Отперев дверь, Фиона поставила коробку и спустила с поводка Саймона Ле Бона. Внутри он привычно обежал весь магазин, обнюхал каждый уголок, проверяя, что все осталось так же, как когда они закрылись в субботу днем. Довольный тем, что все в порядке, он свернулся в своей лежанке возле кассы.
Интерьер помещения был довольно элегантным для благотворительного магазина: прежде там располагался старомодный ювелирный, но владелец без предупреждения уехал, бросив все. Когда здание забрала себе благотворительная организация, внутри не стали практически ничего менять. Прежде всего, на такие пустяки, как переделка интерьера, денег не было, и потом, это не так уж требовалось. Стены были отделаны панелями из темного дерева, еще сороковых годов, а в дальнюю стену были вмонтированы большие часы, торжественно отсчитывающие минуты в застоявшемся воздухе. Будь там камин и диван «Честерфилд», можно было бы сесть вечером, потягивая шерри, и курить толстые сигары. Ни диванов, ни камина в магазинчике не было, но Фиона поставила в один из уголков круглый столик и стулья для своих самых пожилых и не самых подвижных покупателей, чтобы те могли немного отдохнуть. Фиона считала свой магазинчик шкатулкой с драгоценностями, манящей и волшебной, полной забытых сокровищ. Что, должно быть, до чертиков раздражало Софи, так как ее магазин был ничем не примечательной белой коробкой, и неважно, как часто она его красила и за сколько своих маркетинговых ниточек дернула, чтобы на открытие приехали хоть какие-нибудь знаменитости.
Фиона начала заносить другие коробки и прочий мусор в магазинчик. Ей нужно было чем-то себя занять – и голову, и руки, так это работало. Если остановиться, оно может начаться снова. Та, третья проблема. То, о чем она не осмеливалась упоминать.
Аккуратно лавируя между крутящимися стойками с одеждой и забитыми книжными полками, Фиона по одной занесла коробки в кладовую, к другим таким же, ожидающим «сортировки».
Слово «сортировка» вселяло ужас в сердца даже самых стойких волонтеров благотворительного магазинчика. Бесконечное задание. Как валун, который нужно толкать и толкать в гору и который все равно потом скатится обратно, – или как красить Севернский мост[9], если б он состоял из гор переполненных картонных коробок и мусорных пакетов, извергающих одежду. Скорость, с которой поступали вещи, превышала ту, с которой их покупали, и завал лишь увеличивался. И все же, подумала Фиона, лучше так, чем наоборот.
Пожертвования разделяли на пять категорий для продажи: одежда и аксессуары, которые пока что продавались лучше всего; книги и DVD-диски (последних становилось все меньше с каждым днем, а видеокассет не было с тех пор, как отменили шоу Джереми Кайла). Затем детские игрушки, настольные игры и пазлы – которые нужно обязательно, под страхом смерти отмечать «проверены» или «не проверены», ведь в самом аду нет ничего страшнее, чем любитель пазлов, у которого отобрали последнюю деталь[10]. В еще одну категорию входила посуда и небольшие предметы интерьера, ну а в последнюю – все остальное. То, что не удавалось продать, отправлялось на переработку или на свалку.
Фиона вышла на улицу за новой порцией пожертвований. С пронзительным скрипом тормозов у тротуара остановился автомобильчик, который не мешало бы помыть и, возможно, отремонтировать, судя по демоническому захлебывающемуся визгу из выхлопной трубы. Чуть не заглохнув от резкого рывка передач, машина дала задний ход, с энтузиазмом и поспешностью влезая в парковочное место. Двигатель замолчал, и из машины показалась энергичная фигурка Неравнодушной Сью, одной из волонтеров. Худая как проволока и с большими глазами, ясными и умными, прозвище свое от Фионы она получила не только из-за эмоциональности, но и потому, что в каждую свою фразу добавляла это слово, «неравнодушна».
– Ты видела? – спросила она, выйдя из машины. – Я неравнодушна к хорошему парковочному месту. Прямо напротив входа!
