Полина Елизарова
Собачий рай
«Боги мои! Все, что несет в себе эта женщина, какой-то тяжкий бред! – клокотало внутри у Варвары Сергеевны. – Даже имя ребенку не могла дать нормальное!»
Вторым документом, также вставленным в прозрачный файл, была нотариально заверенная доверенность.
Самоварова, нахмурясь, вытащила из сумочки очки.
Гербовая, со знаками и печатью бумага была настоящей.
В доверенности, составленной по всем правилам и подписанной нотариусом Поротниковой А. Ю., было указано, что Карпенко Марина Николаевна доверяет своего несовершеннолетнего сына Самоваровой Варваре Сергеевне. Ответственность за жизнь и здоровье ребенка, согласно формальной формулировке, Карпенко брала на себя. Доверенность имела срок действия: три месяца – срок грядущих летних каникул.
По закону для выдачи и заверения подобного документа нотариусу был необходим оригинал паспорта Самоваровой, а не только, как успела разглядеть Варвара Сергеевна, его данные.
Но Регина всегда исхитрялась обходить закон.
* * *
В полном молчании, сквозь беспечный, многоголосый, не ведающий проблем убегающий май, они прошли уже бо́льшую часть пути до дома Варвары Сергеевны.
– Если хочешь, можем вести дорогой светскую беседу, – едва поспевая за Самоваровой, предложил Жора.
– Обойдемся! – буркнула она.
План у нее был такой: попасть в квартиру, найти в инете контакт и дозвониться до нотариуса, заверившего доверенность.
Скорее всего, доверенность окажется липой, и тогда, само собой, ей следует вызвать полицию и объяснить сотрудникам правоохранительных органов, что произошло в кафе.
– Мама сказала, ты не по-настоящему злая, просто очень вредная, – ворчал, семеня ножками Жора. – Но ты же меня не сдашь в детдом?
– Сдам!
Он резко остановился. В его черных глазенках горели обида и ненависть.
– Тогда прощай! – Он в мгновенье ока развернулся и, похоже, действительно собрался бежать.
Варвара Сергеевна с силой прихватила его за рюкзак.
– Прекрати немедленно!
– Нет, ты злая! У тебя поганый характер, – упираясь, сопел Жора.
– Замолчи! Мы сейчас идем ко мне домой, там я кое-что уточню и…
Самоварова совершенно не представляла, что должно быть после этого «и».
А если доверенность – не липа?
У этого мальчишки действительно во всем свете никого больше не было.
Как же эта тварь ловко все рассчитала! Какой безбожный, выверенный в каждом шаге шантаж!
Варвара Сергеевна вдруг поняла, что ей далеко не безразлично, если он, еще совсем маленький, ершистый, в силу возраста не умеющий плести кружева вранья, попадет сейчас под машину или в своей дурацкой винной жилетке окажется в приемнике-распределителе…
Захлюпав носом, Жора скинул с плеча рюкзак и достал из кармашка брюк бумажный платок. Высморкавшись, начал сверлить ее полными слез глазами.
– Давай обойдемся без представлений! – охваченная противоречивыми чувствами, неуверенно протянула ему руку Самоварова. – Ты верно подметил, я уже старая, так что быстро бегать за тобой по улицам не смогу.
Жора вытер платочком мокрую от слез и соплей ладошку и осторожно вложил ее в руку Самоваровой.
В полном молчании они дошли до дома.
Во дворе был припаркован мотик Самоваровой.
Свернув с дорожки, ведущей прямиком к подъезду, Варвара Сергеевна по привычке направилась к своему железному коню.
– Это чей? – Мальчик рассматривал мотик, и на его заплаканном личике проступило радостное любопытство. – Твой?
– Мой, – сдержанно улыбнулась Варвара Сергеевна.
Жора пихнул ей в руку рюкзак, обошел мотик вокруг, остановился и осторожно погладил руль, напоминавший Самоваровой крылья большой сильной птицы. – А можно на нем посидеть?
– Не сейчас.
– Это дом, где вы жили с мамой? – когда они подошли к подъезду, все с тем же радостным любопытством спросил Жора.
