bannerbannerbanner
полная версияКваздапил. История одной любви. Начало

Петр Ингвин
Кваздапил. История одной любви. Начало

Полная версия

Глава 7

Обтеревшись полотенцем из запасного комплекта, я натянул одежду на сырое тело и тревожно оглянулся на слишком быстро вышедшую из ванны Мадину. Вместо прежних вещей на ней, спускаясь до середины бедер, мешковато висела белая футболка Игоря, самого длинного из моих приятелей. Мадина сняла ее с веревки, где та сушилась. Футболкой одеяние и заканчивалось.

– Изображая испуганного кенгуру, ты намочил мою одежду, ей теперь надо подсохнуть. Владелец майки не обидится, что она опять стала немного влажной? Надеюсь, он не заметит, я потом повешу обратно, как было.

Мадина вытерла босые ступни о половичок и оглядела комнату, словно увидела впервые. Впрочем, допускаю, что именно так. Когда она вошла и обнаружила, что я в ванной, могла влететь туда, не глядя по сторонам. В старинной песне звучало: «Первым делом – самолеты, ну а девушки – потом». Мадина жила по аналогичному принципу, перефразированному в гендерном плане. Примерно так: «Первым делом – желаемое, на остальное внимания не обращаем вовсе или вспоминаем о нем, когда не о чем поговорить».

Мое жилище произвело впечатление. Спартанская обстановка. Ничего лишнего. Глухие занавески без всякого тюля (зачем его, вообще, придумали, кроме как пыль собирать?) Шесть суровых мужских кроватей – мятых, пыльных, с кучей вещей поверху. На стенах – ни постеров с актрисами-певицами или другими голыми бабами, как любят одинокие парни, ни даже часов. Часы у каждого были в телефоне, а у самых крутых еще наручные. Портить стены запретили хозяева квартиры. Для излишков у нас были шкафы, а для самого необходимого – пол под кроватью каждого.

– Даже телевизора нет, – донеслась невеселая констатация.

– А зачем?

Мадина не нашла, что ответить. Красивым шагом от бедра она прошлепала на кухню. Зашумел наполненный чайник, звякнули чашки.

Кухня у нас – такой же, извиняюсь, свинарник, как и комната: аскетично-спартанский, заваленно-грязный. Что еще ожидать от шестижды холостяцкой кухни? По одну сторону прислонился к стене колченогий стол с тремя табуретами (большее количество едоков кухня за один раз не вмещала) и айсбергом выпирал холодильник. По другую сторону кучковались неряшливые шкафчики, и несколько пакетов с мусором ждали оказии или восстания машин, в зависимости, что наступит раньше. Стальную раковину заполняла немытая посуда, что вполне типично для проживания одиноких парней, где любой рецепт, что начинается с «возьмите чистую тарелку», заранее обречен на выброс.

Сейчас кухня преобразилась. Из окна поливало солнцем, но вовсе не яркий свет волшебно воздействовал на глаза и душу. Набор привычной мебели и предметов превратила в сказочный антураж девушка в футболке. Она – самое прекрасное, что когда-либо украшало это помещение. Да и соседнее тоже.

Как бы ни возражал внутренний голос против присутствия здесь Мадины в таком виде, а душа и глаза, как я только что сказал, радовались. Гарун объяснял задачу сестры в скором браке так: «Только взор мужа радовать». Зрелище, открытое моим глазам, намекало, что в этом плане у будущей семьи проблем не будет.

По сравнению с Мадиной я имел вид предельно презентабельный. Рубашка, джинсы, под ними – трусы, на ногах – носки. Джентльмен. Только галстука не хватало, чтобы с полным основанием объявить: «Бонд. Джемс Бонд».

Любоваться девичьими прелестями было приятно, но нежданное вторжение извне поставит на двух жизнях жирную точку. Еще только размышляя о возможных последствиях, я обнаружил себя вставлявшим ключ в скважину замка. Теперь снаружи не открыть. Такое у нас не практиковалось, это мера крайнего случая. Вдруг кто-то внутри не один и не хочет, чтобы его беспокоили? Конечно, о форс-мажоре следовало предупредить по телефону, и никто в здравом уме не сыграл бы в третьего лишнего. Другое дело, что до сих пор эксклюзивным правом на уединение ни разу не пользовались. Такая у нас компания подобралась. Первым делом – самолеты, как бы ни мечталось об обратном.