– С добрым утром, Сью, – поздоровалась Фиона, поднимая тяжелую коробку, которую приходилось держать под дно, чтобы та не развалилась.
– С добрым утром.
Неравнодушная Сью прошла сразу к нагромождению вещей и помогла Фионе занести их внутрь без единой просьбы, просто потому, что она также была неравнодушна к выгодным сделкам и была не прочь забрать какую-нибудь удачную находку себе.
Пока они переносили первую партию коробок в кладовую, Фиона пересказывала события того утра.
– Окровавленный нож! – ахнула Сью. – И коробку точно подбросили из того магазина?
– Своими собственными глазами видела. Конечно, Софи все отрицает.
– Слушай, не думаешь же ты, что Софи кого-то заколола, а потом решила избавиться от улик?
– Как бы мне ни хотелось, чтобы Софи в этой истории оказалась той самой злодейкой, она в самом деле не знала, что нож там.
– Но тебе же известно, как хорошо она умеет все перевирать.
– Да, но в начале ее это поразило. Она потеряла дар речи – впервые на моей памяти.
– Не похоже это на Софи, – заметила Сью. – Если б ей нужно было кого-то зарезать, она бы наняла кого-то. Не захотела бы испортить маникюр.
Фиона хихикнула.
– Вот уж точно. Да и зарезать кого-то – недостаточно тонко для нее. Думаю, она скорее бы выбрала яд.
– Ага, взяла бы одно из тех колец с тайником, с откидным верхом, чтобы незаметно подсыпать яд тебе в чай.
– Думаю, мы в самом деле заслужили чашечку чая, – решила Фиона. – Только без яда.
– Это другое дело.
Пока Фиона ставила чайник, Неравнодушная Сью, нырнув в одну из коробок, поворошила содержимое, потенциально готовящееся на выброс.
И вдруг ахнула.
– Что там? – Фиона поспешила к ней. Там, среди мусора, лежал новый детектив Вэл Макдермид[11], в отличном состоянии, будто только из типографии. При этом в переплете.
Сью любила детективы не меньше Фионы, и их запасы любимых книг постоянно пополнялись благодаря нескончаемому потоку пожертвований. Просто рай для двух фанаток детективного жанра.
– Я неравнодушна к хорошему роману от Вэл Макдермид.
– И я тоже, – ответила Фиона.
Они напали на золотую жилу. Обе знали, что каждая хочет прочитать роман первой. Поэтому так и стояли, уставившись на книгу, чуть ли не боясь прикоснуться к ней. В конце концов, ее написала сама королева детективов.
– И что мы будем делать? – спросила Неравнодушная Сью. – Кто первый? Сомневаюсь, что выдержу, пока ты будешь читать.
– То же самое могу сказать про себя.
– Может, будем читать по очереди? – предложила Сью. – Сначала ты прочитаешь главу, потом я. И так далее.
– Гениальная идея. Ты первая. Ты ее нашла. А когда закончим, выставим книгу на витрину. Она быстро уйдет за десять фунтов.
– С этим не поспоришь, – Неравнодушная Сью взяла книгу, взвесила на руке и медленно перевернула, впитывая ее величие, а затем восхищенно открыла на первой странице. – Все, я начинаю.
Над дверью звякнул маленький медный колокольчик, и Саймон Ле Бон по привычке заворчал при виде Корзинщика.
– Доброго утра, милые дамы, – поприветствовал он их глубоким низким голосом.
– Не хотите ли чая? – предложила Фиона.
– Ах, отведать ваше чудесное угощение было бы…
– Простого «да» или «нет» достаточно, – перебила его Фиона, пока он не увлекся.
– Да, это было бы просто великолепно.