– Нет, – процедила Варвара Сергеевна, понимая, что Регина, какой бы чокнутой ни была, не могла рассказать своему ребенку, что произошло с ней в другом доме неподалеку, в квартире, такой же, в какой сейчас осталась жить Анька с семьей, только этажом выше, почти сорок лет назад [2].
Когда зашли в квартиру и разулись, Жора первым делом поинтересовался, где находится ванная, и ушел мыть руки.
Выйдя, он без стеснения принялся обследовать жилище.
– Сколько у тебя книг! – остановился он у книжных стеллажей в бывшей комнате Лешки, сына Валеры.
Недолго думая, достал с нижней полки книгу – в красно-белом ярком переплете:
– Возьму почитать?
– Это книги моего мужа. Здесь в основном работы по психиатрии. – Варвара Сергеевна вытащила из рук мальчика книгу Фрейда «Я и оно». – Тебе еще не по возрасту этим интересоваться.
– Фрейд считал, что все проблемы людей связаны с сексом, да? – в очередной раз огорошил он ее взрослым вопросом.
– Мама так сказала?
– Нет, я сам прочитал в инете, когда… когда туда залез.
– Она разрешает тебе лазить в интернет?
– Нет! И это глупо. Весь мир там давно живет. Интернет – это и есть мир. – Жора неохотно поставил книгу обратно на полку. – Если мама зазевается дома или ведет прием, я захожу в инет и что-нибудь там гуглю.
Внучка Анжелина, как и большинство современных детей, была тоже не по годам развита, но чтобы в неполных пять лет выдавать такое!
Уникальный ребенок вызывал у Варвары Сергеевны одновременно жгучее любопытство и тревогу.
Ладно… для начала надо бы разобраться с доверенностью.
– Я принесу тебе книгу, – вспомнив, что в спальне на прикроватном столике остался лежать сборник рассказов Чехова, спешно предложила Варвара Сергеевна. – Ты посидишь пока здесь, можешь почитать. А мне надо кое-что сделать.
– Ты что, уйдешь? – Мальчик засопел, совсем как недавно на улице, и его скуластое личико исказило волнение.
– Нет. Я буду в соседней комнате. У меня конфиденциальный разговор.
– Это какой?
– Личный разговор, не для посторонних ушей.
– А дверь? – кивнул в сторону двери Жора. – Она будет открыта?
– Ну… Пусть будет открыта… А вообще, тебя здесь никто насильно не держит! – пробурчала Варвара Сергеевна и направилась в спальню за книгой.
Постель в их с доктором комнате так и осталась неубранной.
Повинуясь странному чувству пусть легкого, но все же стыда перед маленьким незваным гостем, Варвара Сергеевна первым делом принялась ее заправлять. Прикрыв одеяло и ворох подушек пледом, взяла с тумбочки обещанную мальчику книгу.
Жора стоял в дверях.
– Ты что за мной ходишь, как хвост? – злилась Самоварова.
Она подошла к ребенку и сунула ему книгу:
– Посиди в той комнате, почитай.
Мальчик глядел словно сквозь нее. На его лице застыло молящее выражение.
– А эту дверь ты закроешь?
Хорошим воспитателем Самоварова, несмотря на наличие в ее жизни дочери и теперь уже маленькой внучки, увы, так и не стала, зато была, в силу своей профессии, хорошим психологом.
Она понимала, что брошенный матерью на незнакомую тетку странный ребенок панически боится, что и эта, как ему внушила мать, «бабушка» тоже его бросит.
Сложно было представить, что он, пусть парадоксально и не по годам развитый, просто умело разыгрывал перед ней свою партию в какой-то поганой Регининой игре.
– Не закрою. Вернись в ту комнату. Мне надо позвонить. Это по работе.
Мальчик, с недоверием покосившись на нее, зажал под мышкой книгу и, понурив голову, двинулся по коридору.
Как только он скрылся в проеме соседней комнаты, Самоварова бросилась к ноутбуку и зашла в инет.
Нотариус Поротникова А. Ю. действительно существовала.
Контора, в которой она работала, судя по адресу, располагалась в одном из бизнес-центров.
Варвара Сергеевна взяла мобильный и, покосившись на распахнутую дверь, отошла к окну.
Ответом на ее звонок были длинные противные гудки.
На часах была половина третьего, возможно, служащие конторы, включая секретаря, ушли на обед.
