Павел Шарпп
Ирония на два голоса
14. Мимика – инструмент для лепки лица
Однажды внутренний голос убедил меня в том, что человек способен формировать свое лицо, он может сотворить на нем все, что ему подскажет воображение и устремленность к совершенству. Орудием и инструментом формирования черт лица может служить не только сама жизнь и ее суровые и нежные воздействия, а, оказывается, простыми и эффективными упражнениями можно углублять или стирать на своем лице любую морщинку или абрис мимической мышцы.
Мне говаривала мать, что не надо «корчить рожи» – это приведет к морщинам, и ты станешь похож на обезьяну. Это представление было основано на поверьях простых людей. Еще она думала, что от приобретенных морщин потом не избавиться. Но вот сама жизнь и частые упражнения убедили меня в обратном. Бездействие мышц лица и нежелание влиять на него частыми специальными упражнениями ведет иногда к формированию нелепых морщин и неуправляемости выражений гораздо противнее обезьяньих. Я понял это в раннем детстве, когда вначале с досадой, а потом с удивлением и желанием что-то изменить в своей внешности смотрел на себя в зеркало. Мне довелось понять, что морщины на лице также могут быть и позитивными. Однако они могут делать нечто ужасное – врать о вашем внутреннем состоянии другим людям. Например, может возникнуть постоянное выражение лица, говорящее о пустоте ума и души. Застывшие гримасы могут еще более подчеркиваться неудачными бороздами, созданными резцом самоуверенного скульптора – человеческой жизнью. Короче говоря, выражение лица человека может выглядеть бесчеловечным, несмотря на внутреннюю одухотворенность, и крайне гуманным, несмотря на тупую жестокость.
После подобных размышлений и выводов я подумал, что ничего плохого нет в том, что многие называют «корчить рожи». Через определенное время занятий и путем накопления опыта я посчитал, что значимо продвинулся в этом нелицеприятном для многих занятии. Иногда при этом я сталкивался не только с удивлением посторонних людей при виде моих занятий, но и с настоящей паникой и даже элементами ужаса. Видимо, это происходило из-за убежденности большинства, что искусственно изменять черты лица – это некое запретное деяние, схожее с происками дьявола и проделками более мелких его собратьев – чертей.
Однако, как ни странно, на рынок человеческих услуг, в первую очередь для актеров и моделей, вышли хирургические операции, безжалостно портящие кожу и мимические мышцы лицедеев. Я вижу в этом гораздо больше дьявольского, чем в попытках управлять собой через гримасы и лицедейские тренинги. В конце концов многие почему-то безгранично уверовали в возможности пластической хирургии, забыв, что лучшая пластика для лица формируется упражнениями в течение всей жизни. Именно потому хорошо сформированная морщинка не только не портит лица людские, а добавляет им невероятный шарм, который бывает даже ярче, чем прирожденное обаяние конкретного человека, поскольку опирается на целесообразность и выразительность языка общения.
Во время учебы в старших классах школы я иногда путешествовал и бывал в окрестностях нашего города, где мы с отцом и братом собирали грибы, орехи, ягоды, ловили рыбу. Отец научил нас стрелять из ружья, разводить костер, устраиваться на ночлег так, чтобы обезопасить себя от хищников. Кроме того, я привык самостоятельно ездить к знакомым и родственникам в соседние города и села. Постепенно я смог путешествовать довольно далеко, самостоятельно побывал на Украине в гостях у сестер, а также в городе Анапе, где жила большая семья тети Меи, родной сестры отца. Однажды, когда я делал вынужденную транспортную пересадку в небольшом украинском городе, случилась забавная и поучительная историйка. Я ехал к своим сестрам в период школьных каникул. Подобные путешествия я обожал не только из-за цели поездки, но и потому, что всегда набирался свежих впечатлений. Мелькания дорожного полотна или пейзажей, видимых из окна поезда, что-то таинственно меняли в моем мозге, неизменно провоцируя саркастические комментарии моего беспощадного alter ego. Вот именно в такой дороге мне довелось зайти в городской, весь в кафельной плитке туалет, где после мытья рук я обратил внимание на большое зеркало над раковиной. Непроизвольно я подошел к зеркалу и стал делать упражнения для лицевых мышц, всячески напрягая разные мимические группы, ужасно гримасничая при этом. К таким вещам я был привычен, это казалось мне вполне обыденным и забавным. Но я не сразу заметил, как над невысокой дверкой одной из кабинок появилось лицо солидного человека с глубокими залысинами. Он был не просто изумлен, а наблюдал за мной в каком-то безмолвном ступоре, едва не выпадая из дверок от удивления.
