Павел Чук
Первый среди равных. Через смерть
– Врёшь!!! – не выдержал. – Столько там не разместится. Тем более, зимой.
– Эти части ещё до начала зимы должны были идти на столицу, но непогода помешала. Да, тесно, но терпим…
– Господин офицер, – вошёл хмурно́й Матискин. – если уж так решено, давайте я вам помогу. Я знаю… – подал ему знак замолчать.
– Черсин, этого, – указал на капрала, – связать и подготовить к отправке в тыл. – Когда капрала увели, обратился к смотрителю, – чем можешь помочь?
– Знаю, как без особых усилий разрушить мост. Пятая балка по левой стороне совсем слабая, если её хорошенько тряхнуть, не выдержит – рухнет.
– Хорошо. Этим и займётесь. Даю тебе двоих гвардейцев, и чтоб через полчаса всё было готово, – отдал приказ, а сам уселся писать письмо полковнику. Уже светало, и была опасность, что или дозор с той стороны, или очередной караван начнёт движение по мосту. Приходилось спешить. Как только закончил писать письмо, вошёл ординарец:
– Господин лейтенант, семья Матискина собралась, можем уходить.
– Возьми, – протянул запечатанный пакет. – Передай лично в руки полковнику Сантерсу.
– Всё готово, господин офицер, – выходя из сторожки, встретил Матискин. – Надо уходить, а то слишком уж много ваши гвардейцы пороха уложили. Говорил им, и трети хватит, нет, говорят, зачем назад нести.
– Уходим!!! Матискин, ты догоняй семью, а мы чуток поплутаем. Запутаем, если кто по следу пойдёт.
Грохнуло знатно, что и в полукилометре отчётливо слышался взрыв, и обломки моста поднялись так высоко, что, казалось, взорвалась пятисоткилограммовая авиабомба.
Запутав следы уходящих к временному лагерю, мы вышли на дорогу. До станицы Танская оставалось полдня пути, и это расстояние я намеревался пройти до темноты…
Вновь из головного дозора донёсся условный сигнал, и мы залегли в небольшом лесочке, а мимо нас, галопом, нёсся сенарский сабельный эскадрон.
Глава 5
– Что-то их слишком много, – тихо прошептал лежавший рядом гвардеец Черсин.
«А ведь верно, – думал я, укрываясь среди невысоких деревьев, окунувшись лицом в сугроб, – куда столько народа гнать? И обозные телеги с фуражом с собой не забыли. Значит, не на один день покинули тёплые квартиры. Неужели так быстро дошла весть, что мост разрушен? И это по нашу душу такую ораву подняли на седло?».
– Откуда ведёт эта дорога? – спросил, так как поостерегся доставать карту, когда буквально в полусотне шагов от тебя скачут враги.
– Дальше нет ни поворотов, ни ответвлений. Напрямую к станице Танская ведёт дорога, а дальше не помню, господин лейтенант.
– И доходит до станицы Дасская?
– Верно, господин лейтенант.
Сомнений не осталось. Подняли расположенные ближе всего части и направили к разрушенному мосту. Но что-то слишком быстро донеслась весть, что мост разрушен. Хотя, нас пару раз нас обгоняли единичные всадники. Вероятней всего, среди них и был гонец с известием о проведённой диверсии. Теперь по дороге двигаться опасно. Разъезды будут попадаться слишком часто и рано или поздно, но не успеем вовремя сойти с дороги.
– Черсин? Есть другой путь к станице?
– Только лесами. Но давно был в этих местах, могу не вывести.
«По прямой осталось километров десять, – думая я, выбирая, что делать, – идти по дороге, так по ней только что проскакал эскадрон в полтысячи сабель с обозом. Повезло, что не заметили, но это долго продолжаться не может. Если продолжать придерживаться дороги, то точно упрёмся или в секрет, или в отставшие обозные части, а вступать в бой – только раскрыть себя. Понятно, что всадники в лес не сунутся, не их это стихия. Им подавай простор, да лихой наскок. Тем более, это не тяжёлая кавалерия, а лёгкая. Вот только зачем они туда так целенаправленно скачут? Смыкают кольцо? Ведь кавалерия самый быстрый на данный момент род войск. Ими как раз можно заткнуть брешь в обороне до подхода основных пеших частей. Значит, за кавалерией последуют пешие части. А если это мои гвардейцы, что должны вернуться в тыл, раскрыли себя? Что делать?! Их там пятнадцать гвардейцев на двух подводах, да пленный капрал и семья Матискина. Фору им обеспечили примерно полсуток. Должны успеть, не попасть в смыкаемое кольцо окружения, но как бы им помочь?!»