Корзинщик в соседнем магазинчике продавал подержанную мебель. Его настоящее имя было Тревор, но все прозвали его Корзинщиком, потому что он вложил немало средств в плетеные изделия старой школы от одного из своих ушлых знакомых, у которого весь гараж был забит этой мебелью. Тревор искренне верил, что дело возродится, но этого не произошло. Все хотели современную мебель из ротанга, а не ту древность, что пылилась у него в магазине. Прозвище прилипло и стало чем-то вроде благословения, потому что до этого его довольно хлестко звали Диккенсовским придурком из-за склонности к использованию вычурных фраз. Причина этой любви оставалась загадкой, так как Тревор был родом из приморского Клактона и работал в энергокомпании. Учитывая его сомнительных знакомых, Фиона придумала теорию, что он на самом деле пустился в бега и создал себе такой образ Терри-Томаса[12], потому что ему требовалась новая личность.
Несмотря на все свои диккенсовские замашки, Корзинщик одевался вполне нормально, в свитера с треугольным вырезом и рубашки, хотя всегда носил разные носки и славился тем, что при любой боли в горле надевал шейный платок и «нежил свои старые миндалины, которым определенно требовался экзорцист». Хотя все эти боли в горле у него почему-то случались тогда, когда ему надо было произвести на кого-то впечатление.
Фиона и Неравнодушная Сью принесли чай и присоединились за круглым столиком к Корзинщику. Но не успели они сделать глоток, как дверь настежь распахнулась. Дэйзи, их коллега и третий волонтер, влетела в магазин, тяжело с присвистом дыша, пытаясь что-то сказать, но у нее никак не получалось набрать достаточно воздуха. Дэйзи с трудом сделала несколько шагов; плечи ее вздымались и опускались, пока она делала жадные вздохи, наполняя измученные легкие. Фиона со Сью, поднявшись со своих мест, помогли ей дойти до стола, недоумевая, что же заставило подругу так запыхаться. Корзинщик пододвинул для нее стул, чтобы та могла немного прийти в себя.
– П-простите за опоздание, – рухнув на предложенный стул, выдавила Дэйзи.
– О, не переживай, – успокоила ее Фиона. – Ничего страшного, если ты или кто-то из вас опаздывает. – Фиона добавила «кто-то из вас» чисто из дипломатических соображений. В свои всего шестьдесят семь лет Дэйзи была самой младшей из них. Мечтательница по натуре, она была помешана на чистоте, легко отвлекалась и всегда везде опаздывала.
– Немного нерасторопности еще никому не повредило, – объявил Корзинщик.
Сходив на кухню, Фиона вернулась со стаканом воды, и Дэйзи его жадно выпила.
– Ты что же, бежала всю дорогу сюда? – спросила Неравнодушная Сью.
Дэйзи кивнула, хотя это, скорее всего, было преувеличением. Дэйзи никогда никуда не бежала. Вероятно, это больше походило на поспешную ходьбу. Не вылезая из платьев до пола, едва ли она могла позволить себе что-то более быстрое, не боясь наступить на подол. Однако она определено перенапряглась по какой-то причине. Ее обычно нежно-розовые щеки с персиковым румянцем сейчас опасно приблизились к оттенку спелых яблок. Лицо у нее было милое и открытое, а копна седых кудрей вечно торчала во все стороны. Выудив из сумки серо-голубой ингалятор и встряхнув, она вдохнула сразу две дозы препарата.
Несколько минут спустя, когда хрипы и свист пропали и Дэйзи снова стала дышать нормально, она наконец смогла выговорить:
– Сару Браун убили.
– Ты уверена? – уточнила Сью. – Ты видела машину скорой? Может, она просто себя плохо чувствовала, и ее повезли в больницу.
Дэйзи покачала головой:
– Тело было закрыто целиком, когда его выносили.
Несколько рук в ужасе прижалось ко рту.
– О господи, – охнула Фиона. – Кто мог это сделать?
– Поверить не могу, – Сью, поднявшись, принялась мерить комнату шагами. – Наша дорогая подруга убита.
