Виктор Поротников
Дарий
Глава пятая
Вещий сон
От Смердиса Атосса узнала, что о хитрой задумке с двойником известно и Гаумате. Однако Прексаспу, особо доверенному приближённому Бардии, о подмене царя на царском троне было неведомо.
Именно из-за своего поразительного сходства с Бардией Смердис не состоял в ближайшем царском окружении. Он был начальником гарнизона в мидийской крепости Сикайавати, находившейся неподалеку от Экбатан. Гаумата вызвал брата в Экбатаны по воле царя, а Бардия тем временем заменил Смердиса в крепости.
– И никто из воинов гарнизона не заподозрил подмены? – удивилась Атосса, когда услышала всё это от Смердиса.
– Бардия не только схож со мной внешне, он и на коне сидит как влитой, отменно стреляет из лука, не хуже меня метает копьё, – сказал Смердис. – Когда Бардия в моей одежде сел на моего коня, то все в крепости приняли его за меня.
– Значит, Бардия теперь находится в крепости Сикайавати, – задумчиво проговорила Атосса. – И пробудет там до нашей с тобой свадьбы?
Смердис молча кивнул.
То, что в ближайшие дни состоится свадьба Бардии и Атоссы, знали все во дворце. Распространился этот слух и в тесных кварталах Экбатан, раскинувшихся вокруг холма, на плоской вершине которого за семью рядами крепостных стен возвышались царские чертоги.
Во дворце все вокруг раболепствовали перед Атоссой, поскольку искренне полагали, что она скоро станет царицей. Лишь Гаумата искусно притворялся, отвешивая поклоны Атоссе и Смердису, одетому в царский кандий.
Однажды Атосса вызвала к себе двоих уже немолодых евнухов, Артасира и Багапата. Оба в прошлом были преданными слугами царя Камбиза, ныне они состояли при гареме.
Атосса напомнила евнухам давний трагический эпизод из своей жизни, в котором они хоть и невольно, но принимали участие:
– Помните, как царь Камбиз изнасиловал меня, ворвавшись ночью в мою спальню! Не забыли?..
Евнухи потупили очи.
– Камбиз был пьян и не смог бы овладеть мною, если бы вы не держали меня за руки, – ледяным голосом продолжила Атосса. – Вы стали свидетелями моего позора и соучастниками одного из самых гнусных поступков Камбиза. Вы держали меня, покуда Камбиз утолял свою похоть. Помните, я тогда ещё сказала вам, что никогда не забуду этого! Не забуду и не прощу! Теперь Камбиз мёртв и не сможет защитить вас от моего гнева. О, я сумею насладиться вашими предсмертными муками! – Атосса скривила губы в злорадной ухмылке. – Как долго я ждала этого часа!
Евнухи упали перед Атоссой на колени.
Перебивая друг друга, они стали умолять Атоссу о пощаде, ссылаясь на то, что в их подневольном положении остаётся только исполнять волю царя, какова бы она ни была, иначе можно расстаться с жизнью.
– Даже если бы мы тогда отказались помогать Камбизу, это ничего бы не изменило, – оправдывался Багапат. – Камбиз велел бы нас тут же обезглавить и воспользовался бы помощью других слуг.
– А мы, несравненная Атосса, хоть и совершили насилие над тобой, зато делали это так, чтобы не оставить синяков на твоих прекрасных руках, – вторил Багапату Артасир. – Помнится, я даже закрыл глаза, дабы не видеть того, что вытворял с тобой на ложе бессердечный Камбиз.
– И мы не обмолвились об этом ни одному человеку, – вставил Багапат, – чтобы слух об этой гнусности Камбиза не разошёлся по Пасаргадам.
– Нам было дорого твоё незапятнанное имя, госпожа, – добавил Артасир. – Мы и представить себе не могли, что Камбиз пожелает взять в жёны всех своих сестёр.
Атосса выслушала евнухов с непроницаемым лицом.
– Помните, что отныне ваша жизнь в моих руках, – сказала она. – Бардия без ума от меня и выполнит любое моё желание. Если вы хотите, чтобы я забыла прошлое, то обязаны выполнять любые мои поручения.
Евнухи принялись заверять Атоссу, что готовы беззаветно служить ей.
