Первым заговорил Музыкант:
– Уже семь дней мои инструменты не знают усталости. Я сочиняю прекрасные мелодии и посвящаю их богами и их нетленным грёзам. Я пою, и песни мои славят их деяния и лучезарность их ликов. Я воспеваю красоту и возношу им благодарности за то, что они выступают нашими заступниками. Но, видимо, они глухи к моим мелодиям, или музыка перестала радовать их уши. – Через плечо Музыканта была перекинута семиструнная кифара, на которой пальцы его наигрывали грустный мотив. Струны инструмента словно отяжелели от содержащейся в воздухе влаги, а потому звуки выходили непривычно приглушенными и не такими звонкими.
– Мы слышим твои песни. – Поддержал упавшего духом Музыканта Жрец. – И они прекрасны и ласкают слух. Но, увы, эти звучания неинтересны разбуженному богу. Он нем к ним так же, как и к моим вопросам.
– Может тогда нужно принести жертву? – Вставил веское и увесистое слово Воин. – Насколько я знаю легенды, в древности боги черпали силы в жертвах. Назови нам то имя, что ты вывел на полу пещеры, и в его честь мы устроим обильное жертвоприношение, возведём на алтарь должное количество откормленных быков и заколем их. Такой широкий жест не сможет остаться незамеченным!
Жрец обернулся к говорившему Воину.
– Ты говоришь о древних легендах, которых нахватался у северных каннибалов и других варваров, с коими тебя сталкивала служба. Наши боги дружелюбны и добры, они никогда не требовали крови и не нуждались в смерти. К тому же ты не внимательно слушал своих товарищей, весомое количество откормленных быков уже успело умереть в большом количестве за последние сутки, а так же лошадей, коз и свиней. Не думаю, что когда-нибудь прежде в истории нашего города приносилось столь огромное число жертв!
Воин пристыжено замолчал, позволив пальцам привычно обхватить рукоять меча.
– Это всё? – Спросил Король после затянувшегося молчания. – Ни у кого более не найдётся мысли? Никто не подскажет путь, по которому нам можно двинуться? – Люди обмениваются неуверенными взглядами, шепчутся, боясь признать собственную беспомощность, а может, избегая чересчур огромной ответственности, возлагающейся на их хрупкие слова. – Я собрал в этом зале представителей всех ремёсел: каменщики и плотники, портные и строители, зеленщики и библиотекари, охотники и лекари, неужели среди умов учёных и утончённых в различных науках не найдётся дельной мысли? Я просто отказываюсь в это верить…
Он перекладывал свои обязанности на них, в какой-то мере заставляя каждого ощущать вину, но всё же Король был сыном человека, а потому его возможности имели предел. Его выдержка была твёрже многих, но сейчас под гнётом безысходности она начинала давать трещины, оголяя перед жителями города уставшую человеческую душу, скрывающуюся под золотом короны. Он признал перед ними свою беспомощность, и не знал тех слов, что должен был произнести перед своими подданными. Только остатки гордости не позволяли ему опуститься на трон и спрятать лицо в ладонях.
– Король, у меня есть одна мысль. – Едва слышимый в шуме дождя голос заставил всех повернуться к робкой фигурке, до этого находящейся вне круга внимания.
– Так выйди из-за спин других, чтобы у меня появилась возможность рассмотреть тебя, а потом и выслушать. – Король смотрел в ту сторону, откуда донёсся голос, и видел, как ремесленники расступаются, давая дорогу спешащему на королевский зов.
Он был худощав и узок в плечах, его лицо покрывала кудрявая борода, а волосы пересекала лента, на поясе у него крепилась кожаная сума, потребная для переноски инструмента.
– Учитель? – Приветствовал смельчака Король, когда сумел разглядеть черты его лица.
– Да, это я. – Учитель почтительно поклонился, коснувшись подбородком висящей на шее таблички, на которой он имел обыкновение записывать приходящие к нему в голову формулы.
По сравнению с прочими ремесленниками он имел не столь преуспевающий вид. Его одежда была скромна, а роскошь не имела для него никакой ценности. Он дорожил тишиной, собственными знаниями и возможностью взращивать детей, обучая их премудростям наук. Покой дарил сосредоточение, которое он подпитывал изрядной долей терпения, и это приносило результаты не только ему, но и ученикам, которых он в большом количестве привлекал к своим занятиям.
Внезапно с противоположной стороны от Учителя обозначилась фигура, выкрикнувшая громогласное сомнение.
– И куда ты только вздумал лезть? – Возвысил голос Художник и кулаком ударил себя в грудь. – Ты лишь Учитель, а думаешь своей мыслью затмить Короля? Твой удел – возиться с маленькими детьми, няньчить их, чтобы они не отвлекали взрослых от полезных и обязательных дел. С чего ты взял, что эта задача тебе по зубам?
Наверное, на этом высокомерный Художник не остановился бы, его насмешка получила бы продолжение, если бы в тот же самый момент Жрец не опустил с силой свой посох. Деревянный посох заставил Художника сразу замолчать, а Жрец уже отыскал его фигуру среди прочих.
– Закрой свой рот, Художник! – Жрец навёл дрожащий палец на нарушителя спокойствия, и тому пришлось прикусить язык. – У тебя была возможность говорить, когда об этом спрашивал Король, но ты избрал молчание, поэтому не смей перебивать тех, у кого хватило духу раскрыть рот!
Прерванный столь бестактным образом Учитель, тем не менее, одарил Художника вполне спокойным взглядом без малейшей тени враждебности.
– Всю свою жизнь я занимаюсь задачами. – Отвечал Учитель на поставленный вопрос. – И, как правило, нахожу для них решение. А что касается моего удела, то тут ты прав, я, в самом деле, много вожусь с детьми, но не забывай, что и Архитектор тоже когда-то был ребёнком, которого я учил строить круги и окружности и который впоследствии возвёл для тебя дом с витыми колоннами. Как бы ты себя ощущал, если бы знал, что строитель твоего дома не в состоянии рассчитать правильный треугольник?
На это Художнику ответить было нечего. От немного отступил и немного затерялся среди прочих спин и голов.
– Поделись с нами своей мыслью. – Повелел Король, которого разозлил эпизод с выскочкой-Художником.
– Перед тем, как огласить её перед всеми и чтобы не внушать людям ложную надежду, мне бы хотелось обсудить это с тобой, Король, и Жрецом. – Учитель сделал небольшую паузу, за время которой дождался от Короля едва заметного кивка, удовлетворяющего его просьбу. – Правда, боюсь, моя мысль может оказаться богохульной и противоречащей тем правилам, коих наш народ придерживался на протяжении веков.
– О чём таком ты толкуешь? И на что намекаешь, ссылаясь на правила нашего народа? – Короля смутили слова Учителя, но всё же он собирался выслушать того до конца.
Учитель хранил бесстрастное выражение, словно читал лекцию своим ученикам.
– Я хочу испросить разрешения заглянуть в Заповедную Книгу. – Собравшиеся люди вздрогнули от неожиданности, ведь только жрецам была понятна суть символов, покрывавших древние страницы. – А так же позволения взойти по лестнице и рассмотреть те символы, что написаны на полу высотной пещеры.
Жрец чуть не выронил посох. Что только что сказал Учитель? Ему взбрело в голову поглядеть на выведенный костью символы? И какой во всём этом смысл?
Ближайшие соседи с непомерным удивлением взирали на Учителя, дерзнувшего выступить с подобным заявлением. Все они ненамеренно сделали полшага назад.