Сару Браун любили все. В свои восемьдесят шесть она была постоянным покупателем в магазинчике Фионы, на ходунках проходя весь путь от своего дома за углом. Разговорчивая, бодрая, она никогда не жаловалась и внешне всегда выглядела улыбчивой и веселой. Она была олицетворением постера «Сохраняйте спокойствие и продолжайте действовать»[13]. Детство Сары Браун пришлось на Вторую мировую войну, она пережила «Лондонский блиц»[14] и казалась несокрушимой. Стойкий оловянный солдатик с истинно английской выдержкой.
Дэйзи смахнула слезу.
– Так ужасно. Ужасно и печально. Все огородили лентой, повсюду полицейские машины и фургоны. Все время что-то передавали по рациям. Я видела, как полицейские в странных пчелиных костюмах сновали туда-сюда из ее дома.
– Что? – переспросили хором Фиона и Неравнодушная Сью.
– Ну, вы знаете, такие, с капюшонами и масками. В них люди выглядят как тощие полярные медведи.
– А, так ты про защитные костюмы? – поняла Фиона.
Глаза Сью расширились от удивления.
– Если они были в защитных костюмах и ходили туда-обратно в дом Сары, это точно значит…
– Они думают, что это умышленное убийство, – заявил Корзинщик, в этот раз без привычной мелодраматичности.
– Ум-мышленное убийство? – заикаясь, повторила Дэйзи.
– Ну да, – кивнула Неравнодушная Сью. – А Фиона сегодня утром нашла окровавленный нож.
Дэйзи не захотела идти, и кто бы мог ее винить. Ей уже хватило потрясений на утро, так что она решила остаться караулить вещи. Корзинщик пошел открывать свой магазин, поэтому Неравнодушная Сью с Фионой и Саймоном Ле Боном втроем зашагали по живописным улочкам Саутборна, мимо красивых домиков с табличками, обязательно расписанными вручную, где были выведены романтичные названия вроде: «Старинный коттедж», «Молочный домик», «Еловая лощина», а также те, которые вовсе не стоило разрешать, вроде «Зисилдус» или лечебница старого доктора с аптекой под названием «Прикроватное Поместье».
Безвкусные названия ничуть не улучшили настроения двух подруг, когда они свернули на Сторвью-Вэй, где жила Сара. Прошедшее время, которое теперь приходилось использовать, казалось странным и неудобным. Сразу же перед ними предстала сцена, вовсе не свойственная обычно безмятежным улицам Саутборна.
Вся улица с обеих сторон была перегорожена бело-синей полицейской лентой, а двое полицейских стояли у ограждения, не пропуская прохожих. Там уже собралась небольшая толпа, кто-то, вытянув руку с телефоном, без конца делал снимки. У ленты с другой стороны творилось то же самое. У одного из зевак даже оказался зеркальный фотоаппарат, и Фиона задумалась, не из газеты ли он. Внутри ограждения все было в точности, как описывала Дэйзи: люди в белых защитных костюмах и масках сновали из дома туда-обратно, вынося маркированные пластиковые ящики с вещами и ставя их в полицейские машины, припаркованные как придется.
– Как думаешь, эти двое нам что-нибудь скажут? – спросила Сью, кивнув в сторону полицейских у ленты.
– Сомневаюсь, – вздохнула Фиона. – Надо рассказать им о ноже. Это может быть связано. Но тут нельзя действовать в лоб. Сначала надо узнать, как она умерла. Ее вполне могли и просто с лестницы столкнуть.
– Какая жуткая мысль, – Неравнодушная Сью вздрогнула. – Но да, будем действовать аккуратно, постепенно.
Бочком-бочком подобравшись к ленте, они стали протискиваться вдоль нее к двум полицейским.
Не успела Фиона рта раскрыть, как Неравнодушная Сью выпалила:
– Как она умерла?
Фиона пронзила ее сердитым взглядом. Вот вам и постепенно.
– Вы кто такая? – спросил один из полицейских.
– Мы работаем на Саутборн-Гроув, в благотворительном магазине «Собачкам нужен уютный дом», – выступила вперед Фиона. – Сара Браун к нам часто заходила. Она была нашей подругой.
– О, что ж, примите наши соболезнования.