– В таком случае достаньте сильного яду, но так, чтобы никто во дворце не знал об этом, – повелела Атосса. – Яд передадите моей невольнице Атуте.
Артасир и Багапат испуганно переглянулись.
– Мы сделаем всё, как ты велишь, о госпожа, – склонив голову, произнёс Багапат.
– Мы раздобудем яд, царица, – сказал Артасир, – даже если он предназначен для нас.
Атосса милостиво улыбнулась:
– Не беспокойтесь, скопцы. Вы мне ещё понадобитесь.
Накануне свадебного торжества, когда во дворце уже собирались гости и были принесены все полагающиеся по этому случаю жертвы светлым богам-язата, неожиданно скончалась бактрианка, жена Бардии. Лекарь, осматривавший тело умершей, обнаружил следы отравления. Присутствовавший при этом Гаумата сразу сообразил, чьих рук это дело.
Гаумата поспешил в покои Атоссы. Он застал её в свадебном наряде в окружении рабынь, делавших последние приготовления перед выходом их нарядной госпожи в пиршественный зал.
Евнухи пропустили Гаумату, поскольку знали, что он будет на свадьбе посажёным отцом. По обычаю, именно посажёный отец должен передать невесту жениху, наградив её тремя ударами плети и получив от жениха символический выкуп в виде лазуритового ожерелья – символа искренних мыслей и добрых намерений.
– Вашти умерла, – сообщил Атоссе Гаумата, наблюдая за её реакцией.
Атосса даже бровью не повела.
– Полагаю, это не расстроит наше свадебное торжество, – сказала Атосса, глядя на себя в зеркало.
– Вашти не просто умерла, но была отравлена, – пояснил Гаумата.
– Бедняжка! – Атосса изобразила огорчение на своём лице. – Кому же она помешала?
– Это надлежит выяснить, – сказал Гаумата, сурово кашлянув в кулак. – Отравитель непременно будет найден!
– Прошу тебя, не говори об этом Бардии, – повернулась к Гаумате Атосса. – Не омрачай ему этот радостный светлый день. Пусть царь узнает о случившемся завтра. Ведь Вашти всё равно не вернуть…
– Не смею противиться твоей воле, о божественная, – произнёс Гаумата и отвесил низкий поклон.
Смердис, на которого были обращены взоры множества гостей, заметно волновался. Он едва не упал, когда преклонил колено перед Гауматой, повязавшего его голову венцом жениха. Уже после всех ритуалов, когда свадебная чета шествовала к возвышению, где им следовало находиться во время свадебного пира, Атосса крепко стиснула в своей маленькой руке мизинец и безымянный палец Смердиса.
Откинув с лица край тончайшего покрывала, Атосса прошептала, обращаясь к Смердису:
– Смелее, царь! Выше голову! В придачу к моему телу ты получишь огромное царство.
По лицу Смердиса было видно, что его что-то тяготит и печалит.
Сидя за свадебным столом, Атосса угощалась самыми разнообразными яствами, не в силах отказать себе в таком удовольствии. Она с недоумением поглядывала на Смердиса – тот почти ничего не ел.
– Что с тобой? – спросила Атосса. – Ты не заболел?
Смердис сделал отрицательный жест.
– Погляди, как много людей собралось, чтобы порадоваться за нас с тобой. – Атосса кивнула на просторный зал, где шумело пиршество. – Здесь собралась вся знать Экбатан. Твой хмурый вид, мой милый, здесь явно не к месту. – Атосса игриво дёрнула Смердиса за рукав кандия. – Скажи, чем ты опечален?
– Сегодня утром умерла Вашти, жена твоего брата, – тихо промолвил Смердис. – Кто-то отравил её. Не нравится мне это.
– Значит, Гаумата всё же проболтался! – проворчала Атосса.
– Гаумата тут ни при чём. Мне об этом поведала Пармиса, дочь Бардии. Она прибежала ко мне вся в слезах, кинулась на шею. Она даже не распознала, что я не её отец. – Смердис тяжело вздохнул. – Мне бы тоже надо было заплакать, как-то утешить Пармису, а у меня словно язык отнялся. И ни слезинки в глазах…
– Это же замечательно, что Пармиса приняла тебя за родного отца, – обрадовалась Атосса. – Я усматриваю в этом улыбку судьбы!
