Рафал Косик
Четки
Он отдавал себе отчет, что из-за долгого молчания он терял очки в ее внутреннем рейтинге, но не мог заговорить с ней во время пути. Что-то упорно сжимало ему горло.
Пятиэтажный павильон океанариума напоминал бункер. Аквариум глубиной двенадцать метров требовал солидной оболочки. Внутри царила темнота, освещаемая только голубыми отблесками меньших аквариумов.
– Подождешь меня здесь? – спросил он. – Мне нужно закончить одно дело.
– То неожиданное?
Харпад посмотрел на нее, сбитый с толку. Девятилетняя девочка понимала больше, чем он думал. Атмосфера их общего дня все больше портилась, но он еще мог это исправить.
– Да, но оно займет всего минутку. Не выходи отсюда, хорошо?
Она кивнула и повернулась к стеклу, за которым кружили акулы. Голубой отблеск осветил тонкие черты ее лица.
* * *
Он сразу узнал его. Элегантный сорокалетний мужчина отличался от других посетителей кафе, как орел среди куриц. Харпад подошел к столику.
– Я не мог приехать на Урсус, – сказал он вместо приветствия.
– Тем лучше, там идет дождь, – ответил клиент без претензии. – Для разнообразия посмотрю на животных, которые не делают вид, что они люди.
Не было рукопожатий. Заказали кофе. Харпад заметил, что находится в самом центре обзора камеры. Он уже не мог этого изменить. Нельзя работать в чужой фирме по своим правилам.
– Встреча всегда необходима? – спросил клиент.
– Я должен вас увидеть и немного узнать. Обычно достаточно пары слов.
Мужчина посмотрел на розовую кофточку в руке Харпада. Но ничего не сказал.
– Мне нужно пятнадцать минут, – сказал Харпад.
Клиент только кивнул и занялся своим коммуникатором.
Когда-то Харпад пытался работать на расстоянии, но ничего из этого не вышло. Без физического контакта он не мог найти человека в базе. Он знал, почему те мошенники Вольфа тоже виделись с клиентом – оценивали физическое состояние и говорили то, что он ожидал услышать. Псевдонюхачи были просто хорошими психологами.
Он вышел из кафе. Где сесть? Авто стояло почти в километре отсюда. Он огляделся. Немногочисленные лавочки вокруг были уже заняты. Он пошел вперед по узкой аллейке, едва справляясь с эмоциями. Слишком много всего навалилось. Он должен успокоиться и сосредоточиться. Наконец нашлась свободная скамейка возле маленького фонтана. Он сел, несколько раз глубоко вздохнул и закрыл глаза. Потянулся за ухо. В этот момент запиликал коммуникатор, и все, сосредоточенность как рукой сняло. Следующее сообщение от Ренаты – сразу в корзину, не читая. Пришлось заново собираться с мыслями. Он вышел из кафе пять минут назад, значит, Марыся уже десять минут была одна. Нужно действовать быстрее!
К фонтану подбежал мальчик, начал брызгаться и кричать что-то на своем языке. Из-за куста жасмина показалась мама с ребенком. Хватит! Он встал и пошел дальше по аллейке быстрым шагом. А что если он не сможет прочитать ПО? Никогда раньше этого не было, но… всегда есть тот самый первый раз. Выдуманный результат – плохое решение. Он только что нарушил два важных правила – этого было достаточно. Нет, ему нельзя все испортить. Только не тестовое задание.
Кафе с мороженым, внутри рахитичные столики. Ничего не выйдет. Присел на парапет возле вольера с обезьянами. Рядом никого, можно попробовать. Он устроился в самой удобной позе и закрыл глаза. Позже он выдвинет ультиматум: если должен работать на Вольфа, тот обязан принять его правила работы. Спокойно… спокойно… Он коснулся пальцем уплотнения за ухом. Щелкнуло.
– Что с вами?
Харпад открыл глаза, вырванный из транса. Кто-то тряс его за плечо.
– С вами все в порядке, мужчина? – охранник присматривался к нему.
– Кажется, я заснул, – ответил он, вставая.