И все же слухи обо мне и Мадине ни к чему, а ключ в замке – прямой намек на щекотливые обстоятельства. Оценив расстояние от кухни до ванной, я вытащил и убрал ключ. Вернуться никто не должен, но если случится непредвиденное и дверь оживет скрежетом ворочаемого замка, я успею затолкать гостью в ванную, а тому, кто придет, объясню, что сестра друга забежала за книгами и ей зачем-то срочно понадобилась ванная. Чем меньше подробностей, тем лучше.

При чужих Мадина вряд ли выйдет из ванной без платья.

На душе стало спокойнее. Ну, немного спокойнее.

– Прости, – донеслось едва слышно, когда я вошел на кухню вслед за Мадиной, – я хотела как лучше. Ты такой симпатичный…

Я – симпатичный?! Никогда так не считал. И все, кто до сих пор мне встречался, тоже. Или я что-то понимаю не так, или ситуация резко накренилась в лучшую сторону.

– Ты мне очень нравишься, – без паузы продолжила Мадина. – Давно. Еще когда маленькую защищал от всех, в том числе от брата.

– Защищал? – удивился я. Память по запросу ничего не выдала. Слишком давно это было, и слишком многое произошло после. Старые впечатления забились новыми.

У Мадины, видимо, замещения не произошло, или женская память устроена по-другому.

– Не помнишь? А я помню. Долгие годы ты был моим тайным героем, и теперь, когда мы, наконец, встретились… Мне казалось, что я тебе тоже нравлюсь хоть немножко.

Голос ее дрогнул, еще чуть-чуть – и начнутся слезы, хлопот не оберешься. И мне, недоуменно примеривавшему на себя невообразимую роль героя девичьих грез, пришлось успокаивать:

– Конечно, ты мне нравишься.

Влажные омуты мгновенно просохли:

– Тогда… в чем же дело?

Вот оно, современное воспитание. Сначала запад пришел на север, теперь, как видно, и на юг. Цивилизация, мать ее свобода-равенство-братство, наступает. А если кто-то наступает, то одновременно кто-то должен отступать или капитулировать. Логика. То есть, здравый смысл.

А он, здравый смысл, знает, что лучшая защита – нападение.

– Скажи прямо, чего ты хочешь, – отрезал я нам все пути назад.

Мадина смутилась. Наконец-то.

– Быть сегодня с тобой.

– В смысле…

– Ты правильно понял.

– Глупости. Это невозможно, ты знаешь.

– Совсем не глупости.

– Ты выходишь замуж!

– И что?

Я сел от неожиданности, и хорошо что рядом оказалась табуретка. Мадина опустилась на соседнюю. Хоть за это спасибо, а то с нее сталось бы и на колени мне взобраться.

Невероятно, но в роли защитника изживших себя заветов старины глубокой выступил я:

– Как же будешь жить с мужем, которого придется обманывать?

А придется обязательно, восток – дело тонкое, про юг вообще молчу.

– Обманывать? Обман – это когда человек не выполняет своего обещания.

Ага, камешек размером с увесистый булыжник – в мой пожухлый огород. Но у меня было нечто более увесистое, чем запустить в ответ:

– Разве обман ожиданий – не обман?

– Ты о традициях, которые не дают житья нормальному человеку?

– Я о традициях, по которым живут твои сородичи. Традиции твоих предков. Традиции, которые я со своей стороны тоже уважаю и не хочу нарушать.

– Угораздило же меня родиться не в том месте… – Мадина скривилась. – Обмана не будет, хотя мне не нравится навешивание на меня выполнения давно устаревших требований. Но – пусть, раз так получилось. Что бы ты сейчас обо мне ни думал, а я храню девственность для будущего мужа и буду верна ему, чего бы мне это ни стоило.

– Не понял, – не понял я.

Не сомневаюсь, что ступор мозга бесподобно отразился на моем лице.

Мадина даже не улыбнулась.

– Я – еще ни с кем. И не собираюсь. Не делай, пожалуйста, таких глаз.