15. Парадоксы любви
Все началось с того незабвенного эпизода, когда, будучи учеником девятого класса, я прогуливался на большой перемене по третьему этажу школы, наслаждаясь одиночеством в толпе. Мне пришлось лавировать в среде школьников, обезумевших от свободы, наглядно проводивших в жизнь законы броуновского движения при высокой температуре. Я размышлял над тем, что начинается весна и приближаются каникулы. Мой внутренний голос был настолько ироничен и остроумен, что я мысленно ему аплодировал. Я был в приподнятом настроении, возможно, потому, что предвкушал поездку летом в гости к моим старшим сестрам, Валентине и Анне, проживавшим с семьями на юге Украины. Пройдя до конца коридора в режиме двигательных судорог, проявляя чудеса изворотливости, я вдруг увидел овальный абрис каштановых волос хрупкой незнакомой девчонки, стоявшей у перил лестницы, ведущей вниз. Этот абрис ярко светился, поскольку из большого окна напротив падал солнечный свет, проникая мне прямо в глаза сквозь ее прическу. Она стояла спиной ко мне, как будто раздумывая над чем-то, на что никак не могла решиться. Беззаботность двигала меня вперед, я приблизился к девушке слишком близко, не подозревая об опасности. Так происходит иногда в жизни. Бывает, что неопытный охотник, сжимая в руках хорошее оружие, забывает о соблюдении дистанции и приближается к опасному хищнику слишком близко. Он начинает понимать, что совершил ошибку, только когда уже становится поздно. Нечто подобное случилось и со мной. Конечно, красивую, изящную девушку язык не поворачивается назвать хищником. Но, по сути, процесс одинаков. Какая разница, попадаете вы в плен и удерживаетесь клыками и когтями или вас покоряет нечто, чему вы не в силах противиться, что пленяет и завораживает? Это явление иногда называют импринтингом (запечатлением), чем-то подобным вечным оковам. Проще говоря, мы создаем в собственной внутренней вселенной божество, которое покоряет нас безвозвратно. Все могло обойтись без жертв, если бы я проявил осторожность и не пересек опасную черту. Мне довелось не только рискованно приблизиться, но и спровоцировать необратимые последствия. Я был настолько беспечен, что оказался рядом и даже слегка коснулся ее школьного платья, не понимая, что происходит.
В этот момент она внезапно обернулась, и я попал сразу под контрольный выстрел, поскольку увидел ее глаза – они были карими, слегка округлыми, с приветливым блеском. Но они могли быть какими угодно по цвету и форме – главное, что они застали врасплох особь мужского рода. Это оказалось критическим. Мне было даже невдомек, что таким невинным прямым взглядом слегка влажных глаз эти существа способны проникать во внутреннюю вселенную неосторожных парней вроде меня, чтобы там поселиться и начать править как мыслями, так и их отсутствием.