Надо уйти, пока не посыпались следующие вопросы.
«Мне холодно», – сообщение от Марыси. Его взгляд упал на розовую кофточку в руке. Дочь была предоставлена сама себе уже пятнадцать минут.
Он вернулся в океанариум. Бегал среди акул, мурен и пираний, пока не нашел ее в углу, возле стекла. По ту сторону распластался коричневый осьминог.
– Надень это. Прости, я забыл, что здесь холодно.
– Я хочу домой, – сказала она печально.
– Еще пять минут, – попросил он. – Потом поищем поросят.
Она пожала плечами, осьминог за стеклом пошевелил щупальцем.
– В зоопарке нет поросят.
– Есть, вот увидишь.
– Выдумываешь…
– На что спорим?
– На пять злотевро.
– Не на деньги. Может, на то, кто выбирает фильм через две недели?
Она активно закивала.
– Выдержи еще минутку. Я быстро закончу это неожиданное дело и вернусь. Хорошо?
Она снова закивала.
– Не люблю неожиданные дела, – сказала она и ушла к аквариуму с тропическими рыбами.
Спор он уже проиграл, в зоопарке, конечно же, не было поросят, но это неважно. Будучи пессимистом, он любил проигрывать споры. Он быстро направился туда, где минута спокойствия была гарантирована.
Туалеты были такие же мрачные, как и остальные помещения в здании. Здесь царила абсолютная тишина, выходит, в кабинках никого нет. Он закрылся в первой попавшейся, уселся на закрытую крышку унитаза и прислонился к стене. Выключил коммуникатор. По-другому не выйдет. А теперь спокойно… Расслабиться. Спокойно… Внезапно из соседней кабинки послышалась возня и соответствующие звуки – кто-то воевал с собственным организмом. Да что за день сегодня? Как ни странно, это помогло Харпаду сосредоточиться. Он прикрыл глаза, выдохнул, нажал на уплотнение за ухом, и бионический переключатель пикнул.
Он погрузился в зеленые внутренности баз данных Потенциальных Опасностей. Никакого приветственного экрана, никакой страницы входа, никаких пользователей. Он был единственным, кто по собственному желанию информировал остальной мир о величине базы данных ПО. Проникнуть сюда можно было только через специальный барьер. Знакомые ощущения: легкий полет через зеленое пространство, наполненное лицами, цифрами, именами. Неопознанный паразит в теле g.A.I.a.
Он напал на след. Странным образом искомый объект всегда сам притягивал его. Об ошибке не могло быть и речи. Он плыл, летел все дальше и дальше в мире абстракции, без вертикалей и горизонталей. Сейчас, приближаясь к нужной записи, он почувствовал, что что-то не так. Пространство вокруг наполнилось красным. Он разорвал соединение и открыл глаза. Одежда намокла от пота и неприятно липла к телу. Сердце колотилось неимоверно, дыхание сбилось. Сто двенадцать! Он был уже по ту сторону. Это означает, что за ним следили, его испытывали Провокаторы. И именно тогда, когда Харпад был здесь с дочерью.
Спокойно. Провокация – не полиция, они не смотрят на связи подозреваемого, их интересует только его профиль. Можно, однако, предположить, что у g.A.I.a. есть какая-то система безопасности на такой случай. Что делать? Можно дать фальшивые данные, тогда система поймет, что имеет дело с очередным мошенником. Нет угрозы – нет реакции. Давай-давай… думай! Какая угроза? Система не может подозревать о существовании настоящего нюхача. Незачем создавать систему безопасности от настолько нереальной угрозы. Пункты ПО хранятся в контекстной памяти ИИ, которая в случае записи выглядела бы как исповедь безумца. Это не обычная база данных, которую можно скачать откуда-то в виде таблицы. Это информационное болото, за которым не нужно особо следить. Ситуация похожа на ту, где ресторан не опасается кражи соли, растворенной в супе.
Если он вернется сейчас к заказчику и скажет о своем открытии, полоса рисков потянется за ним, как кровавый след за раненым оленем. След. Он должен сейчас же скрыться на несколько дней в неочевидном месте и заняться чем-то нейтральным, что не привлечет внимание Надзора. Но он не мог этого сделать, и даже не потому, что где-то за стеной его ждала дочь.
