Петр Вяземский
О злоупотреблении слов
Не помню, в какой-то комедии Итальянского театра служанка одной барыни, помешанной на стихах и стихотворцах, говорит ей: Как не стыдно вам знаться с этим народом? Тот, который на стихах открыто напевает вам о любви своей и прямо говорит вам: ты, не смел-бы прозою взглянуть на вас.
Что город, то норов, что деревня, то обычай; что век, то слово, или, лучше сказать, злоупотребление слова в чести. У Сумарокова, по возвращении его из Москвы, спрашивали: «Каких людей он там видел?» – Я не видал там людей, отвечал он, там все голубчики. Тогда у Москвичей было в чести слово: голубчик. Но и теперь оно не совсем вышло из употребления. Послушайте: муж жену свою зовет: голубушка! Она отвечает ему: голубчик! Посмотрите этих голубков в домашнем быту, они живут как кошка с собакою.
Покойный Живописец[1], которому не худо было бы воскреснуть, разумеется с тем уговором, чтобы он приноровил к веку и кисть свою и краски, сказывает, что в его время любовник и любовница назывались болванчиками. Впрочем, здесь может и не быть злоупотребления. Всякий кумир тот же болван, а кто не видит кумира в цели своей любви, своих желаний, искательства? Почетные, современные вам слова, кажется: чудо, чудесный! Нет сомнения, что в наш век видели ни много чудес; но часто чудесное во зло употребляется вместо чудовищного.
В Словаре Академии: лихой и злой имеют невыгодное значение. В дополнениях к нему должно бы прибавить, что на языке офицерском имеют они совершенно иное. «Посмотрите на молодого гусара N. N. – чудо на лошади! Как лихо ездит и зло одевается!»