С того рокового момента, когда я увидел эту девушку, я стал практически иным существом, которое тратит почти все свое время на непрактичные размышления. Тут совсем не смог помочь даже непробиваемый сарказм alter ego. А возможно, он был соучастником, поскольку коварно промолчал. Все доминирующие высоты в голове заняли мысли о том, будет ли ей интересно со мной общаться, если нам доведется познакомиться. Да-да, заметьте, именно общаться, а не обниматься и целоваться. Все это породило непреодолимое желание посмотреться в зеркало, висящее в мужском туалете на стене. Поскольку это было трудно сделать на перемене из-за вышеупомянутого броуновского движения, я решил прогулять урок под названием «труд». На этих занятиях мы иногда корпели над обработкой металлических заготовок толстыми напильниками, а иногда изготавливали «фирменные» деревянные табуретки, достойные, на мой взгляд, украсить бренд «Набор мебели сумасшедшего дикаря».
Добравшись до зеркала, я впился как вампир в свое вихрастое отражение, пытаясь понять, насколько гипнотически значимой может быть моя растрепанная физиономия для девчонки с каштановой гривой волос и пронзительно-беспомощным взглядом… Я долго смотрел на себя в зеркало, и наконец мой ментор вмешался со скрипучим изящным сарказмом: «Полюбуйся, друг мой, что происходит с существом, лишенным рассудка, которое еще недавно напоминало человека». «Никто не знает, что ждет нас во тьме времен», – я неубедительно пытался парировать его иронический выпад.
Внимательно осмотревшись вокруг, я физически ощутил влияние флюидов этого подлого носителя сарказма, который незаметно становился моей второй сущностью. Я уже упоминал о своем убеждении, что вылепленные мимическими мышцами черты либо закладывают основы харизмы, либо вызывают у людей отвращение из-за нелепостей лицевого ландшафта. В сериальных траекториях выражений лица обычно содержится весь диапазон мимических трансформаций, причем у каждого взрослого, пожившего долго в этом мире, формируются точки стабильности, которые являются строго воспроизводимыми и определяют узнаваемость. В них-то и содержится все разнообразие носимых человеком мимических масок. Посмотрев на себя с обреченностью вымирающей рептилии, я грустно заключил, что предстоит адская работа по наращиванию на моем лице мышц мужества и морщин обаяния…
Я стал припоминать весь свой прежний опыт общения с девочками, начиная с детской влюбленности в светловолосую, ангельски смотрящую и безупречно одетую девочку Валю. Она покорила меня во втором классе школы, будучи дежурной, когда придирчиво проверяла чистоту моего белого воротничка, ушей и рук перед началом занятий. Сидя за партой и скрипя пером, довольно долго я грезил ее прикосновениями и снисходительным хмыканьем. Такие наплывы детской любви не получали серьезного развития, но в памяти они оставались навсегда, поскольку задевали какие-то тайные струны души.
Еще вспомнился проигранный мной поединок против девочки из Новосибирска, вместе с которой мы ехали в поезде до Симферополя в летние каникулы после шестого класса. Мне тогда сумасшедше повезло: я получил путевку в Артек. Это был удивительный, самый лучший детский лагерь, в чем я лично убедился за сорок дней отдыха. По дороге в Артек я валялся на второй полке, периодически устремляя взгляд в окно на размазанные скоростью пейзажи и строения средней полосы России. Девочка Антонина, внучка известного математика из новосибирского Академгородка, неожиданно повернулась ко мне на соседней полке, пробудившись, видимо, от резкого толчка поезда на повороте пути. Когда она повернулась, ей почему-то захотелось уставиться на меня, как хищнице на жертву, не отрывая взгляда… Я еще не очень понимал тогда, зачем некоторые девочки любят играть «в гляделки», тренируя волю и целеустремленность в поединках с представителями мальчишеского мира. Я посмотрел на соседку и вместо поединка взглядами глупо спросил:
– Ты кто?
– Я Тоня, – ответила она.
– Привет, Тоня, а я Артем, – промямлил мой заплетающийся язык.
