Павел Сергеевич Иевлев
Часы судного дня
Глава 1
«…Подземные укрытия в Москве, предназначенные для эвакуации в случае ЧС, полностью подготовлены и смогут вместить всё население столицы, сообщили в Министерстве по чрезвычайным ситуациям…»
Свежеобретённая недвижимость представляла собой весьма оригинальное архитектурное сооружение. С основного ракурса невысокая, но толстая башня с массивным купольным набалдашником и двумя боковыми пристройками до смешного напоминала стоящий торчком короткий каменный хуй.
– Задорная какая… – сказал я сам себе вслух.
От сарайчика до здания прослеживалась дорожка из каменных плит с проросшей травой, и я отправился на обзорную экскурсию по моим владениям. Вблизи здание оказалось больше, чем я думал – пристройки вытянулись к морю двумя крыльями, образуя в плане подкову, в центре которой и торчала фаллическая башня. На вид я бы оценил её высоту в пятиэтажный дом, но узкие окна были одним рядом в верхней трети. Пристройки пониже – с двухэтажку. Тёмные каменные стены из массивных блоков, подогнанных так плотно, что нож в щель не вставить, двускатные крыши, крытые плоской черепицей, окна в самом верху – увы, без стёкол. Надо думать, внутри меня вряд ли ждут пригодные для жизни интерьеры. Уж больно заброшенный и нежилой вид имеет это строение. Меня стало понемногу накрывать осознание, что я только что обрёл на свою задницу чудовищный геморрой. Опасайтесь сбычи мечт, как говорится.
Крылья «подковы» образовали небольшой внутренний дворик, открытый к морю. Он зарос травой в рост человека и зримо демонстрировал торжество природы над архитектурными амбициями и прочую тщету бытия. Впрочем, каменная лестница к берегу выглядит вполне целой, а наличие небольшого уютного пляжика примиряет с грядущими трудностями обживания этих руин.
Хотя нет, не руин. Наоборот, от стен веет какой-то незыблемостью и неизменностью в веках. По их состоянию невозможно сказать, построены они десять, сто или тысячу лет назад. За шероховатую поверхность массивных блоков дикого камня зацепились вьюнок и мох, но они только придают монументальной конструкции флёр винтажного романтизма. А вот наличия ватерклозета подобная архитектура отнюдь не обещает…
В глубине дворика, в основании центральной башни, виднелся вход – единственный способ попасть внутрь без использования осадных лестниц. Внутренние, выходящие во двор, окна расположены ничуть не ниже наружных. Затейники они тут, как погляжу. Хотя правильнее, наверное, в прошедшем времени говорить. Были затейники. Были-были – да все вышли. Интересно, куда. Нет, не то чтобы интересно, но, наверное, полезно это знать. Для общей, так сказать, эрудиции и для понимания границ собственной безопасности. Потому что тут не только окна в трёх метрах над землёй, но и дверь какая-то мамонтоустойчивая. Относительно массивного здания она смотрелась небольшой, но, подойдя поближе, я понял, что это только так казалось. Высота закруглённого проёма была под два с половиной метра, ширина не меньше двух – неслабые такие ворота. Набраны из деревянных плах, не тронутых временем. Тёмное, массивное, прочное дерево. Каждая плаха длиной во всю высоту двери и на вид довольно толстая – насколько можно судить по наружной поверхности. Ну, то есть, если вы делаете ворота из таких деревях, вы же вряд ли будете делать их толщиной с фанерку? Они под собственным весом поведутся тогда. А тут всё намекало на такую, знаете ли, параноидальную основательность. Доски крепились к каким-то внутренним конструкциям за счёт утопленных глубоко в древесину широких железных головок – не то болтов, не то заклёпок, не то супергвоздей, калибром с железнодорожный костыль. Снаружи створки не имели никаких видимых устройств открывания – ни замочной скважины, ни ручек, ни даже верёвочки, чтобы за неё подёргать, вызывая дворецкого. Вероятно, гостям тут не были особенно рады. Хочешь – головой бейся, хочешь – так стой. Пока сверху горячей смолой, к примеру, не обольют. Там как раз такой карнизик интересный над дверным проёмом…
Ворота прилегали к проёму с удивительной плотностью. Ну, то есть, удивительной для такого средневекового стиля. Ни малейших щелей – что между досками, что между створками, что между воротами и каменным проёмом. Во времена рыцарских замков, знаете ли, так не строили. Очень может быть, что всё это просто стилизация такая, исполненная современными средствами. Я ж, получается, про здешний мир вообще ничего не знаю. Может, тут конные рыцари свиньёй ходили, а может, боевые роботы сотрясали берег чугунной поступью. Вообще-то, для рыцарских времён окна широковаты. Если вы ожидаете штурмовых лестниц и смолу регулярно кипятите, то окна должны быть такими, чтобы даже самый худой ландскнехт с алебардой туда пьяную харю свою не просунул. А здесь вполне широкие стрельчатые проёмы. Их в замках уже попозже стали делать, когда изобретение артиллерии сделало оборонительные сооружения бессмысленными.