– Передай всем по цепочке, у кого топоры, ко мне, – скомандовал, приглядывая массивную сосну, чтобы одним упавшим стволом перегородить всю дорогу.
Топоры оказались у всех. И где только раздобыли? По штату только каждому десятому положен топор, а тут у всех. На этом не стал заострять внимание. Что помогает выполнить задачу, всё надо использовать.
– По одному вперёд и назад на сотню шагов и слушать внимательно приближение врага. Если вдруг что – подать условный сигнал: зов кукушки. Остальные: видите это дерево, его надо срубить быстро и аккуратно, чтобы оно упало, перегородив сразу всю дорогу.
Справились на удивление быстро. Видно сказался деревенский опыт. Я бы сначала ходил вокруг да около, примерялся, куда ударить, чтобы в нужную сторону упало, а двое, наверно в прошлом лесорубы или плотники, подошли, о чём-то посовещались, один ушёл стругать клинья, а второй начал рубить. И каждый его удар вгрызался в деревянную плоть, что только щепки летели, а клиньями быстро доделали нехитрое дело. Я боялся, что не успеем и придётся покинуть, не закончив начатое дело. Хотел приказать гвардейцу Черсину собрать остатки пороха и взорвать ствол, но массивное бревно повалилось набок, перекрыв собой дорогу.
– Дозорных назад! Уходим в лес!..
Вместо расчётных трёх-четырёх часов к месту предполагаемого лагеря прибыли затемно. Я долго крутил карту, всматривался, ища ориентиры, но не ошибся, вышли к тому месту, которое наметил лейб-капралу Проксу, но ни лагеря, ни его следов не видел. Даже снег был не утоптан.
– Что-то не так, господин лейтенант? – подошёл Черсин. Хороший гвардеец оказался, если выйдем живыми, представлю его к награде или ещё как награжу, но в этот раз не сдержался, ответил грубо, еле сдержался, чтобы не выругаться нецензурно:
– Не догадываешься? Где Прокс, где оборудованный лагерь? И не надо мне говорить, что я ошибся, вывел не туда. Нет, не ошибся. Именно здесь должен быть основной лагерь!
– Так, может тайный сигнал подать? Я мигом, – не успел ответить, как гвардеец что-то пропищал, имитируя птичий язык. После пятого уханья, больше похожего на приглушённый бой бубна, ему ответили. Звук, отражаясь от крон деревьев, гулял по лесу. Я определить точное расстояние не смог, но направление гвардеец определил точно.
– Туда, господин лейтенант. Разрешите, сбегаю, посмотрю.
Через час я сидел в оборудованной землянке и пил крепкий, тёплый отвар. Местом я не ошибся. Всего лишь пара сотен метров, что это за расстояние – тьфу! Но маскировка устроенного лагеря меня поразила. Нет ни дыма, нет ни одной утоптанной дорожки, оборудованы с запасом шалаши и в небольшом овражке сооружена землянка. Горят костры, но в ямах, что ни отблеска искр, ни почему-то дыма не чувствуется. Но главное, что меня поразило – это отхожее место, вырытое в промёрзлой земле и обложенное какими-то вонючими ветками, что забивают своим запахам любую вонь.
Видя наш измученный вид, вместо того чтобы броситься докладывать, лейб-капрал Прокс приказал распределить по шалашам прибывших, накормить и дать отдохнуть. Я не сопротивлялся. Хотя зубы скрежетали, и внутренне был готов сорваться на своего подчинённого, но повода не было.
Отставив кружку с приятно бодрящим отваром, обратился к Проксу:
– Докладывай, лейб-капрал.
– Господин лейтенант, ваше задание выполнено. Вверенное мне подразделение из шестидесяти гвардейцев прибыло в намеченный район. Коней с санями пришлось оставить в другом месте. За ними оставлено присматривать десять гвардейцев. Я в них уверен. Не подведут! С остальными оборудован лагерь…
– Вижу, что оборудован. Что в станице? Сколько в ней противника?
