Полина Измайлова
Мистические миры Жастин. Том 1

Полная версия

Идея романа предложена моей подругой Натали.

Глава 1

Исповедь

Сквозь цветные витражи церкви Сен-Медар, которая находится в Париже на улице Муфтар, полуденные солнечные лучи мягко освещали центральный придел и первые скамьи. Настоятель храма, забрав чашу для причастия, направлялся в боковой придел, где находилось его жилище, и уже предвкушал обеденную трапезу, состоящую из грибного жюльена, лазаньи с лососем, тарелочки с разными сырами и бутылочки муската. Но столь приятные во всех отношениях предвкушения были прерваны, поскольку в третьем ряду, слева от центрального прохода, он заметил юную особу, которая, склонив голову к стоящей перед ней скамье, застыла в полной неподвижности. Отец Кристоф подошёл поближе и тут же узнал свою прихожанку. Это была Жастин де Бриссак. Он едва коснулся рукой её плеча, как она подняла голову. Её лицо, обращённое к нему, выражало такую муку, что его сердце сжалось от боли. Ему непременно захотелось ей помочь, и он обратился к ней с вопросом:

– Милое дитя, что так опечалило тебя и могу ли я помочь?

– Я очень на это надеюсь, отец Кристоф, но моя история слишком длинна и необычна. Располагаете ли вы временем?

– Безусловно, моё дитя, ведь это мой долг. Но поскольку наступило время обеда, то я приглашаю тебя разделить со мной трапезу и в спокойной обстановке поведать мне о твоих терзаниях.

– Я, конечно же, принимаю ваше предложение, но боюсь, что моя исповедь не пойдёт на пользу вашему аппетиту.

– Я не думаю, что всё так страшно, но давай всё же пройдём в мою столовую.

Они вошли в небольшую комнату, где стоял уже сервированный к обеду стол. Отец Кристоф позвал слугу и велел прибавить ещё один прибор, для его гостьи. После чего он попросил налить в бокалы вина.

Когда слуга удалился, священник обратился к девушке:

– Жастин, напомни мне, пожалуйста, сколько тебе лет?

– Пятнадцатого апреля мне исполнилось семнадцать.

– Вот и хорошо, ты уже вполне взрослая, и мы можем выпить немного вина. Я думаю, что после этого наша беседа будет более непринуждённой.

И действительно, как только приятное тепло разлилось по всему телу, Жастин почувствовала, что сковывавший её страх немного отступил. Священник приступил к трапезе, давая ей время собраться с мыслями. Жастин, следуя его примеру, решила отведать жюльена, после чего ещё раз наполнила свой бокал золотистым вином. Вторая порция муската придала ей решимости, и она решила больше не откладывать свою печальную исповедь.

– Моя весьма необычная история началась десять лет назад. Мне было семь лет, когда умер мой дедушка, граф Виктор де Моруа. Его имение находилось в Безье, и мои родители не захотели меня брать в длительное путешествие по столь скорбному поводу. Они были непреклонны к моим мольбам позволить мне с ним попрощаться. Невзирая на то, что мы с дедушкой были очень дружны и он сам иногда приезжал за мной, чтобы я могла совершать с ним прогулки у моря или вдоль канала дю Миди. Я до последней минуты очень надеялась, что наша дружба – это весьма убедительный довод для того, чтобы я могла проститься с дедушкой, как того требуют правила, но мои родители упорно не хотели учитывать все эти обстоятельства и оставили меня в Париже.

Они ещё не вернулись из Безье, когда в один из вечеров в моей спальне в кресле у окна я увидела дедушку. Он был в стёганом халате, домашних туфлях, с трубкой в руке и приветливо улыбался. Сначала я подумала, что сплю, и даже не испугалась, но спустя несколько мгновений он заговорил, обращаясь ко мне: «Дорогая моя девочка, мне так жаль, что нам не дали возможности попрощаться! Как видишь, я решил это исправить. Прощай, моя дорогая! Не печалься, мне теперь легко, и я всегда буду рядом с тобой. Не бойся меня, я теперь твой ангел. Возможно, что ты отныне будешь иногда встречать тех, кто покидает этот мир, но ты их не опасайся, они будут рады тебе и не причинят никакого зла…» После чего он исчез, а я долго пребывала в полном оцепенении. Я боялась заходить в спальню и боялась спать. Когда все засыпали, я убегала в кабинет и спала на диване, а утром бежала обратно, чтобы переодеться к завтраку.