– Я тебя не понимаю, – хмуро обронил Смердис.
– Придёт время – поймёшь, – таинственно произнесла Атосса.
А про себя подумала: «Уж Вашти-то смогла бы отличить Смердиса от Бардии, даже не ложась с ним в постель. Как же вовремя я избавилась от неё!»
Не дожидаясь окончания пиршества, жених и невеста покинули шумный зал, поскольку им ещё предстояло пройти очистительный обряд перед тем, как уединиться в опочивальне. Для огнепоклонников брак – это единение мужского и женского начал, своего рода возникновение единого совершенного творения, способного породить новую жизнь, тем самым продлевая вечный цикл существования мира. Этот цикл был запущен в действие Великим Творцом всего сущего, сотворившим когда-то самого первого человека.
Смерть Вашти стала тяжёлым непредвиденным обстоятельством, поэтому Гаумата без раздумий отправил гонца в крепость Сикайавати, чтобы известить об этом Бардию. В своём письменном послании Гаумата изложил свои подозрения относительно причастности Атоссы к смерти Вашти. Гаумата настаивал, чтобы Бардия незамедлительно вернулся в Экбатаны, хотя, по изначальному замыслу, Бардия должен был покинуть Сикайавати, лишь когда Атосса забеременеет от Смердиса.
Гаумата никак не мог избавиться от какого-то тревожного предчувствия.
* * *
Ночью Гаумате снились кошмары.
Ему снилось, что он входит в зал для приёмов и видит на троне Бардию, который держит в руках свою отрубленную голову. И эта отрубленная голова вдруг молвит: «Зачем ты предал меня, Гаумата?»
От страха у Гауматы зашевелились волосы на голове, онемели уста.
Безголовый Бардия встал с трона, выронив из рук свою голову.
Голова катится по мраморному полу к ногам Гауматы и продолжает выкрикивать страшным голосом: «Зачем ты предал меня, Гаумата? Зачем?..»
Гаумата бросается прочь. Он мечется в пустых залах и переходах, зовёт на помощь, но вокруг ни души, словно всё вымерло. А безголовый Бардия преследует Гаумату, в его руке сверкает острый акинак. Тяжёлые шаги мертвеца сотрясают дворец: тум-м… тум-м… тум-м-м…
Ноги Гауматы скользят по гладкому мрамору, он то бежит, то ползёт на четвереньках. Сердце готово выскочить у него из груди. Гаумата никак не может сообразить, где ближайший выход из дворца.
А безголовый мертвец всё ближе и ближе, уверенной поступью он настигает Гаумату и замахивается на него кинжалом.
Гаумата в ужасе закричал – и проснулся.
Он был весь в поту, тонкая льняная рубашка облепила его тело. В голове у Гауматы был сумбур. Он никак не мог отделаться от мысли, что это был не сон, а явь.
Гаумата оглядел спальный покой, освещённый мягким светом бронзового светильника. Ему вдруг почудилось, что за тяжёлыми складками тёмно-синей занавеси кто-то прячется. Гаумата протянул руку к скамье, на которой рядом с его одеждой лежал короткий меч. С мечом в руке Гаумата осторожно приблизился к портьере и резким движением отдёрнул её в сторону. За портьерой была неглубокая ниша в стене, она была пуста.
Гаумата облегчённо перевёл дух и сунул меч в ножны.
Вновь ложась в постель, Гаумата положил меч рядом с собой. Предчувствие чего-то страшного и неизбежного не отпускало, бередило ему душу.
«Ничего, – мысленно успокаивал себя Гаумата, – скоро вернётся Бардия, и всем моим страхам наступит конец!»
Утром Гаумата особенно старательно молился Ахурамазде и всем Амэша-Спэнта[26], уповая на то, что если ему, смертному, не дано предвидеть будущее, то пусть добрые боги, всевидящие и всезнающие, отвратят все напасти от него и его брата. И конечно же, в первую очередь пусть избавят от напастей Бардию.