Как я ни бился, ни потянуть ворота на себя, ни толкнуть от себя не вышло. Стояли, как вмурованные. Тянуть на себя было особо не за что, вставленное между створками лезвие карманного ножичка не создало достаточного рычага, а от себя я как ни толкался – только плечо отшиб. Вообще никакого люфта, насмерть стоит. Ну да и глупо было бы делать такие ворота открывающимися вовнутрь. Наоборот, они должны в проём там упираться, чтобы любой таран обломался. Такое только взрывать…
В общем, и внутрь я не попал, и для себя не определился – это бывший отель «под старину», для романтического туриста, или вправду что-то глубоко историческое. Побившись безуспешно в двери, обошёл здание, завершив круг, и убедился, что вход действительно один. Нет, это вряд ли отель. Не бывает отелей с одной дверью – не должны гости с прислугой в ней толкаться.
Поворачивая за угол, нос к носу столкнулся с Криспи – от неожиданности чуть удар не хватил. Увлёкшись прикладной археологией, я уже и забыл про свой «зоопарк». Девушка кинулась ко мне и неожиданно, упав на колени, обхватила мои ноги, прижавшись лицом… в общем, неловкая вышла сцена, хорошо, что жена меня сейчас не видит.
Осторожно освободив ноги от энергичных объятий, присел рядом, чтобы быть на одном уровне. Приобнял за плечи, откинул с лица спутанные волосы и увидел, что она плачет – беззвучно, но ручьём.
– Ну, Криспи, это что за нафиг? – растерянно спросил я.
Услышав своё имя, она вдруг разрыдалась в голос. Это была настоящая истерика – она кричала, слёзы текли по покрасневшему лицу, она то хватала меня за руки, прижимаясь лицом к плечу, то отталкивала и била маленьким кулачком в грудь. Вскоре я был мокрый от слёз и окончательно потерявшийся. Она вела себя одновременно как оскорблённая женщина и как обиженный маленький ребёнок, а я бессилен перед обоими этими явлениями. Женские и детские слёзы – не конвенциональное оружие против меня. Это нечестно и должно быть запрещено как негуманное обращение с пленными.
– Криспи, Криспи, ну перестань… Ну что ты так, зачем… – я обнял её, с силой прижал к себе, спрятав голову на груди, закрыв руками от жестокого мира и тихонечко покачиваясь, как будто убаюкивая младенца.
– Всё будет хорошо, всё уже закончилось, я с тобой, всё теперь будет просто замечательно… – я говорил с ней бессмысленно, не подбирая слов, на одной интонации, как говорю в таких случаях с дочкой, безнадёжно расстроенной какой-нибудь непереносимой трагедией типа недостаточно розового платья. Поскольку у меня дома бегает пятилетнее белокурое счастье, я имею некоторый опыт успокаивания плачущих девочек. Им не важно, что ты говоришь, важно как. И тактильный контакт. И прижаться к большому и тёплому. И выплакать в него всё несовершенство этого неудачного мира.
