Рамон Наварете
Инквизиция Cредневековья

Полная версия

Также в 1215 году был создан особый церковный суд католической церкви под названием «инквизиция». Иннокентий III провозгласил новые меры против еретиков, гораздо более обширные и более строгие, чем это было раньше. Назначаемые инквизиторы были уполномочены действовать в согласии с епископами или даже без них.

Святой Доминик. Гравюра. XIX век

Смерть забрала папу 16 июля 1216 года, не позволив ему дать инквизиции прочную и постоянную форму, какую она получила уже при последующих понтификах.

Однако незадолго до смерти этот папа создал новые религиозные ордена – орден францисканцев и орден доминиканцев. Последние собрались в Тулузе вокруг Святого Доминика, полное имя которого было Доминик де Гусман Гарсес, а потом орден быстро распространился во Франции (там доминиканцы поначалу назывались якобитами, потому что первая резиденция ордена в Париже находилась при церкви Святого Иакова), Испании и Италии.

Францисканцы собрались вокруг Святого Франциска Ассизского (он же Джованни Франческо ди Пьетро Бернардоне). В ранний период они были известны во Франции как «кордельеры» (из-за того, что они опоясывались веревкой), в Германии – как «босоногие» (из-за их сандалий, которые они носили на босу ногу), а в Италии – просто как «братья».

Члены ордена доминиканцев пользовались расположением папы за особую ревность в преследовании еретиков. Они организовали Воинство Христово, преемники которого сделались потом «друзьями инквизиции».

Франсиско де Сурбаран. Святой Франциск. 1658

Педро Берругете. Святой Доминик, председательствующий на аутодафе. 1475

Францисканцы были соперниками доминиканцев во многих догматических вопросах, но и они осуществляли функции инквизиции. В частности, францисканцам была поручена инквизиция в Провансе, Арле, Центральной Италии, Далмации и Богемии.

Иннокентий III поручил «новым монахам» функции розыска по делам веры, и они должны были находиться в полной зависимости от Римского двора и отстаивать его интересы. Соответственно, скудость в одежде, бедность монастырей, особенно нищенство и унижение монахов заставляли их смотреть на дело инквизиции как на что-то почетное, лестное и удовлетворяющее их честолюбие. Инквизиции нужны были люди без родни, без связей, без привязанности к кому бы то ни было. Отречение даже от своих фамильных имен рассматривалось как гарантия того, что члены ордена будут недоступны чувствам, питаемым узами природы и дружбы.

Леонар Галлуа в своей книге «Инквизиция» пишет: «Требовались люди суровые, непреклонные, без жадности, потому что учреждалось строжайшее из всех прежде бывших судилище. Суровые правила и строгость доминиканцев не могли уже внушить им соболезнования к ближнему – им, безжалостным к самим себе. Надобны были ревнители веры, и доминиканцы были точно ревностны, по крайней мере, столько, сколько возможно в орденах недавно устроенных. Требовались люди ограниченного смысла или не слишком образованные; эти монахи вообще знали только схоластику и новое каноническое право. Наконец, избранные должны были желать истребления ереси по каким-нибудь частным побуждениям: доминиканцы сильно желали гибели еретиков, которые выступали против них и без всякой пощады старались уронить их в глазах света»^[36].

Кстати, папа Гонорий III (в миру – Ченчио Савелли), преемник Иннокентия, был так доволен поведением Доминика и его братии, что утвердил распространение этого ордена во всех христианских государствах, и доминиканцы мало-помалу распространились на территории нынешних Испании и Италии.

* * *

После 1215 года инквизиция существовала уже во всей нынешней Италии, исключая Венецианскую республику, Неаполь и Сицилию. Там в 1224 году появился закон, который в числе других строгих положений содержал следующие.

1. Люди, которых церковь объявила еретиками и которые преданы светскому суду, наказываются по мере вины.

2. Обратившийся к единству веры, по страху наказания, подвергается церковному покаянию с заключением в тюрьму навеки.

3. Еретика, найденного в какой бы то ни было части государства, инквизиторы или усердные правильно славящие Бога могут представить судьям, арестовать и держать под стражей до тех пор, пока нечестивец будет отлучен, судим и предан смерти.

4. Укрыватели, потворщики еретикам подлежат той же казни.

5. Отрекшийся от ереси при виде смерти и по выздоровлении опять впадший в заблуждение, равно обрекается на казнь.

6. Преступление в оскорблении Бога выше преступления в оскорблении земного величества, и Господь казнит детей за грехи отцов, потому и дети еретиков не могут до второго поколения вступать в государственную службу и достигать отличий, кроме детей, которые отрекутся от своих родителей.