Всю первую половину дня Гаумата провёл в царской канцелярии, разбирая донесения «царских ушей», непрерывно поступавшие во дворец со всех концов державы Ахеменидов. Из донесений было ясно, что большая часть населения Персидского царства одобряет реформы Бардии. И отдельные всплески недовольства в торговых городах и среди родовой знати никоим образом не смогут вылиться в обширные восстания.
В благостном расположении духа Гаумата уселся за обеденный стол. Он вызвал дворецкого, чтобы узнать у него, чем с утра был занят Смердис и как продвигаются поиски отравителей Вашти.
Дворецкий – это тоже был евнух – ничего не успел толком поведать Гаумате.
В трапезную ворвался начальник дворцовой стражи. Лицо его выражало страшное смятение, губы тряслись. Прямо с порога он закричал:
– Случилось несчастье, Гаумата! Только что прибыл гонец из крепости Сикайавати. Твой брат убит!
Гаумата выронил из рук фиалу с козьим молоком.
Прислуживающая Гаумате рабыня негромко вскрикнула, прикрыв рот ладонью. Дворецкий отступил в сторону, скорбно склонив голову.
– Что?! Что ты сказал? – с трудом вымолвил Гаумата, чувствуя, как по его телу расползается леденящий холод.
Начальник стражи перевёл дух и уже более спокойным голосом поведал:
– Гонец привёз страшную весть из крепости Сикайавати. Там убит Смердис. Твой брат, Гаумата. Кажется, ему отрезали голову…
Гаумата вскочил со стула, затем вновь сел. В его мозгу билась мысль: «О боги! Сон! Мой вещий сон!» А вслух приказал:
– Гонца сюда. Живо!
Гонцом оказался мидиец из племени будиев, рыжеволосый и рыжебородый, со сросшимися на переносье бровями, с крючковатым носом.
Гаумата схватил его за пропылённый кафтан и притянул к себе.
– Ты сам видел моего брата мёртвым?
Гонец закивал головой:
– Сам видел, о светлый господин. Ему отрубили голову.
– Когда это случилось?
– Ночью, о господин. Вчера ночью.
– Убийц схватили?
– Нет. Их не нашли.
– Как это не нашли?!
– Я не знаю подробностей. Мне просто было велено передать…
– Где тело моего брата?
– Его везут сюда.
– О боги! Как же вы допустили такое?! – в отчаянии простонал Гаумата, оттолкнув от себя гонца. – О Аши[27]! Ты или слепа, или глупа. О, мой вещий сон! Лучше бы мне не просыпаться вовсе!
Последние сомнения Гауматы рассеялись, последняя надежда умерла в нём, когда он увидел обезглавленное тело царя. Прах сына Кира был доставлен в Экбатаны в закрытой наглухо повозке. Сопровождавшие траурную повозку мидийские конники были убеждены в том, что везут тело военачальника Смердиса. Всему гарнизону крепости Сикайавати было известно, что Смердис как две капли воды похож на Бардию.
Со слов прибывших из крепости мидийцев выяснилось следующее.
Накануне в крепость верхом на конях прибыли молодая женщина, евнух и воин из дворцовой стражи. Воин вскоре ускакал обратно в Экбатаны, а евнух и женщина остались ночевать в доме начальника гарнизона. Утром воины обнаружили своего военачальника с отрубленной головой. Евнух и его спутница бесследно исчезли. Никто не видел, как они покинули крепость. Их кони так и остались стоять в конюшне.
Гаумате всё стало понятно. Несчастный Бардия был убит в постели, куда он лёг, по всей видимости, с той незнакомкой, что приехала к нему из Экбатан.
Взбешённый своим поздним прозрением, Гаумата чуть ли не бегом устремился в покои брата. Нелепость сложившегося положения пробудила в нём ощущение, будто он зависает над бездонной пропастью.
– Что, наслаждаешься жизнью? – язвительно обронил Гаумата, глядя на обнажённого Смердиса, которому две рабыни массировали бёдра и плечи. В следующий миг Гаумата рявкнул на рабынь: – Убирайтесь прочь!
Невольницы торопливо выскользнули из опочивальни. Вместе с ними удалился и евнух, которого Гаумата едва не сбил с ног при входе сюда.
Сидящий на постели Смердис прикрыл одеялом свою наготу. Он с недоумением взирал на брата.
