Павел Сергеевич Почикаев
Проект Мантикора
Чувствуя некую неловкость от того, что он отрывает этих людей от их работы, Генрик хотел было кивнуть им, но взгляд его, скользнув по их сосредоточенным лицам, наткнулся на нечто, расположенное в следующей комнате. Напротив той двери, через которую они только что прошли, располагалась ещё одна, и за ней виднелся кусочек холодильной установки с прозрачной панелью…
– Детектив? Прошу за мной.
Приблизившийся профессор положил руку ему на плечо и развернул в направлении своего кабинета. При этом он постарался встать таким образом, чтобы своей спиной перекрыть детективу обзор комнаты с большим холодильником. Генрик сразу раскусил его манёвр, но не стал ему противиться, он уже понял, что взял верный след: и эта установка, и поведение профессора вполне вписывались в общую картину происходящего. Тем более детектив успел разглядеть самое основное – за прозрачной панелью отсутствовала одна ёмкость.
Он покорно проследовал в кабинет профессора, любезно придерживающего для него дверь и исполняя роль заслона от любопытных глаз. Генрик не сомневался, что за его спиной Скуратович подал какой-нибудь знак своим людям, ему определённо не понравилось, что глаза следователя обратились к содержимому второй комнаты.
Под стать всей лаборатории кабинет её начальника отличался очень малыми размерами, не подходящими для его габаритов. Главенствующее место занимал стол, поверхность которого скрывалась под залежами чертежей, пометок и длиннющих таблиц, свисающих с краёв скрученными языками. Было несколько полочек, заваленных всякого рода деталями, о предназначении которых детектив мог лишь догадываться. Втиснутые между ними книжные шкафы пестрели разноцветными обложками, брошюрками, справочниками, журналами и прочей литературой специализированного назначения. Даже на шторах были развешаны какие-то графики и нечёткие картинки с рукописными пояснениями. На стенах висели благодарственные письма в пыльных рамках и одна газетная вырезка. А в целом кабинет Скуратовича производил ровно такое впечатление, на какое и рассчитывал Генрик, – примерно так он и представлял себе научную лабораторию.
– Вы можете положить пальто вот сюда. – Занимавший много места профессор указал на стул. – Сами присаживайтесь с этой стороны, а я займу своё кресло.
Книжные шкафы и полки с деталями затрудняли его перемещения в пределах маленькой комнатушки, но Генрик отметил своеобразную грацию старика, с которой тот ловко лавировал среди мебели, практически её не касаясь. Он добрался до своего кресла и принялся перекладывать бумаги на так, чтобы между ними на столе образовалось свободное пространство. Пока старик занимался этими манипуляциями, Генрик быстро скинул пальто, предварительно достав из внутреннего кармана конверт с фотографиями и небольшой баночкой. Несмотря на отключенное отопление, в кабинете профессора было душно, Эрза с большим удовольствием освободился бы и от тёплого свитера, но счёл это действие излишним. Придётся потерпеть.
Он опустился на указанный стул, напротив него профессор, возвышающийся над столешницей, прекратил возиться с бумажками, и теперь его лицо выражало терпеливое ожидание. Приколотый к его рубашке значок скрывала складка халата.
– Так о чём вы хотели пообщаться со мной, детектив Генрик? – Хозяин кабинета первым нарушил молчание и сразу перешёл к главному. Он всегда считал прямолинейность одним из условий успешности.
– Меня привели к вам обстоятельства одного странного дела, и я очень надеюсь получить от вас кое-какие ответы. Эти сведения окажутся весьма полезными в моей работе. – Детектив не торопился, для начала ему требовалось прощупать этого старого человека, чтобы подобрать правильную стратегию их беседы.
Уход от прямого ответа не понравился Скуратовичу, но тот постарался не выказывать этого:
– Дела? Детектив, это дело связано с криминалом? Извините, но больше мне ничего не приходит в голову.
– Для начала я покажу вам фотографию одного человека. – Генрик собирался заходить издалека, профессора необходимо было познакомить с сущностью расследуемого дела, а уже потом погрузить в детали и предоставить некоторые улики. – Что вы можете сказать про него?
С этими словами он достал один снимок из конверта и положил на стол так, чтобы Скуратович имел возможность его разглядеть. На фотографии был запечатлён пузатый мужчина с бородатым лицом и обозначившимися залысинами на голове. Он был одет в майку и держал за руль велосипед.
– Вам знаком этот человек? – Вкрадчиво поинтересовался Генрик, не сводя глаз с лица профессора.