Через некоторое время Криспи угомонилась, перейдя с рыданий на всхлипывания, а с всхлипыванья на расстроенное сопение. А я страдал от затёкших в неудобной позе ног, но боялся её побеспокоить, чтобы не спровоцировать рецидив. Тут важно дождаться, пока она сама тебя оттолкнёт, переключившись с самих страданий на обвинение тебя в них и требование немедленной компенсации. В этот момент важно иметь под рукой что-нибудь розовое, или пушистое, или сладкое. Сахарная вата подходит идеально.
Но чёрт же подери! Я, если честно, вообще про Криспи не вспоминал до тех пор, пока Андрей не выпихнул мне на руки всю эту компанию великовозрастных младенцев. А уж представить себе, что все эти годы она меня не только помнила, но и переживала как-то по этому поводу – это и в страшном сне не приснится. Я её видел-то в общей сложности полтора раза! Однако сейчас она вела себя как брошенный ребёнок, который вдруг обрёл потерянных родителей и одновременно счастлив, что нашёл, зол, что был брошен, обижен, что пришлось так долго ждать, и слишком эмоционально нестабилен, чтобы со всем этим справиться.
В общем, я себе всё хорошо объяснил, кроме того, что теперь со всем этим делать. Как-то так вышло, что жена моя не в курсе истории, результатом которой стало, в том числе, и наше с ней знакомство с далеко идущими последствиями. Сначала не хотел её втягивать, а потом всё как-то разом закончилось и говорить стало не о чем. Рассказывать постфактум о такой странной и малоправдоподобной истории и вовсе было как-то неловко. Не стоит ставить близкого человека в двусмысленную ситуацию, когда и не поверить нельзя, и поверить не получается. Она, конечно, сделает над собой усилие и как бы поверит, но осадочек всё равно останется. Я и сам уже вспоминал эту историю со странным чувством – неужели это правда было со мной? Может, прочитал где, или приснилось? Не бывает же такого, сами понимаете. А небывальщина быстро вытесняется бытом в область смутных воспоминаний между сном и явью.
Так что я решил, что когда (и если) Андрей выполнит заявку на «домик у моря», то сразу всё расскажу и покажу. Чтобы не выглядеть придурком, невесть зачем рассказывающим сказки. Это вредно для семейной кармы. Ну вот, он выполнил, и что? Как объяснить, что у нас теперь не одна дочка-одуванчик, а плюс к ней четыре безмозглых дитя, у троих из которых неплохие сиськи? Это, знаете ли, не всякая жена легко примет. Жёны привыкли быть основным источником детей в семье и не готовы отказаться от этой естественной привилегии.
Криспи между тем успокоилась, перестала сопеть и всхлипывать и оттолкнула меня так, что я со стоном опрокинулся на спину. Ненавижу сидеть на корточках и удивляюсь с людей, для которых эта поза комфортна и естественна. У меня ноги затекают наглухо. Ага, следующая стадия пошла, компенсации. Чем же я должен буду загладить свою безусловную вину в том, что малютка Криспи так страдала эти годы? Ну да, заплаканная девушка встала надо мной зримым воплощением укоризны. Она симпатичная, кстати. Тёмные длинные волосы, карие большие глаза, правильные черты лица, фигуру даже комбинезон унылый не портит. Ей бы ухоженности добавить и одеть нормально – вполне ничего была бы девица. Кстати, интересно – сколько ей лет? На вид – примерно двадцать, но при нашей прошлой злосчастной встрече она выглядела точно так же. Вот ничуть не изменилась. И, кажется, не поумнела тоже. Неужели она теперь навсегда такая? Или прогресс возможен?
Криспи наклонилась и решительно потянула меня за рукав. Вставай, мол, пошли. Интересно, что же ей нужно-то? Она уверенно потащила меня за собой к машине, где потерянно слонялись остальные мои подкидыши. Раньше я их видел пару раз мельком, а теперь, значит, придётся знакомиться.