Видимо, Тоня посчитала, что представление турнирных бойцов окончено и вновь вперила в меня выразительные большие глаза… Наконец до меня дошло, и в ответ я тоже уставился на нее. Но поединок был явно неравным. Я не мог сосредоточиться. Меня тревожило, что вслед за поединком взглядов мы должны начать как-то общаться. Я тогда еще не мог похвастаться удачно подвешенным языком в общении с противоположным полом. Коварный внутренний ментор назидательно подсказывал мне разнообразные идеи знакомства и общения, но они почему-то всегда оказывались бездарно провальными. Раздался звук шагов, я беспокойно метнул взгляд на проходящего по вагону проводника и тем самым проиграл Тоне турнирное сражение. Она засмеялась и, вздернув симпатичный носик, воскликнула:
– Ура, я выиграла!
– Поздравляю!
Я и не сомневался, что так будет. Пока я набирался храбрости спросить, в какой лагерь она едет, Тоня резко повернулась к стене, и чудное виденье ее изящной насмешливой физиономии вновь стало мне недоступным. Позже выяснилось, что мы ехали в один и тот же лагерь «Кипарисный» и даже в один отряд – туристический. Потом мы еще не раз с ней общались и даже обменялись адресами, но никакого продолжения наше общение не получило…
Энное время я потратил на то, чтобы крутиться на третьем этаже, стараясь оказаться вблизи класса, где занималась Алина, которая коварно внедрилась в мой внутренний мир. Имя я узнал совершенно случайно, когда услышал, как ее окликнула одна из подружек. Я тогда не подозревал, что история будет иметь нетривиальное продолжение, поскольку был заранее разочарован в себе. Конечно, я не осмеливался познакомиться с Алиной и убедил себя в том, что у меня нет ни малейшего шанса привлечь ее внимание, хотя бы как забавному серому пятну на фоне яркого мира.
Однажды моя неуверенность подстегнулась тем, что я увидел, как удивительно она танцует. Это случилось на одном из школьных вечеров, где наряду с массовыми танцами иногда объявляли что-то классическое, и весь танцевальный простор занимали те, кто умел показать что-то особенное, чуть ли не бальное. Остальные стояли и зачарованно следили за мастерами. Я не умел танцевать на высоком уровне, никогда не занимался бальными танцами, а вальс освоил только на уровне табуретки. Так показал мне сосед Валерка, который был гораздо более продвинутым в мире танцевального искусства. Однажды я посетовал, что станцевать вальс мне кажется каким-то недоступным действом. Валерка удивленно уставился на меня и заявил, что тут ничего сложного – надо найти себе подружку, и она научит в самые короткие сроки. Еще более сумрачно я сказал, что постоянной подружки у меня нет, а среди знакомых девчонок нет ни одной, которая, на мой взгляд, рискнула бы позволить мне оттоптать ей ноги в процессе обучения вальсу.
– Ну, тогда тебе надо начать с табуретного вальса, – ухмыльнулся Валерка.
– Это как же?
– Дождись, когда никого дома не будет, включи какой-нибудь вальс, хотя бы из радиоприемника, и репетируй вначале один, а потом с табуреткой в руках – как с партнершей. Уж ей-то ты точно не сможешь оттоптать ножки, – захохотал довольный сосед.
А чтобы быстрее получилось, Валерка показал, какие «па» я должен разучить вначале один, а потом с табуреткой в руках на «раз-два-три». Это мне показалось реальным для выполнения, и шаг за шагом я мало-мальски научился кружиться с подружкой по имени табуретка. Надо признаться, что на танцах я еще долго не рисковал пригласить кого-то на вальс, даже «одинокую табуретку» в актовом зале. Мой внутренний оппонент, казалось, был в полном восторге, и его «речи» были переполнены специальным юмором, приправленным скорее желчью, чем сладкими плодами доброжелательства.