Гаумата плотно затворил дверь и, приблизившись к Смердису, злобно зашипел ему прямо в лицо:
– Спешу обрадовать тебя, брат. Отныне ты мёртв!
Смердис непонимающе хлопал глазами.
– Прошлой ночью в крепости Сикайавати умер Бардия, – пустился в объяснения Гаумата. – Твои воины, разумеется, полагают, что умер ты. Теперь тебе придётся оставаться Бардией до конца своей жизни.
– То есть как? – испугался Смердис, до которого с трудом доходил смысл всего услышанного. – Что стряслось с Бардией? Почему он умер?
– Его убили, – жёстко ответил Гаумата. – И я подозреваю, что в этом злодеянии замешана твоя обожаемая Атосса.
– Что ты такое говоришь?! – Смердис окончательно растерялся. – Этого не может быть!
– Признавайся, Атосса разоблачила тебя или нет? Это очень важно, брат. – Гаумата встряхнул Смердиса за плечи. – Ну же, отвечай!
– Нет… То есть да. – Смердис сокрушённо закивал головой. – Атосса в первую же ночь распознала, что я – не Бардия.
– Почему ты не сказал мне об этом? Ведь был же уговор! – Гаумата сердито дёрнул Смердиса за длинные растрёпанные волосы.
– Атоссе самой понравился замысел Бардии, и она… она решила подыграть ему, – волнуясь, промолвил Смердис. – Атосса даже просила меня помогать ей в этом.
– Глупец! – воскликнул Гаумата. – Не подыграть она решила, а обыграть всех нас! Сначала Атосса приказала отравить Вашти, затем её люди убили Бардию… О, это не женщина, а злой демон в женском обличье!
Смердис продолжал оправдывать Атоссу, предлагая брату отыскать истинных убийц царя.
– Нужно найти ту женщину и того евнуха, которые были с Бардией той роковой ночью, – молвил он. – Удивительно, как им удалось незаметно выбраться из крепости, ведь ворота были заперты и всюду стояла стража.
– Всё очень просто, – сказал Гаумата. – Бардия жил в твоём доме, а там – ты сам знаешь, что находится там…
Гаумата многозначительно посмотрел в глаза брату.
– Подземный ход… – выдохнул побледневший Смердис.
– Убийцы воспользовались им и без помех выбрались из крепости, – продолжил Гаумата. – Об этом тайном ходе знали только ты и я. Но ты, как видно, проболтался Атоссе про подземный коридор в скале, а уж она-то живо сообразила, как им можно воспользоваться. Смекаешь, брат? Или ты станешь отрицать, что выдал Атоссе нашу тайну?
Смердис унылым голосом признался, что он действительно рассказал Атоссе про подземный ход, дабы объяснить ей, каким образом Бардия сможет незаметно покинуть Сикайавати и вновь занять царский трон, а он, Смердис, так же незаметно вернётся в крепость.
– Ты – глупец вдвойне, – разозлился Гаумата, – ибо не просто разболтал о подземном выходе из крепости, но и растолковал Атоссе, как его найти.
– Прости, брат, – сокрушался Смердис. – Не понимаю, как это получилось. Наверное, Атосса околдовала меня.
– Атосса не околдовала, а одурачила всех нас! – Гаумата в ярости сжал кулаки. – Что нам теперь делать, а? Как выпутываться из всего этого? Может, Атосса вознамерилась и нас с тобой тоже отправить в царство мёртвых!
– Нет, не могу поверить в это, – возразил Смердис. – Атосса любит меня.
– Вынужден огорчить тебя, брат, – мрачно усмехнулся Гаумата. – Атосса любит только власть.
У братьев-мидийцев оставался один выход: приперев Атоссу к стенке, заставить её сознаться в содеянном злодеянии, а заодно выведать её дальнейшие планы.
– Если Атосса вздумает помыкать нами, то её придётся убить, – холодно произнёс Гаумата.
– Как… убить? – растерялся Смердис.
– Мечом, – отрезал Гаумата. Он раздражённо прикрикнул на брата: – Одевайся, чего расселся! Ах да, ты же царь!..
Гаумата распахнул двери и громко позвал слуг.