Тот смотрел на снимок всего пару секунд и выдал ответ, на который и рассчитывал детектив.
– Да, я его знаю. Энтони, Антоний как-то так его звали, а фамилия похожа на обувь. Он работал программистом на нашем предприятии и недавно уволился. С ним был связан какой-то скандал, он что-то не поделил с бухгалтерией, по-моему, он запросил баснословную зарплату, и ему вполне ожидаемо ответили отказом. – Профессор облокотился на спинку скрипнувшего кресла и стал постукивать большими пальцами, припоминая таким образом дополнительные подробности. – Я никогда не имел с ним общих дел, наши проекты никак не пересекались, да и виделись мы только в туалете да на кухне. Наверное, более ничего не смогу про него рассказать. Так, с ним что-то случилось?
Эрза весьма хорошо представлял, что именно с ним случилось, и от нахлынувших впечатлений у него скрутило живот.
– Это фотография Антуана Сапожина. Его тело было обнаружено вчера утром…
– Его убили? – Перебил Генрика профессор, с него будто сдуло всю меланхолию, он весь подался вперёд, выказывая запредельный интерес. Весьма необычная реакция на смерть человека, что же скрывается за ней: любопытство или что-то более изощрённое.
– Я не могу этого утверждать. – Детектив до сих пребывал в неведении относительно причин печальной кончины Антуана. – Но у меня есть веские причины предполагать, что его судьба связана с научно-производственным отделом. – Генрик указал пальцем на вымпел, висящий на мониторе профессора, на котором было выведено стилизованное изображение человека с поднятыми руками. – Поэтому я пришёл сюда.
Профессор выглядел сосредоточенным, словно в это самое мгновение пытался в уме найти решение задачи. В этом они были похожи с Генриком, в голове которого происходило примерно тоже самое. Вопрос был в том, над одной ли задачей они размышляют и смогут ли они совместными усилиями заполнить недостающие пробелы.
– И какие причины указывают на это?
– Первая, не очень явная, её можно было бы счесть обычным совпадением, но заключается она в том, что последним местом работы Сапожина был именно научно-производственный отдел. Вы и сами отметили это и упомянули некий скандал. Логично предположить, что у него имелись негативные эмоции, связанные с этим местом. Да, я понимаю, что звучит это притянуто за уши, но эта кажущаяся мелочь приобретает большое значение в свете одной улики, обнаруженной возле тела. – Рука детектива уже доставала из конверта вторую фотографию.
На этот раз профессору потребовалось всего одно мгновение, изображённая на снимке вещь была ему знакома, и глупо было это отрицать, потому, как перед входом в кабинет профессора, Генрик заметил стоящие за прозрачной перегородкой холодильника ёмкости – копии той, что была приведена на фотографии. «Банка» была сфотографирована таким образом, чтобы в камеру попала эмблема отдела и посаженная на скотч записка с порядковым номером. Детектив не сомневался, что почерк принадлежит самому профессору либо одному из его возрастных коллег.
– Я видел эти ёмкости в соседней комнате. Видел, что одной не хватает, и знаю, где она находилась в течении последних суток. Это уже больше, чем простое совпадение, это полновесное доказательство причастности вашей лаборатории к смерти Антуана Сапожина, и я здесь для того, чтобы расследовать её. – Генрик почувствовал, что забирает контроль над ситуацией к себе. Новость о причастности его лаборатории к преступлению сильно задела профессора, он на глазах как-то сжался, лицо приобрело ещё более угрюмый оттенок, а ссутуленные плечи поникли.
Скуратович всё разглядывал фотографию. Снимок погибшего человека не вызвал в нём столько эмоций, как изображение прозрачной «банки».
– Я собираюсь раскрыть вам некоторые обстоятельства смерти Сапожина. – Продолжил наседать Генрик, воодушевлённый первичным успехом. – Я надеюсь получить от вас ответы и рассчитываю на искренность с вашей стороны. Делу ещё не дали широкую огласку, и мне совершенно не хочется до этого доводить. Репортёры и бульварные писаки раздуют из этого жуткую историю, они и до сюда доберутся, будут стоять у вас под окнами и караулить. Чем скорее это дело отправится в архив, тем спокойнее будет моя жизнь. Я раскрою свои карты, вы свои, ведь у каждого из нас имеются секреты, не так ли, профессор? Это будет сделка на честном слове.
Скуратович согласно кивнул и совсем раскис в своём кресле, однако в глазах его стояло желание довести дело до конца. В этом отношении детектив прекрасно понимал его.