Вот так и вышло, что на одном из школьных вечеров я увидел Алину, танцующую с длинным худощавым партнером. Я не знал этого парня, а если бы видел его раньше, то запомнил бы по заметной горбинке на носу. Алина так классно кружилась в вальсе, что показалась мне юной копией всем известной актрисы кино. В этом фильме танец завораживал, выражая основную мысль режиссера: как прекрасно подходят друг другу он и она, кружась в этом вальсе. В случае с Алиной мне хотелось верить, что она и партнер совсем не подходят друг другу. Однако их танец вызвал общий восторг, и зрители дружно и долго аплодировали.
Разочарование в собственных танцевальных способностях меня огорчило и отодвинуло в никуда призрачную возможность хотя бы просто познакомиться с Алиной. Однако строптивая судьба как будто играла со мной в догонялки, и стоило мне чуть-чуть разочароваться и начать отставать в своих мечтах и планах, как она тут же подбрасывала приманку. Я очень долго не догадывался, что Алина тоже меня заметила и была в дружеских отношениях с несколькими девочками из нашего класса. Из-за неверия в свою привлекательность я держался замкнуто, а для постороннего взгляда – высокомерно. При этом юношеская неуверенность не позволяла мне даже попробовать предпринять что-либо для сближения с нею.
Итак, моя влюбленность казалась обреченной на фатальный конец… Однако река жизни течет бурно, особенно в подростковом возрасте, когда гормоны включаются в управление быстро растущими органами и функциями. Незаметно для меня самого взросление увлекло меня куда-то вверх по тропам возмужания, за короткий срок я изменился, и не только заметно вырос, но и духовно преобразился, став более мужественным и уверенным незаметно для себя. Мой внутренний голос, как и прежде, молчал при общении с девушками. Иногда даже казалось, что ВГ тоже смущался, несмотря на острые и саркастические замечания, которые он отвешивал, когда никого рядом не было. Однако постепенно в нем тоже что-то менялось параллельно с моим переходом в выпускной класс. Жесткая ирония его высказываний осталась, изменив свою направленность.
Он сыпал издевательскими приколами теперь уже в адрес моей исчезающей как весенний снег нерешительности.
В десятом классе мне довелось продвинуться в понимании, кем я хочу стать, куда мне следует вкладывать жизненные усилия. Однако в личных отношениях с девушками, казалось, мало что изменилось. Я по-прежнему хотел знакомства с Алиной, но не мог преодолеть невидимые барьеры, разделяющие нас, или понять, какие препятствия внутри меня самого следует устранить. Если бы тогда я мог хотя бы на секунду вообразить, что мою скованность она принимает за высокомерие… Конечно, я был захвачен поисками себя, подготовкой к поступлению в университет и не замечал многого, что легко мог обнаружить посторонний взгляд.
16. Жизнь как интересный спектакль
Случилось так, что задолго до выпускных экзаменов ВГ подтолкнул меня забрести в актовый зал сразу после занятий. Я слышал от друзей, что должен состояться показ модной театральной драмы, поставленной силами школьных энтузиастов и наставников из городского драмтеатра.
Когда я как сомнамбула протопал в створ приоткрытых дверей актового зала, меня словно что-то стукнуло в темечко. Внезапный острый укол чувств жестко встряхнул меня, но я не сразу осознал нахождение в ближней реальности каштанового абриса, постоянно живущего в моем подсознании. Даже не успев как следует понять, что происходит, я почти нос к носу столкнулся с Алиной, выискивавшей взглядом свободное местечко в рядах зрителей. Я извинился и спросил ее почти на человеческом языке, что за спектакль тут идет. Вероятно, она удивилась моей нарочитости, но снизошла до общения. Я был как в тумане и невнятно пробормотал про билеты, прекрасно зная, что спектакли в школе всегда были бесплатными. Только друзьям и родственникам заранее раздавали контрамарки с указанием мест в первых двух рядах. Тут Алина заметила подруг, которые призывно махали ей руками, давая понять, что есть свободные места. Она пошла туда сама и повлекла меня за собой, цепко ухватив за руку. К сожалению, там не оказалось рядом двух мест, и мы расселись порознь, но все же близко.