Леонар Галлуа пишет:

«Папа Григорий IХ с такой ревностью заботился об интересах инквизиции, что успел, наконец, сделать ее и судилищем. Пламенный покровитель Доминика, искренний друг Франциска Ассизского, он утвердил доминиканских монахов в должности инквизиторов; даже присоединил к ним францисканцев, посылая их в провинции, не имевшие доминиканцев; равно придавали их в помощь последним для разделения трудов»^[37].

Пока инквизиторы преследовали еретиков во Франции и Италии, папские легаты постепенно созывали соборы в Тулузе, Мелёне, Безье, на которых не просто возобновляли меры против еретиков, определенные прежде, но и постоянно прибавляли к ним другие, еще более строгие.

В 1220 году германский император Фридрих II, один из самых светлых умов своего времени, совершенно неожиданно проявил себя как сторонник нетерпимости и рядом законов определил тяжелые наказания еретикам.

Историк М.В. Барро в своем очерке о Торквемаде пишет:

«Политические волнения, непрерывно наполнявшие его царствование, и, как ирония судьбы, ссора с папой вплоть до проклятия^[38] не дали ему возможности настоять на исполнении этих законов. Но папы воспользовались постановлениями Фридриха. Они служили для них разрешением ввести инквизицию в Италии и даже попытаться утвердить ее в Германии»^[39].

Суть этих новых мер, направленных против еретиков, состояла в следующем.

1. Все мужчины старше четырнадцати лет и все женщины старше двенадцати лет обязаны преследовать еретиков; а если не согласятся, то подлежат подозрению в ереси.

2. Лица, появляющиеся в церкви реже трех раз в год, подозреваются в ереси.

3. Город, в котором откроют еретика, платит нашедшему серебряную марку за каждую еретическую голову.

4. Дом, служивший убежищем еретику, будет срыт.

5. Имущество еретиков и участников их конфискуется; у детей их отнимается всякое право отыскивать и малейшую его часть.

6. Еретик, произвольно обратившийся, не может жить на родине.

7. Еретики обязаны носить на платье два желтых креста – один на груди, другой на спине, дабы можно их отличить от правильно славящих Бога.

8. Наконец, никто из мирян не может читать Святое Писание на родном языке.

Для Григория IX недостаточно было обнародовать на соборах все эти строгие духовные постановления. В 1231 году он издал грозную буллу Excommunicamus («Отлучаем»), которой отлучал от церкви всех еретиков и повелевал предавать их светскому суду для получения наказаний соразмерно преступлениям.

Историк М.В. Барро пишет:

«Так поступил папа Григорий IX в 1231 году, с буллы которого, помеченной этим годом, начинается распространение инквизиционных трибуналов по всему Апеннинскому полуострову, исключая Неаполь и Венецию. С этого же времени ведатели и судьи ересей формально называются инквизиторами, установленными церковью <…> Роль этих инквизиторов уже с 1229 года предпочтительно занимают доминиканцы, потому что при самом своем образовании орден этих монахов имел целью проповедовать слово Божие, откуда другое название ордена – орден проповедников. Однако рядом с ними выступали и другие, францисканцы и бенедиктинцы»^[40].

Все эти распоряжения, выполненные под покровительством короля Франции Людовика IX Святого и императора Священной Римской империи Фридриха II, давали монахам-инквизиторам и самой инквизиции форму и характер, превосходившие все ожидания Церкви. Плюс они безмерно увеличивали светское владычество пап.

Римский папа Григорий IX. Фреска XVI века

В эту эпоху Франция и Италия склонились под власть инквизиции, и Неаполитанский король принял ее в свое государство. Григорию IX оставалось только ввести инквизицию в Испании. Время для этого было самое благоприятное, им и воспользовался папа. По сути, невежество и фанатизм призвали инквизицию за Пиренеи, и она с готовностью шагнула туда, разместившись в прекраснейших провинциях, сделавшихся очень скоро главным театром ее кровавых распоряжений.

* * *

Римский папа Сикст IV

Историк М.В. Барро отмечает, что началась «эпоха так называемой первой инквизиции. Ее отличие – участие епископов как судей и карателей ереси»^[41].

Церковный трибунал, которому было поручено «обнаружение, наказание и предотвращение ересей», учредил в Южной Франции папа Григорий IX (в миру – Уголино деи Конти ди Сеньи). Его деятельность достигла своего апогея в 1478 году, когда король Фердинанд и королева Изабелла с санкции папы Сикста IV (в миру – Франческо делла Ровере) учредили испанскую инквизицию, которую с 1483 года возглавил Томас де Торквемада.

Три инквизиции

Подведем итог вышесказанному. Первоначально инквизиция была временным учреждением, просто некоей комиссией, собираемой по конкретным поводам, – чаще всего для борьбы с выступлениями еретиков. Лишь в XIII веке инквизиция приняла форму постоянных трибуналов и значительно расширила свои полномочия.