– Высылал вперёд смотрящих, – не смутившись, продолжил Прокс, – вернулись все. С сегодняшнего утра в станице замечено движение. Расквартированный в ней сабельный эскадрон посажен на лошадей и ускакал в неизвестном мне направлении по дороге на Дасскую. Ближе к полудню, из станицы вышел пеший полк. Дорога тут одна, думаю, тоже в Дасскую. Господин лейтенант, слышал, это вы там пошумели, что почти все части покинули тёплые квартиры?
– Мы пошумели. Моста больше нет.
«Быстро же распространяются добрые новости», – ухмыльнулся про себя.
– А, остальные, вас же двадцать уходило на двух санях…
– Не переживай. Все живы, по крайней мере, когда расставались. Пленного там захватили, и семью местного смотрителя пришлось в тыл отправить. Так что завтра они уже в расположении поздравления принимать будут. Сколько осталось в станице сенарцев?
– Насчитали пешую роту и полуэскадрон тяжёлой конницы. Последние тоже собирались, снаряжали лошадей, но в ночь не выдвинулись. Остались готовы к выдвижению, даже лошадей не распрягли.
«Интересно… полуэскадрон это ж двести всадников. Хотя, в тяжёлой коннице меньше численность, сотня, скорее всего. Вот как бы их проредить немного. Но успеем ли подготовить засаду? Теперь противник настороже. Сваленное топором дерево никуда не денется, да и выводы напрашиваются сами собой. Наверно, надо уходить отсюда. Ладно, сейчас подумаем. Как говорится: одна голова хорошо, а две лучше».
Расстелил на грубо струганом столе карту.
– За отличную организацию тайного лагеря, хвалю. Ты тут уже давно обосновался и вижу, что рвёшься в бой. Твои соображения, капрал.
– Оставить здесь охранение, а основными силами выдвинуться к станице Лисовна. Часть людей устала и им нужен отдых, а как понимаю, наша основная цель – склады.
– Главную цель, верно, подметил, – ухмыльнулся я. Понимания, к чему клонит капрал. Засиделся он в безделье, думает, что без него война закончится. И как ему хочется отличиться, доказав, в том числе и себе, что не трус.
– Готов возглавить группу…
– Понимаю тебя, капрал, – перебил, чтобы тот не сказал лишнего. Не хотелось портить впечатление о хорошем командире, – но до нашей цели три дня пути. И оставлять тут пусть и часть гвардейцев, не вижу смысла. Если и будем возвращаться, то другой дорогой. Обратного пути у нас не будет. Смотри: Лисовна стоит на перекрёстке путей и оттуда можно выдвинуться в разные стороны. Противник просто не в силах будет перекрыть все направления отхода, но направление на Танскую перекроет. Тем более, если мы пошумим немного в самой станице. Как думаешь, когда выдвинется тяжёлая конница?
– Поутру. Не думаю, что с восходом, но сенарцев не поймёшь. Могут и прям с первыми лучами выйти.
– Правильно заметил. Кони в стойлах, как сказал, стоят в полной броне. Долго так они не выдержат, а ещё переход. Так что, подбери полсотни гвардейцев для организации засады. Где-нибудь во-от здесь, у этого поворота. Остальные, пусть собираются и к саням, а как услышат шум, пусть зарядят все мушкеты и выдвигаются вот сюда. Так скажем в тыл конницы.
– Господин лейтенант, а куда ж ехать, на санях?
– Не понял, капрал? – ухмыльнулся я.
Конечно, план рассчитан на внезапность, но почему бы его не воплотить в жизнь? Встретить конницу двойным залпом из всех стволов. А потом, усевшись на сани, прокатиться по станице Танская, шумя и постреливая. Главное, чтобы мушкетов хватило, пуль, да пороха. Но не зря я с собой брал запас. Думал, на мост больше уйдёт, но арсенал у нас хороший, можно попробовать. Зарядить все мушкеты, чтобы не тратить время на перезарядку и залпом… ра-аз! Потом два-а! И ищи ветра в поле. Бросаем сани, всё на себя и в лес, тропами, тропами. Выйдем к Лисовне. Не думаю, что противник поймёт, что мы практически поворачиваем назад, а не уходим обратно на юго-восток.