Оставив мобильный на подоконнике, она прошла на кухню и открыла холодильник. В пластиковом контейнере лежал небольшой кусочек телятины, который никогда не обедавшая «по-человечески» Самоварова планировала потушить на ужин с овощами.
Несколько кусочков сыра в нарезке, два ломтика вареной колбасы, яйца и сливочное масло…
Живя с доктором, она приучила себя не покупать продукты впрок – Валера считал, что полезнее есть свежее.
Жора, скрестив ноги по-турецки, сидел на диванчике и читал или делал вид, что читает.
– Ты уже освободилась? – с упрямством в голосе спросил он.
– Отбивную из телятины на обед будешь?
– С пюре?
– Ладно, с пюре…
– Можно я посижу на кухне, пока ты готовишь?
– Я здесь живу и не собираюсь никуда бежать, – вздохнула Варвара Сергеевна. – Лучше посиди здесь! – строго сказала она, все еще рассчитывая дозвониться до нотариуса.
– Я тебе помогу! – захлопнув книжку, Жора, как маленькое ловкое животное, вскочил с дивана и, не дав Самоваровой опомниться, подошел к ней вплотную. – Я часто помогаю маме. И даже умею чистить и резать яблоки для шарлотки, – убеждал он.
«Черт бы их побрал обоих!»
С яблочной шарлоткой и матерью мальчика Самоварову связывало одно особое – не для нее, а, как выяснилось почти шесть лет назад, для Регины – воспоминание.
– Ладно, – выдавила из себя Варвара Сергеевна. – Бери книгу, почитаешь на кухне. Помогать мне не надо.
Когда Жора вышел в туалет, а на сковородке золотились и шипели отбивные, Самоваровой наконец удалось дозвониться до конторы.
Из скорого и скомканного разговора с коллегой Поротниковой она выяснила, что нотариус – ну кто бы сомневался, все один к одному! – третьего дня ушла в отпуск и уехала к беременной дочери в Грузию.
Само собой, обсуждать с ней выданную коллегой доверенность никто не стал.
Глядя на мальчика, который, хоть и с некоторой скованностью в движениях, но уже безо всякого страха на лице, вернувшись на кухню, примостился на табуретке, Варвара Сергеевна удрученно понимала – ей надо было принять одно из двух непростых решений: либо до прихода доктора вызвать полицию и службу опеки и сдать мальчика властям, либо, смирившись с очередным вторжением Регины в ее жизнь и принимая в расчет доверенность, оставить ребенка у себя.
Поставив перед мальчиком тарелку с отбивной и комковатым, приготовленным наспех картофельным пюре, она достала из сумочки портсигар с папиросами.
– Приятного аппетита! – наблюдая, как Жора приученными пальчиками схватил нож в правую руку, а вилку в левую, сказала она. – Ешь, я скоро приду.
– А ты куда?
– Покурить на балкон, – не стала юлить Самоварова.
– Курить вредно, – с укором поглядел на нее мальчишка.
– Тебя забыла спросить!
Выпустив в не ведающий забот танцующий май изрядную порцию дыма, она дозвонилась до доктора.
– Валер… у меня сложилась непростая ситуация, – несмотря на полный эмоциональный раздрай, Варвара Сергеевна, зная, что доктор очень занят на работе, старалась быть предельно краткой. – У нас в доме гость. Ребенок. Ты вроде в магазин сегодня планировал зайти. В фермерский, рядом с работой, – скороговоркой выпалила она.
– Как интересно… Что за ребенок? – удивился Валерий Павлович.
– Придешь – расскажу.
– А магазин здесь при чем?
– Надо купить продукты. Я хотела сама зайти, но… сейчас выходить не с руки.
– Ладно… – протянул озадаченный доктор. – Кинь сообщение, что купить.
Нажав отбой, она уже понимала, что ни в какие органы звонить не будет.
Мерзавка рассчитала верно – совесть не позволяла Варваре Сергеевне хладнокровно и законно избавиться от ребенка.
И обе, только они обе, знали причину, мешавшую Самоваровой принять единственно верное решение.
Можно было посоветоваться с доктором, но для того, чтобы он помог в непростой ситуации хотя бы советом, пришлось бы открыть ему всю правду о Регине.
А Самоваровой этого хотелось меньше всего на свете.