– Ты только что сказала, что пришла…

– Значит, ты подумал об… этом?

– О чем же еще после таких заявлений?! – Я нервно встал.

– Бедная же у тебя фантазия.

Мадина тоже поднялась и принялась мерить шагами узкий проход между мебелью и мной. Футболка, надетая на мокрое тело, красочно прорисовывала детали, причем в цвете. Белая ткань в намоченном виде совершенно не предназначена для сокрытия чего бы то ни было. Видна была даже родинка около соска. Даже. Да.

Я позорно молчал.

После нескольких рейсов туда-обратно, незваная гостья замерла рядом со мной. Пришлось снова сесть, чтобы не быть проткнутым взглядом или чем-то помягче, но не менее убийственным.

– Я не планировала делать ничего, что навредит будущей семейной жизни. – Мадина тоже села, но теперь впритык со мной, бедро к бедру. – Я не собиралась обманывать мужа. Ему нужно, чтобы невеста досталась девочкой? Я обещаю. Заметь, я гарантирую это по-настоящему, а не через восстанавливающую хирургию, как некоторые.

Она ждала одобрения. Хотя бы кивка.

Увы, не по адресу.

– Разве это не похвально? – Мадина вновь стала напрашиваться на комплимент, решив, что я не понимаю всей глубины сообщения. – По-моему, это настоящий подвиг.

– А Хадя? Она тоже считает это подвигом?

– Хадя – другое дело. – Мадина недовольно качнула мокрыми волосами. – Из того, что предлагает бурлящий вокруг нее яркий мир, ей не нужно ничего. А мне нужно.

– Думаешь, ей не нужно? – с сомнением переспросил я.

– Не нужно! Поэтому ждать ласк будущего мужа ей труда не составляет. А я узнала, как чудесно разнообразие, и для конкретной меня тратить время на тусклое ожидание – подвиг. Если человеку запрещают кофе, разве он отказывается заодно и от чая? – Мягкое тепло, грозившее пожаром, придвинулось ближе. – Ты же знаешь, что и волки могут быть сыты, и овцы целы.

Я резко ссутулился – на плечах непонятно как выросла гора и сильно придавила. До боли. Боль отдавалась в сердце.

– Извини, может, я чего-то не понимаю, но тогда волки останутся сытыми баранами.

Мадина подавилась смешком.

– Классно сказал! – Ее ладонь хлопнула меня по колену. – Главное – что сытыми.

– Плодить баранов – не мой профиль.

 

Я отодвинулся от набивавшихся в дружбу роскошных бедер. Самое странное, что следовавшие от меня отказ за отказом не смущали Мадину. Она либо принимала мои слова и поступки за проявление стеснения, либо просто не понимала, что отказ возможен в принципе. Но тогда…

Озарение прострелило навылет:

– У тебя уже есть такой опыт?

Щелчок вскипевшего чайника заставил Мадину вскочить, она озорно поиграла бровками цвета вороньего крыла:

– Ура, чай! Как договаривались, пришло время твоей исповеди.

– Подожди…

Но любительница горяченького отскочила и отвернулась, затем приподнялась на цыпочки и пошарила пальцами в поисках сахара по верхам настенных шкафчиков. Законы физики никто не отменял, и вслед за поднятыми руками задралась футболка. Разговаривать о чем-то серьезном стало невозможно, мысли разлетелись. Я молча смотрел, как прилипшая футболка еще с минуту отказывалась возвращаться на место, пока ее владелица порхала по кухне, накрывая на стол.

Что же я делаю…

А что я делаю, если рассудить трезво? Ничего предосудительно.

Просто попью чай с очаровательной мадемуазель и поговорю о былом. В меру сил и скромности выполню вырвавшееся ненароком обещание и отправлю проказливую гостью восвояси, что бы она там еще ни напридумывала.

Так и сделаем.

Кухня не отвратила Мадину от задуманного. Разобравшись в окружающем бардаке, она сотворила чудо, через пару минут все оказалось готово для небольшого пиршества. Две чашки со свисавшими из них ниточками с ярлыками и вставленными ложками, сахар, найденные в хлебнице сухарики с маком – чем не романтический ужин на две персоны?