Такой хороший план и чуть не провалился. Нет, собраться, предупредить возничих, распределить роли, всё успели, но вместо тяжёлой конницы на место засады вышла пешая рота. Хотел пропустить и дождаться всё-таки конницы, но нас заметили. Залп по команде, второй залп и мы спешим к месту встречи с возничими. Только успели водрузиться на сани и набрать ход, как навстречу нам несётся тяжёлая конница.
– Не останавливаться!!! Мушкеты вперёд! Залп по готовности, стрелять, как учил! Метко и верно, – только и успел отдать приказ, как первые сани врезались в колонну всадников.
Удар был страшен! Даже я, сидевший в третьих санях, услышал скрежет сминаемого металла кирас, и треск ломаемых деревянных частей саней. От оглушительного залпа заложило уши, а дым пороховых газов мешал смотреть вдаль. Я только и успевал, что стрелять, всеми фибрами души надеясь, чтобы мы не застряли в плотном ряду врага. Ведь сзади пришли в себя остатки пешей роты и с уверенностью можно сказать, что они повернули назад, для удара нам в тыл.
Схватка: конный против пешего, думаете, последний много навоюет? Но когда на твоей стороне внезапность и… потом я долго анализировал этот бой, считая совпавшие факторы, но они оказались все в нашу пользу. Тяжёлая конница шла рысью колонной по двое походным маршем, не успев обнажить оружие, и первый ряд был сметён набравшими ход санями. На наших лошадях были шоры, не позволяющие смотреть по сторонам, и оглобли немного выпирали, что приводило к столкновению сначала с выступающей частью. А удар набравших скорость гружёных саней, словно таран, раскидал по сторонам первую пару, несясь вперёд сея сумятицу, пробивая дорогу. Масса тяжёлого конника высока́, но не сравнится с гружёными санями, на которых сидит до двух десятков гвардейцев, нещадно палящих вперёд. Слаженный залп, быстрая перезарядка и вновь залп.
Ещё повезло, что всего два десятка тяжёлых конников покинули станицу, и на скорости, раскидав по сторонам, не завязнув в плотном ряду, удалось пройти, как нож сквозь масло, целых шесть пар. Всадники теряли равновесие, падали с лошадей, оставаясь на обочине, давая возможность саням, не снижая скорости продолжать движение. Но везение заканчивается. Первые сани завязли и всадники ощетинились своим оружием.
– Вперёд!!! С саней! Бей, коли их!..
Ничего не оставалось, как броситься на выручку. Длинный мушкет, да с прилаженным к нему штыком – мощное оружие даже против закованного в броню всадника. Удар в морду коня, как не жалко бедное животное… защита-блок от выпада сенарца… и резкий тычок или в колено, или в незащищённый пах. Грязно? На войне нет чистых и грязных приёмов. Или ты, или тебя. Судят не победителя, а побеждённого, как не прискорбно это признать…
– Лейтенант! – кто-то тряс меня за плечо, – вы ранены?! Лейтенант! Хватит, он уже мёртв!
Боевой транс не отпускал. Адреналин вплёскивался в кровь и я, не замечая, что рукав в крови, продолжал вонзать длинный штык в тело сенарца. Ещё один удар и штык соскальзывает от металла, и вонзается в мёрзлую землю.
«Надо уходить! – кричит сознание, понимая, что дальше оставаться на одном месте – гибель для всех».
– Гвардия!!! – кричу, и не узнаю свой голос. Он, раскатистым громом разносится над полем боя. – Оружие, боеприпасы и личные вещи с собой, остальное бросить и за мной!..
Ломились через лес, сбиваясь с направления, запутывали следы, но оторвались от преследования. Только вечером я приказал сделать долгий привал и разрешил развести огонь:
– Позови капрала, я его видел, – приказал взявшему на себя роль ординарца гвардейцу Черсину.
– Сколько уцелело? – оглядывая сидевших на холодной земле, прислонившихся к дереву, едва державшихся на ногах гвардейцев.
– Тридцать восемь, господин лейтенант. Пятеро, кто также ушёл, скончались от ран. Я распорядился их похоронить.