Когда я стала понемногу успокаиваться, произошло ещё более ужасное событие. Однажды вечером, выйдя на балкон, чтобы полюбоваться звёздным небом, я увидела перед собой газообразные субстанции в виде маленьких извивающихся человеческих тел, которые, словно гонимые ветром, проносились вдоль балкона. Но самое страшное в том, что они смотрели в мою сторону и, протягивая ко мне руки, непрерывно повторяли моё имя. Я даже не могу передать моего состояния. Я долго стояла, всматриваясь в темноту, и думала о том, что со мной явно что-то не так. С тех пор я перестала выходить на балкон одна.

Дедушка, который почти год не навещал меня, вероятно, соскучившись, стал почти еженедельно бродить по дому. Теперь я видела просто тёмную тень и чётко слышала его шаги, вздохи и несвязную речь. Он часто подходил к креслу мамы во время ужина, и я очень надеялась, что она услышит его шаги, но нет, это было подвластно лишь мне. Я понимала его и уже почти не боялась.

С тех пор, где бы я ни находилась, я наталкивалась на неприкаянные души. Однажды, когда я гуляла с мамой в парке Версаля, я присела у небольшой клумбы с цветами, чтобы насладиться ароматом алых роз. Не прошло и минуты, как я увидела несколько крошечных, как мне показалось, фей. Но это были души некрещёных младенцев, они взывали о поминовении. Я сидела и горячо молилась о спасении невинных душ, и они спрятались.

Годам к четырнадцати ко мне пришла чужая боль… Я заметила, что когда я иду по улице, то могу почувствовать боль в проходящем человеке. Я точно знала, что у него болит. Это стало ещё одним испытанием, ибо боль – она везде! Ко всему этому примерно через год прибавилось ощущение боли из далёкого прошлого. Стоило мне увидеть статую Жанны д'Арк, как меня тут же обволакивали клубы дыма и я начинала задыхаться. Стоя перед портретом Марии-Антуанетты в Версале, я слышала холод стали на моей шее и чувствовала все её страхи.

Немного позднее я буквально начала слышать мысли людей, которые находились в непосредственной близости от меня. Я знала, о чём они думают и что собираются делать. Я проверяла это неоднократно, на близких людях. Например, мать или отец начинали со мной говорить о чём-либо, а я заканчивала их мысль, но всё это не зародило никаких подозрений у моих родителей. Я даже начала потихоньку использовать свои способности и облегчать разные физические боли при помощи массажа. Мои руки просто сами двигаются в нужном направлении, и боль, словно повинуясь им, почти всегда отступает. Мне также удаётся усыплять людей. Я накладываю больному руки на голову, и он минут через десять засыпает. Все домашние привыкли к моим манипуляциям и воспринимают это как должное. Просто постоянно повторяют, что руки у меня золотые. От них исходит некая энергия, когда я прикасаюсь к больному органу, они становятся очень горячими, а когда боль локализуется, они остывают.

Но и это ещё не всё. Прошло ещё некоторое время, и я стала распознавать приближение смерти. Уже за год, когда часы будто поворачивают вспять, я вижу определённые её признаки на лице человека. Это особый цвет и блеск лица, а главное – очень тонкий сладковатый запах.

Вот с этим всем я живу, не смея ни с кем поделиться, чтобы меня не сочли за сумасшедшую и не упекли в лечебницу, из которой я не выйду никогда. Мне придётся с этим жить, но меня волнует один важный вопрос: всё это мне дано Создателем или его противником?