* * *
Не прочитав и две страницы одного из самых ее любимых рассказов Чехова – «Крыжовник», Жора назвал его «отстойным».
Выхватив из его рук книгу, Самоварова спорить не стала – невзирая на сильно опережающее физику умственное развитие мальчика, великий писатель был ему явно не по возрасту.
Скучный мультик, идущий по одному из центральных каналов, Жора наотрез отказался смотреть, зато проявил некоторый интерес к относительно недавней экранизации «Идиота» Достоевского.
– Хотел бы жить в то время? – уже понимая, что с маленьким гостем можно и нужно говорить не так, как с его ровесницей Линой, спросила Самоварова.
Прежде чем ответить, он, хмуря черные бровки, задумался.
– Да… Я бы хотел такую няню, как Арина Родионовна.
– Она была няней Пушкина. А роман, по которому снят фильм, написал Достоевский и…
– Знаю! – перебил ее мальчик. – Это же было написано на экране! Но мама мне рассказывала про няню Пушкина, а до Достовалова мы еще не дошли.
– Достоевского, – не сдержала улыбки Варвара Сергеевна. – И зачем тебе такая няня?
– Она могла бы сидеть со мной и рассказывать сказки, когда мама занята. А мама сказок не знает.
– Ну… она же сказки тебе читает? И научила читать тебя.
– Да, – вновь задумался Жора, – но лучше, когда кто-то знает сказки сам.
– В чем разница? – скорее для поддержания разговора спросила Самоварова.
Как бы много Регина ни вкладывала в развитие ребенка, придумывать сказки, она, конечно, не могла – суровая проза жизни, в которой она росла, начисто исключала интерес к чудесному.
– Человек, который сам знает сказки, имеет не только этот, – Жора обвел ручонкой комнату, – но и параллельный, чем-то похожий на виртуальный, мир. Значит, живет за двоих, – уверенно подытожил свою мысль Жора.
– Интересно, – помедлив, сказала Варвара Сергеевна. – Никогда об этом не думала.
– Тебе некогда было думать, – ответил мальчик. – Ты же бандитов ловила и в тюрьму сажала.
– Это… мама так про меня говорила? – нахмурившись, спросила Самоварова.
– Ага, мама.
* * *
Доктор пришел домой неожиданно рано и принес две сумки продуктов по тому хаотичному списку, который Варвара Сергеевна отправила ему в сообщении.
Пребывая в непреходящей суетливой растерянности, она зачем-то заказала купить девять йогуртов с разными наполнителями, два вида колбасы, булочки и куриное филе. Из всего этого списка мальчик, как выяснилось, ел только куриное филе, а йогурты с химическими наполнителями «мама сказала, есть нельзя».
Жора встретил доктора настороженно, был немногословен, только назвал свое имя, едва разжав рот.
На все резонные вопросы доктора, заданные в редких коротких паузах, когда рядом не было мальчика, Самоварова отмахивалась и отвечала: «Потом».
Когда сели ужинать, Валерию Павловичу удалось разговорить мальчишку.
Несмотря на то что беседовали на общие темы, Варвара Сергеевна наблюдала, как лицо доктора, наспех прикрытое фирменной, слегка снисходительной улыбкой, то и дело пронзало изумление.
Так, вероятно, глядели придуманные коллеги профессора Преображенского на придуманного же Шарикова. Так и виделось, что Валера сейчас достанет из кармана пенсне и, придерживая его подрагивающим от волнения и небывалого любопытства пальцем, спросит у своего необычного собеседника: «Так-с… молодой человек… а что вы думаете об этом?»
Когда Жора вышел в туалет, Варвара Сергеевна без обиняков попросила мужа провести мальчику психологическое тестирование.
Ей хотелось быть уверенной в том, что, в отличие от матери, он социально не опасен.
– Варя, я не детский психолог! Я лечу взрослых, клинически нездоровых людей. И кто это, черт побери, такой? Может быть, ты для начала объяснишь, чье это чудо и откуда оно взялось?
Самоварова решила сказать правду – но только ту, что лежала на поверхности.
– Помнишь, почти шесть лет назад, в год пожара в нашей квартире мы справляли Новый год у меня? С Анькой и Олегом? Они еще тогда объявили, что поженятся и что Анька беременна, – быстро шептала она, понимая, сколь глупо выглядит ее поведение в глазах доктора, который, судя по его почти немигающему взгляду, уже не понимал ровным счетом ничего.