Итак – номер один. Блондинка-с-сиськами. Наименование условное, выдано временно по довлеющим визуальным приметам, – ого-го каким, кстати. Смотрит на меня пустыми серыми глазами на идеальном кукольном лице. Красивая? Да, пожалуй, если вы любите типаж «декоративных женщин». Он хорошо смотрится в пошлых интерьерах под рококо. А так-то мне кажется, что она и до выгорания небольшого ума была. С возрастом – не поймёшь. Просто молодая девушка, я б ей дал двадцать лет, если бы не тот факт, что пять лет назад она никак не выглядела на пятнадцать. Волосы такие же длинные, спутанные и немытые, как у Криспи, но светлые. У моей дочки такие, только вьющиеся. Машинально откинул ей пряди с лица, чтобы рассмотреть повнимательнее, но был неверно понят. Блондинка с тем же безмятежным выражением на кукольном своём личике расстегнула комбинезон: он, оказывается, разъёмный – от горла до паха на какой-то застёжке. Одежда свалилась вниз, стреножив её как пасущуюся лошадь, но это её ничуть не смутило, как и полное отсутствие какого-либо белья. Она привычно повернулась задом и наклонилась, оперевшись руками об УАЗик. Приняла, так сказать, позу коитальной готовности. Зрелище было такое… вдохновляющее, знаете ли. Фигура идеальная, песочными часами – большая грудь, большая попа, но тонкая талия и стройные ноги. И никакой растительности, кстати, нигде. Ни следа – ни в подмышках, ни на ногах, ни в паху. Да, я женатый человек, но что же мне, зажмуриться теперь, что ли?
Да, не того она набралась в их компании. А ежели она вот так при жене моей сделает? Объясняйся потом, что не ты научил… Положа руку… нет, не на сердце, признаюсь честно – организм дрогнул. Я ж живой человек, хоть и женатый. Но трахнуть её было бы неправильно со всех этических и человеческих точек зрения. Свинством это было бы, как по отношению к жене, так и по отношению к ней. Даже если ей пофиг, а жена никогда не узнает. К тому же делать это на глазах у Криспи тоже было бы дурно. Как при детях.
Так что хлопнул только эту заразу по роскошному крупу и сказал:
– Нефиг рассупониваться. Здесь вам не там. Одевайся, не доводи до греха.
Блондинка, не меняя позы, повернула голову и уставилась на меня через плечо непонимающе-коровьим взглядом. Выглядело это настолько смешно и нелепо, что меня отпустило. Нет, правда, зоофилия какая-то. У неё ж ума, как у овцы.
– Криспи, ну что с ней делать, а? – спросил я без надежды на ответ, однако она неожиданно спокойно подошла к блондинке, присела, подняла комбинезон, надела его, как-то ловко заставив её принять нормальную позу, застегнула.
Ах, ты, понятливая какая, умилился я внутренне. Блондинка осталась стоять, лупая глазами, а Криспи подошла и потёрлась о моё плечо головой. Одобрила, что ли? Главное, чтобы сама не претендовала. А ну, как начнёт к жене ревновать? Ох, как же сложно всё теперь будет…
Криспи снова потянула меня за рукав, и я, наконец, понял, чего она добивается – тащила к ящикам, которые мне Карлос выгрузил. Кормить, видать, пора моих домашних питомцев. Вот ещё, кстати, засада. Мозгов у них на всех меньше, чем у одного кота, но жрут-то они как четыре взрослых человека, природу не обманешь. Ладно, пока корм есть – хотя это ещё разобраться надо, что за корм и какой у него расход. А когда кончится? Кормить семь человек – это не совсем то же самое, что трёх. Это чисто финансово даже напрягает.
Внутри самых обычных картонных коробок плотными рядами лежали серые мягкие цилиндры без каких-либо надписей. Все одинаковые, каждый размером с два кулака примерно. Я вытащил один и покрутил в руках – похоже на толстый полиэтилен, внутри что-то пластичное. Мне это напомнило упаковки строительного герметика, только какие-то бесшовные, непонятно, как открывать. Криспи взяла цилиндр из моих рук, как-то ловко провела по нему ногтем, и он раскрылся вдоль, распавшись по продольной оси на две половинки. Внутри оказался полупрозрачный серо-зелёный гель не самого, надо сказать, аппетитного вида. Что ж у них всегда серое всё, а? Я взял упаковку у Криспи, понюхал… Какой-то слабый, сладковатый, слегка химический запах. Не противный, никакой. Немного похоже на самые дешёвые сорта фруктовых желе, которые, невесть с чего, обожает дочка – из тех, где только желатин, сахар и ароматизатор, идентичный аутентичному.