Фиону неожиданно накрыло волной осознания и горечи от потери их доброго друга и клиента. Она будет скучать по Саре, по ее историям и щедрости, с которой та раздавала урожай со своего огорода. Пока Саре позволяла спина, она ведрами выращивала самые сочные помидоры, галлонами варила ароматнейший джем и пикантный чатни[15], закатывала в баночки всех форм и размеров и раздавала всем желающим.
А потом Неравнодушная Сью снова все испортила:
– Мы нашли окровавленный нож.
Фиона не сомневалась, что Сью, которая не просто проговорилась, а практически на весь город прокричала об их находке, всего лишь переволновалась, оказавшись у самого настоящего места преступления, – отсюда и весь энтузиазм. Она превратилась в подростка на концерте поп-группы.
– Вы сообщили об этом в полицию? – спросил второй полицейский.
– Я сообщила, – ответила Фиона.
– Хорошо. Вы поступили правильно, – кивнул первый.
– Это связано с убийством? – снова не выдержала Неравнодушная Сью, которую уже чуть ли не трясло.
Один из полицейских сочувственно улыбнулся ей:
– Простите, мы не имеем права раскрывать детали следствия. Мы сами сюда только что приехали, нас поставили охранять территорию.
– Так что знаем мы не больше вашего, – добавил его коллега.
Тут их перебила взбудораженная женщина с ребенком в коляске, нагруженной пакетами из супермаркета:
– Мне надо домой, сменить подгузник ребенку. Если не пропустите, буду переодевать его прямо здесь!
– Пожалуйста, упокойтесь, – начал один из полицейских.
Подошедший курьер с коробкой в руках остановился с другой стороны:
– А к номеру пятьдесят шесть не пропустите? Я уже опаздываю.
– Это невозможно, – ответил ближайший к Фионе полицейский.
– Может, тогда сами доставите? – курьер протянул коробку.
Фиона с Неравнодушной Сью отступили подальше от разгоревшегося спора о подгузниках и переносах доставки.
– Что-то его не очень заинтересовал наш окровавленный нож, – заметила Фиона.
– Да, тут не как в телевизоре, когда они бегут к главному следователю, а потом следователь бежит допрашивать нас, представителей общественности, у которых есть важнейшая информация по делу.
– Может, в этом и суть. Наша информация не так и важна. Может, Сара умерла по другой причине, и наш нож к делу не относится.
– Но откуда тем двоим знать, что не относится? Они сами не в курсе, что произошло.
Какое-то время они молчали, загипнотизированные разворачивающейся на их глазах сценой. Но она вовсе не казалась захватывающей, интригующей, от которой нельзя оторваться – или какие еще эпитеты лепят на постеры блокбастеров и триллеров в кино. Вместо этого Фиона ощущала лишь холод и оцепенение. Преступление в реальной жизни вызывало гнетущее чувство, будто внутри ее образовалась пустота. Убили ее подругу, и ей это нисколечко не нравилось.
Тут из дома Сары Браун вышла хорошо одетая женщина с зачесанными назад волосами. На ней было со вкусом подобранное шерстяное пальто в мужском стиле, приталенные брюки и туфли на высокой шпильке – у этой женщины был вкус, и выглядела она по-деловому. Следом за ней вышел седеющий мужчина средних лет в свободной толстовке и спортивных штанах, чей вид граничил с неопрятным. Он выглядел так, словно только что закончил смену на автомойке и каждую машину при этом мыл вручную. Судя по его худощавому лицу, пищи с насыщенными жирами он явно не употреблял. Хороший пирог решил бы эту проблему – как решал большинство других.
– Эти двое, похоже, тут главные, – заметила Неравнодушная Сью.
– Похоже. Возможно, детективы или детектив и сержант. Жаль, нельзя с ними поговорить.
Полицейские и фигуры в защитных костюмах огибали странную парочку, то подходя отметиться и что-то сообщить, то просто продолжая носить вещи мимо них. Отвечая всем сразу, детективы успевали говорить по телефону и раздавать указания одновременно.