Уехать из Варшавы было невозможно.
Если он не вернется сейчас к клиенту – разозлит Вольфа. Если вернется – навлечет беду на Марысю. А задираясь с Вольфом, он и так рискует Марысей. Нет хороших решений. Он вздохнул, спустил воду и решительным шагом вышел из туалета.
Он почти бежал и притормозил только перед входом в кафе. Клиент все еще сидел там, спокойно просматривая что-то на экране коммуникатора. Сейчас это спокойствие исчезнет.
– Вы потеряли кофту, – сказал он, когда Харпад сел напротив. – Розовую.
Харпад покачал головой, не вникая. Он думал, как сообщить эту новость-приговор.
– Я проверил ваш ПО.
– Вы вспотели. Это так сложно?
– Порой. – Он посмотрел клиенту в глаза. – Ваш результат: сто двенадцать.
У Надзора, конечно, были уши и глаза везде, и это было очень неудобно. Не страшно, если чей-то результат был ниже ста пунктов. Однако после пересечения этого порога за человека принимались Провокаторы, и жизнь становилась прогулкой по минному полю. Дальше была только Элиминация. Харпад не знал, при какой величине человек исчезает. Может, после ста пятидесяти или ста двадцати. А может, после сотни пункты уже не имеют смысла…
Нюхач ждал, пока до клиента дойдет смысл сказанного. Однако мужчина всего лишь кивнул, как будто услышал, что вечером может пойти дождь. Еще раз кивнул в благодарность, спрятал коммуникатор и вышел. Вот так просто. Харпад удивился. Он явно чего-то не понимал, но сейчас у него не было времени об этом думать.
К океанариуму он бежал. Марыся сидела на стульчике под стеной и смотрела на него с обидой. Молчала. Он опустился перед ней на колени. Старался скрыть сбитое дыхание.
– Я уже решил свое неожиданное дело. Теперь мое время только для тебя.
Она поерзала на стульчике.
– Покажешь мне поросят?
Поросята!
– Ну конечно, пойдем, – он взял ее за руку. – Хочешь что-нибудь попить?
Она покачала головой.
– Мама прислала три сообщения, пока я ждала в океанариуме, – сказала Марыся. – За что она на тебя злится?
За то, что я есть.
– Она просто волнуется, когда тебя нет рядом.
– Может, возьмем ее в кино через две недели?
– Это, наверное, не очень хорошая идея.
– Вы бы сразу поругались.
Скорее, подрались.
Они молча проходили мимо вольеров. Сто двенадцать пунктов… Он никогда не встречал людей с таким показателем. Тем более того, кто свободно передвигался по городу. И уж точно не того, кто так спокойно реагирует на информацию о своем ПО.
– В зоопарке нет поросят, правда? – спросила она тихо.
– Есть, – улыбнулся он. – Живут вот здесь, прямо за углом.
Она недоверчиво покачала головой, но уже через минуту удивленно разглядывала животных, упираясь подбородком в ограждение.
– Это бородавочники, – пояснил Харпад. – Самые свинские свиньи в этом зоопарке. Они постоянно ходят грязные, как поросята. Вечером принимают душ, а с утра, перед тем как выпустить их в вольер, смотрители зоопарка вымазывают их заново.
Марыся рассмеялась и обняла его.
– Папа, ты выиграл. Ты выбираешь фильм через две недели.
II
Коммуникатор заиграл мелодию, которую она ненавидела. Мелодию, означавшую то, что она ненавидела еще сильнее. На этот раз сообщение: «Маршалковская, 72. Брошка. 30 минут». Нет возможности отказаться. Она отодвинула тарелку с едва тронутыми спагетти, вытерла рот салфеткой и встала. Тридцать минут – это немного, а опоздание дорого стоит. Быстро обулась: надела не красные шпильки, которые так любила, а простые балетки без каблука. В них легче добежать, если окажется, что полчаса будет недостаточно. Кинула в сумку зонт и кофту. Сейчас жарко, но через полчаса может начаться ливень. Прогноз предсказывал погоду даже не на час, а всего на пару минут.