* * *
Дворец мидийских царей представлял собой огромный комплекс из нескольких каменных зданий, вознесённых на холм, насыпанный посреди Экбатан многими тысячами подневольных работников. Благодаря этой рукотворной возвышенности древние строители смогли сгладить все неровности каменистого плоскогорья.
Сначала на этом месте возвёл дворец царь Дейок из племени магов. Он многое сделал для объединения мидийских племён в единое государство. Но пришли ассирийцы и разрушили дворец Дейока, опустошив и основанный им город. После смерти Дейока Экбатаны пришли в запустение.
Царь Каштарити, праправнук Дейока, заново отстроил Экбатаны, выстроил новый, более обширный дворец и повелел обнести его семью рядами стен, которые возвышались одна над другой на склонах холма. Зубцы этих стен были окрашены в семь разных цветов: у первой, наружной, стены зубцы были белые; у второй – чёрные, как уголь; у третьей – красные, будто маки; у четвёртой – голубые, как небеса; у пятой – цвета сурика; у шестой – серебристые. А зубцы седьмой, внутренней, стены сверкали золотом.
Ассирийцы ещё не раз вторгались в долину Экбатан и сжигали город, но дворцовую цитадель, укреплённую семью стенами, им так и не удалось взять ни разу.
Каштарити удалось завершить то, чего не смог до конца осуществить его прапрадед Дейок. Он объединил разрозненные мидийские племена и создал сильное войско. С этим войском Каштарити разбил ассирийцев и навсегда избавил Мидию от ассирийского ига.
Сын Каштарити, царь Киаксар, в союзе с вавилонянами довершил разгром Ассирийской державы. Желая подчеркнуть своё величие, Киаксар руками пленных ассирийцев рядом с отцовским дворцом возвёл другой, ещё более великолепный дворец. Здесь же была построена царская сокровищница, которую Киаксар после всех своих походов доверху набил золотом.
Сын Киаксара, Астиаг, тоже построил свой дворец, дабы хоть в чём-то сравниться со своим прославленным и непобедимым отцом. В войнах царь Астиаг был не столь удачлив, поэтому воевал он редко.
Дворец Астиага представлял собой портал, изогнутый под прямым углом, примыкая одним концом к дворцу Киаксара, а другим упираясь в крепостную стену. От старинного дворца Каштарити чертоги Астиага были отделены большим квадратным двором.
Царский гарем располагался в тесных залах дворца Каштарити, а покои царя – во дворце Астиага, более светлом и просторном. Во дворце Киаксара находились залы для торжественных церемоний, а также помещения для царских чиновников, занятых ежедневной рутинной работой над донесениями, письмами и царскими указами. Здесь же находились казармы царских телохранителей, конюшни и арсенал.
Отправляясь в покои Атоссы, Гаумата и Смердис вооружились акинаками. Гаумата, опасаясь, как бы Атосса не сбежала, повелел дворцовой страже перекрыть все выходы из дворца.
– При желании Атосса может спрятаться и во дворце, – заметил Смердис.
– Во дворце мы её всё равно отыщем, а вот за пределами дворца это будет сделать гораздо труднее, – сказал Гаумата.
Однако Атосса и не думала убегать и прятаться, это было не в её характере. Она не стала отпираться и сразу призналась, что это её происками лишились жизни Вашти и Бардия.
Гаумата спросил Атоссу, что толкнуло её на такое злодеяние.
– Мне надоело быть игрушкой в руках мужчин, – ответила Атосса. – Надоело терпеть мужские капризы и издевательства! Сначала Камбиз надругался надо мной, теша свою необъятную похоть. Причём никто из знати не вступился за меня, ни один царский судья не упрекнул Камбиза в кровосмешении и нарушении обычаев. Более того, старейшины придумали удобную отговорку, дабы соблюсти своё лицо и не прогневить вспыльчивого Камбиза. Поскольку царю дозволено всё, значит, он имеет право лишать девственности и родных сестёр. Мол, что в этом такого?
Ведь у мидян, наших соседей, с давних пор разрешены браки между близкими родственниками. Никто не вспомнил тогда, что этот позорный обычай распространён не среди всех мидян, а только в племени магов.
