– У тебя много вопросов, сын. Задай их.
– Н-н-н…нет, н-н-не бу…бу…буду, – бубню я, отходя от еще не до конца закончившейся истерики.
– Ты должен, сын.
Я мотаю головой в знак несогласия, но отец лишь улыбается, взглядом произнося то, что я и так знаю. Я пытаюсь мотать головой сильнее. И еще. И еще. Я мотаю ею так сильно, что по всем законам физики она должна была давно отлелеть от моей шеи и стать новым спутником Земли. Но она остается на месте. Как и мой отец. Как и его улыбка.
Я даже не ощущаю как и почему, но в какой-то момент из меня так и начинают литься вопросы. Почему он нас бросил? Почему не помогал? Ладно деньгами, но хотя бы присутствием? Почему хотя бы не звонил? Или не писал? Не узнавал, как у меня дела? Не давал советы? Не учил тем вещам, которых мама не умеет? Не давал ответы на те вопросы, о которых мама даже не знает? Слишком много почему.
Я даже пропускаю момент, когда я наконец замолкаю. И возвращаюсь во внешний мир лишь когда наконец заговорил он.
– Я хотел бы дать тебе ответы, сынок. Те ответы, которые устроят тебя. Но даже если бы я использовал все слова мира для этого, ведь это же ничего не изменит. Простая правда была в том, что я был слишком слаб. Слаб для семьи. Слаб для тебя. Слаб даже для того, чтобы хоть раз посмотреть тебе в глаза. Возможно, мне нужно было лишь в себя поверить, но даже для этого я был слаб.
– Но ты должен в себя поверить! Должен! Прямо сейчас единственное, что ты, черт возьми, должен сделать, это поверить в себя! – закричал я. Но он лишь качает головой в ответ.
В этот момент где-то далеко раздается гром. И на секунду черную пелену вокруг нас окрашивает молния. И еще одна. И еще. И начинается ливень. Где-то в глубине души я знаю, что ливня нет. Как и грома с молниями. И туч. Но специальные датчики на одежде позволяют мне ощущать все происходящее, будто оно существует на самом деле. А все лишь потому, что было слишком поздно.
Я не выдерживаю и бью его. Еще замах. А затем еще. Я не обращаю внимания, что руки проходят сквозь голограмму. С каждым ударом я кричу, как сильно ненавижу его. Все громче и громче. Я бью его и ору до тех пор, пока мое дыхание не сбивается, а руки беспомощно не повисают вдоль тела. Но даже тогда мой отец не меняется в лице. Вместо этого он поднимает свои руки и обнимает меня. И хотя это тоже нереально, благодаря все тем же датчикам в одежде я чувствую тяжесть его тела. Теплоту его дыхания. Горечь его сожаления.
– Все в порядке, – произносит он. – Ты справишься.
– Нет, не в порядке! Как ты можешь говорить такое? – гневно отвечаю я, однако оставаясь в обьятиях. – Я только что чуть не убил тебя!
– Ты не убил. Ты простил.
– Ха, серьезно? – я даже позволяю себе усмехнуться. – По моим действиям что-то не похоже.
– Действия людей вообще не похожи на их чувства. Да, ты кричал. Махал руками. Говорил, что ненавидишь. Ты злился. Но именно это и означает, что ты меня простил. Ведь если бы было иначе, ты бы просто ушел.
– Я пытался!
– Мы оба знаем, что в глубине души ты хотел остаться. Ты не можешь продолжать жить с этой болью, сын.
– Я могу! Я просто….
Неожиданно он разжимает обьятия и с серьезным видом смотрит мне прямо в глаза. Я хочу отвести взгляд, но не успеваю на какую-то долю секунды.
– Я умер, сын! И ты должен это принять.
– Но я…я так многого тебе не сказал. Я не рассказал тебе, кто я! Не высказал всю свою боль! Как сильно тебя ненавижу! Как хочу, чтобы ты страдал так, как я страдал в свое время! Чтобы ты почувствовал это! Понял! И…и….ты ведь даже так и не узнал, что несмотрян на все это дерьмо, я все равно тебя любил!