Нащупала в сумке брошку – хорошо сделанная, она казалась старой и ценной. Женщина сбежала по ступенькам вниз и оказалась в объятьях полудня – жаркого многоголосого городского. Триста метров до остановки преодолела за минуту. Теперь она не спешила – вживалась в роль, хотя лучше всего не играть, а вести себя естественно. Но это ей не удавалось.
Всего три остановки на автобусе, потом еще одна на метро. Кажется так близко, но, когда подъехал автобус, от тридцати минут оставалось двадцать. Волнение нарастало. Она не знала, что будет за невыполненное задание. Может, и ничего. До этого момента проверять не доводилось. Не обращая внимания на людей в автобусе, она сосредоточилась на задании. В голове клубились разные мысли, но над ними доминировал страх неудачи.
Она едва не проехала свою остановку. В последнюю секунду выскочила на тротуар и почти побежала в сторону метро. Тут же заставив себя замедлить шаг, она пыталась совладать с биением сердца, но безрезультатно. Она спустилась по лестнице и коснулась панели возле пропускной. Вшитый в тело ID-чип связался с порталом станции метро. С ее счета сняли пол-злотевро.
Линий метро было три: две под левым берегом Вислы и одна под правым. Все на оси север-юг. Поезда ездили петлей на каждой линии. На центральной линии, в поезд которой она сейчас садилась, не нужно было поворачивать на Кабатах: намного дешевле оказалось выкопать двухкилометровый туннель до Урсуса, откуда через Ломянки можно доехать до Млочины. Новые районы между Кабатами и Урсусом настояли на создании двух дополнительных станций. Линия восток-запад оказалась не нужна: Варшава была всего шесть километров в ширину. Хватало автобусов и трамваев. Метро было хребтом всей системы, линии наземного транспорта отходили от станций как ребра змеи.
Когда она снова вышла на воздух, погода изменилась. Ветер гнал массы охлажденного воздуха по Маршалковской. Оставалось пять минут, этого достаточно, чтобы взять себя в руки. Или наоборот, разнервничаться еще больше. Она выбрала ближайшее к нужному дому кафе и села за столик возле выхода. Заказала кофе и пончик с розовым повидлом. Заплатила сразу – этого требовала процедура. Успела сделать глоток, как телефон снова отозвался ненавистной мелодией, присвоенной этому контакту.
«30 секунд».
На автомате встала из-за стола, вышла на улицу и прошла тридцать метров, отделяющих ее от дома номер 72. Она потянулась к карману за брошкой. Подушечками пальцев погладила металл с жемчугом. Это была красивая вещь, ей нравилась. Она сама хотела бы иметь нечто подобное, но не могла себе позволить. Нужно вести себя естественно. Не бросаться в глаза – это самое важное. Этого требует процедура. Однако чем больше она старалась, тем сильнее ее охватывало чувство, что все на нее смотрят, что все все знают.
Арка. Еще пять метров, три… вот. Она естественным движением уронила брошку вдоль бедра. Украшение упало там, где должно было, никуда не покатилось, жемчужиной вверх. Да, отработанное до мелочей движение. Многочисленные тренировки дома не прошли даром. Операция с брошкой была одной из самых простых.
Услышала, как открываются двери в глубине арки. Получилось. Выдохнула. Это же так просто. Теперь достаточно, чтобы объект поднял брошку.
Рената ушла не оглядываясь.
* * *
Машина рядом вдруг съехала на их полосу. Прежде чем Харпад успел отреагировать, включилась противоаварийная система, но экстренное торможение не спасло их. Тишину прервал скрежет композитных оболочек. Выстрелили пенно-гелевые защитные элементы, и все замерло.
Харпад увидел собственные ладони, сжимающие руль. Стекла открылись, а вентиляция шумела на высоких оборотах, выдувая изнутри дезинтегрирующий гель-пену. Слух возвращался, и в этот момент он обратил внимание на плач Марыси. Харпад отстегнул ремень и наклонился к ребенку, потрогал ее руки и ноги, посмотрел в перепуганное лицо. На первый взгляд все было в порядке, никаких травм. Он пожалел, что не посадил ее в кокон сзади.