Отец Кристоф слышал немало исповедей на своём веку, но с тем, что поведала ему столь юная особа, он столкнулся впервые. Очень давно, когда он учился при монастыре, ему доводилось читать в житиях святых отцов, что иные являлись проводниками между мирами или слышали чужую боль и диагностировали её, но чтобы сразу всё и почти с младенчества было дано одному человеку – такого он не слышал. Но примеры людей со сверхчувствительностью были известны истории, и он мог успокоить это юное создание, но отнюдь не облегчить ей жизнь.

Собравшись с мыслями, он обратился к Жастин:

– Спешу успокоить тебя, милое дитя! Такие дары были ниспосланы некоторым священникам, и они использовали их во благо. Ты, несомненно, являешься редким исключением, и этот дар налагает на тебя большую ответственность. Это тяжкий груз, он практически лишил тебя детства, да и дальнейшая жизнь будет слишком сложна, ибо всегда будет покрыта завесой тайны. Ты, как и прежде, не сможешь делиться своими знаниями с любым человеком. Люди несведущие будут всегда отрицать то, что непостижимо для их разума. Их естественным поведением будет отвержение людей, обладающих особыми знаниями. Поэтому я пока единственный твой наперсник, но не исключено, что однажды ты сможешь приоткрыть завесу тайны, но только просвещённому человеку. Ну а я всегда рад выслушать тебя и помочь по мере своей возможности.

Жастин переполняли радостные чувства, и она в порыве благодарности подбежала к отцу Кристофу и крепко обняла его. Затем резко отстранилась и со слезами на глазах произнесла:

– У меня просто нет слов, чтобы выразить свою благодарность, но я хочу, чтобы вы знали, что теперь, благодаря вам, начнётся новый отсчёт времени в моей жизни! Я теперь свободна от сомнений, снедавших меня целое десятилетие. Мне впервые хочется жить! Жить, а не существовать в постоянном страхе и сомнениях! Я так благодарна вам за это освобождение!

– Милая моя девочка, не так уж велика моя заслуга. Я всего лишь утвердил тебя в вере, что в тебе нет греха, но я не могу освободить тебя от тяжкой ноши. Вероятнее всего, ты будешь нести этот крест до конца, но если тебе стало легче после откровения, то дай Бог тебе терпения на пути твоём. Я стану о тебе молиться. Ступай с миром, милое дитя!

Отец Кристоф осенил Жастин крестным знамением, и она быстрым шагом направилась к выходу. Выйдя за церковные ворота, она повернулась лицом к храму, сделала глубокий поклон и перекрестилась, вознося благодарность Всевышнему за просветление.

Когда она выпрямилась, то её взгляд задержался на надписи на воротах кладбища, которое находилось на территории храма. Она гласила: «Король запрещает Богу творить чудеса». В голове тут же пронеслась мысль: «По всему выходит, что король возомнил, что он вправе повелевать Господу! Интересно, а был ли король вполне здоров, когда провозглашал свою волю?! В противном случае он просто был еретиком…»

Память стала воскрешать историю храма. В семнадцатом веке на кладбище Сен-Медар был похоронен сторонник учения янсенистов – дьякон Франсуа Парис. Вскоре после его кончины его последователи стали собираться у его могилы и в пылу своих проповедей доходили до такого экстаза, что уверовали в то, что их учитель придаёт им силы и исцеляет больных, которые были среди них. К кладбищу стали стекаться толпы народа. Всё это было сопряжено с разными слухами и беспорядками. Королю доложили о положении дел на территории храма Сен-Медар, и он тотчас приказал закрыть кладбище, а на воротах закрепить его волеизъявление. Устрашившись арестов, последователям движения янсенистов пришлось отступить. Но надпись так и не решились снять с церковных ворот, и она по-прежнему напоминает прихожанам о том, что король запрещает Господу творить чудеса. Но, несмотря на монарший указ, люди продолжают ходить и молиться в церковь Сен-Лазар и навещать могилы своих предков.