«Тридцать восемь человек уцелело! Едва половина от вступивших в бой!».
– Распорядись проверить, что у кого осталось. Еда, оружие, порох, пули. Всё в один котёл. Возьми мой мешок. Выставь охранение…
– Охранение выставлено, – тут же отрапортовал лейб-капрал, – дальше не пойдём?
– Переночуем здесь. Оборудуй временный лагерь. Отдохнём немного. Глубоко в лес ушли. Даже сам не знаю, куда нас занесло. Надо перевести дух, залечить раны. Завтра подумаем, что делать дальше, – говорил резкими, рубленными фразами. Последние часы бега с препятствиями по пересечённой местности я совсем не помнил. Шёл на морально-волевых, понимая, что чем глубже заберёмся в лес, тем лучше для нас. Противник, не зная местности, не полезет нас искать, хоть и шуму наделали знатно и разозлили раненого зверя. Но и мы заблудились. Изредка я разворачивал карту, но не видел ни одного знакомого или более-менее внятного ориентира. Просто вёл уцелевших людей за собой, дальше и дальше вглубь леса, а лес не заканчивался.
Бурелом и густые кроны деревьев шумели в вышине, заслоняя своими ветвями лучи солнечного света. Только после того, как несколько раз споткнулся, а руки верного солдата меня подняли во второй раз, я понял, что всем нужна передышка.
– Слушаюсь. Вас бы самого перевязать, а то повязка, вон, какая мокрая. Кровоточит.
– Есть кто, пусть перевяжет, – ответил, проваливаясь в забытьё…
Пришёл в себя от резкой, пронзительной боли. Хотел закричать, но что-то твёрдое было во рту, и крик потонул в глухом мычании. Запах палёной плоти ни с чем не спутать, а противное шипение от соприкосновения раскалённого металла с плотью, мне снилось долгие годы. Я извивался, пытался кричать, но меня крепко держали. Темнота, что открой глаза, что закрой. Но главное – я над собой не видел неба.
Глава 6
Сознание изредка прояснялось и я, стараясь не выдать себя, осторожно изучал окружающую обстановку. Прислушивался. Чуть приоткрывал глаза, осматриваясь, но всё больше приходил к выводу, что лежу в какой-то избе или сарае и у меня сильно болит плечо. Каждое движение, каждое шевеление доставляло невыносимую боль, что мои потуги понять, где нахожусь и что со мной случилось, терпели неудачу, и я вновь проваливался в забытьё.
Помню, что меня кормили чем-то тёплым, помню, что обтирали влажной тряпицей, но понять кто рядом: враги или свои, я был не в силах. Мне, то казалось, что я дома и мама ухаживает за мной. Было такое, когда я ещё лет десяти от роду заболел воспалением лёгких, отец отвёз меня в районную больницу, и мама день и ночь не отходила от меня, выхаживая. То я блуждал по своему воспалённому сознанию: мне казалось, что вокруг меня тёмные силуэты, и они хотят меня забрать с собой, но какая-то тонкая нить, вытянувшись в струну, держала меня, едва не разорвавшись от натуги.
В один из дней, когда я, весь мокрый от липкого пота, вновь ожидая приступа боли, попробовал пошевелиться, до меня, сквозь туман, донёсся знакомый голос:
– Совсем плох лейтенант, может лекаря найти? – я обрадовался, что слышу знакомую речь! Нет, к сожалению не русскую, но услышать канторийское наречие в этой ситуации лучше, чем сенарский го́вор.
– Искали уже. Едва ноги унесли.
– Смотри, шевелится.
– Силён. Нечего сказать. Командир! Ты меня слышишь? Понимаешь? Если понимаешь, кивни или моргни, – надо мной склонилось бородатое лицо, и я невольно отшатнулся.
– Не понимает он тебя. Сколько раз так открывал глаза, думали, что пришёл в себя, но нет. Не…
– Пи-ить! – прошептал, собрав все, что было силы.
– Воды! Нет! Лучше бульона, подогрейте немного, но не сильно горячо!!! Быстрей, быстрей гвардеец, вроде, командир в себя пришёл!
Сделав пару глотков наваристого бульона, откинулся на тюфяк заменявший подушку.