– Итак, – Генрик приступил к повествованию, – вчера утром из квартиры Сапожина стали доноситься крики. Соседи уверяют, что кричал он от боли, хотя, по нашим сведениям, в тот момент в квартире никого кроме него не находилось. Через некоторое время к нему домой проникли некие неустановленные личности. Им пришлось взламывать замки, чтобы попасть внутрь, ибо Антуан не имел возможности открыть дверь. Эти неизвестные пробыли в квартире совсем недолго и успели скрыться до появления полиции. Их абсолютно не интересовала судьба Сапожина, предполагаю, что к нему они явились, чтобы забрать какой-то предмет. На это указывает ряд обстоятельств: во-первых, жертва была полностью одета, а будильник на его телефоне был установлен на половину восьмого утра, весьма странное время для воскресного подъёма, особенно учитывая, что все прочие будильники у него поставлены на одиннадцать часов. Он явно не был жаворонком, а должен был проснуться в такую рань и одеться по той причине, что у него была назначена встреча. Во-вторых, на его кухне был обнаружен перевёрнутый переносной холодильник, пустой, если не считать морозильных элементов и растаявшего льда. Крышка от него лежала на столе, указывая на то, что он спокойно раскрыл холодильник, а в дальнейшем был вынужден отпинуть его от себя. Само тело изувечено самым мерзким способом, оно покрыто химическими ожогами, в некоторых местах сквозными. А ещё повсеместно вокруг тела разбросано вот это. – Генрик вытащил из конверта маленькую баночку, на дне которой лежала металлическая стружка, и поставил её рядом с двумя выложенными фотографиями. – У меня в конверте есть ещё один снимок, могу показать вам, как выглядят раны Сапожина…
– Не нужно! – Побледневший профессор резко оборвал монолог детектива. – Не нужно! Я… я имею представление о том, что там увижу.
Немало удивлённый последней фразой Скуратовича Генрик не стал извлекать из конверта страшную фотографию, вместо этого он задал простой вопрос:
– Вам стало что-нибудь понятно из моего рассказа? Вы можете мне объяснить или как-то дополнить события вчерашнего утра?
Эрза сделал выжидательную паузу, предоставляя старику возможность хорошенько подумать. Его пальцы барабанили по столешнице, а глаза то и дело метались между фотографией ёмкости и лежащей в банке стружкой.
– Боюсь, что могу. – Наконец произнёс он. – Всё это так фантастично и невероятно, но дайте мне возможность собраться с мыслями.
Заинтригованный детектив предоставил профессору возможность обдумать ответ, а сам деликатно отвёл взгляд и стал рассматривать рамки благодарственных писем. Генрик заметил висящий чуть в стороне рисунок улитки, выполненный ребёнком или же взрослым человеком, не обладающим изобразительным талантом. Повешенная на видном месте зарисовка не вписывалась в атмосферу кабинета, она выглядела чужеродной на фоне чертежей и ровных графиков.
– Наверное, пришёл мой черёд поделиться с вами одной историей. – Заговорил Скуратович после длительного молчания. – Она будет длиннее вашей, но я вынужден начать её издалека, чтобы не потерять нить рассуждений и логических цепочек, ведущих к нашему разговору. Шесть месяцев назад вернулся корабль, побывавший на одном из спутников Марса.
– Вы имеете в виду полёт миссии «Аргонавты»? – Уточнил Генрик, вспоминая подробности, услышанные в новостях.
– Именно этот полёт я и имею в виду. – Подтвердил Скуратович. – Он имеет прямое отношение к смерти Сапожина.
Детективу осталось лишь задаваться немыми вопросами и строить предположения о том, каким образом полёт марсианской миссии полугодовалой давности может быть связан с делом Антуана. Профессор тем временем продолжал:
– Скорее всего, вам, как и остальному человечеству, не известен тот факт, что их возвращение могло окончиться большой катастрофой? Лишь чудом удалось избежать трагедии тем днём, а виной разгерметизации могли стать неизвестные нам организмы, замеченные в самый последний момент одним из членов экипажа. Под влиянием случая он утаил свою находку даже от командира корабля и тайком вынес её с территории космодрома, ему не захотелось делиться ею с кем-либо. Кроме меня.
– То есть вы утверждаете, что со спутника Марса был вывезен новый организм, о существовании которого никто не ведает, и он оказался у вас в руках? – Детектив даже не пытался скрыть своё сомнение, рассказ старика в самом деле начинал приобретать фантастические обороты. – И как такое могло произойти? Почему именно вам?
– Потому что он мой внук. – Спокойно ответил профессор, глядя на озадаченного Генрика. – Тот космонавт, что предотвратил трагедию, это мой внук Максимилиан Скуратович. Он передал мне организмы и показал их свойства, которые произвели на меня глубочайшее впечатление.