И сегодня Жастин вышла из приделов храма совершенно счастливая и заспешила домой, где, по-видимому, уже давно волновались, поскольку она сильно запаздывала. Подставляя лицо приятному весеннему ветерку, она поднималась вверх по улице Муфтар, направляясь к своему дому. Она сразу перешла на левую сторону и по мере приближения радовалась неминуемой встрече с букинистом, месье Базеном. С этим месье она находилась в дружественных отношениях, поскольку была его постоянной покупательницей и собеседницей. Это невероятно льстило пожилому человеку, любившему поговорить о ценностях литературного мира. В отличие от своих коллег, которые сосредоточили продажу книг вдоль берегов Сены, что было предписано префектурой, месье Базен сумел выхлопотать разрешение для торговли книгами на первом этаже собственного дома. В прошлом его предки имели свои типографии и были весьма зажиточными, но во времена правления Наполеона дела пошли на спад. Семье с трудом удалось сохранить большой особняк и заниматься лишь продажей книг, чем месье Базен был весьма доволен.

Было очень тепло, и Жастин издалека заметила, что окна магазинчика были открыты, а хозяин, наполовину высунувшись из одного из них, приветствовал прохожих и оповещал их о поступивших в продажу новинках. Свою любимую клиентку он тоже заметил и выбежал ей навстречу, держа в руках красивую большую шкатулку.

Когда Жастин подошла поближе, месье Базен стал громко восклицать:

– Ах, а я с таким нетерпением выглядывал вас, моя дорогая! Вы будете мною довольны, поскольку мне удалось достать для вас томик басен Эзопа. Он бережно хранится в этой шкатулке. Но с превеликим сожалением сообщаю, что мне его дали лишь для прочтения, но и это уже большая удача. Вы теперь сможете провести аналогию с переводами де Лафонтена. Я смею надеяться, что буду иметь удовольствие с вами об этом поговорить.

Жастин взяла шкатулку и, поблагодарив букиниста, продолжила свой путь. Прямо возле дома располагалась буланжери месье Марена. Дивные ароматы его выпечки распространялись по всей улице, оповещая жителей, что у них есть возможность отведать разнообразные хлебобулочные изделия уже с пяти утра. С шести часов прислуга из богатых особняков и проходящие рабочие покупали хрустящие круассаны и горячий хлеб. Ближе к обеду на прилавках появлялись всевозможные пирожные и торты.

Осмотрев привлекательную витрину, Жастин приблизилась к дому. Это был типичный особняк, к которому с двух сторон примыкали соседние особняки, и делалось это почти повсеместно ради экономии земли и стройматериалов. Этот довольно большой дом, в котором было около шестисот квадратов, не отличался никакими архитектурными изысками, и это всегда смущало Жастин. Ей хотелось, чтобы дом имел свою индивидуальность. Единственное, что её радовало, так это то, что с обратной стороны дома находилось небольшое патио, где было высажено около двадцати деревьев, а между ними располагались клумбы с цветами. Балкон второго этажа, который простирался вдоль всего дома, представлял собой террасу, вымощенную розовым мрамором, и там летом выставляли лёгкую мебель для отдыха на свежем воздухе. От террасы и до конца участка была проложена широкая дорожка, мощённая мраморными плитами, и вдоль неё были размещены удобные скамейки.