Фиона с Неравнодушной Сью наблюдали за ними добрых пятнадцать минут, пока те наконец снова не скрылись в доме.
– Не думаю, что мы чего-то дождемся, – шмыгнула носом Сью, чье нервное возбуждение уже поутихло.
– Одно я точно знаю, – ответила Фиона. – Им лучше поймать подонка, который это сделал.
Мрачное настроение прошлого дня никуда не ушло; оно перетекло в утро вторника, пропитав сонную атмосферу магазинчика. Очень некстати. Потому что по вторникам Фиона устраивала кофейные вторники, на которые регулярно заглядывала Сара Браун со своими восьмидесятилетними и парочкой девяностолетних товарищей. К десяти утра в магазине уже было не пройти из-за стоящих повсюду тростей, ходунков и какого-нибудь кресла-каталки. Во вторник утром благотворительный магазинчик наполнялся счастливой болтовней людей, которые жили одни и за всю неделю и словечком ни с кем не перемолвились. Набиралось их от десяти до дюжины. Этот вторник будет омрачен бросающимся в глаза прискорбным отсутствием Сары Браун, и то, что именно она вдохновила их на организацию первого «кофейного вторника», делало утро еще печальнее.
Все началось с дребезжащего автобуса. Точнее, дребезжащего микроавтобуса, который раз в неделю собирал всех пенсионеров и доставлял их в общественный культурный центр. Они часто жаловались, что в микроавтобусе то слишком жарко, то слишком холодно, то там сквозняк, а то душно и определенно крайне некомфортно. Эта развалюха больше времени проводила в гараже, чем в пути. Однако старенький уставший автобус был их спасательным кругом, раз в неделю собиравшим всех вместе, и тогда они могли делиться советами о том, как лечить шишки на пальцах, жаловаться на правительство и отлично проводить время за игрой в бинго. Но все изменилось.
С началом нового финансового года бюджет общественного центра урезали. От чего-то нужно было отказаться, и этим чем-то стал микроавтобус. Оставшись практически дома взаперти, множество людей в возрасте восьмидесяти и девяноста лет оказались отрезанными от жизни – сами дойти до культурного центра они не могли. Больше никакого общения, ни единой живой души рядом и никакой надежды на встречу через неделю – их ждали дни и недели в компании самих себя. Одиночное заключение без надежды на апелляцию.
Сара Браун была не из тех, кто станет сидеть и ныть, нет: она решила, что ей не нужен никакой микроавтобус, и вознамерилась сама дойти до культурного центра при помощи ходунков. В свою первую попытку она сумела добрести только до магазинчика Фионы.
Фиона тогда заметила из окна очень измотанную женщину. Заведя Сару внутрь, она усадила ее и приготовила чай для восстановления сил. Но неудача не остановила Сару Браун: в следующие недели она еще несколько раз пыталась дойти до центра, решив, что ей просто нужно вернуться в форму. Как ни печально, но каждый раз ее сил хватало только на дорогу до благотворительного магазинчика.
Это и подало Фионе идею: почему бы не устроить мини-версию культурного центра прямо здесь, в магазине, для старичков в этой части Саутборна? Места было, конечно, не очень много, но, подойдя творчески, можно что-то да придумать и сделать перестановку. Фиона вместе с Дэйзи и Неравнодушной Сью освободили один угол, поставив туда стол и разномастные стулья, весьма неохотно пожертвованные Корзинщиком. Так и начались их кофейные вторники.
Они тут же стали пользоваться бешеным успехом, и каждый вторник за стол втискивалось семь, восемь, а иногда и девять пенсионеров. Фиона старательно угощала их чаем, кофе и пирогом. Но самое важное – они наконец получили возможность снова видеться с друзьями. Первое средство для тех, кто изголодался по общению.
Кто-то из них уже знал о безвременной кончине их подруги? В местных новостях передавали сообщение о смерти женщины, которую нашел в ее же доме развозивший заказы курьер. Но больше ничего не сказали, даже имени жертвы. Те, кто редко выходил из дома, едва ли могли узнать о смерти Сары Браун. Получается, сообщить им должна Фиона?