– Где мы? В плену? – спросил, осматривая тёмное помещение, куда через совсем маленькое окно едва проникал дневной свет.
– Никак нет, господин лейтенант! – ответил улыбающийся лейб-капрал Прокс. – Вам бы отдохнуть. Поспать нормально.
– Успею, давай, докладывай, что произошло. Ничего не помню.
– Куда упомнить-то, в бреду целых две недели пробыли, – выдохнул Черсин.
– Рассказывайте, что произошло.
– Когда остановились на ночлег, вы, господин лейтенант, упали в беспамятстве. Я приказал отыскать поляну или место для лагеря, чтоб не посреди густого леса. Так, в пяти километрах на север, нашли охотничий домик. Перенесли вас сюда, не беспокойтесь, охранение сразу выставил, проверили тут всё вокруг. Где надо секреты поставили. Никто мимо не проходил. Но вам становилось всё хуже и хуже. Жар был у вас сильный. Видимо, в рану попала зараза, что сразу не перевязали. Вы уж извините, пришлось дурную кровь выгонять, да железом прижигать. Потом ещё пять суток в беспамятстве пробыли, иногда приходили в себя, кое-как ели и опять в беспамятство. Я уж думал, не выкарабкаетесь. Слабы вы больно были. Но хорошо, теперь точно на поправку пойдёте!
– С людьми что?
– Тридцать восемь человек, все живы и здоровы. Я их разделил, кого на охоту определил, кого в охранение. Не волнуйтесь. Еды в лесу много. И зайцы, и косулю одну подстрелили. Так что с голоду не помрём.
– Сенарцы где?
– Так нет их здесь!
– Где здесь? Где мы находимся, какой ближайший населённый пункт?
– Ты, господин лейб-капрал, всё рассказывай, не утаивай, – вмешался в разговор Черсин.
– Так и говорю, в лесу мы в охотничьем домике… – даже я уловил, что Прокс хотел соврать, но набрался сил и продолжил, – когда вам совсем плохо стало, думали, что кровопускание не помогло, послал я гвардейцев посмотреть, разведать окрестности. Может лекаря удастся, где отыскать, но не нашли. В дневном переходе на северо-запад крупный город. Думаю, что это Сари́нта.
– По карте смотрел?
– Так, вышли мы за пределы карты. Нет того места, где находимся. Западнее ушли.
– Что там произошло, все вернулись? Сколько там неприятеля?
– Неприятеля много, господин лейтенант, – вновь заговорил Черсин. – Очень много. Повезло, что сначала осмотреться решили. А там, разъезд за разъездом: то пеший, то конный. И сосчитать не смогли.
– Местных не встречали? Они что рассказывают?
– Попадались одиночные сани, но побоялись выходить, а в Саринту не пробраться. Слишком охрана хорошая. У въезда целая рота охранения и это только то, что издалека разглядели.
– От Лисовны Саринта далеко? – чтоб хоть как-то сориентироваться, задавал вопросы. Голова постепенно перестала болеть, и мысли прояснялись. Теперь понятно, что мне в бреду казалось: это и ухаживание гвардейца Черсина, и когда чистили мою рану, прижигая огнём, и непонятные тёмные силуэты окружающие меня.
– Четыре, может пять дней пути. Мы на запад сильно ушли.
«Значит, забрались в самый тыл», – думал я, прикрыв глаза.