– Все хорошо, малыш, – сказал он, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие. – Это просто столкновение. Нужно будет немного подождать.
Информация об аварии сразу попадала в центр управления транспортом, но, до того как будут проинформированы компьютеры всех транспортных средств вокруг, лучше было подождать внутри. Наконец, машины на соседних полосах притормозили и остановились. Движение замерло. Харпад открыл дверь, помог девочке выйти и, держа ее за руку, обошел автомобиль вокруг. Нужно оценить нанесенный ущерб. Обе машины были немного поцарапаны и побиты, в нескольких местах разорвало композит. Тут показался виновник аварии – хорошо сложенный мужчина, чей вид как будто бы говорил, что с ним такое случается регулярно. Бок его машины был весь разбит.
– Вы даже не извинитесь? – пробурчал нюхач.
– Я ехал на автопилоте, – мужчина явно не чувствовал себя виноватым.
Из окон машин, окружавших аварию, выглядывали недовольные люди: бизнесмены, опаздывающие на встречи, матери с орущими детьми, нетерпеливые курьеры, у которых сдвинулся план доставок. Теперь им всем придется ждать отмены предупреждения – улица до самого горизонта была заблокирована. Далее сама собой рождалась сеть объездов.
Харпад проигнорировал все это и присел на корточки возле Марыси.
– Ничего не случилось, видишь? – он показал на машины. – Все даже к лучшему, мне заплатят за ремонт. Родная, помни, это важно: если какой-то психолог будет спрашивать, ты думала, что это просто игра.
– Чтобы мне не подняли ПО?
Харпад сглотнул. Она понимала больше, чем могло показаться. Он поцеловал ее в волосы и встал.
– Если ничего не случилось… – Он обернулся к мужчине, но сзади уже раздался сигнал полиции. Он опустил голову. Еще мгновение назад была надежда, что этого можно избежать. Обычно так и происходило, хватало только сервисных авто. Обе машины могли ехать дальше, если бы не блокировка компьютеров.
На аварийной полосе остановился серебряный Тарпан с высоким клиренсом и бампером, который напоминал энергопоглощающую панель. Двери открылись, наружу вышел полицейский в комбинезоне, каске с затемненным зеркальным щитком и со знаком Сирены на груди. Он отсалютовал, назвал свой номер и спросил:
– Пострадавшие есть?
Харпад покачал головой.
– Пожалуйста, словами, – потребовал полицейский.
– Я – нормально. Там, – он показал на вторую машину, – не знаю.
– Тогда почему вы отрицали, если у вас не было данных?
Харпад напрягся. Связываться с полицией всегда рискованно, но они тоже люди, даже если скрыты за анонимностью униформы.
– Я не сделал ничего противозаконного, – сказал он. – И был бы весьма благодарен за быстрое урегулирование дела. Эта ситуация мне неприятна.
Полицейский уже что-то искал в экране коммуникатора, размещенного на запястье.
– Вы поедете с нами, – заявил он неожиданно. – Пожалуйста, займите место в транспорте.
Двери в задней части полицейского Тарпана открылись, и показались кресла, повернутые спинкой к стене. Наружу выпрыгнул второй полицейский.
– Я не нарушил закон, – ошарашенно повторил нюхач.
– Мы должны прояснить вопросы, касающиеся программного обеспечения противоаварийной системы.
– Со мной девятилетний ребенок…
– Садитесь, – повторил требовательно полицейский. – Ребенком займемся мы.
По аварийной полосе к ним медленно приближался второй Тарпан, уже без сирены.
– Полицейские отвезут тебя к маме, – Харпад обнял дочь. – Они хотят выяснить причину столкновения, и я должен поехать с ними. – Потом он прошептал: – Помни, что я говорил про игру…
Девочка посмотрела в зеркальные щитки шлемов. В их отражении она казалась еще меньше. Марыся медленно кивнула, но маленький ротик искривился. Харпад почувствовал, как его сердце замирает. По настоянию второго полицейского он сел в Тарпан. Прежде чем закрылись двери, он посмотрел на дочь. Она стояла возле разбитой машины и плакала.