На романтику не тянуло, хреновый из меня сейчас кавалер. Это возмещалось удвоенной энергией бодро шлепавших по прохладной плитке напедикюренных ног, чья хозяйка, ничего не стеснявшаяся, кажется, не подозревала о существовании слова «нет». Подобные особы считают, что наивного «А почему?» достаточно, чтобы любая проблема рассосалась. Мне впервые пришлось встретиться с представителем этой породы столь непосредственно.

Влажно выпуклая собеседница с интересом замерла:

– Начнем? Жду.

В предвкушении она уселась на табурет, подогнув под себя одну ногу. На меня глядели пронзительные глаза и мокрая майка, змеившиеся черные пряди склонились набок, их ласково поглаживала ладонь, а вторая лежала на торчавшей коленке.

– Что именно рассказать? – Мой взгляд не выдержал поединка и уполз в сторону, мысли разбежались, при этом я механически отхлебнул из чашки. Ежкин выползень, кипяток же!

– Осторожно! – всполошилась Мадина. – Горячо!

– Спасибо, очень своевременно. – Закашлявшись, я отставил чашку.

– О своем опыте, – напомнила Мадина о зависшем вопросе.

Она приготовилась слушать со всем вниманием: облокотилась на стол, подперла ладонью щеку. Я почувствовал себя неуютно.

– Хм. Это. В общем…

Мадина молчала, ободряюще кивая и теребя длинные локоны.

– Ну… – Я снова прокашлялся, некоторое время смотрел в потолок и, наконец, высказался по делу. – Про первый раз?

Пауза ожидания, что мираж развеется или сон прекратится, надежд не оправдала. Раздалось поторапливающе-подзуживающее:

– Угу.

– Мы с приятелями…

– В каком классе? Сколько вам было лет?

– На втором курсе.

Излом бровей увеличился, жадная до подробностей слушательница уточнила:

– Ты же про первый раз?

– Да.

– Ясно. – Черные брови подпрыгнули и вернулись в обычное положение. – Слушаю.

– Мы выпили и отправились к знакомым девчонкам.

– Твоя была среди них?

– Моя? А-а, в этом смысле. Нет, у меня не было своей. По дороге мы основательно затарились пивом и водкой. Нам оказались рады, и наутро…

– Стоп! – Мадина с грохотом ударила ладонью об стол. – Подожди про утро. Сколько вас было?

– Трое парней, трое девчонок.

– Все ровесники?

– Да.

– Что же вы делали?

– Пили. Всю ночь.

– Это понятно. А кроме?

– Потом я ничего не помню.

– Постой. Ты хочешь сказать…

– Да, все произошло по пьяни, и в памяти ничегошеньки не осталось.

– А у тебя было с одной или?.. – Фраза оборвалась, глазки зловредной выпытывальщицы тонко сощурились.

– Говорю же – не помню. Просто не знаю. Очень надеюсь, что никто в тот день не залетел, хотя меня, конечно, специально не информировали, но и претензий не предъявляли. И счастье, что никто ничего не подцепил. Впрочем, говорю только за себя: мне повезло. Утром мы проснулись в перевернутой вверх дном квартире, все валялись вповалку, грязные, противные. Я очнулся первым и ушел. Вот.

Переведя дух, я потянулся за чашкой.

Мадину исповедальный рассказ не устроил. Она склонилась вперед, оба локтя уперлись в стол, голос понизился до тонов, которые можно принять не просто за недовольные, а за угрожающие:

– В ту ночь у тебя вообще могло ничего не быть, твое «повезло» только подтверждает это, а ты обещал…

– И выполнил все, что обещал.

Мои разведенные руки сотворили жест «сэ ля ви, дорогуша, ничего не поделать».

Черные локоны Мадины несогласно мотнулись:

– Я просила историю, которая хоть как-то помогла бы в жизни новыми знаниями.

– А я про что? Очень поучительная история. С тех пор я практически не пью. Можно сказать – судьбоносная история.

– Не принимается.

– Остаюсь при своем мнении. – Я подмигнул: мол, подловила меня хитростью, хитрость же прилетела ответно.

– Мне нужно другое.

– Тогда бартер. В твоем тихом омуте уже водятся чертики. Меняю их на своих.

– У меня совершенно другая ситуация!