Внутренняя планировка дома её вполне устраивала, и сам он был просторным и уютным. Входная дверь вела в холл, где по обе стороны от неё были размещены гардеробные, а также большие зеркала в золочёных рамах, которые висели над изящными консолями со стоящими на них канделябрами. Сразу за консолями стояли кушетки для отдыха. На первом этаже по левую сторону от входа находились кухня и кладовая. К кухне примыкала большая столовая, пройти в которую можно было как из прихожей, так и из кухни. С правой стороны от входа располагалась просторная гостиная, поделённая на секции при помощи мебели. В ней были продуманы две зоны. Одна для игры в карты и шахматы и для бесед у камина, а вторая зона для танцев. Вся мебель в гостиной, как, впрочем, и во всём доме, была в стиле рококо. Этот стиль был сама элегантность. Все детали отличались плавностью линий и изяществом переплетений цветочных узоров, коими венчались спинки стульев, кресел, канапе, кроватей. Многие ножки кресел, столов и консолей были отделаны бронзой. Всё это великолепие не могло не приводить в восторг. Особую изысканность мягкой мебели придавала обивочная ткань, изготовленная из бархата, гобелена, шёлка, с изобилием цветочных узоров, обрамлённых виньетками. Этому стилю было невольно подчинено настроение всего дома. Таким образом, внутреннее убранство и внешний вид дома сильно диссонировали.

На втором этаже были оборудованы три кабинета, по одному на каждого члена семьи, в них находились личные библиотеки и прочие необходимые вещи для уединённого отдыха и творческой работы. Там же располагались три гостевые комнаты, со своими туалетными комнатами и вместительными гардеробными. На третьем этаже находились хозяйские спальни, и к каждой из них примыкали уютные гостиные для малых приёмов, а также туалетные комнаты и большие гардеробные. На этом этаже были размещены ещё одни гостевые апартаменты.

Жастин ещё не успела дёрнуть за цепочку, прикреплённую к дверному колокольчику, как дверь распахнулась и дворецкий протянул ей руку, чтобы помочь преодолеть пару ступеней. После этого он помог юной хозяйке снять накидку, шляпку, в то же время оповещая её о том, что родители с большим нетерпением ждут свою дочь в гостиной. Поднявшись на второй этаж и подойдя к двери отцовской библиотеки, Жастин тихонько её приоткрыла и стала наблюдать за родителями. Отец сидел за массивным бюро и что-то увлечённо читал. Его волнистые каштанового оттенка волосы слегка прикрывали наклонённое лицо. Красивой формы губы ярко выделялись на фоне коротко подстриженных усов и бороды. Отцу было сорок три года, но он был статен и красив. Матушка, удобно расположившись на канапе, просматривала журнал мод. Её изящная белокурая головка была украшена высокой причёской, в которую были вплетены искусственные фиалки. Лёгкое домашнее платье из голубого муслина плотно облегало её идеальную фигуру. В свои сорок лет она мало отличалась от своей дочери. Жастин обожала своих родителей и радовалась тому, что они, как ей казалось, ценят и уважают друг друга. Чтобы не испугать их внезапным появлением, она тихонько постучала в дверь и спустя пару секунд вошла в комнату.

Матушка встрепенулась и обратилась к дочери с явным упрёком в голосе:

– Милое моё дитя! Ну разве можно столь долгое время держать нас в неведении? Служба закончилась почти два часа тому назад. Мы с отцом уже хотели посылать за тобой. Поведай нам, что могло тебя так задержать.

– Простите меня великодушно за доставленное беспокойство, но утром я упоминала о том, что намерена остаться на исповедь.

– Но позволь, дорогая, что такого ты могла совершить, чтобы тебе понадобилось столько времени для исповеди? В самом деле, не посягнула же ты на национальные сокровища Версаля?

– Уверяю вас, матушка, что Версаль в полной безопасности. Просто у меня накопилось много сомнений по поводу отдельных строк в Библии. Я нашла в них некоторые противоречия, и отцу Кристофу пришлось немало потрудиться, чтобы убедить меня в том, что я просто не так истолковала Писание.

– И чем увенчались труды отца Кристофа?

– Я осталась при своём мнении.

– Я в этом и не сомневалась, но позволь дать тебе совет: не стоит на основе святых писаний устраивать дискуссии. Всё, что касается наших верований, – это догма, и здесь нет повода для споров.