«Вот почему его фамилия показалась мне знакомой! – Слишком поздно сообразил Эрза. – Ну конечно! Его внук один из героев последнего времени! Его фамилия постоянно на слуху».
– Вы хотите сказать, что в вашей лаборатории содержатся организмы, привезённые со спутника? – Вопрос вселял в детектива беспокойство. Рамки привычного мира заметно пошатнулись. – И что за свойства они продемонстрировали?
Профессор счёл необходимым полностью проигнорировать первый вопрос, сосредоточившись исключительно на втором.
– Поразительные свойства! Не имеющие аналогов в земной природе! Их способности позволят усовершенствовать наши технологии. Мой внук стал основоположником новой главы механической обработки материалов, я проверяю его идеи на практике и могу сказать, что добиваюсь определённых успехов! – Его восторженная речь не находила отклика в сердце детектива. Эрза сидел и абсолютно ничего не понимал в происходящем, он чувствовал себя глупейшим человеком на планете. Благо профессор вовремя заметил его недоумение и счёл нужным уточнить. – Скажите, детектив, вам что-нибудь известно об обработке материалов?
– Нет. – Вынужден был признать Генрик. – Эта наука очень далеко отстоит от моей специальности.
– В таком случае я разбавлю свой рассказ небольшой лекцией, не зря я тридцать лет отработал в Университете, а вам это поможет ещё лучше понять описываемые мной процессы. – Видимо профессор, наконец, нащупал под собой твёрдую почву и крепко упирался в неё ногами. Чего нельзя было сказать о Генрике, ему оставалось только слушать и надеяться понять хоть малую часть из речи профессора. – Интересовать нас будет точение, и сейчас я кратко поясню его основные понятия. – Скуратович взял первую попавшуюся ему под руку деталь с ближайшей полки, ей оказался вытянутый ступенчатый вал. – Заготовка закрепляется в станке и ей придаётся вращение, – он прокрутил деталь вокруг её оси, сопровождая слова наглядным примером, – а перпендикулярно её оси устанавливается резец, задача которого съём материала. Теперь представьте, что заготовка очень быстро крутится, а параллельно её оси движется резец, постепенно вгрызаясь в тело заготовки. Взаимодействие вращательного и поступательного движения приводит к равномерному снятию материала по всей длине заготовки, в таком случае вращение называют главным движением, а перемещение резца – движением подачи, всё определяет скорость, где больше, то и главнее. Очевидно, что таким образом можно изготавливать исключительно цилиндрические или конические детали, обобщаемые термином «тела вращения».
Профессор ещё раз медленно прокрутил вал, а пальцем второй руки прошёлся по его образующей, намечая траекторию воображаемого резца.
– Вам всё понятно, детектив? – Уточнил он, не отрывая взгляда от своего единственного слушателя.
– Более или менее… – Уклончиво ответил Эрза, чувствуя, как духота в кабинете Скуратовича нарастает, но он не мог себе позволить отвлекаться. Какую бы невероятную гипотезу не собирался высказать профессор, детектив хотел выслушать его до конца.
– Соответственно, подбирая правильные скорости, регулируя частоту вращения и глубину врезания, и обрабатывают большинство материалов. Посмотрите на балясины лестничных пролётов, обратите внимание на некоторые виды резьбы – всё это следствия токарной обработки. – Профессор прервал пламенную лекцию протяжным вздохом. – Но всё было бы слишком хорошо, если бы не имело определённых трудностей. Я думаю, вам приходилось слышать словосочетания «твёрдые сплавы» или «тугоплавкие материалы», зачастую они используются в тех узлах, где нагрузки могут достигать экстремальных значений. Такие сплавы на порядок прочнее обычных, они дольше сопротивляются износу, выдерживают огромные температурные перепады, их труднее разрушить, но и по закону вселенского равновесия куда сложнее обрабатывать. Как, по-вашему, следуют точить деталь, твёрдость которой превосходит инструмент? Резец просто сломается об заготовку, но и это лишь вершина проблемного айсберга, с которым предстоит столкнуться в ходе работы. Режущий инструмент снимает верхний слой материала, но при этом из-за деформаций сдавливает, а соответственно, и упрочняет нижний. Деталь как будто бы сопротивляется нашим действиям извне. Низкая теплопроводность твёрдых сплавов приводит к сильному нагреву, в результате которого резец схватывается с деталью, они прилипают друг к дружке, что негативно сказывается на обоих.