– Баш на баш. Или тоже рассказываешь об опыте в этой сфере, каким бы он ни оказался, или я сейчас же выпроваживаю тебя за дверь, считаю до трех. Два…

– Стой! Ты плут и мошенник.

– Сама такая.

– Кваздик, ты ведь понимаешь: если кто-то узнает…

– Кто-то, имеется в виду – кроме меня? А что ты ответила вчера, когда я предположил, что мои откровения могут уйти в народ? Дословно: «Слышал когда-нибудь, чтобы я трепала языком?» Я не слышал, и вот ты тут. Так же никто и никогда не слышал сплетен от меня. Будь это не так, Гарун вряд ли считал бы меня другом.

По щекам Мадины поползли пятна, вскоре покраснела и шея. У выбранной не по размеру футболки при наклоне отвисла горловина, и проявления внутренней борьбы продолжили движение дальше. Мой застопорившийся взор пришлось срочно уводить.

Родинка. Чертова родинка. Чертова девушка с чертовой родинкой на чертовой груди. Черт-черт-черт.

А ведь я зарекался чертыхаться. А попробуй тут не. Вот и.

Мадина решилась.

– С похожим вопросом однажды я обратилась к Султану, ты видел его вчера на вечеринке.

Еще бы не помнить Султана. Окажись он чуть более адекватным, и не бойся Настя в таком состоянии остаться с ним наедине, крепкий парниша с мутным взором уехал бы с девчонками вместо меня. И не было бы в моей жизни столь незабываемого начала лета.

На всякий случай я уточнил:

– Родственник, который домогался Насти?

– С какой стати ты его в мои родственники записал?

– Из парней присутствовали только друзья и родственники, вот и подумалось.

– Он другой нации и не больший родственник нам, чем ты. – Взгляд Мадины сверлил столешницу, что меня радовало: не люблю интимных откровений, если приходится смотреть в глаза. – Потому и выбрала. И по духу он мне ближе прочих: такой же безбашенный, но с диким самообладанием. Это качество бы нашему Шамилю, семья стольких проблем избежала бы…

– Мы сейчас не о Шамиле, – напомнил я.

Несмотря на бурю в душе и делавшую «ай-я-яй» деликатно устранившуюся совесть, издали с укоризной грозившую пальчиком, взгляд упивался уютной белизной, тугой статью и выглядывавшими удивленными клювиками. И, естественно, гипнотизирующей, необъяснимо влекущей родинкой. Сердце отбивало походно-строевой марш, мышцы и нервы напряглись, и заворочались закованные в кандалы приличий дремуче-пещерные монстры. Мадина была шикарна и ни на секунду не давала забыть об этом.

– Султан сначала послал меня подальше, наехал с той же дурью, с которой носятся остальные. Я смиренно слушала и кивала, затем пошла с козыря. «Ты меня знаешь, – сказала я. – Упорства мне не занимать, мотивы сильные, намерения серьезные. Если мою проблему не решишь ты, завтра это сделает другой. Хочешь остаться в пролете?» В ответ я заработала пощечину. И не одну. Я ничего не рассказала брату и снова пришла в общагу, где жил Султан. – Мадина победно улыбнулась. – Там он еще раз провел воспитательную работу, даже синяки остались. Я не сдалась, показала характер, и в следующий раз все было по-моему. Султан сам позвал меня к себе, провел в комнату так, чтобы никто не видел, и без глупой застенчивости рассказал по моей просьбе все, что меня интересовало, а потом и показал, научив делать мужчине приятно. Можно сказать, это был мой «первый раз».

– Значит, он тоже твой «тайный герой»? – фыркнул я, вспомнив, с чего началось мое охмурение.

Мадина не приняла язвительности:

– Нет, просто он поступил по-мужски – дал слово и честно выполнил его. Теперь я кое-что знаю в нескромной области. Мало, но все-таки. Рассказать?

Мои руки сами вскинулись в останавливающем жесте:

– Не надо!

– Тогда твоя очередь, жду про настоящий первый раз, о котором помнишь.

Вот же дотошная.

– Сразу после этого ты уходишь, договорились?

– Если снова не надуешь меня, то да, – весело согласилась Мадина.