– Да… И что?
– Помнишь, к нам ненадолго заглянула моя бывшая сослуживица, Регина?
– Варя, а почему ты шепчешь? – нарочито громко спросил доктор. – Мы у себя дома.
– Так надо, – напрасно силясь что-то изобразить лицом, вцепилась она в рукав его рубашки. – Не хочу, чтобы он слышал… Я позже объясню.
– И… что с этой Региной? Это ее ребенок? – понизив голос, спросил доктор.
– Да! – выдохнула Самоварова. – Она попала в сложное положение и попросила меня приглядеть за ним.
Валера буравил ее напряженным, выражавшим крайнюю степень недоумения взглядом.
– Она сирота! И друзей у нее нет! – быстрым шепотом сыпала слова Самоварова. – Ей больше не к кому обратиться!
За стенкой, разделявшей кухню с туалетом, послышался шум сливавшейся из бачка воды.
– А где она была все эти годы? Почему я больше никогда ее не видел и даже о ней не слышал? – снова громко, будто издеваясь, задавал доктор вполне резонные вопросы.
– Так вышло. Поговорим, когда он уснет. А пока, прошу, протестируй его в какой-нибудь игровой форме! – умоляющим голосом произнесла Варвара Сергеевна как раз за пару секунд до того, как дверь туалета открылась.
– Так! – решительно сказал Валера, когда Жора, все еще робея под его взглядом, вошел обратно на кухню. – А как твоя мама относится к тому, что ты сейчас здесь?
Жора приподнял плечики, сжался и быстро уселся на свою табуретку, стоявшую подле табуретки Самоваровой.
– Варвара Сергеевна, моя жена, сказала, что ты собираешься у нас переночевать… Есть ли возможность переговорить с твоей мамой и внести ясность в это щекотливое положение?
Самоварова, конечно, понимала: сказанное имело отношение не столько к мальчику, сколько к ней самой.
– Мама сказала, она сама Аре позвонит, – не глядя на доктора, кивнул он головой в сторону Варвары Сергеевны, – и… я сейчас…
Он быстро соскочил с табуретки и унесся в коридор.
Прошло меньше минуты, как он снова вбежал на кухню, с трудом удерживая в руке рюкзачок.
Усевшись прямо посреди кухни на пол, Жора обнял рюкзачок своими маленькими плотными ножками. Молния под торопливыми ручонками сначала поползла, но, зацепившись за ткань, на полпути остановилась.
Варвара Сергеевна видела, что мальчик вот-вот готов расплакаться.
– Давай я тебе помогу! – Она присела на корточки рядом.
Аккуратно, едва касаясь, подвигала молнией вперед-назад.
Наконец молния поддалась.
Жора принялся вытаскивать из рюкзака содержимое.
Вскоре на полу выросла небольшая неровная кучка трусов и носков, шортиков и спортивных штанишек, ярких футболок, скатанной в рулон ветровки, маленькой детской расчески и зубной щетки в футляре с динозавриком.
На самом дне оказался тугой, перетянутой резинкой сверток.
– Вот! – глядя на одну только Варвару Сергеевну, Жора протянул ей сверток. – Мама велела, когда будем у тебя в квартире, отдать тебе.
Самоварова, под напряженным взглядом Валеры, нерешительно приняла сверток из рук мальчика.
В обычном, успевшем замяться офисном белом конверте лежала пачка пятитысячных купюр – навскидку не менее двухсот тысяч.
Еще в конверте был сложенный вчетверо лист бумаги.
Понимая, что, если доктор сейчас увидит очередное послание Регины, вопросов у него возникнет больше, чем она способна дать ответов, Варвара Сергеевна, приклеив к лицу невозмутимое выражение, быстро сунула записку в карман.
– Пообщайтесь пока без меня. Кстати, можете накрыть к чаю.
Покосившись на оставленную на столе денежную пачку, Варвара Сергеевна ретировалась в коридор.
Послание Регины оказалось составленной по всем правилам распиской от руки. В ней было сказано, что она добровольно и безвозмездно передает Самоваровой В. С. сумму в двести пятьдесят тысяч рублей.