Они имели право знать. Она им скажет, так аккуратно, как только сможет.
Дэйзи с Неравнодушной Сью молчали, зная, какое тяжелое предстоит утро. Чтобы не участвовать в какой-либо беседе, Дэйзи занялась своим любимым делом в кладовке: уборкой. Скормив грязную одежду стиральной машине, она принялась протирать и без того чистые поверхности. Сью сидела у кассы, с головой уйдя в детектив Вэл Макдермид, отвлекаясь от настоящего убийства с помощью убийства выдуманного.
Появление Оливера, владельца пекарни через несколько домов от них, было воспринято с облегчением. В рабочей пекарской форме он локтем открыл дверь; следом за ним вошел его сын Стюарт, в таком же белом наряде. Оба в руках держали по шаткой башенке форм для выпечки, точно миниатюрные бревна в играх горцев.
– С добрым утром, Оливер, – сумели выдавить все трое.
– Доброе ли? – ответил тот. Обладатель довольно незаметной шеи и весьма округлой лысой головы, Оливер был более чем похож на кругленький пылесос «Генри Гувер»[16], разве что не такой счастливый. С 1990 года на его лице застыла неизменная гримаса, а с предыдущей крайне напряженной работы в качестве инженера добавился вспыльчивый нрав. Он и сменил сферу деятельности, чтобы заняться чем-то не таким изматывающим – выпечкой. Не очень помогло: смягчению его характера явно не способствовало то, что каждый день в пять утра он стоял у раскаленной духовки, а также делил с сыном тесную квартирку над пекарней.
Стюарт был очень на него похож, разве что с шевелюрой пока не расстался. В его неполные тридцать лет отцовская генетика пока не дала о себе знать. Когда Стюарт не бегал с поручениями и не учился печь у отца (надо признать, делал это он с крайней неохотой), парень не отрывался от телефона. Смартфон никогда не покидал его правую руку: даже неся жестяные банки, он ухитрялся тыкать в экран большим пальцем.
Саймон Ле Бон, почуявший аромат свежей выпечки, подскочил к ним и с надеждой завилял хвостом. Но его милая мордочка отнюдь не улучшила настроения Оливера. Дернувшись, он приподнял свою ношу еще выше, словно Саймон Ле Бон мог подскочить и выхватить пирог прямо у него из рук.
– Собаке разве можно тут находиться?
– Ну, мы же собираем средства для собак, – напомнила Фиона. Обычно она не стала бы терпеть подобной неприязни к ее любимому питомцу, но Оливер каждый день оказывал им большую услугу.
– Вы уверены, что хотите и дальше этим заниматься? – спросила она.
– Обещал, значит, обещал, – поставив металлические формы для выпечки на стол, он, раскрыв одну, показал им круглый, высокий и хорошо пропитанный кекс, такой большой и яркий, точно надувной батут. – Принес вам сегодня лимонный с глазурью.
С восхищенными «ахами» и «охами» все сгрудились у стола, глядя, как Оливер перекладывает свое творение на приготовленную тарелку.
– Я неравнодушна к лимонному кексу, – произнесла Неравнодушная Сью.
– Я тоже, – Дэйзи выудила из кармана телефон и сделала фото, которое потом выложит в различные соцсети.
Под столом заскулил Саймон Ле Бон, чувствуя себя брошенным и беспокоясь, что никто не даст попробовать ему ни крошки.
За ворчливостью Оливера где-то глубоко скрывалось доброе сердце. Воинственное, но доброе. Когда Фионе впервые пришла в голову идея кофейного утра, она с опаской зашла в пекарню и робко спросила, не найдется ли у них каких-то остатков, возможно, даже немного зачерствевших, им к чаю.
Раскрасневшись, Оливер смерил ее сердитым взглядом:
– Какого дьявола вы хотите подавать черствые пироги!
Фиона извинилась и уже готовилась к тактическому отступлению, когда Оливер добавил:
– Я испеку вам свежий, бесплатно.