– На первом курсе…

– Но ты же говорил… Обманщик!

– Не влезай с лишними претензиями и все поймешь, – буркнул я. – На день рождения друзья подарили мне девушку по вызову. Так это звучало с их слов.

Лицо слушательницы резко сморщилось, словно вместо меда ей подсунули хрен.

– Я только что въехал сюда, в эту комнату…

– Какая из кроватей твоя?

– Вон та. – Я указал подбородком через отворенную дверь в сторону глухой стены.

– Фу. – Мадина отвернулась.

Понятно, что «фу» относилось не к внешнему виду спального места, оно выглядело намного лучше соседних. Просто у слушательницы разыгралась фантазия.

Я продолжил:

– Приятели узнали, что у меня не было женщины, и решили это дело поправить. Они скинулись на «подарок», перед моим приходом украсили комнату гирляндами, ироничными лозунгами и не совсем приличными рисунками. Мне закрыли глаза, девицу втолкнули в помещение, затем разрешили открыть глаза и оставили нас одних.

– И? – подбодрила Мадина.

– Девушку звали Каролина. Она старалась изо всех сил… но у меня ничего не вышло.

– Совсем? – Только что морщившееся лицо просветлело.

– Я не смог, хотя девица честно пыталась отработать плату.

Мимика Мадины выдала смесь удивления и сострадания:

– Тебя настолько не интересует секс?

– Почему? Очень интересует. – Глаза предательски нырнули в провисший ворот чужой футболки.

Мадина заметила, ее губы растянулись в улыбке.

– Но ты не смог. Потому что за деньги, да? Не по любви, а по обязанности?

– Наверное.

– Бедненький…

Голые ноги, на которых почивал мой взгляд, скользнули на пол, и то, чего я опасался вначале, произошло: мои колени приняли растекшуюся теплом тяжесть, а на плечо склонилась чужая голова. Мадина приникла ко мне и обняла.

– А ты снова надул меня, – высказала она с тихим смешком. – Попытка не засчитывается.

– Ты просила про один раз, получила про целых два. Мы более чем в расчете. Твоя очередь выполнять соглашение.

– Твои «целых два» – ненастоящий, который помнишь, и настоящий, который не помнишь. Это несерьезно. Давай про самый настоящий.

Ее руки вдруг обрели твердость. Мне это не понравилось.

– Мадина.

– Что?

– Если не хочешь быть вышвырнутой с применением силы – оденься. Меня твой вид…

– Возбуждает?

– Нервирует.

– И только?

– Нервирует как раз потому, что возбуждает. – Чтобы не попасть в очередную ловушку, я бил правдой, никакие намеки и ложь не окажут столь же сильного воздействия. – Ты роскошна и соблазнительна, но у нас с тобой не будет ничего, что не умещается в понятие дружбы.

Через сопротивление я поднялся на ноги, прижавшееся ко мне тело повисло на миг, но ему пришлось опуститься на пол.

– Глупый. Тогда нам совершенно нечего будет вспомнить.

– А зачем? – спросил я.

Руки отдирали от себя прилипшее существо, но взамен одного щупальца вырастало другое. Мышцы отказывались работать в полную силу, собственный организм предавал меня, выступая на стороне противника. Противник это чувствовал.

– Как зачем? Зачем люди тратят свои жизни на поиски радости и счастья?

– В обход совести ни одна радость не принесет счастья.

– Говоришь, как столетний дед. – Мадина по-прежнему не признавала слова «нет». Она привыкла добиваться своего. Любой ценой. – Кстати, а вот, к примеру, оказанная другому помощь принесет счастье?

 

Соперница оказалась подкованной в словесных битвах, того и гляди, вырвет победу в споре, о котором я буду жалеть всю жизнь. Впрочем, жалеть придется в любом случае, этот вывод лежал на поверхности, потому так много в мире Дон Жуанов и так мало святых. В святые я не стремился. И Божьего гнева не боялся, хотя небеса упорно испытывали меня на прочность. Они будто желали получить повод для такого гнева, я же просто хотел быть собой, балансируя между моралью и расчетом в лучшей из точек равновесия – в мире со своей совестью.

Столетний дед, говорит? Пусть так. Человек, который сумел столько прожить, редко ошибается.