Я сидел и убеждал себя смотреть спектакль, но ничего не получалось. Какая-то тайная сила разворачивала меня влево, где всего через одно кресло виднелись милый профиль и красивые колени той самой Алины, о которой я сотворил внутри себя множество поразительных мифов. В эти критические минуты мне показалось, что ей совершенно безразлично мое внимание, но однажды я резко перевел взгляд со сцены и встретился с ней глазами. Она почему-то смутилась, а я увидел вспышку в глубине ее взора, точнее искорку. Мы бросали взгляды друг на друга, как будто наносили фехтовальные уколы, сидя на расстоянии. Это был прорыв в невозможное. Мне никогда не забыть этих коротких моментов, которые изменяли мир и нас самих. По крайней мере, я ощущал себя совершенно другим человеком, еще неизвестным ни ВГ, ни мне самому.
Сидящий между нами парень вдруг встрепенулся и предложил Алине поменяться с ним местами, сказав с ухмылкой, что так он нам, наверное, мешает. Спектакль продолжался, но нам было интереснее переговариваться, и неожиданно Алина сама предложила уйти, не дожидаясь конца пьесы. Когда мы вышли на улицу, было еще светло, стояла ветреная погода и буйствовала ранняя весна. Мы долго гуляли по улицам и городскому саду в центре нижнего города, совершенно забыв о времени, много молчали, но ни малейшего неудобства от этого не испытывали. Казалось, что мы легко можем общаться, просто обмениваясь взглядами и прикосновениями. Вероятно, впервые в жизни я понял, что такое родство душ. Это было настолько взаимно и синхронно, что исчезло ощущение времени. Опомнились мы лишь тогда, когда уже начало быстро темнеть и включилось уличное освещение.
Понятно, что надо было расходиться по домам, пока родители не начали нас разыскивать. Мы договорились встретиться завтра после школы, и я проводил Альку до перекрестка, откуда ей было совсем недалеко до дома. Я стоял как вмерзший в землю постамент еще несколько минут, пока можно было видеть летящий силуэт и походку Алины. Вероятно, она ощутила прикосновение моего взгляда, повернулась легко, как в танце, и помахала рукой, создавая иллюзию протирания запотевшего окна между нами. Но я был неподвижен под гипнозом чарующих колебаний ее каштановой волны на плечах и гармоничного покачивания края ее школьной юбки вокруг круглых коленок под полами бордового весеннего пальто. Произошедшее между нами все еще казалось мне чем-то нереальным, но в то же время возникшее ощущение счастья убеждало: если есть на свете волшебство, то его имя – Алина, производное танцевальных ритмов. Раньше я мог только мечтать о наших встречах и о том, как бы она мне могла отвечать на слова и взгляды. Теперь я просто был погружен в нее – в улыбку, взмахи ресниц и удивительные жесты. Это было наше тайное «сообщество», в котором мы были только вдвоем, и никого больше не требовалось. Весь мир размещался в точках нашего прикосновения друг к другу чем-нибудь, хотя бы взглядами или рукавами. Я чувствовал себя заговорщиком, посвященным в секреты тайного клуба, куда больше никому не дано проникнуть. Я готов был подхватить Альку на руки и кружиться с ней под общую музыку нашего воображения, лишь бы она улыбалась мне и распахивала свои искрящиеся глаза. Это было внезапное открытие общей вселенной, которая не имеет границ и не требует преодоления пространств.
Мой внутренний голос, до сих пор молчавший и никак особенно себя не проявивший, вдруг объявился во всей красе. В ошалевшей голове как будто возник пульсирующий источник звука с уникальной ритмикой и неповторимыми мелодиями. Я и раньше замечал, как воображение разыгрывало во мне сложные музыкальные представления, почти симфонии. Это походило на классическую оркестровую музыку, которую часто передавали по радио. На сей раз ни мелодия, ни тема звучания не были знакомы. Скорее всего, они рождались сами по себе и сопровождались видением свободного полета совсем без крыльев, посреди кружевных облаков с причудливыми краями. Они очень походили на те, что собирались над маковками соборов в кремлевском ансамбле перед грозами и ливнями в нашем городе.