Видя, что разговоры меня сильно утомили, мне дали ещё немного бульона и настойчиво рекомендовали поспать, но сон не шёл. Я лежал с закрытыми глазами и размышлял: «Целых две недели прошло, как обосновались в глубоком тылу. В штабе, наверно, с ума сходят, что нет ни известий, ни каких других признаков действия группы. Интересно, дошли отправленные в тыл гвардейцы или нет? Доставил ординарец донесение, и передали ценного пленного сенарца? Хоть бы как весточку подать, что живы, но не до этого. Надо выбираться. Укреплённый город нам не по зубам. Сгинем и толком ничего не сделаем, да и углубляться в тыл противника нерезонно. Как потом выбираться будем?! Значит, остаётся только одно – на восток. Обратно к линии фронта. Но где эта линия фронта? Может за эти недели она продвинулась к самой столице, а я тут лежу, прохлаждаюсь, не зная, что делать. Хотя, вряд ли. Зимой военные действия, а особенно крупные манёвры затруднены погодой. Это не на грузовиках ехать, а пешим, конным маршем преодолевать сотни километров. Не думаю, что кардинально сменилось расположение войск. Тогда остаётся придерживаться намеченного плана. Первый этап выполнен – мост через Пенху уничтожен. Второй пункт как раз склады, расположенные в Лисовне. Если гвардейцы не ошиблись, то до них примерно пять-шесть дней пути. Так что надо готовиться к выступлению, а то тут всю войну пролежу. Герой, понимаете ли! Как ранили, так сразу на полати, спать. Ладно. Попробую завтра вставать. Не нога ж ранена, а рука. Почему ходить-то не могу? Да, слаб. За две недели лежания мышцы отвыкли и начали атрофироваться, но это дело поправимое»…
– Господин лейтенант, вы б лежали! – под неодобрительное ворчание гвардейца я встал с кровати.
– Одежду принеси! – прикрикнул не столько на гвардейца, а на себя. Слишком оказался слаб. Голова кружилась, а когда доковылял до поставленного на полке небольшого зеркальца, так совсем потерял дар речи. Из небольшого кругляшка на меня смотрел чужой человек. Осунувшееся лицо, впалые щёки, заросший, с многонедельной щетиной… только и узнал себя по глазам. Они сохранили узнаваемость, но приобрели пронзительный, холодный взгляд. Тут же добавил:
– И воды, чтоб умыться и побриться!
На большее меня в этот раз не хватило. Упал на скамью возле стола и дрожащими от напряжения руками орудовал ложкой. Мясная похлёбка оказалась наваристая, с большими разварившимися кусками мяса, как понял – зайчатина. Съев половину, отодвинул в сторону. Не стоит нагружать желудок, пусть привыкнет к пище. А то, сколько на диете из воды и бульоне сидел.
– Черсин, пригласи лейб-капрала.
– Вы б доели. Не волнуйтесь, на всех еды хватает. Не голодаем. Даже запас вяленого мяса сделали, так на всякий случай. Ведь, понимаю, скоро в поход собираться будем. Вот окрепните, так и пойдём проклятых сенарцев бить!
– Об этом и хочу поговорить с ним. Где он?
– Секреты пошёл проверять. Скоро вернётся.
– Хорошо, где карта? Я пока посмотри, подумаю.
– Вот она. Её лейб-капрал пару раз брал, чтоб значит понять, где находимся, но и всем миром не смогли.
«Понятно, местных, из этих краёв – никого. Далеко ж забрались. Хотя, может это и к лучшему. В таком глубоком тылу нас точно искать не будут».
Я разложил поданную карту на столе и углубился в изучение. Выходило, что нам надо возвращаться на юго-восток. Но какой дорогой, через какие населённые пункты, и вообще, я не понимал, как мы так далеко забрались.
Вошёл Прокс:
– Звали, господин лейтенант?
– Звал, присаживайся. Подумаем вместе, что дальше делать. Сколько продуктов осталось, боеприпасов? Как обмундирование, исправно?
К вопросам капрал оказался готов и отвечал чётко, обстоятельно, делая акцент, что с обувью проблемы. Я сначала не понял, почему он пятый раз говорит, что износилась обувь, но потом не выдержал и позвал пару гвардейцев из тех, кто были свободны от работ.
«М-да», – рассматривая то, что называлось обувью, качал головой. Я даже не смог подобрать слов, чтобы описать то, чем стали солдатские ботинки. Подмётка оторвана, обмотана верёвкой и проложена тонкими прутиками. С такой обувью далеко не уйдёшь. Ноги мигом промокнут и мало того, и сотрёшь за первый километр до кровавых мозолей.
– У всех так? – отправив гвардейцев, обратился к лейб-капралу.
– У четверти состава. Но и у остальных не намного лучше. Кто ходит в дозор и на охоту, я приказал после смены меняться обувью. Больше никакой нет и найти негде. Даже сплести чуни не можем, не сезон, материала нет. Хотя люди опытные есть, могут сделать.
– Собери мерки со всех, даже у тех, у кого более менее хорошая. И себя не забудь.
