
– Эй! – позвал я. – Ты ещё здесь?
– Ты уж определись, человек, или вали отсюда, или уж сдохни поскорей.
– Вот хрен тебе. Второе вообще в мои планы не входит. – огрызнулся я. – Я может ещё на твоей могиле простудиться собираюсь.
– Ух, какой ты дерзкий. – в голосе незнакомца раздались ноты усмешки.
Снова шарканье ног, и я понимаю, что меня переворачивают, и очевидно, на спину. Не ощущаю не воздействие на тело, не положения, в котором оказался, и если бы не резкие рывки головой, возможно и не понял бы даже, что что-то изменилось.
Теперь явно лежу на спине. Ощущаю затылком холод и неровность камня. Снова смрадное дыхание, словно собака обнюхивает. Здоровенная, должно быть собака, перевернула меня как тряпичную куклу, даже не напряглась.
Стоп! Глюки всё это! Не бывает таких собак, да и не разговаривают они. Это всё сон. Да ведь, Тимофей Сергеич? Так точно, Тимоха.
– Так ты, значит, драконоборец? – вопрошает голос, прерывающий мои радостные соображения.
А я уж было успел расставить всё по полочкам, и бред происходящего, и нечувствительность к телу, ан не, снова здравствуй Галя.
– Кто? – переспрашиваю зачем-то.
– Драконоборец. – нет, выходит и с первого раза нормально расслышал. – Но если вы теперь все так появляться будете, то мне это только на руку. Ладно, подумать нужно, что с тобой делать. Спи.
И я как по команде отключился.
Короткий сон, буквально мгновение, как выстрел. Чувствую, как грудь резко вздувается, будто в неё качнули воздух компрессором. Резкая и острая боль по всей спине, вызывающая электрическую вспышку в глазах, и заставляющая покинуть вселенную сновидений. Но на самом излёте сна, успеваю заметить, как что-то большое и тёмное, стремительно приближается в мою сторону.
Проснулся. Всё там же, всё в том же положении. Затылок ноет от долгого лежания на камне. Хочу в туалет. В помещении полумрак, теперь можно смутно представить его объёмы. В голове появляется образ длинного подвала, с достаточно высоким сводчатым потолком, опирающимся на колонны, завершающимися вверху полуарками.
– Я в туалет хочу. – взываю к полумраку.
– Да мне всё равно. – отзывается тот.
– Да будь же ты человеком, я ведь в штаны сейчас себе надую.
Ответа нет, но и терпеть, больше нет сил. По штанам растекается тепло, а по лицу расплывается идиотская улыбка.
– Ты что, животное, действительно ссышь что ли? – в след за вопросом, следует стремительное шарканье, сливающееся, в единое шипение.
Из полумрака, увеличиваясь в размере, приближается нечто, внушающее ужас. Животное, что раньше никогда не видал, а если и видел, то только на картинках. Огромный варан, человеческого роста в холке, или что там у них.
Ну, всё, Тимоха, это край.
Но нет, варан, вместо ожидаемого мной неизбежного конца, отбросил меня своей когтистой лапой, куда-то в темноту. Бах. Никаких болевых ощущений, но понимаю, что, скорее всего, лежу я теперь на правом боку, упёршись спиной в стену.
Животное обнюхало пол, и мне показалось, что я увидел, как оно морщится. Издав утробное рычание, ящер медленно приблизился.
– Ну, всё, зассанец, начинай молиться ночи. – прорычал варан.
– Да иди ты козе в трещину, Галя. – осклабился я.
– Галя? – ящер отпрянул. – Почему Галя?
– Потому что полное твоё имя, галлюцинация.
– Понять не могу, ты блажной, или вправду такой бесстрашный? – ящер даже присел по-собачьи.
– Посади меня. – проскрипел я. – Дышать тяжело.
Зверь ещё какое-то время рассматривал меня, потом, ловким движением поддел когтями за одежду, треснувшую разрываемой тканью, усадил на задницу.
– Спасибо. – счёл нужным поблагодарить ящера. – Я действительно не помню, кто я и как тут оказался. Не понимаю, что со мной происходит. Единственное, что удалось вспомнить, это собственное имя.
– И как тебя зовут? – с улыбкой спросил варан. – Надо же что-то будет написать на могилке.
– Тимофей. – ответил я. – Всё, давай, жри меня.
Ящер рассмеялся всей мощью своего баса, многократно отражённого пространством помещения.
– Ты точно блажной. Кто же вам внушил, что мы вас едим? Вы же смердите, как месячные портянки. Тьфу на вас.
– На себя посмотри. – ощетинился я. – Сам ещё тот вонючка.
– А так? – ящер дыхнул в мою сторону.
Но вместо утробной вони, нос услышал свежий, наполненный мятой запах.
– Орбит что ли съел?
– Что?
– Да сам не знаю. Лезут какие-то слова незнакомые в голову.
– Ну, точно, как есть, блажной. А я то тебя за драконоборца по началу принял. – варан рассмеялся. – Так вот, блажной, прётесь вы к нам со всех графств, баронств и царств, месяцами не мытые, в латы закованные, потные и вонючие, и при этом свято веруете, что мы это всё есть должны? Вот уж воистину, Матерь Ночь ума вам не дала.
– Да кто это, вы? – перебил рассказчика.
– Да мы, драконы. – резко ответил ящер, продолжая своё повествование. – Зачем вы вообще к нам лезете. Врёте всё про нас, что мы скот и девственниц воруем. Да нам вообще, пища человеческая не нужна. Мы к вам не лезем, и вы бы нас не трогали. Так нет же, не урожай, драконы виноваты, в дом молния угодила, опять драконы, баба гульнула, и снова дракон-искуситель всему виной. Где справедливость, я спрашиваю?
– В Гааге. – ответил я, понимая, что ящера задело за живое.
– Где?
– Да не знаю я, отстань. Опять ляпнул что-то, что самому неведомо.
– Погоди-погоди, и как много ты вспоминаешь того, что не знаешь? – с неподдельным любопытством спросил дракон. И я вам отвечаю, я видел, как прищурился его янтарный глаз.
– Да уж достаточно. Слова и некоторые образы. Помню, что родители есть, но кто они, не помню. Коньяк вот, помню. Саня, друг, привозит, каждый раз разный. А что такое коньяк, не помню, и откуда привозит, и почему Саня друг. Короче, ни хрена я не помню. – я даже не понял, от последних слов больше разозлился на себя, или расстроился.
Зверь ещё несколько минут вглядывался, словно внутрь меня. Потом минут десять нервно ходил туда-сюда, измеряя помещение шагами, то растворяясь в темноте, то появляясь вновь. Безустанно бормотал, что-то про помнящих и непомнящих. Про предсказание, и какую-то ночь. Наконец вернулся, уткнувшись своей мордой в моё лицо, снова втянул ноздрями воздух.
– Тьфу, зассанец, что ж делать-то с тобой?