– Я полностью с вами согласна, но смею заметить, что все святые писания написаны обычными людьми. Причём из разных социальных слоёв, посему и трактовка увиденного и услышанного ими у них разная. С точностью запечатлено лишь то, что было провозглашено Господом на горе Синай. Всё остальное на протяжении многих веков писалось и переписывалось с внесением изменений многими людьми. Не оттого ли святых писаний становится всё больше и больше, но, как ни странно, глас Божий более не звучал?..

– Дорогая моя, как хорошо, что ты не родилась в прошлых веках! Тебе священники непременно бы устроили аутодафе!

– Ну я не так наивна, матушка, чтобы делиться своими мыслями с высокой трибуны. Моя надежда возлагается на тайну исповеди, и на ваше благоразумие в том числе. Не станете же вы в светском салоне вести беседу о моих воззрениях на библейские темы.

Кто знает, сколько бы ещё времени мать и дочь потратили на отстаивание своей правоты, но их полемику прервал глава семьи:

– Дорогие мои дамы, смею вам напомнить, что у нас сегодня званый ужин. У каждого из нас найдутся дела, которые надо завершить до назначенного времени. К тебе, Жастин, через два часа придёт модистка с платьем, возможно, потребуются некоторые доработки. У меня есть срочные дела в банке, а твоей матушке я поручаю проследить за качеством приготовления горячих блюд и десертов.

После того, как отец закончил свою речь, Жастин поспешила в свои покои. Первая половина дня оказалась такой насыщенной, что она почувствовала, как приближается мигрень. Это не поддающееся лечению заболевание терзало её с пяти лет, и потому она уже точно распознавала первые признаки приступа и старалась не допустить полного его развития. Едва переступив порог, она вызвала горничную и попросила помочь ей снять корсет, приготовить холодные компрессы и принести воду с лимоном. После того как горничная исполнила все её просьбы, она ушла в спальню и плотно занавесила окна. Жастин с компрессом на голове легла в кровать и, удобно устроив голову на подушке, попыталась заснуть.

Ей показалось, что она едва задремала, когда горничная, войдя в комнату, сообщила, что мадам Бланкар и её швеи прибыли для примерки вечернего наряда. Жастин попросила проводить их в её гостиную и подать им чай с печеньем, пока она приведёт себя в надлежащий вид. Подойдя к зеркалу, она не смогла утешить себя тем, что выглядела вполне сносно. Напротив, она была слишком бледна, а под глазами образовалась лёгкая синева. Но она решила, что чашка чая с печеньем сможет поправить ситуацию.

Набросив на себя шёлковый халат, она вошла в уютную гостиную, поприветствовала гостей и присоединилась к чаепитию. Когда чай был выпит, а печенье съедено, дамы приступили к примерке вечернего наряда. Платье сшили в лучших традициях моды стиля бидермейер. Декольте было вытянуто, занимая почти всю линию плеча. Рукава были короткими, но с большим объёмом. Лиф платья сильно заузили к талии и перехватили широкой лентой в тон ткани. Юбки сделали довольно широкие и длинные, они открывали лишь носок туфельки. Платье было сшито из плотного шёлка молочного оттенка. Дополнением был алый шарф. Работа была выполнена идеально и переделки не потребовались, поэтому Жастин поблагодарила всех и направила к матушке за расчётом.

До прихода гостей ещё оставалось почти три часа, поэтому, сняв платье при помощи служанки, Жастин решила познакомиться с творчеством Эзопа. Бережно вытащив старинный фолиант из шкатулки, она погрузилась в чтение. И, как это всегда бывало, она словно перенеслась в глубокую древность и стала невидимым спутником Эзопа.