Но он превзошел себя и начал каждый день печь по бесплатному пирогу для всех благотворительных магазинчиков по Саутборн-Гроув, чтобы они могли, продавая кусочки, собирать деньги на свои нужды. Все ухватились за его предложение, кроме Софи, которая, попробовав как-то кекс, испеченный Стюартом, заметила, что вкусно, но «не хватает изысканности», что бы это ни значило.
– Я сбился с ног, – вздохнул Оливер. – И эти благотворительные кексы только все усложняют.
Фиона потянулась к сумочке:
– Позвольте, я заплачу, – у Оливера был талант вызывать чувство вины.
– Нет, даже слышать ничего не хочу. Нам со Стюартом надо разнести остальные, так что мы пойдем. – И он подхватил свою стопку форм для выпечки с таким видом, словно это крест, который ему предстояло нести.
Только пекари собрались уходить, как на пороге появился Корзинщик – как и всегда, соблазнившись кусочком пирога, он заглядывал примерно в это время. Отступив, он придержал для них дверь:
– Приветец, Олли!
– Меня зовут Оливер, – пекарь протиснулся мимо него.
От Стюарта ему досталось более теплое приветствие:
– О, приветствую вас, сэр Корзинщик из Корзинкиншира.
Странности Стюарта прекрасно сочетались с театральностью Тревора.
Корзинщик в ответ приподнял воображаемую шляпу:
– О, Стюарт наш, сущий на небесах.
– Да святится имя мое.
Оба весело фыркнули, смеясь друг над другом, в то время как остальные едва слышно застонали. Хотя Стюарту не было еще и тридцати, он, как и Корзинщик, будто бы родился не в свое время.
– Это всегда такая честь приветствовать вас.
– Ну что вы, это для меня большая честь.
Так они и стояли в дверях, продолжая свою словесную пикировку в старосветском стиле, пока Оливер не выдержал:
– Стюарт! Идем! Нам еще кексы разносить!
– Увы, не смею дольше мешкать и должен поспешать. Хорошего дня, дамы и господа, – и Стюарт, который не мог похвастаться атлетическим телосложением, вразвалочку двинулся вслед за отцом, чуть не выронив формы.
– Прощайте, сударь! – ответил Корзинщик. Войдя в магазин, он окинул взглядом лимонный кекс. – А мне кусочек можно?
– Это для наших гостей, но если что-то останется, можете взять кусочек. Всего за фунт.
– А, – сказал Тревор. – Нет-нет, все в порядке. Они знают о смерти Сары?
– Не уверена, – вздохнула Неравнодушная Сью.
– Я думаю, что нет, – добавила Фиона. – Они же только сегодня встретятся и обменяются новостями.
– Может, не говорить им? – предложила Дэйзи.
Фиона покачала головой.
– Не думаю, что это правильно. Они должны знать.
– О, ну ладно, – сказал Корзинщик. – В таком случае я удаляюсь – желаю вам хорошего дня и удачи в вашем нелегком деле гонцов с дурными вестями.
– Мы оставим тебе немного кекса, – Фиона проводила его к выходу, закрыла дверь и повернулась к коллегам: – Что ж, они уже скоро придут.
– Что нам делать?
– Чай. Много чая. Нашим гостям он очень понадобится.
Все трое направились в кладовую, чтобы все подготовить. Позади раздался звон колокольчика над входной дверью. Но, обернувшись, они увидели не друзей Сары, как ожидали, а пугающий силуэт элегантно одетой женщины-детектива, которую видели вчера. На ней был другой, но столь же безукоризненный наряд – хорошо скроенный брючный костюм с двубортным пиджаком, а блестящие гладкие волосы были забраны в тугой хвост. Следом за ней в магазинчик зашел и ее высокий коллега в спортивном костюме.
– Добрый день, – она протянула им удостоверение. – Я детектив-инспектор Финчер, а это сержант Томас. Мы хотели бы поговорить с вами о Саре Браун.