Попробовал – тоже никак. Некий вкус есть, но довольно слабый, скорее, приятный, чем нет. Но, в целом, почти безвкусный, как обезжиренный йогурт без сахара. С голодухи сожрать можно, но для удовольствия есть не станешь. Криспи почему-то отреагировала нервно – выдернула пакет у меня из рук, замотала головой. Не есть? Почему?
Она отдала корм блондинке и достала следующий. Ловко вскрыла и протянула третьей девице. Та апатично сидела в траве, прислонившись к колесу УАЗика. Взяла, зачерпнула пальцами, отправила в рот… Ну да, не Версаль.
Эту девицу до сих пор даже не рассмотрел толком. Она всё время сидела как-то сжавшись, завесившись длинными неряшливыми патлами так, что ни лица, ни фигуры не разглядеть. Ела торопливо, быстро, как зверёк, облизывала пальцы… Впрочем, вся эта троица (Криспи я уже как-то незаметно для себя из компании вычел) не отличалась изящными манерами. Блондинка-с-сиськами просто откусывала желе от куска, перемазавшись от уха до уха – вид имела дурной и комический. А назову-ка я её Бритни. В честь другой такой же тупой жопастой блондинки с сиськами, любящей сверкать мандой на публике. Надо же её как-то называть? Тем более она такая… безволосая везде. Бритни, короче. А то «Блондинка-с-сиськами» выговаривать долго.
Единственный доставшийся мне в этой благотворительной лотерее образец мужского пола тоже не впечатлял. Худой унылый юноша дрищеватого вида медленно жевал серый корм, аккуратно, но как-то заторможенно. Такой же лохматый и неухоженный, как все, он ещё сутулился и вообще производил впечатление бледной немочи. Да, мои смутные надежды использовать его как тупую, но все же рабочую, силу были, кажется, тщетны. Не похоже, чтобы он что-то тяжелее члена в руках удержал.
Все мои приблудившиеся лишенцы выглядели одинаково – на двадцать плюс, но при этом ровно так же, как годы назад, когда я их видел в срезе йири. Отсутствие мозговой деятельности так хорошо сохраняет молодость? Лоб не морщим, лицо не стареет? Чёрт его знает, но странно это как-то. Кажется, у меня накопилось много вопросов к Андрею, а ведь день ещё не закончился.
Между тем, все поели, бросив упаковки там, где стояли. Блондинка была перемазана, как младенец кашей, и я достал из машины влажные салфетки. Сначала хотел сам обтереть, но потом передумал – а ну как примет за предварительные ласки, опять заголится и раком встанет? Дал салфетки Криспи, показал, как достать, кивнул на свежепоименованную Бритни. Специально не стал ничего говорить или показывать жестами. Решил проверить когнитивные способности – насколько она вообще вменяема? Порадовала: подошла, аккуратно вытерла лицо – блондинка стояла тупо, как корова на дойке, – взяла её за руки, вытерла пальцы. Достала следующую салфетку, присела у третьей девицы – она пока недостаточно проявила себя, чтобы её как-то назвать, побудет «Третьей», – откинула волосы, но та встряхнула головой и снова завесилась лохмами. Криспи терпеливо погладила её по голове, и как-то всё же вытерла рот и руки, хотя та вяло отмахивалась. Парень перепачкался сильнее всех, но вытирать себя Криспи не мешал. Может быть, не безнадёжен. А вот что салфетки все побросали там же, где упаковки от еды – себе под ноги, – это чистое безобразие. Этак тут моментально помойка образуется. Поискал в машине, нашёл пустой пакет. Показал Криспи пакет, показал мусор, покачал головой, изобразил неудовольствие.
Умница какая, собрала всё в пакет, пакет протянула мне.
– Хорошая девочка! – сказал я ей. – Криспи молодец!