…Она застала его отдыхающим после обработки большого участка земли. Он расположился в тени старого развесистого фигового дерева и приступил к своей скудной трапезе, которая состояла из нескольких зрелых ягод, упавших с дерева, и небольшого куска хлеба. Выглядел он довольно удручающе. Он был невелик ростом, но широк в кости. Его живот был невероятно вздут, и казалось, что его коротеньким ногам такая ноша доставляет много неприятностей. Его плечи были весьма мускулистыми, и они поддерживали довольно крупную голову с выдающимися надбровными дугами, широким носом и большим ртом. Тело его было прикрыто коричневой дерюгой, подпоясанной куском старой верёвки. В тот момент, когда он только отправил в рот первую ягоду с кусочком хлеба, около него словно из воздуха возникла пожилая нищенка и взмолилась о куске хлеба и глотке воды. Невзирая на скудость своих запасов, Эзоп отдал ей оставшиеся ягоды, хлеб и предложил напиться из его кувшина. Измождённая путница расположилась рядом со своим благодетелем и с жадностью утолила голод. Затем она поблагодарила Эзопа и начала удаляться от него, но тут произошло чудо. Нищенка вдруг превратилась в прекрасную деву, которая едва парила над землёй. Она с улыбкой посмотрела на Эзопа и обратилась к нему с нежностью в голосе:

– Я богиня Диметра и давно уже наблюдаю за твоим трудом. Ты обильно полил своим потом эту землю, чтобы она дала хороший урожай. Уверяю тебя, это так и будет, но ты не только трудолюбив, но и благочестив. Ты поделился последним, что у тебя было, с нищенкой, хотя и сам был голоден. В знак благодарности мне хочется тебя достойно наградить. Проси чего пожелаешь.

Эзоп, недолго думая, произнёс:

– Я желаю обладать мудростью, остроумием и ораторским даром.

Диметра смотрела на Эзопа с нескрываемым удивлением и снова обратилась к нему:

– Ты меня очень удивил: будучи рабом, ты мог попросить свободы.

– Милая Диметра, а что мне даст свобода, если у меня не будет ни дома, ни работы? Мне тогда пришлось бы попросить ещё денег, дома, работы, и, скорее всего, ты бы на меня рассердилась, посчитав меня алчным, а если ты наградишь меня умом, то я потихоньку добьюсь всего сам.

– Да ты и так вполне умён!

– Может, и так, но я не могу красиво выразить свою мысль, а без этого мой разум не приносит мне пользы.

– Ты прав! Я дарую тебе красноречие и остроумие, и пусть они приведут тебя к свободе и благополучию. Но ты должен помнить, что между остроумием и язвительностью очень тонкая грань, а это уже обоюдоострое оружие, не забывай об этом!

После этих слов она исчезла, а Эзоп ещё долго сидел под деревом, предаваясь раздумьям. Он мысленно благодарил богов, что они подарили ему эту встречу и вместе с ней надежду на свободу.

Едва справившись с волнением, он направился в дом философа Ксанфа, у которого служил. У Эзопа было много обязанностей, и хозяин постоянно нуждался в нём. Поэтому, едва он появился, ему сообщили, что хозяин ждёт его. Явившись к хозяину, он получил от него хитрое поручение: купить на ужин самое лучшее, что употребляется в пищу, и приготовить из этого три разных блюда для него и его гостей, которых он пригласил отужинать. Эзоп сразу понял, что уже сегодня сможет воспользоваться своим новым даром и поразить всех прибывших на ужин остроумием.

Когда гости собрались за столом, Эзоп подал жаркое из языка с картофелем, заливное из языка с морковью и зеленью, рулет из языка, фаршированный оливками и орехами. Всё было очень вкусно, и гости остались довольны. Но удивлённый Ксанф спросил:

– Я просил тебя приготовить самое лучшее, почему же ты приготовил именно язык?

– Но что же может быть лучше языка? Ведь мы при его помощи объясняемся в любви, поём песни, приносим клятвы, читаем стихи, провозглашаем законы!

Гости стали хвалить Эзопа, настолько им понравился его ответ.

Ксанф был весьма озадачен. И решил ещё раз испытать своего раба. Он пригласил гостей на ужин и на следующий день и при всех дал ему задание приготовить три блюда из самого худшего, что может употребляться в пищу.

Следующим вечером все были весьма озадачены, когда увидели, что к столу поданы те же блюда.