* * *
Стеклянные двери камеры со скрежетом открылись. Вырванный из нервного полусна, он тут же поднялся на ноги. Охранник в зеркальном шлеме указал ему на двери в конце коридора. Нюхач пошел вдоль серой стены, слыша за спиной его шаги. Они прошли мимо одних дверей, вторых. Третьи были открыты. Охранник схватил его за локоть и толкнул внутрь.
– О каких проблемах с программным обеспечением идет речь?! – рявкнул Харпад. – Этим занимается автосервис.
Вместо ответа – звук захлопнувшейся двери. Он оказался в сером помещении три на три метра. Посредине стоял стол с закругленными углами и два стула, половину одной из стен занимало зеркало, точно венецианское. Из ламп, скрытых в щелях потолка, падал тусклый свет. Не успел он сесть, как двери снова открылись. Вошла полицейская – комбинезон не смог скрыть анатомические особенности. Жестом она указала ему на стул, зеркальный шлем качнулся. Она подождала, пока Харпад сядет, и сделала то же самое.
– Я жду пять часов, – начал он. – Без связи с миром.
– Мне жаль. Способ сопровождения вас сюда от нас не зависит.
– То есть речь идет не о программном обеспечении, – он старался не показывать волнение. Мысленно повторял, что полиция не занимается делами Надзора. – Тогда в чем дело? Зачем вы продержали меня столько времени за решеткой?
– У нас есть к вам просьба.
– В таком случае вы чертовски плохо начали, ребята, – он пытался казаться крутым. – Я расстался с женой. Она разрешила мне видеться с дочерью раз в две недели, и сегодня была одна из этих встреч. Вы думаете, она обрадовалась, когда ребенка привезла полиция?
– Сотрудничество с нами, безусловно, поможет вам во время предполагаемого рассмотрения дела в суде.
– Да, это будет просто великолепно! – он встал и стал ходить взад-вперед вдоль стены. – Отца заперли в камере за неисправность противоаварийной системы, при этом он чуть не убил собственную дочь, а теперь хочет получить над ней опеку. Суд точно будет в восторге! К тому же он и так автоматически предоставляет матери опеку над ребенком, не так ли?
Полицейская спокойно ждала, пока он остановится, и парировала его тираду одной фразой:
– Ребенок ехал спереди.
Харпад поджал губы.
– Ну так выпишите мне штраф.
– Сядьте, – она указала на стул. Он неохотно подчинился. – Если вам не нравится слово «просьба», могу заменить его на «предложение». Мы знаем, чем вы занимаетесь.
– Я уже месяц как безработный.
– Я имею в виду то, чем вы действительно занимаетесь. На протяжении десяти лет. Вы считываете показатель Потенциальной Опасности из базы данных g.A.I.a.
– Это не незаконно. Настолько же легально, насколько ясновидение, лозоискательство и сраная хиромантия!
– Прошу не выражаться. Это не незаконно, если выставляются счета и платятся налоги. Вы можете доказать, что получили эти деньги законно? Каким образом вы оплачиваете абонемент на машину?
– Вам не хватает людей, – Харпад нахмурился, – поэтому передо мной сидит злой и добрый полицейский в одном лице. К чему этот разговор?
– Это конфиденциально. Разговор останется между нами.
Харпад посмотрел в сторону. В углу под потолком была маленькая черная кнопка. Камера. Одна из камер. Разумеется, передача изображения шла прямиком в сеть g.A.I.a.
Полицейская проследила за его взглядом.
– Сломана.
– Неужели?
Она пожала плечами.
– Мы подготовились, господин Харповский. То, о чем мы будем сейчас с вами говорить, должно остаться между нами.
– Нами?
Полицейская подняла руки к шлему. На мгновение заколебалась, но все-таки сняла его. Каштановые волосы рассыпались по плечам. Она была симпатичная, даже очень – симметричное лицо, зеленые глаза, слегка вздернутый нос. Ей было не больше тридцати. Он вытащил из кармана портсигар и зажигалку. Заметил, что не хватает перочинного ножика – его забрали вместе с коммуникатором.
– Тут можно курить?
– Нет.
Он прикурил и с удовольствием затянулся фиалковым дымом. Хотя на самом деле ему не так уж и хотелось курить. Выждал минуту.
– Я весь внимание.
– Ничего противозаконного, – заверила она его. – Так что с этим проблем не будет.
Именно с этим и будут проблемы, подумал он. Это как заглянуть в собственную задницу. Ни одна статья не запрещает этого, но все равно не получается. Или никто этого не пережил, чтобы рассказать, как все было.
– И ничего не попадет в дело?
– Нет никакого дела. Не останется никаких следов нашего сотрудничества.
– Тогда как мне это поможет в суде?
– Не все решается… по официальным каналам. Полиция сотрудничает с судами.
– То есть узнает кто-то еще.
Она посмотрела на него без профессионального превосходства, не зная, что ответить.
– Если у вас есть ко мне какое-то предложение, то сначала прекратите врать. – Он продолжал играть в крутого, хотя давалось это все тяжелее. – Или, по крайней мере, врите, но хорошо.
– Вы что-то слишком уверенно себя чувствуете, – заметила полицейская. – Мы можем держать вас тут двое суток. Этого времени хватит, чтобы получить ордер и осмотреть вашу квартиру. Тогда вам явно будет не до подобных ответов.
– И вырастет мой УС.
– УС?
– Уровень стервозности. Со мной будет намного труднее договориться. Вы и так уже испортили то, что для меня важно. – Он замолчал, чтобы не сказать «очень важно».
Харпад посмотрел на венецианское зеркало напротив дверей. Похоже, он им действительно нужен, иначе зачем весь этот спектакль. Это осознание давало ему преимущество в переговорах.
– Мне действительно жаль. – Полицейская смотрела на него таким взглядом, словно и правда так было. – Это полиция, а не спецслужбы. Мы работаем по-другому. Предложение, которое мы хотим вам сделать, требует сохранения секретности.
– Допустим, я готов рассмотреть это предложение. Конечно же, в обмен на гарантии спокойного существования, с сохранением моего нынешнего образа жизни. Я хочу видеться с дочерью. Но сначала я должен знать, в чем дело.
Она кивнула.
– Вы познакомитесь с одним человеком. Он расскажет вам столько, сколько вам стоит знать, чтобы дать согласие на сотрудничество.
– Хорошо. – Он развел руками. – У меня есть время. Я никуда не тороплюсь.
– Он… не может прийти сюда.
– О, так мне не придется провести в камере еще сорок три часа? – спросил он. – О’кей, и где он?
– В тюрьме.
* * *
Они ехали по городу маленькой, немаркированной Симкой[4]. Машину вел автопилот, который полицейская включила сразу же, как они выехали. Девушка сменила одежду на гражданскую: обтягивающие белые брюки, белая водолазка и короткая коричневая куртка из синтетической кожи. Она молчала; Харпад чувствовал ее напряжение.
– Было бы легче разговаривать, если бы я знал ваше имя, – сказал он, нарушая тишину.
– Но мы не разговариваем.
Ну да. Он достал сигарету. Передумал и посмотрел в окно. Приближался вечер. Несолнце, стоящее в зените, тускнело. Симка сбавила скорость и влилась в пробку на мосту Грота. Теперь их обгоняли даже велосипедисты, ехавшие по пешеходной дорожке, выступающей на несколько метров за край моста. Они бы сэкономили двадцать минут, если бы не очередной ремонт Северного моста. Стресс постепенно отступал, уступая место сонливости. В таком темпе они доберутся до Бялоленки[5] через час. Он закрыл глаза и откинулся на спинку сиденья, положив голову на подголовник. Шум кондиционера и десятка машин вокруг потихоньку стихал. Вместо сна пришел транс. Это иногда случалось, как будто мозг дал неточную команду. Харпад не прерывал транс, предпочитая подождать, пока он постепенно перейдет в сон. Это было даже приятно – как лежание в гамаке, как состояние невесомости. Ему снилась полицейская в кресле рядом.
Он проснулся от толчка. Рассеянно огляделся вокруг, припоминая минувшие события. Небольшая Симка, типично городской транспорт, плохо переносила неровности дорожного покрытия. Они миновали жилые дома Нового Бродна, остатки старого леса, окруженного горами нелегальных мусорных свалок и несколькими десятками подозрительных мастерских. Они свернули на длинную аллею, в конце которой находились тюремные ворота. Девушка переписывалась по коммуникатору.
Автопилот остановил машину в пятидесяти метрах от ворот, на островке с автоматом для пропусков, и опустил окно. Из автомата высунулся шар, размером с кулак, на эластичной трубке и заглянул внутрь салона. Он замер перед лицом девушки, затем перед Харпадом. Сканирование ID-чипа. Далее шар обследовал салон и вернулся в автомат. Блокировку сняли, и автопилот направил машину к воротам. Тяжелые створки начали раздвигаться.
– Никогда не был в тюрьме, – сказал нюхач.
Юдита посмотрела на него с выражением, говорившим, что это еще может измениться. Харпаду стало не по себе. Откуда он знает ее имя?! Ведь она не представлялась… Или все-таки успела сказать? У него не было времени поразмыслить – автомобиль уже заехал на небольшою парковку.
Ворота с грохотом закрылись. Электрические затворы задвинулись, и погасли предупреждающие оранжевые огоньки, до этого непрерывно мигавшие. От внешнего мира их отделяла сейчас восьмиметровая стена с автоматической снайперской системой. Платформы для охранников были пусты. Главная аллея шла прямо до самого горизонта, где виднелось черное сияние. Там начинался Барьер, так что стена была совершенно ненужной.
Несолнце едва светило из-за Облака, придавая ему вид клубка ваты со спрятанной внутри красной лампочкой.
– Вы идете?
Он повернулся. Юдита стояла у входа для посетителей и держала ладонь на сканере стеклянных дверей. Они вошли в просторный холл с бетонными, нештукатуренными стенами. Невольный брутализм архитектуры. Они остановились перед толстой светящейся линией, нарисованной на полу в метре от турникета из бронированного стекла. Снова сканирование сетчатки. Стеклянный турникет открылся. Только когда они вошли, появился первый человек. Охранник предпенсионного возраста кивнул им и повел по лабиринту однотипных коридоров и стеклянных турникетов.
Их целью было помещение без окон, мало напоминающее комнату свиданий. Два на три метра, голые стены и несколько предметов, которые, за неимением лучшего, можно использовать как оружие – три стула, стол с пустой жестяной вазой, кровать и умывальник.
– Эти камеры тоже сломаны? – Харпад указал на едва заметные на бетоне кнопки.
– Это «слезная комната», – пояснила девушка. – Заключенные тут встречаются со своими женами. Если хорошо себя ведут, встречи назначают чаще. А наш собеседник очень хорошо себя ведет.
– Может, мне тогда лучше подождать в коридоре?
– Это единственное место в тюрьме, где можно разговаривать без регистрации, – ответила она, внезапно выпрямившись.
Как палку проглотила, мелькнуло в голове Харпада.
Двери с тихим шипением раздвинулись, и в комнату зашел мужчина. Никакой. На улице на такого типа никогда не обратишь внимание. Человек лет пятидесяти с мышиными волосами, заурядным лицом и слегка округлившимся животиком. Оранжевая тюремная униформа напоминала кроем дешевый костюм. Выделиться из общей массы ему помогали только очки в устаревшей оправе и внимательный взгляд, которым он одарил посетителей.
Юдита подбежала и обняла его. Харпад удивился, но старался сохранять невозмутимость.
Мужчина высвободился из объятий девушки и протянул руку нюхачу.
– Тали́нский.
– Харповский. Называйте меня Харпад.
– Садитесь.
Талинский пристально оглядел нюхача и положил на стол разукрашенный дискретор. Лишь когда три коммуникатора оказались внутри, он сказал:
– Это вы должны нам помогать? Не вижу даже капли энтузиазма.