Девушка шагнула ко мне и снова потёрлась головой о плечо. Как кошка, только что не мурлыкнула. Ну, уже легче, какое-то взаимопонимание налаживается. Я боялся, что они тут все дуб-дерево, и их придётся с ложечки кормить. Кстати, а сама-то Криспи ничего не ела! Почему?
– Криспи, чего не ешь? – я показал на коробку с кормом, постаравшись подчеркнуть мимикой вопросительную интонацию. Девица возмущенно замотала головой, замахала руками, как будто отталкивая от себя эту идею, а потом вдруг задрожала личиком, надула губки и зарыдала так горько-горько, как моя дочка, узнавшая, что мороженного и каруселей на сегодня хватит. Сердце моё, разумеется, моментально разорвалось в клочья от жалости. Много ли ему надо, сердцу-то? Пара девочкиных слёзок – и готово, полетели клочки по закоулочкам.
Притянул к себе, обнял, по голове погладил, сказал успокаивающе:
– Ну всё, всё, хватит, не плачь. Ты не такая, ты ждёшь трамвая. Не знаю почему, но этого ты не ешь. Ах ты, бедненькая, глупенькая… – я отключил своё автоматическое бормотало от мозга, гладил её по грязноватым волосам, а сам думал, что никак не могу понять, какой психический возраст ей назначить. То она кажется ровесницей дочки, то подростком, а то вдруг проглянет такое, женское… Впрочем, это гендерное.
– Ладно, – сказал я, когда Криспи успокоилась. – Так и быть, назначаю тебя… Нет, не любимой женой, губы не раскатывай, место занято. Назначаю тебя старшей по палате с обязанностями сержанта. Этих беречь, кормить, пасти, выгуливать, вычёсывать, побуждать к разуму и гигиене. Понятно?
Криспи неуверенно кивнула. Чёрт его знает, что там она себе поняла. Пора переходить к практической части. Мне определённо надо вернуться в город – хотя бы для того, чтобы привести сюда жратвы и предметов быта. Но и этих одних не бросишь посреди ничего. Тут хоть и потеплее чем у нас, но тоже ещё не лето. Рупь за сто – к вечеру похолодает, потянет ветер с моря, и как бы не помёрзло моё маленькое стадо пустоголовиков. Мне их ещё от пневмонии какой-нибудь лечить не хватало для полного счастья. При этом тащить с собой тоже не вариант – куда я их там дену? В хрущёвку нашу двухкомнатную притащу? «Здравствуй, дорогая, знакомься, эти тётки будут теперь жить с нами!» И тут такая Криспи кидается меня где попало обнимать, а Бритни заголяется и встаёт раком… нет, я всё же хотел бы как-то мягче подвести жену к мысли, что всё в нашей жизни вдруг стало очень-очень сложно.
Надо как-то пристраивать эту компанию тут. И у меня на этот счёт была пока смутная, но идея. Я обратил внимание, что в доставшейся мне помпезной недвижимости стёкла в окнах отсутствовали везде, кроме центральной башни. А значит, оставалась надежда, что там есть некое помещение, которое можно будет сделать хотя бы условно жилым. Но для этого туда надо было попасть, что до сих пор исключалось весьма крепкими, единственными и наглухо запертыми дверями. Следовательно, в здание надо было проникнуть как-то иначе.
Я развёл бурную деятельность – откинул задний борт УАЗа, закинул туда первый ящик с кормом. После чего показал на остальные единственному представителю условно мужского пола в подведомственном мне подразделении.
– Так, ты, дрищ, чего смотришь? Хватай-таскай-клади, они не тяжёлые, – Дрищ (чем не имя?) пялился на меня, как баран.
– Давай, давай, не тупи, – повторил я настойчиво.
Если какое-то вспомогательное взаимодействие не устроить, я тут с ними сдохну. Не хватит у меня рук четверых обслуживать.
Подбежала Криспи, пихнула паренька в плечо. Тот, к моему удивлению, несколько заторможенно, но взялся за следующую коробку. Засунул, правда, криво, без ума, абы как. Но я поправил, пальцем погрозил, и следующая встала уже ровнее. Не идеально, да чёрт с ним, места много.