– Мы договорились, что ты сразу уйдешь. – Борьба рук и тел продолжалась. – Еще минута, и я не выдержу. Уходи.

– С удовольствием задержусь на минутку.

Мелодия «Лезгинки» заставила обоих вздрогнуть. Мадина бросилась к сумочке, звонивший телефон взвился к уху, разговор пошел на ее родном языке. Пока одна рука Мадины держала трубку, вторая на ходу стаскивала футболку.

Моему стыдливо следившему взгляду нахалка успела даже подмигнуть.

Я был рад звонку.

Кажется.

Скажем так: частично. Когда в ситуацию вмешалась судьба и решений от меня не требовалось, на душе стало пусто, как перед матчем любимой команды, который вдруг отменили.

Выиграл я этот раунд или проиграл? Непонятно. Совесть говорила одно, тело – другое. Время покажет, что важнее.

– Родные мотивы – родной крови. – По окончании разговора отключенный телефон полетел в сумочку, Мадина кинула в меня снятой футболкой и понеслась к брошенным вещам.

– Ты о чем?

– О мелодии звонка. Гарун возвращается домой, нужно бежать.

Дверь в ванную, где она принялась одеваться, принципиально осталась открытой. Неуемная авантюристка поражала упорством в достижении целей. Направить бы его в благое русло…

Не думаю, что Султан считает себя проигравшим. Может быть, и мне не стоит пенять на русло? Ведет в приятную сторону, от меня ничего не требуется, просто плыть по течению…

– Помоги, – донеслось из ванной.

Мадина извивалась, втискиваясь в надеваемое через голову платье и стягивая его руками вниз по фигуре. Мне под нос выставилась спинка, где требовалось застегнуть молнию. Я молча вжикнул и сделал шаг назад. Мадина ожидала как минимум объятий, но безропотно приняла реальность, сборы продолжились. Затем прозвучало слово, всего одно, зато какое:

– Завтра.

Ощущение – меня забыли в криосауне.

– Что? – тупо спросил я.

– Не придуривайся. Встретимся завтра.

– Завтра меня не будет, уезжаю.

Метавшийся по квартире вихрь, подхватив куртку и сумку, на миг застыл, ресницы Мадины обалдело хлопнули:

– А послезавтра?

– На неделю, как минимум.

– У меня есть твой номер, списала у Гаруна. Свой не даю, брат иногда проверяет контакты. Надеюсь, на звонки с неизвестных номеров ты отвечаешь?

Уметь бы тоже так брать быка за рога, чтобы мощные копыта покорно топали на поводу, как бы их обладатель ни сопротивлялся.

– Не уверен, что это хорошая идея.

– Вообще или имеешь в виду звонок от конкретной меня?

– Какая же ты умная плюс к тому, что красивая.

– И это при том, что ты еще не все знаешь обо мне.

Мадина обежала себя взглядом – все ли в порядке.

– Волосы не высохли, – напомнил я.

– Неважно. – Она достала из сумочки головной платок, и последняя улика была спрятана.

На меня снова глядела гламурная фифочка, узкое платье подчеркивало дары природы, вызывающий взор звал на безумства, а плотоядный оскал обещал не выпустить живым. Кожаные куртка и сумка казались выпотрошенными жертвами. Только скромный головной убор нарушал гармонию композиции.

– На Хаде платок смотрится органичней, а тебе больше идут распущенные волосы, – сообщил я. Слово «распущенные» оказалось к месту. Не в бровь, а в глаз. – Вообще, странно видеть тебя в платке.

– Скоро без него не увидишь.

Скоро вообще не увижу, подумалось с тайным облегчением.

Да, не увижу, уныло согласилось во мне что-то другое. А жаль, что нивижу. И – какого черта? Разве традиции приятеля, о которых пекусь – мои?

Мадина еще раз проверила волосы.

– Дома сразу пойду голову мыть, и никто ничего не заметит. – Когда входная дверь открывалась, моих губ коснулся мимолетный поцелуй. – До встречи, Кваздик. Ты хороший и правильный, это правильно и хорошо, но нехорошо быть настолько правильным. Я над этим поработаю. Если успею. Не задерживайся у родителей.

Рейтинг@Mail.ru