Все это, конечно, было откликом на мои эмоции, но казалось, будто включается внутренний симфонический оркестр, а ВГ вдруг произнес с издевательской ноткой: «Ты думаешь, это уже все?» Его голос звучал таинственно, отчетливо и обособленно от внешнего мира. Через пару мгновений он продолжил: «Судьба у вас с Алькой не простая, не обольщайся. Скорее всего, наделаете глупостей. Потом придется кусать себе локти, а процедура эта несладкая, вкус обычно горький». «Ты что, мой персональный пророк?» – мысленно с насмешкой удивился я. Достаточно было осознать эту мысль-вопрос, чтобы голос опять откликнулся: «Ты же знаешь, я – твой alter ego. Зачем делать вид, что ты принимаешь меня за собственные размышления?» «А разве это не так? – внутренне улыбаясь, осведомился я. – Ты же не способен быть независимой личностью». «Как же мало ты еще знаешь обо мне и о том, как устроен мир». Меня поразило это замечание. А вдруг и правда, я не понимаю чего-то крайне важного… Подспудно я всегда считал, что alter ego проявляет себя, только когда я начинаю о чем-нибудь активно размышлять. Я был убежден, что ВГ не обладает личной волей и другими независимыми способностями. Однако мне все чаще предъявлялись свидетельства, что мой внутренний собеседник способен совершенно самостоятельно мыслить, как бы находясь вне моего сознания. Иногда он ошарашивал меня наличием дара предвидения, когда сбрасывал компактные информационные «бомбочки», раскрывая, что случится и чего следует избегать. Но сомнения по-прежнему копошились внутри. Может быть, все связанное с ВГ мне лишь мерещится? А не признак ли это какого-то умственного расстройства? В конце концов я счел за лучшее занять пока что выжидательную позицию.
Благодаря подталкиванию внутреннего голоса и нашим с Алинкой совместным стремлениям, мы теперь стали встречаться часто – несколько раз в неделю, а потом практически ежедневно и даже два раза выезжали за город по выходным дням с палаткой, где провели немало часов в тесных объятиях и контактах «на грани фола». После занятий я стал провожать Алину до перекрестка вблизи ее дома. К ней я зайти пока не решался, да и она не была настроена торопить события. Мне не верилось, что мы легко познакомились и сблизились за короткое время до состояния какой-то сложной единой пси-конструкции, спонтанно, без внешнего приложения сил. Было полное ощущение, что нас взаимно притягивает каким-то мощным гравитационным полем. Жизнь превратилась в пунктирную линию, замирая от встречи до встречи и вспыхивая при каждом новом соприкосновении. Я боялся только одного – какой-либо неожиданности, которая способна стать причиной разлуки навсегда. Это были путешествия, в которых мы прикосновениями исследовали только лишь наш, но все же и нам неведомый мир. Эта вселенная состояла из взглядов и касаний, но в ней были неприкосновенные области. Наверное, мы боялись что-то потерять в спешке и жажде близких отношений под действием экспансии гормонов и несдержанности.
Происходящее с нами было стремительным, но не было испытано временем. Силу взаимности мы тоже не могли измерить, хотя я быстро уверил себя, что мы созданы друг для друга. Конечно, это нашло в душе благодатную почву. Я опасался обидеть ее словами или действиями, поэтому никак не мог решиться на то, чтобы перейти деликатные барьеры отношений, хотя очень надеялся, что мы оба этого желаем. ВГ не стеснялся задевать меня в своей любимой манере иронических замечаний, касаясь «запретных тем». Они заключались в том, что мы целовались, но все-таки удерживались от близости, даже иногда оставаясь один на один во всем мире, например в палатке, установленной на опушке дремучего леса. Алина оказалась невероятно легкой в общении и контактах, она нередко подшучивала, видя мою стеснительность. Я и сам понимал, что все «препятствия» являются своего рода персональным творением, поскольку Алька ни разу не возразила против моих инициатив и попыток нарушить границы ее таинственного девичьего мира. Казалось, что она не только разрешит сделать все, в чем я проявлю инициативу, но и сама ждет этого.