– Так, барышни, – обратился к остальным, – по машинам. Давайте, лезьте в УАЗик, чёрт вас дери.
«Третья», чуть потормозив, залезла сама, «Бритни» пришлось поднимать и запихивать, Дрищ вскарабкался на заднее сиденье успешно, а Криспи села на переднее правое даже гордо, с видом вполне командирским.
– Экипаж к старту готов? – спросил я, заводя мотор. Ответа не последовало, да я и не ждал. – Поехали!
Проехали всего-то метров сто, до здания. Я аккуратно подогнал машину носом под ближайшее к башне пустое окно так, что кенгурятник упёрся в стену. Заглушил, вылез. Криспи было дёрнулась за мной – но я строго сказал:
– Всем сидеть! Без команды не вылезать!
Криспи занервничала и что-то вроде даже пискнула – я до сих пор не понял, разговаривает ли она вообще. Однако осталась сидеть, хотя и ёрзала. Остальным, кажется, всё было пофиг. Где прислонишь, там и останутся.
Я залез на капот, чуть подпрыгнул и зацепился пальцами за гладкий камень оконного проёма. Проклиная сидячую работу и её неизбежные последствия, с трудом подтянулся и залез, утвердившись задницей на подоконнике. Нет, что ни говори, а в механиках-то я порезвее был.
Ну, чем нас порадует обретённая недвижимость?
Недвижимость радовала чертовски толстой стеной из натурального камня – в оконном проёме можно было лежать если не вдоль, так поперёк. Метра два толщиной стена, не всякая крепость такую имеет. Если это сплошная кладка – а по виду похоже, что так, – её из пушки не развалишь. Да, аборигены не мелочились, надо сказать. Клали на века, как пирамиды. Что же тут было? Местный Форт-Нокс? При этом оконный проём был пуст и идеально гладок, как полированный. Посередине него была прорезана прямоугольная в профиле канавка, шириной в ладонь – вероятно, здесь когда-то была рама, но куда-то делась. Однако, такое профрезеровать в цельном камне!.. А ведь это не известняк или песчаник, это, чёрт побери, какой-то гранит или базальт – твёрдый, в общем, материал. Какое-то было в этом непонятное противоречие – когда технологии позволяют вот с такой точностью резать камень, то из камня к тому времени обычно уже не строят, полно становится других, гораздо более технологичных материалов. Хотя зря я, наверное, вот так в лоб аналогии беру, мало ли почему они тут так поступали. Наверное, был какой-то резон. Внизу опять тревожно пискнула Криспи, и я отвлёкся от изучения оконного проёма.
Расстояние до скрывавшегося в темноте пола под окном было даже больше, чем снаружи. Дело шло к вечеру, небо затянуло, свет из слишком высоко расположенных окон был тусклый и нижняя часть зала скрывалась в тени. У меня с собой, как назло, был только крошечный фонарик-брелок на ключах, который ничем не улучшал ситуацию. Вниз придётся прыгать, причём практически наугад. Подумалось, что самым нелепым исходом будет, если я туда-то спрыгну, а потом и обратно залезть не смогу, и другого выхода не найду. И что тогда?
Нет, не может быть такого. Как-то туда всё же попадали аборигены, и наверняка не в окно лазили. Должен быть выход. Но и кидаться наобум в темноту тоже не хотелось. Так что полез я не вовнутрь, а обратно, наружу. Неизящно сполз на пузе, повис на руках и спрыгнул на капот, почти даже его не помяв. Ну, не сильнее, чем обычно. Хорошо, что УАЗик стоял в гараже если и не в полном походном комплекте, то и не совсем голый. Чтобы перекрыть по ширине оконный проём мне пришлось скрепить вместе хайджек и фискарсовскую лопату. К образовавшейся таким образом сложносоставной палке я зацепил посередине карабином четырёхметровую буксирную стропу и метнул второй её конец с массивным шаклом в окно. Трос ушуршал туда, повиснув, а я влез обратно. Втащил за трос свою раскоряку, расклинил её в оконном проёме, стравил внутрь трос… Всё, теперь мне не нужно прыгать, и есть шанс вылезти обратно. Ну, или получить по голове тяжеленным хайджеком, если я его плохо закрепил. Подёргал трос – вроде крепко. Решив, что тянуть больше нечего, и так стемнеет скоро, повис на тросе и потихоньку спустился. Вниз-то оно не вверх. Залезу ли назад, если что – вопрос. Много лет таким не занимался, форму растерял. Однако ежели припрёт – влезу, поди, куда денусь.