– Это дело нехитрое.
– Вот и хорошо. Через пару дней пойдём обувь добывать. Сам говорил, разъезды каждые полчаса ходят. Так что у сенарцев возьмём.
– Так их всего двое, редко трое ходят. А нам почти на сорок человек надо.
«Проблема! Как же не подумал, – сокрушался я, делая поправку на перенесённую болезнь. – И тем более в серьёзное боестолкновение ввязываться не стоит, хоть и боеприпасов осталось достаточно, но, сколько нам ещё пробиваться к своим, и задача не выполнена»…
Целых три дня я занимался, истязая свой организм, восстанавливая физическую форму и всё это время думал, что делать дальше. Идти по тылам с разутыми солдатами, так в первом же бою или кто ногу подвернёт, или из-за никудышной экипировки не выполнит задание и тем самым всех подведёт.
– Вы б отдохнули, господин лейтенант, а-то, как истязаете себя, – неодобрительно следя за моими занятиями, изредка ворчал гвардеец Черсин.
– Уходить отсюда надо, а для этого нужно восстановиться, – ответил, продолжая отжиматься. – Лучше скажи, где раздобыть обувь? – спросил, не надеясь на ответ.
– Так на базаре, ил в сапожной лавке, где ж ещё?!
От очевидных слов я замер в положении: «Раз!». Ведь верно говорит гвардеец. Вот только мы в тылу, кто ж нам продаст или выменяет столько обуви разного размера и главное – на что? Денег-то нет. Хотя, может у меня в личных вещах и завалялось немного, но не думаю, что этого на всех хватит. И понятно, что попадаться сенарцам нам нельзя, и одновременно местным особо показываться тоже, но…
– Позови капрала! И вещи мои принеси, – мысль подкинутая гвардейцем казалась мне не столь утопической, но выслушав сформировавшуюся быстро идею, Прокс неодобрительно покачал головой:
– Господин лейтенант, не отпущу я вас. Да, все мерки собрал, но куда ж вы один? И потом как назад? Да ещё с грузом! Это вам не одну пару сапог нести, а три дюжины!
– Верно, подметил. Так что пойду не один, а с глухонемым сопровождающим. Черсин! Пойдёшь со мной?
– Я не глухонемой, – отозвался гвардеец.
– А придётся стать на время и глухим, и немым.
– Хорошо, что не слепым, – тихо буркнул гвардеец, но я его услышал. Как потом узнал, ходили местные суеверия, что изображать неполноценного – это накликать на себя беду.
– Не слепым, а глухонемым, что б ты не сболтнул своим го́вором, что лишнее. Прокс, где ближайшая дорога, чтобы можно подводу какую раздобыть. Желательно, чтоб и с одеждой гражданской.
– Дорога одна. Полдня пути напрямки через лес. По ней как раз и разъезды ходят, а дальше только Саринта.
– Вот и хорошо. Выставь там секрет на дороге, чтобы захватили, кто поедет в город без охранения, и чтоб не один желательно был, а со слугой или возничим. Если больше трёх, не нападайте. Секрет выставь сейчас, и потом гонца ко мне. Хотя. Завтра с Черсиным пойдём вместе, чтобы время зря не терять. Не думаю, что там столько много без охраны шастает, если только местные. Так, что не убивать! Доставить сюда и держать как дорогих гостей.
Лейб-капрал отказался перепоручать важное дело и лично ушёл с пятью гвардейцами организовывать засаду.
«Ничего, – думал, – денёк, другой потерпят. А если не удастся, кого за этот срок взять, то придётся пешим маршем топать. Вот только, что тогда с одеждой делать? В форме гвардейца канторийской армии входить в город, да ещё который под бдительной охраной – самоубийство».
– Черсин, что там с моими вещами?
– Всё в целости и сохранности, что только с саней забрали, всё сохранил.
Открыл походный мешок и вывалил содержимое на стол. За эти дни я окреп и, по-моему, стал поправляться. Так что небольшая вылазка не помешает. Теперь найти бы что, для продажи или обмена.
– Сколько стоит обувь? – спросил, разбирая вещи.
– Добротная, скроенная по ноге, ещё разношенная, то может и целую лиру стоить, – задумчиво произнёс гвардеец.
