***
Лена проснулась рано от пронизывающего холода. Позвала бабушку, но та не откликалась. Диван, на котором спала старуха, стоял пустой, а волчьей шубы, отороченной лисьим мехом, не было на крючке у входа. Значит, и бабушки нет.
Утренние сумерки отступали медленно, кроны деревьев не хотели отпускать ночь. Едкий туман пробирался внутрь избушки через приоткрытую дверь.
Лена почему-то вспомнила, как однажды спросила у бабушки:
– Чего ты боишься? Смерти или жизни?
– Жизни. Смерь я не знаю. А жизнь знаю, – ответила та маленьким ртом, сухие тонкие губы дернулись.
Лене почему-то этот момент с губами запомнился, и картинка бала как наяву, как вчера.
Что скрывала ее душа? Через маленькие блестящие глаза этого не было видно. Длинный перекошенный нос был преградой на пути к ее сердцу.
И вот Лена прокручивала в маленькой головке тот момент раз за разом. И в один момент скинула с себя одеяло, резко спрыгнула на пол и побежала к печке. Та была еще теплая. Девочка положила озябшие ладони на камни. Тепло!
Раздался скрип, и девочка обернулась. Медленно полотно двери как-то неестественно разворачивалось, а внутрь пролезала мохнатая пасть с черными сомкнутыми губами. Показался один желтый глаз, затем второй.