Мы готовились к выпускным экзаменам, но при малейшей возможности устремлялись друг к другу, чтобы проводить время вместе. Ничего лучшего я не мог вообразить. Так пролетело много дней и встреч – иногда урывками, изредка – в полном радости общении. Часто фоном служила подготовка, а потом и сдача экзаменов. Эти выпускные испытания Алина проходила блестяще, она уверенно продвигалась к получению золотой медали. Я же намного отставал от нее и сдавал экзамены в основном на «четверочки». Конечно, сказался пресловутый пофигизм в отношении к учебе, который стал частью моего существования в старших классах школы. Решение пойти в науку породило равнодушие ко всему, что не сулило стать полезным на пути к профессиональному изучению нейронных сетей и структур мозга. Я был уверен, что без владения точными науками я не достигну своих целей, хотя и сам не слишком ясно их представлял. Вероятно, именно поэтому из всех предметов на «отлично» я сдал только физику, химию и математику.
Иногда ВГ с непомерным энтузиазмом «скребся» мне прямо в эмоциональную сферу и призывал к решительности. Случалось, что он намекал на острую необходимость познакомить Алину с родителями, но избегал пояснений, как это сделать. Казалось, он предвидит что-то темное и тревожится из-за этого. Конечно, я понимал его правоту и несколько раз порывался сообщить Альке о необходимости познакомиться с родителями, но внутри неизбежно возникал невидимый барьер. Преодолеть его я долго был не в состоянии. К моим незрелым колебаниям ВГ добавлял еще и свои «бзики», согласно которым я мог одним неосторожным, грубым движением вызвать лавину фатальных событий в наших отношениях с Алькой, то есть ненароком все и навсегда разрушить.
Впереди где-то в тумане рисовалась сдача вступительных экзаменов в вуз. Алина пока еще не решила, куда двинется сама, но одобряла мое увлечение нейронауками. Конечно, мы могли договориться о поступлении в один университет, и это помогло бы избежать многих недоразумений, а самое главное – избавить от грозящего, как темная арктическая ночь, расставания. Мне очень хотелось «расставить точки над i», однако вначале требовалось расставить сами буквы. Суматоха сдачи экзаменов не давала сосредоточиться на чем-то еще. Однажды все же наступил этот день – мы освободились от груза выпускных экзаменов, и перед нами предстала перспектива вылета в открытый бесконечный мир. Тут-то мы и сыграли в эти треклятые «гляделки» – уставились друг другу в глаза, и хотя это было далеко не в первый раз, во взглядах обнаружилось много нового.
Мой друг детства, одноклассник Толик, уже неоднократно хвастал, что в его распоряжении есть ключи от квартиры деда, пустовавшей два летних месяца в году, когда хозяева уезжали к младшей дочери куда-то на Урал для возни с внуками. Поколебавшись, я решился и попросил у него эти столь желанные для меня «ключи от счастья». Были ли они таковыми для Алины, я точно не знал, но тем не менее сразу же показал их моей любимой подруге, которая прониклась пониманием. Таким образом, все должно было произойти в последнюю неделю накануне выпускного бала. Не было никаких сомнений, что Алина должна быть прекрасна без одежды. Однако мы так много обнимались, что в моей памяти жила ее объемная трогательность. Мой самонадеянный ВГ неожиданно заявил: «Зачем тебе ее видеть без одежды? Наивные люди! Вы думаете, что оболочка важнее содержания. Вы не замечаете, когда приходит время думать о душе, а вы все еще заняты телом». «Жаль, что тебе это недоступно», – ответствовал я.