В самом низу мелкими буквами была приписка – «Аря, это вам с Жорой на расходы».
Похоже, шарлатанка в самом деле подкинула ребенка с самой простой целью – той, что и озвучена в первой записке, и за этим не крылась никакая каверза.
Прежде чем вернуться на кухню, она разложила в маленькой комнатке диван и постелила мальчишке постель.
Руки у нее подрагивали – она понимала, что это точка невозврата.
После того как чужой мальчик проведет в этой квартире ночь, ее обращение в официальные органы приобретет совершенно другую тональность – в этом случае вопросов у представителей власти возникнет больше, чем она способна будет дать ответов.
* * *
Варвара Сергеевна проснулась после полуночи от странного ощущения – ей показалось, что рядом с ней кто-то буравит глазами темноту.
Она щелкнула кнопкой ночника – вымотавшийся за день доктор, отвернувшись к стене, крепко спал. Дверь в спальню была открыта, и в дверном проеме, во мраке коридора, стоял Жора.
Стараясь не разбудить Валеру, она осторожно встала.
– Ты чего здесь? – подойдя к мальчику, зашептала строго.
– Я не могу спать один, – прошептал он в ответ и цепко схватил ее за локоть.
– И давно ты здесь стоишь? – Нащупав маленькую ладошку, Самоварова потащила его обратно в комнату, где он спал.
– Я не знаю… – похныкивал он. – Я очень старался, но не смог уснуть! Мне кажется, за книгами в шкафу кто-то сидит… А в трубах кто-то воет…
– Ложись! – подвела она его к дивану. – Закрой глаза и не придумывай глупости, они оскорбляют твой ум! – назидательно добавила она.
Жора, свернувшись калачиком, нехотя уложил голову на подушку.
В молочном свете луны, проникавшем сквозь щель в занавесках, этот бронзовый скуластый ребенок был похож уже не на маленького вампира, а на его наивную, беспечно рассчитывающую обхитрить злодея жертву.
– Полежи со мной, Аря, пожалуйста… – тихо канючил он и теребил пальчиками край ее пижамы.
– А дома ты как спал? Что, тоже было страшно?
– Нет. Я сплю в одной комнате с мамой.
– И сколько же у вас комнат в доме?
– В квартире, – уточнил Жора. – Одна…
Шесть лет назад Регина снимала безликий дом в поселке бизнес-класса.
Что ж… многое, вероятно, поменялось в жизни чертовки за годы ее материнства.
Самоварова, стараясь не прикасаться к чужому мальчику, неловко устроилась на краю узкого дивана. Как только она улеглась, Жора, облегченно выдохнув, повернулся лицом к стене.
– Ты закрыл глаза?
– Да! – слишком бодро для засыпающего отозвался он.
– Не ври, а то встану и уйду.
– Как ты можешь знать, что я вру? В темноте!
– Знать не могу, но умею чувствовать. Спи.
Разглядывая в лунном свете его крепенький, подбритый машинкой затылок, Самоварова вдруг только сейчас, в ночной передышке, осознала, что помешало ей сразу поступить «по уму и по закону».
Если бы не пара фраз, брошенных ею в сердцах несколько лет назад матери этого мальчика в стенах пустого и холодного загородного дома, его бы, возможно, не было на свете.
* * *
Не успела Самоварова допить на балконе первую вожделенную чашку кофе, за которой, под папироску, планировала обдумать дальнейшие планы на жизнь, как мобильный в кармане халата задергался звонком.
– В общем, ма… – радостно верещала Анька, – я тут вчера с Олегом посоветовалась, и мы решили на пару-тройку недель воспользоваться вашим предложением. Мы с Линой готовы поехать на дачу завтра. Надеюсь, ты хоть в первые дни побудешь с нами? Олег приедет в выходные. Да и ты могла бы остаться. Неужели это так сложно? Не смогу я там с ребенком без тебя. Нам обжиться надо. А после, если все ок, ты могла бы оттуда уезжать в город по своим делам.
– Доброе утро! – послышался за спиной звонкий и недовольный голосок. Жора в одних трусиках стоял в балконном проеме и тер ладонью глаза. – Опять куришь?
– Быстро иди умываться! – прикрыв ладонью мобильный, зашептала Самоварова.