Оскорблённый хозяин закричал на раба:

– Ты решил над нами поиздеваться? Я же просил самого худшего! Что ты теперь на это скажешь?!

– Я опять прав, мой господин! Вы хорошенько подумайте, что может быть хуже языка? При его помощи мы лжём, оскорбляем, предаём, проклинаем, унижаем, богохульствуем, возводим наветы. Я думаю, что в полной мере выполнил ваше поручение.

Гости были восхищены речью Эзопа, и с той поры пошла о нём молва как о человеке весьма мудром. Ксанф и радовался этому, поскольку раб принадлежал ему, и вместе с тем огорчался, поскольку считал себя непревзойдённым философом и мудрецом. Но и ему теперь приходилось часто обращаться за помощью к своему рабу, чтобы спасти свою репутацию. Происходило это потому, что Ксанф слишком любил расслабляющие напитки и после их обильного пития любил похвастать, поэтому часто попадал в затруднительные ситуации, из которых его выручал находчивый раб.

И вот в очередной раз во время весёлого застолья он заявил своему другу, что если постарается, то сможет выпить даже море. Это фантастическое заявление слышали все его друзья, и тут же было решено собраться утром на берегу моря и посмотреть, как хвастун станет искать выход из создавшегося положения. Проснувшись ранним утром, Ксанф пришёл в ужас от того, что ему придётся прилюдно подвергнуться осмеянию и унижению. У него была единственная надежда на изворотливый ум своего раба, и он тотчас послал за ним. Эзоп был в курсе событий, поскольку прислуживал за столом и всё слышал, а потому и ответ у него был уже готов. Когда Ксанф взмолился о помощи, Эзоп предложил ему взаимовыгодный обмен. Он поставил условие, что если ему удастся спасти его от позора, то хозяин в благодарность подарит ему свободу. Ксанф не раздумывая тут же согласился. Тогда Эзоп дал совет, чтобы, когда они подойдут к берегу моря, он сказал, что готов исполнить обещанное, но просит отвести все реки, впадающие в море, поскольку не обещал выпить и их воду. Так Ксанфу удалось избежать унижения, но на вопрос Эзопа об обещанной свободе он ответил, что это непременно случится, но не так скоро. Всем сразу стало понятно, кто избавил хвастуна от позора. Репутация Ксанфа постепенно портилась, в то время как слава Эзопа росла.

Избавиться от рабства Эзопу помогло само Провидение, которое приняло облик орла. Во время городского собрания над толпой вдруг появился орёл, который схватил городскую печать и опустил её за пазуху Эзопу. Городские власти обратились к нему за разъяснением этого невероятного случая, на что он ответил, что король сопредельного государства хочет поработить их город. Все стали просить Эзопа отправиться к королю и просить его найти удобное для всех решение. Эзоп высказал своё веское мнение, что негоже рабу вести беседу с королём. Тогда совет принял решение освободить Эзопа, и ему тут же вручили охранную грамоту. После чего подобающе одели и проводили в путь. Так и начались странствия Эзопа.

Однажды судьба привела его Дельфы. Беседуя со знатными горожанами, он сильно обидел их своими язвительными остротами, и они затаили на него обиду и решили отомстить. Когда Эзоп любовался Дельфийским храмом, они подбросили ему в дорожную сумку золотую храмовую чашу. При выходе из города стражники обыскали его и обнаружили реликвию. Его тут же доставили к судье, но Эзоп не смог доказать свою невиновность. Зная о многих заслугах Эзопа, судья предложил ему два варианта событий. Первый – он получает двадцать палок и опять становится рабом Ксанфа, второй – смертная казнь. Тогда Эзоп спросил у судьи, как казнят в Дельфах, и тот ответил, что преступников сбрасывают со скалы в море. Философ не раздумывая ответил, что предпочтёт свободный полёт рабству.

После приговора Эзопа отправили в камеру, чтобы на рассвете привести приговор в исполнение. Сидя в сырой комнатке, Эзоп услышал голос, который сразу вспомнил. С ним говорила Диметра: