Рагнар Йонассон
Затмение
9
Южная Исландия – за год до обнаружения тела
Вот и начался мой недельный отпуск. Надеюсь, мне удастся преодолеть усталость и стресс в тишине Южной Исландии.
Я собиралась писать статью о бабушке – и в каком-то смысле все еще искала ее дневник. Хотя дедушка на моих глазах бросил его в топку.
Разумеется, я понимала, что дневник безвозвратно утрачен и я никогда не узнаю, что в нем написано. Просто очень трудно с этим смириться.
Возможно, дедушка Лаурус, умерший несколько лет назад, был прав. Бабушка Исбьёрг писала только для себя, не для кого-то другого.
Я ехала на восток на своей колымаге, не превышая скорости исключительно в силу того, что моя машина не отличалась особой мощностью по нынешним меркам. За очередным поворотом извилистой мощеной дороги увидела старый дедушкин дом. Он стоял на некотором возвышении и с одной стороны выходил окнами на море и острова Вестманнаэйяр.
Безграничная игровая площадка для гостившей у дедушки маленькой девочки. Но всегда сильный ветер, даже в середине лета, по крайней мере в моей памяти.
Я поехала вверх по дороге к дому, открыла ворота в проволочном заборе, на мгновение почти забыв о том, что после дедушкиной смерти дом купили молодые супруги с двумя маленькими детьми. С тех пор я сюда не приезжала.
На дворе стоял новенький легковой универсал. Когда я вышла из машины, меня встретила радостная собака.
Я знала, что для статьи мой визит ничего не даст, но что-то влекло меня к этому месту.
Очень много детских воспоминаний – хороших воспоминаний.
В дверях показалась молодая женщина.
Увидев меня, она немного помолчала. Явно пыталась сделать вид, что не замечает шрама от ожога на моем лице. Достаточно долгое молчание, чтобы напомнить мне, чем я выделяюсь из толпы.
Некоторые знакомые рекомендовали выяснить возможности пластической операции, но я так и не решилась. Вероятно, в глубине души хотела быть другой, завоевывать мир, преодолевая трудности.
Наконец молодая женщина с улыбкой поздоровалась:
– Добрый день.
– Здравствуйте, меня зовут Исрун.
– Точно. Вы ведь корреспондент? – Женщина смотрела поверх моего плеча. – А оператора с вами нет?
– А… нет, я не по работе. Пишу статью о своей бабушке. Она здесь жила.
– В этом доме?
– Да. Можно мне заглянуть?
Она пригласила меня войти. Трудно отказать тому, кого регулярно видишь в своей гостиной.
Я старалась получить удовольствие от этого визита, на меня нахлынули воспоминания, хотя новые хозяева внесли разные изменения. Большинство из них сами по себе были к лучшему, но очарование отчасти ушло: это был уже не старый добрый дедушкин дом.
Разумеется, я хотела бы там остановиться, если бы меня пригласили. Вместо этого договорилась пожить у тети, владевшей хутором неподалеку и сказавшей, что для родственников у нее всегда найдется свободная комната.
Я собиралась там выспаться, хорошенько отдохнуть и написать статью. Кроме того, условилась о встрече с двумя женщинами, которые хорошо знали бабушку Исбьёрг. Они охотно согласились вспомнить былые годы.
Я была исполнена предвкушения.
10
Свавар Синдрасон сидел у окна в старом соломенном кресле. Он часто здесь сидел и наблюдал за погодой. Вид – по большей части стена соседского дома – сам по себе восторгов не вызывал, но это не имело никакого значения. Он смотрел на небо.
Иногда он ходил в церковь на службу, скорее из чувства долга. Однако по-своему он был верующим человеком. Верил в высшие силы, хотя к Богу обращался редко. И не надеялся получить никакого ответа.
Ему шел пятый десяток. Он не планировал так долго оставаться в Дальвике, в этом старом доме. Собирался разбогатеть и уехать. Он жил здесь с самого рождения, хотя и с перерывами – некоторое время снимал квартиру и работал на юге, а после смерти родителей единолично владел домом. В этом городе ему было хорошо, но он всегда мечтал о маленькой квартире на юге Европы, где-нибудь на побережье, чтобы он мог расслабляться, наслаждаясь солнцем и прохладительными напитками. Однако его мечтам всегда что-то мешало осуществиться.
Свавар следил за новостями.
Он сидел у окна и думал о Всемогущем.
На сей раз в некотором смятении.
Его не отпускали вопросы о жизни и смерти.
О его собственной жизни. О смерти другого человека.
Как далеко он мог зайти, спасая свою шкуру?
У него была только одна жизнь, и он собирался ее прожить – но не за решеткой.
Наверное, нужно больше бояться смерти, чем тюрьмы.
Трудно было понять, какие именно последствия его ждут в случае обращения в полицию.
В то же время он довольно ясно представлял себе, что произойдет, если с полицией не связаться.
Он так часто использовал выражение «вопрос жизни и смерти», но только сейчас понял его истинный смысл.
Он продолжал не отрываясь смотреть в окно в надежде на какой-то ответ.
11
Когда расследовались интересные дела, буфет в отделении полиции Сиглуфьордюра становился популярным местом встреч. Первый посетитель, Омар по прозвищу Капитан, пришел вскоре после того, как стало известно, что человек, которого нашли мертвым, работал в тоннеле и жил в Сиглуфьордюре. Омар часто бывал в отделении, однако всегда приходил по доброй воле. Никто точно не знал, каким судном он командовал, но прозвище за ним закрепилось. Равно как и прозвище Преподобный за Ари, хотя у того никогда не было прихожан. Омар был пенсионером и пил кофе в участке, чтобы пообщаться.
– Как дела, Омар? – спросил Томас.
Омар и Хлинюр сидели за столом.
– Отлично, дружище. А у тебя?
Томасу не хотелось говорить о своих чувствах. Он хорошо знал, что именно стоит за этим вопросом – слухи о его жене, переехавшей на юг. Временно.
Томас подозревал, что их с женой отношения – или, вернее, отсутствие таковых – были излюбленной темой обсуждения в городе.
– У меня все хорошо, – сказал Томас.
Да, иногда ему действительно было хорошо, но только когда он не думал о жене. Он очень хотел уехать к ней, однако сделать это оказалось труднее, чем сказать. Вот взять бы отпуск, возможно годовой, и переехать на юг. Ари, вероятно, смог бы временно взять на себя руководство отделением. У него есть хватка.
– Работы много?
– Случается, – кратко ответил Томас.
– Ужасно, что этого человека… убили. – Последнее слово он произнес почти на актерский манер.
– А ты его, что ли, знал?
– Нет, бог с тобой. Он же был здесь только подрядчиком, так ведь? Пытался заработать на тоннеле. Они все хотят заработать на этом новом тоннеле. Насколько я знаю, он жил у Норы.
– Да, снимал у нее жилье, – подтвердил Томас.
Однако он не собирался снабжать Омара информацией.
Расследование проводил следственный отдел Акюрейри при помощи полиции Сойдаркрокюра, своя роль была отведена и полиции Сиглуфьордюра.
Ари вцепился в дело мертвой хваткой. Допросил прораба Хакона. От него получил сведения о трех ближайших работниках покойного Элиаса: Пауле Рейниссоне, одно время работавшем у Томаса в отделении, Сваваре Синдрасоне, жившем в Дальвике, и наконец, о Логи Йокульссоне.
В ходе короткого телефонного совещания по этому делу Томас и Ари узнали, что Свавара уже допросили; он действительно знал Элиаса дольше других, но почти ничего не смог сообщить следствию. В разговоре с ним выяснилось, что коллегам Элиаса было известно о том, что тот строил дом в Скагафьордюре, покойный не делал из этого тайны.
Все указывало на то, что убийство было совершено ночью, но никакого мониторинга дорожного движения в это время не производилось, и никаких дорожных камер там не было, так что будет нелегко выяснить, кто проезжал в этом районе. Свавар сказал, что всю ночь спал, но живет он один, и подтвердить его слова некому. Не исключалось также, что преступление совершила женщина: чтобы ударить жертву дубинкой много сил не требовалось. При этом дубинка была не очень крупной: основной вред причинил гвоздь.
В жизни Норы Паульсдоттир было три составляющие. Неудачный брак, путешествия и необходимость смотреть в рот другим людям. Она выучилась на стоматолога, потому что была дочерью стоматолога, и в родительском доме для нее не видели иной карьеры. У нее же не было ни малейшего интереса к работе, и она стремилась организовывать ее таким образом, чтобы иметь возможность путешествовать, сколько позволяли финансы. Путешествия она любила больше, чем мужа, о чем он узнал через десять лет брака, и развелся с ней, лишив большой части имущества. Причиной развода, возможно, стали не только ее путешествия, но также и тот факт, что она не всегда сохраняла верность своему мужу.
Нора продала дом и купила квартиру, а разницу положила в свой фонд путевых расходов. Путешествовать она начала еще в университете. Больше всего ей нравилось ездить одной, с небольшим багажом, по неведомым странам.
Ей было бы недостаточно просто пожить на маленьком острове в Атлантическом океане. Ее все время тянуло к новым местам: посмотреть мир, погрузиться в чужую культуру и природу. И она использовала любую возможность попутешествовать.
Сначала была Европа, потом выбор пал на далекие и интересные страны Азии, Африки и Южной Америки. У нее появился любимый уголок на каждом континенте, и некоторые из них она посетила неоднократно. Каждый раз, открывая новое место своей мечты, она думала о том, что рано или поздно туда вернется. Но потом Нора вдруг осознала, что время – ограниченный ресурс и она либо будет тратить годы на то, чтобы снова и снова ездить в любимые города и страны, либо примет решение впредь посещать только новые места. Выбор пал на последний вариант. Когда ей исполнилось шестьдесят, она почувствовала, что путешествий с нее достаточно. Тяга к странствиям, похоже, ослабла. Ее подруги и приятели постепенно выходили на пенсию и говорили о путешествиях, круизах и треккингах в чужих странах, но она уже потеряла к этому интерес. Устала от блужданий по свету.
Примерно в то же время она вышла на пенсию и продала новую квартиру в Рейкьявике; собственно, она в ней так и не прижилась. Основной причиной, однако, стал большой кредит на покупку акций под залог квартиры, но значительные средства, которые она вложила в акции, мгновенно сгорели в банковский кризис. Поэтому Нора переехала в свой родной город Сиглуфьордюр. Там ей хватило средств на покупку уютного дома с видом на море. Верхний этаж она сдавала, это приносило ей регулярный доход, кроме того, ей нравилось, что она не одна в доме.
В Сиглуфьордюре она собиралась отдыхать. Наслаждаться жизнью. Все шло замечательно. Она принимала активное участие в жизни города, заводила любовников и проводила немало времени за чтением книг. Книгоманом она никогда не была, но получала истинное удовольствие от чтения за столом у окна гостиной с видом на фьорд.
Она была дома, когда в дверь постучал молодой полицейский. Нора ждала визита полиции с тех пор, как до нее дошли новости о том, что ее квартиранта нашли мертвым. Соответствующим образом оделась; негоже принимать полицейского в спортивных штанах и флиске.
Надеялась, что Томас придет сам, но вместо него пришел тот, кого в городе звали Преподобным. Тоже довольно симпатичный. Конечно, слишком молод для нее, но в жизни ничего нельзя исключать. Пожалуй, чересчур серьезный, в глазах какая-то пустота. Словно он потерял что-то важное.
– Входите. – Стоявшая в дверях женщина, скользнув по нему оценивающим взглядом, приторно улыбнулась. – Вы, должно быть, Ари.
Он уже привык к тому, что незнакомым людям было известно его имя. В таком маленьком городе работников полиции, похоже, знают все.
– Спасибо. Мне хотелось бы осмотреть комнаты Элиаса. Насколько я понимаю, он снимал у вас жилье.
– Совершенно верно. Это так прискорбно. Бедный. Он был такой милый.
Ее голос был немного неестественным.
Такой милый. Это была эпитафия по Элиасу Фрейссону. Чем не надгробная надпись?
Затем она добавила:
– А что мне делать с его вещами?
– Мы над этим работаем. У него могут быть какие-то наследники, они и заберут вещи, но сначала я должен их осмотреть. И лучше, если вы не будете ни о чем распространяться, – сказал Ари решительным голосом.
Стены в прихожей были темно-желтыми, на стенах небольшие плакаты. Справа лестница на верхний этаж. Коридор выкрашен в такой же темно-желтый цвет.
Однако сначала Нора проводила Ари в гостиную. Там был маленький камин, который в основном использовали как полку для безделушек и комнатных цветов. На стенах висели различные артефакты из Африки и Азии, картина из Рио-де-Жанейро. Это был дом путешественника, хранилище сувениров.
– Когда вы видели его в последний раз? – спросил Ари, сев на белый диван с тисненой тканевой обивкой.
Она села рядом с ним – слишком близко.
– Вчера, – ответила она. – Наткнулась на него вчера утром в коридоре. Он поднимался к себе на верхний этаж, не заходя ко мне, как вы убедились. Купив дом, я перепланировала его таким образом, чтобы можно было использовать каждый этаж как отдельную квартиру.
Она улыбнулась.
– Он не показался вам вчера обеспокоенным? Не заметили ничего необычного в его поведении?
Нора задумалась.
– Ну… пожалуй. Не обеспокоенным, но, возможно, немного взвинченным.
– Когда он сюда переехал?
– Несколько месяцев назад. Мы познакомились в фонде «Помощь на дому». Слышали о таком?
Ее голос стал мягче.
– Да, сдавал вам какие-то мелочи, – довольно холодно ответил Ари.
Она оживилась:
– Отрадно слышать! Так вот, Элиас сам предложил мне помощь, сказал, что у него достаточно свободного времени и он хочет сделать что-то для общества.
После короткой паузы она продолжила:
– В начале года ему понадобилось снять квартиру на несколько месяцев, пока будут идти работы в тоннеле. А я как-то обмолвилась на заседании фонда, что отремонтировала дом с таким прицелом, чтобы продать или сдавать верхний этаж. Он был идеальным квартирантом. – Она понизила голос и, казалось, старалась говорить о покойном только хорошее. – Его никогда не было слышно. В последнее время он вообще часто отсутствовал.
– У вас есть доступ в его жилье?
– Доступ? Да, разумеется, но я никогда туда не поднималась. Нужно уважать чужую частную жизнь.
Ари, однако, отнесся к ее последнему замечанию с долей сомнения.
– Каким человеком он был?
– Сказать по правде, чистый ангел. Я восхищаюсь людьми, которые тратят время на благотворительность. К тому же он был очень красивый. Мускулистый, прямо как вы.
Она подмигнула Ари. Он старался сохранять невозмутимость, но почувствовал, как румянец заливает щеки.
– Не стесняйтесь, вам незачем стыдиться своей внешности. – Она снова улыбнулась слащавой улыбкой и еще ближе придвинулась к нему. – Может быть, хотите что-нибудь выпить? Кофе? У меня также есть белое и красное.
Ари энергично встал с дивана.
– Давайте придерживаться официального тона, – холодно заметил он. – Будьте так любезны, позвольте мне осмотреть его жилье.
Это была не просьба, а распоряжение.
– Пожалуйста.
Нора, казалось, не приняла отказ Ари на свой счет.
Она проводила его наверх и уже приготовилась пройти вместе с ним, но он попросил ее подождать снаружи.
Верхний этаж дома явно не проектировали как квартиру. Там были две смежные комнаты. В свое время обе, вероятно, служили спальнями, но затем одну из них переделали в своего рода гостиную, совмещенную с кухней. Мебель явно была куплена для того, чтобы как-то заполнить пространство, а не декорировать его. На полу стоял холодильник, рядом с ним мойка и плита, но ни о каком кухонном интерьере не было и речи.
Спальня тоже была скорее безликой. Двуспальная кровать и несколько черно-белых фотографий на стенах. Личных вещей немного, пиджак на кровати, ботинки на полу, рядом с ними гантели.
В платяном шкафу лежали стопки одежды, а на дне стояла открытая спортивная сумка. В сумке виднелось большое белое полотенце, сложенное и неиспользованное.
Только подробно изучив содержимое сумки, Ари позвонил Томасу.
12
Исрун не понадобилось много времени, чтобы выяснить имя и место работы бывшей жены Элиаса.
Она изрядно поднаторела в поисках сведений о людях в Интернете – абсолютно в рамках закона. Просто некоторые ужасно неосмотрительны в этом отношении. Более того, Исрун с легкостью находила разного рода информацию о людях и в прошлые годы работы корреспондентом. Теперь же, когда в ее распоряжении, кроме соцсетей, были еще и выложенные в Интернет старые газеты, она и вовсе делала это играючи.
Облако вулканического пепла над Рейкьявиком становилось все плотнее; замечательная девушка из метеобюро оказалась права. Было необычно тепло, однако назвать погоду хорошей нельзя: слишком сухой и загрязненный воздух.
Исрун радовалась возможности оказаться в машине и устояла перед соблазном открыть окно, хотя жара в салоне была почти невыносимой. Бодрая летняя музыка раздавалась из радиолы, пока она ехала в столичный порт, где Идунн, бывшая жена Элиаса, держала небольшое кафе.
В порту было довольно спокойно, несколько туристов ждали лодки, чтобы отправиться наблюдать за ту́пиками и китами. Иногда по выходным Исрун ходила на портовый рынок за свежей рыбой, в основном палтусом. А иногда работала или того хуже – просто не могла встать с кровати.
В кафе было уютно, тихо играла спокойная музыка, деревянный интерьер в теплых тонах, бодрящий аромат кофе. Тут тщательно следили за тем, чтобы держать двери закрытыми, и не открывали окна, так что воздух внутри был существенно лучше, чем снаружи, но все равно пепел немного чувствовался. За одним столом сидела пара с детской коляской, жена цедила кофе, муж пил воду, спрятавшись за свой ноутбук. У стойки стоял мужчина и разговаривал с официантом, его сопровождала большая собака.
Затем взгляд Исрун упал на нее. Идунн.
Это была та же самая женщина, что и на фотографиях, которые Исрун откопала в старой газете. Элиас и Идунн на сорокалетнем юбилее популярного политика. Единственное отличие: теперь она покрасила волосы в огненно-рыжий цвет.
Исрун подошла к ней и заказала капучино.
Когда Идунн подавала ей напиток, сказала:
– Мне кажется, я вас знаю. А мы, случайно, нигде не встречались?
– Ну… Вполне возможно. У меня плохая память на лица, – дружелюбно ответила Идунн.
– У меня, напротив, хорошая. И это может быть самым большим несчастьем. Меня зовут Исрун.
Идунн представилась и, похоже, вдруг узнала Исрун.
– Да… Мне кажется, я вас раньше видела.
– Мы не могли встречаться на одном сорокалетии несколько лет назад? – спросила Исрун, выдержала артистическую паузу, сделала глоток и сказала: – Отличный капучино. Это ваше кафе?
– Спасибо. Да, я хозяйка. Недавно открыла. Раньше у меня было кафе в «Кринглане»[3], но я всегда хотела переехать ближе к центру. – Идунн улыбнулась.
Затем Исрун решила взять быка за рога:
– Боже мой, а вы ведь жена Элиаса? Того самого, которого нашли мертвым на севере?
Улыбка исчезла с лица Идунн. Вместо нее появилась ядовитая усмешка.
– Можете прекратить свои актерские потуги. Я видела вас по телевизору. Вы ведь из новостей? По меньшей мере ясно, что не актриса!
Исрун кивнула, ей стало стыдно. А она-то считала, что это чувство ей неведомо.
– Но вы правы, – продолжила Идунн, – я была его женой. В далеком прошлом. Что вы хотите знать об этом идиоте? – Потом добавила ледяным тоном: – Плакать по нему я не стану.
Работая корреспондентом, Исрун ко многому привыкла, но такая реакция застала ее врасплох. Она не могла вымолвить ни слова.
– Полиция сообщила мне утром, что он умер, – продолжила Идунн, прерывая молчание. – Не могу сказать, что на меня это произвело особое впечатление.
– Он, наверное… заигрывал с другими женщинами, когда вы были женаты? – спросила наконец Исрун вполголоса.
– Да. Грязная свинья. И как мне только в голову пришло выйти за него замуж. – Затем, видимо пожалев о своей откровенности, решительно сказала: – Но, ради бога, не передавайте мои слова в новостях. И в любом случае вам не следует делать из него святого, когда вы будете рассказывать об этом деле!
– Вот об этом можно не беспокоиться, – сказала Исрун. Она все еще чувствовала некоторое смущение, но продолжила гнуть свою линию: – Вы же что-то получили от него при разводе?
Идунн горько усмехнулась:
– Мечтать не вредно. У него никогда не было ни кроны, по крайней мере насколько я знаю. Это я всегда деньги в дом приносила. Он изрядно обогатился при разводе. Получил мою квартиру в Акюрейри. Не хоромы, конечно, но наверняка она сегодня чего-то стоит. Думаю, это было замечательное соглашение. По крайней мере, я сохранила кафе. Он настолько… был настолько инертным, что так и не переоформил квартиру на свое имя. Она до сих пор записана на мою фирму; полагаю, он хотел уйти от налога на недвижимость.
Затем Идунн улыбнулась, видимо обнаружив неожиданные плюсы в смерти Элиаса:
– Послушайте, так я смогу оставить себе квартиру!
– Иногда везет, – сказала Исрун, понимая, однако, что это относится не ко всем.
Она поблагодарила за разговор, поглубже вдохнула и вышла на воздух, насыщенный пеплом.
На улице потемнело, солнце скрылось, хотя на небе не было ни облачка. Исрун вдруг ощутила пепел во рту, словно она жевала песчинки. Ее пробрала дрожь, она поспешно села в машину и тронулась с места; ей казалось, будто она в чужом мегаполисе, охваченном жаром и гарью, а не летним днем в Рейкьявике. Исрун едва ли могла выбрать лучший день, чтобы поехать на север страны. Впервые она направлялась в Акюрейри с тех пор, как полтора года назад покинула город.
Дело, похоже, было многообещающим. Она намеревалась разоблачить этого липового филантропа Элиаса Фрейссона. После разговора с Идунн картина начала проясняться.
– Комми, подойди ко мне, надо поговорить!
Ивар сидел в кресле старшего смены и, как обычно, кричал через зал. Король в своем королевстве.
Кормакюр поспешил к нему.
– Как продвигается дело об убийстве?
– Ничего нового, – ответил Кормакюр.
– Ничего нового?! Человека убили. А ты собираешься здесь сидеть как идиот и ждать полицейской пресс-конференции? – Голос Ивара был резок и решителен.
– Э… нет, нет… разумеется, нет. Я как раз начинаю, – робко пробормотал Кормакюр.
– Это будет новость номер один сегодня вечером. Ради всех святых, сделай ее поинтереснее. Исрун кто-то позвонил, какой-то ее друг, которого она не хочет называть, сказал, что Элиас был связан с наркотиками.
– С наркотиками? Употреблял? – удивленно спросил Кормакюр.
– Нет, контрабанда.
– Черт. Вот было бы круто!
– Еще как. Исрун настояла на том, чтобы самой взяться за это дело, но если она что-нибудь пришлет, я разрешаю тебе использовать. В то же время я хочу, чтобы ты тоже проработал эту тему, я не склонен доверять ей такое важное дело. Сделаешь?
– Разумеется.
Кормакюр поспешил к себе и позвонил в полицию Акюрейри, чтобы навести справки о возможной причастности жертвы к контрабанде наркотиков.
Разговор не дал никаких результатов.