– А ты?
– Что – я?
Мобильный, выскользнув из рук, шлепнулся на балконный половичок.
– А ты когда придешь?
– Скоро, – наклонившись и подхватив мобильный, тихо и раздраженно ответила Варвара Сергеевна.
– А что ты приготовишь на завтрак? Я могу тебе помочь, – и не думал уходить Жора.
– Ну-ка, – легким шлепком подстегнула она его, – найди в рюкзаке свою щетку и марш в ванную!
Поднося мобильный к уху, она молила о том, чтобы Анька не расслышала ее разговор с Жорой. Но она расслышала.
– Мам, ты с кем это? – встревоженно спросила дочь. – Мне показалось или с тобой рядом ребенок?
– Не показалось… – затушив сигарету в пепельнице, Самоварова схватила чашку.
Кофе был снова остывший.
«Хуже холодного кофе может быть только теплая водка!» – прислушиваясь к напряженной тишине на другом конце связи, некстати вспомнила она одну из любимых присказок полковника Никитина.
– И… что это за ребенок?
– Сын моей знакомой.
– А что он делает у тебя в девять утра? – в голосе Аньки сквозила ревность.
– Ань, я тебе перезвоню! – и Самоварова нажала отбой.
* * *
Пока Жора с кислой миной ковырялся в тарелке с недожаренным омлетом, Варвара Сергеевна придумала осуществление сомнительного по всем пунктам, но все же хоть какого-то плана.
На дачу к доктору надо ехать всем вместе.
Другое дело, что Жору туда Валерий Павлович не приглашал, да и Анька – это отнюдь не сдержанный и мудрый (до определенного предела) доктор, она душу из нее вынет, чтобы все выяснить про чернявого подкидыша.
В городе оставаться не имело смысла.
Во-первых – причина, по которой дала деру Регина, скорее всего, была поганой.
А это значит, что в любой момент те, кому она перешла дорогу, могут добраться до ее ребенка, которого накануне видели с Самоваровой в кафе как минимум несколько свидетелей, а вдобавок зафиксировали камеры наблюдения.
Дача доктора в старом поселке, формально записанная на его дряхлого, проживающего где-то под Курском дядьку, давала хоть какой-то шанс на то, что там мальчишку (если до этого дойдет!) искать не будут.
– Что мы будем сегодня делать? – Неторопливо и тщательно, с небрежной элегантностью аристократа Жора промокнул рот бумажной салфеткой. – Тебе на работу сегодня надо?
– Сегодня не надо, – сухо отозвалась Варвара Сергеевна.
– Тогда пойдем в музей. Мама любит Русский музей, а мне больше нравится Эрмитаж. Там много комнат, я не все еще видел.
– Не комнат, а залов, – машинально поправила она. – Но в музей мы не пойдем. Мама сказала, когда выйдет на связь?
– Нет, – нахмурив бровки, опустил глаза мальчик. – Она позвонит тебе, как только сможет.
– А у тебя разве нет своего мобильного?
– Есть, отстойный, кнопочный, чтобы я не лазил в инет. Но мама велела оставить его дома.
«Плохо дело», – еще раз констатировала про себя Самоварова.
– Ты хотел помочь? Мне надо поговорить, а ты пока здесь приберись. Сложи посуду в раковину, ополосни ее от остатков пищи, а потом разложи в машинку, она за дверкой слева от раковины.
– Опять конфетциальный разговор?
– Конфиденциальный. Да. Личный.
На холодильнике лежал неиспользованный, подаренный кем-то доктору на 23 февраля ежедневник с логотипом «Новейшие технологии» и приколотой к нему дешевой пластмассовой ручкой.
– Вот, – положила она ежедневник на стол, – если хочешь говорить со мной как взрослый, записывай сюда новые для тебя слова и их значение.
Вернувшись в комнату, она, старательно заставляя себя ни о чем не думать, достала из-под шкафа небольшой чемоданчик.
Пока спешно накидывала в него вещи, дважды позвонила Анька.
Не ответив дочери, Самоварова набрала доктора.
Он, вероятно, вел прием и, в свою очередь, не ответил.