Когда я поняла, что мужчины всегда найдут отговорку, чтобы оправдать свои низменные побуждения, а также свою алчность и трусость; когда мне с очевидной ясностью было показано, что меня ожидает в случае моего сопротивления, – тогда-то я и решила для себя, что впредь стану обращаться с мужчинами, как они того заслуживают.
Бардия вздумал подшутить надо мной, сведя меня на ложе со Смердисом, за это я лишила его жизни. И не жалею об этом!
– А чем тебе помешала Вашти? – мрачно спросил Гаумата.
– Вашти с лёгкостью могла бы отличить Смердиса от Бардии, – ответила Атосса. – Этим Вашти была опасна, ведь она не стала бы молчать.
– Ты что же, хочешь, чтобы Смердис правил царством вместо Бардии?! – воскликнул Гаумата. – Да ты в своём уме?!
– Ничего другого и не остаётся, – невозмутимо промолвила Атосса. – Стоит открыть правду, и вас обоих ждёт казнь. Если мидийцы ещё могут поверить в вашу непричастность к убийству Бардии, то персы ни за что не поверят этому. Вы оба – дальние родичи последнего мидийского царя, как об этом ходят слухи. Персы обвинят вас в том, что вы вознамерились возродить Мидийское царство. Меня же никто из персов не заподозрит в убийстве Бардии.
Смердис и Гаумата обеспокоенно переглянулись, сознавая убийственную правоту Атоссы.
– Всё обойдётся, если вы оба станете слушать меня, – продолжила Атосса. – Пармиса, дочь Бардии, уже видела Смердиса и признала в нём отца. Все слуги и евнухи Бардии тоже принимают Смердиса за моего брата. Знать, которая может видеть царя лишь на расстоянии, и подавно ни о чём не догадается.
– Но есть люди, которые имеют доступ к царю в любой день, – высказал опасение Гаумата. – Прексасп, например. По своей должности Прексасп обязан делать доклады царю о положении дел в государстве. Бардия часто беседовал с Прексаспом наедине. О чём они совещались? Какие поручения давал Бардия Прексаспу? Мы этого не знаем…
Если Прексасп явится к Смердису и доложит о выполнении некоего царского поручения или захочет посоветоваться о каком-нибудь тайном деле, то мой брат и двух слов не сможет связать. Ведь он же полнейший тупица!
Смердис после этих слов Гауматы набычился, но промолчал.
– Зато у Смердиса его мужское достоинство огромных размеров, как у истинного царя, – улыбнулась Атосса, подмигнув Смердису.
– К сожалению, в беседах с Прексаспом или с главным писцом это Смердису не пригодится, – проворчал Гаумата, сделав ударение на слове «это».
– Не обессудь, но царскую канцелярию тебе придётся взять на себя, – сказала Атосса Гаумате. – В общении с Прексаспом Смердис может полагаться и на мою помощь. Думаю, моё присутствие на этих тайных совещаниях не смутит Прексаспа, а уж я разберусь, что к чему.
– Не сомневаюсь в этом, о светлейшая, – с едва заметной ехидцей обронил Гаумата.
– Сразу предупреждаю, не вздумайте избавиться от меня, – угрожающе промолвила Атосса. – Я всё предусмотрела. Моя смерть неизбежно повлечёт за собой и вашу гибель.
– О чём ты говоришь, дорогая! – воскликнул Смердис, сделав порывистое движение к Атоссе, которая сидела в кресле, положив руки на подлокотники. – Куда мы без тебя? Лишь в тебе наше спасение!
Смердис упал на колени и коснулся лбом носков туфель Атоссы, виднеющихся из-под подола её длинного голубого платья.
– Твой брат, кажется, так не думает, – проговорила Атосса, пристально глядя на хмурого Гаумату.
Смердис раздражённо обернулся на Гаумату, не вставая с колен.
– Смири гордыню, брат, – сердито сказал он. – Поздно уповать на богов, лучше положиться на Атоссу. Ныне она для нас – Анахита и Армаити[28] в одном лице!
– Именно это меня и тревожит, – признался Гаумата.
Понуждаемый требовательным взглядом Смердиса, Гаумата, поборов свои колебания, тоже опустился на колени и поцеловал туфлю Атоссы.
На прекрасном лице Атоссы появилось выражение радостного торжества, отныне желанная власть была у неё в руках!