Внизу оказался довольно гладкий песчаный пол и не так темно, как казалось сверху. Ну, то есть, вряд ли это именно пол – просто песок. Полом его делало расположение внутри стен, не более. Все внутренне помещение первого этажа представляло собой огромный… ну, видимо, зал. Сплошное пустое помещение без перегородок и разделения на объёмы. Возможно, они были раньше, но уцелели только капитальные несущие стены, а внутренние перегородки, например, истлели и рассыпались в прах… Как и пол, кстати. Пока я шёл вдоль стены, то на высоте метра полтора от песка обнаружил характерные прямоугольные выемки – явно под лаги пола. Толщина предполагаемых лаг впечатляла – не иначе, целые деревья на них шли. Да, любили тут капитально строить… И куда же такие брёвна делись? Да так, что ни щепочки от них не осталось внутри? Ещё одна загадка в ряду прочих.
Дойдя до основания центральной башни – она так и выпирала в помещение полукругом массивного цоколя из титанических каменных блоков, – нашёл то, что мне, собственно, и было нужно. Дверь. Если в башню не удалось попасть снаружи, то надо было попытаться изнутри. Дверь была массивная, деревянная, но всё же не настолько монструозная, как наружная. Просто деревянная дверь. Она даже выглядела как-то посвежее всего окружающего архитектурного гигантизма и выделялась иной техникой исполнения. Никаких мегагвоздей и прочих излишеств в противотаранном стиле, просто наборная конструкция из тщательно подогнанных досок. В общем, внушала надежды на меньшую взломоустойчивость.
Из-за отсутствия пола дверной проём начинался на уровне моей груди, но эта дверь прилегала к проёму не так идеально, как наружная, и я почти без труда вставил в щель плоский конец монтировки, приналёг… Дверь была заперта, но мне очень хотелось вовнутрь. В конце концов упорство победило – внутри что-то хрустнуло, упало, и путь был открыт.
Когда я залез, то понял, что мне удивительно повезло – на обратной стороне двери были массивные крюки, и рядом стоял здоровенный деревянный брус, толщиной с мою ногу. Он явно должен был запирать дверь изнутри, входя в выемки каменной стены, грамотно сделанные на клин – чтобы вес засова прижимал дверь к проёму. Если бы он стоял на месте, я мог бы ковыряться монтировкой до морковкина заговенья – толщина досок была сантиметров пять. На моё дурное счастье дверь удерживала только крохотная щеколдочка, от сквозняка, не более. Теперь она валялась на полу, который, кстати, был каменный, а не деревянный по лагам, как я ожидал увидеть. Но самое главное – в башне явно кто-то ещё совсем недавно жил.
Помещение метров пятнадцати в диаметре имело форму круга со срезанным краем, точно посередине которого проходила толстая вертикальная колонна от каменного пола до каменного же потолка. В нём было три двери по одной стороне. В крайнюю левую – если смотреть из башни, – вошёл я. Крайняя правая, скорее всего, открывалась во второе крыло здания, а средняя, располагавшаяся в центре плоской стены, вела, надо полагать, к тем самым воротам во двор, в которые я безуспешно ломился сначала. Но это были не сами ворота, а именно дверь – куда меньшая по размерам, так что между ней и воротами предположительно было ещё какое-то небольшое помещение. Напротив этой двери был большой открытый камин, по обеим сторонам от него – два высоко расположенных стрельчатых окна, сквозь которые помещение заливали косые лучи заходящего солнца, ещё таких же два окна по бокам цилиндрического тела башни и одно окошко напротив камина, на плоской стене над дверью – непохожее на остальные, маленькое, в глубокой стенной нише.