Запихнув в чемодан ворох первой попавшейся летней одежды, так и не постиранные со вчерашнего дня джинсы и теплый свитер, она собрала большую дорожную косметичку – три крема: дневной, ночной и для век, гель для десен, тушь, пудра, огрызок черного карандаша и увлажняющий блеск для губ. Покрутив в руках золотой тюбик с красной помадой, зачем-то положила и его. Вдогонку к роскошной помаде в косметичку полетели духи. Оставалось забрать с полочки в ванной комнате тоник для лица и щетку с пастой.
Присев на кровать, она быстро набросала нарочито неконкретное сообщение:
«Валера, мы едем на дачу сегодня. Напиши, где лежат ключи».
Отправив, желала одного – чтобы муж как можно дольше не перезванивал.
Вернувшись на кухню, Самоварова обнаружила, что мальчишка неплохо справился с задачей.
Пока он ополаскивал тарелки, едва дотягиваясь до мойки, на полу успела образоваться небольшая лужица, зато тарелки, чашки и приборы были разложены в посудомойке аккуратно.
– Иди собери в рюкзак свои вещи, мы уезжаем. – Не удосужившись похвалить мальчика, Самоварова принялась спешно заканчивать уборку на кухне.
Жора, на удивление, не задал ни одного вопроса.
Как только он вышел, она набрала дочери.
– Аня, я сегодня буду на даче. Жду вас с Линой в любое время.
– Как?! – воскликнула Анька. – Ты же еще с утра никуда не собиралась!
– Так получается.
– Что получается? Раз ты уже решилась ехать, почему бы тебе сейчас не прийти, чтобы помочь мне собраться? У Олега завтра выходной, он нас и отвезет.
– Я еду не одна, – понимая, что больше тянуть не может, спокойно сказала Самоварова.
Внутри все клокотало.
– А с кем? С Палычем? Он взял отпуск?
– Нет. Я еду с ребенком моей знакомой.
Вот течет себе жизнь, течет, и все в ней, может, не совсем правильно, но понятно. Было бы желание – практически все что ближнему, что дальнему можно объяснить. И вдруг – бац! Случаются ситуации, когда объяснить простые вещи оказывается невыносимо сложным. И не всегда это объясняется неискренностью. Отсутствие ясности, считай – правды, зачастую исходит из сложных, тянущихся из прошлого мотивов – нежелания травмировать ближнего, загружать его ненужной негативной информацией.
– Мам, ты чего, с дуба рухнула?! – стирая все мыслимые границы дочернего уважения, накинулась на нее Анька. – Какой еще, к черту, знакомой?!
– Знакомой, – повторила эхом Самоварова, расхаживая по кухне и, едва справляясь с волнением, проверяя, выключила ли воду и газ. – Она попала в сложную ситуацию.
– Вот как…Так ты еще и волонтерить стала? Делать тебе нечего! Значит, на собственную внучку у тебя не хватает времени и терпения, а с чужим ребенком ты готова сломя голову мчаться на дачу, так?!
– Не совсем.
– Может, объяснишь, откуда у тебя в доме взялся ребенок?
– Я уже объяснила.
– Мам! Я за всю жизнь не знала ни одной твоей подруги, кроме Лары Калининой! Ты сама мне сто раз говорила, что друг – это награда и что он может быть один! А теперь ты мне что пытаешься внушить?! Что у тебя, оказывается, есть знакомые, которым ты, начхав на собственную семью, такая, блин, вся из себя сердобольная, кидаешься помогать?
– Аня, – вернувшись в комнату, Самоварова вытащила из шкафа вчерашний сверток с деньгами и положила его в сумку, – я буду ждать тебя и Лину на даче. Возможно, дети подружатся, – зачем-то добавила она совсем уже лишнее и нажала отбой.
* * *
До дачи, хоть путь был неблизкий, Варвара Сергеевна решила ехать на такси, благо с деньгами в последние годы особых проблем не было.
Доктор, заведующий отделением коммерческой клиники, получал хорошую зарплату, а регулярные подработки в бюро Никитина позволяли ей разрешать себе разного рода баловство, которого она, экономя каждую копейку, была лишена большую часть жизни.
Самоварова всегда любила поезда, их мягкий ход успокаивал и мысли, и нервы, но оказаться с Жорой на вокзале она опасалась – вдруг мальчишка опять взбрыкнет и задумает бежать?