Историк И.Р. Григулевич (Юозас Григулявичус) в своей книге «Инквизиция» пишет:

«Заслуживает внимания то обстоятельство, что в Кастилии до второй половины XV века инквизиции как постоянного института вообще не существовало. Это объясняется тем, что Кастилия, возглавлявшая на протяжении столетий борьбу за освобождение Испании от мавританского владычества, не могла позволить себе иметь „священный“ трибунал, кровопускательные операции которого не только не укрепили бы, но значительно ослабили бы ее позиции по отношению к противнику. Что касается Арагона, то первый инквизиционный трибунал был в нем учрежден епископом Бернардом в Лериде в 1233 году. В 1238 году папа римский официально учредил инквизицию в Арагоне, которая особенно энергично действовала в примыкавших к Франции епархиях»^[42].

Современный французский журналист и историк Жан Севиллья предлагает нам вспомнить хронологию событий. В 1231 году папа Григорий IX разразился против еретиков грозной буллой, которая и стала актом основания инквизиции. Тогда, как пишет Жан Севиллья, «борьба с еретиками была официально делегирована тем, кто имел в этом опыт: нищенствующим орденам. Главным образом, доминиканцам и францисканцам. После 1240 года инквизиция распространилась по всей Европе, исключая Англию»^[43].

Итак, инквизиция была основана в XIII веке.

По мнению Жана Севиллья, слово «инквизиция», на самом деле, «покрывает совершенно разные события, продолжительность которых растягивается на шесть веков. Нет одной инквизиции, но есть три инквизиции: средневековая инквизиция, испанская инквизиция и римская инквизиция. С исторической точки зрения их смешение лишено смысла»^[44].

Юридически независимая и действовавшая параллельно с гражданским правосудием, средневековая инквизиция была церковным институтом, и ее служители зависели исключительно от папы. При этом булла Excommunicamus («Отлучаем») не прописывала четкой процедуры ее деятельности. Правила формировались эмпирически, и они были разными на разных территориях.

Специально исследовавший этот вопрос Жан Севиллья пишет:

«Миссия инквизитора была точечной. Приехав в назначенную ему местность, он начинал с общей проповеди, излагая доктрину Церкви <…> После этого инквизитор публиковал два указа. Первый, указ веры, обязывал верующих доносить на еретиков и их сообщников <…> Второй, указ милости, давал еретикам срок от пятнадцати до тридцати дней для отречения, после которого их прощали. Когда этот срок истекал, упорствующего еретика передавали в трибунал инквизиции.

Вот тут-то историческая реальность переворачивается с ног на голову и наполняется всевозможными клише. Картина инквизиции так негативна, что создается впечатление, что это было царство произвола. На самом деле все было с точностью до наоборот: инквизиция была правосудием методичным, формалистичным и полным бумажной волокиты, часто значительно более умеренным, чем гражданское правосудие»^[45].

Обвиняемый мог призывать свидетелей для своей защиты, имел право на отвод состава суда и даже самого инквизитора. Первый допрос обычно проводился в присутствии своего рода «конфликтной комиссии», состоявшей из уважаемых граждан, мнение которых всегда учитывалось. Имена доносчиков держали в тайне (своеобразная программа защиты свидетелей), но если имело место лжесвидетельство, лжеца ожидало суровое наказание, и все об этом прекрасно знали.

Сначала инквизиция даже не имела права выносить приговоры, но это было исправлено. Однако буква закона, запрещавшая назначать телесные наказания за духовные преступления, соблюдалась. Инквизиторы приговаривали к различным видам епитимьи (к временному или пожизненному заключению, к штрафам, к изгнанию, к отлучению от церкви и т. д.). Лишь много позже было разрешено применять пытку для допросов особо упрямых подследственных, но на пытки было наложено множество ограничений (по некоторым данным, только 2 % задержанных испанской инквизицией подвергалось пыткам, и те не длились более пятнадцати минут).

Ни к каким телесным наказаниям или тем более к смертной казни инквизиция приговорить не имела права. Это была уже функция светских властей. По словам испанского священника и историка инквизиции Хуана Антонио Льоренте, «преступления, не имеющие никакого отношения к верованию, не могли сделать совершителей их подозреваемыми в ереси, и расследование этих преступлений принадлежало по праву светским судьям»^[46].

Пытка подозреваемого в ереси. Гравюра XIX век

Пытка ведьмы. Гравюра XIX век

В каких же случаях преступника казнили? Только в тех, когда он не признавал за католической церковью права судить его, или же если он повторно впадал в ересь, уже будучи однажды осужден (кстати, инквизиторы судили только христиан, а на иноверцев их «компетенция» не распространялась).

Не следует думать, что на костры отправлялись только такие люди, как Джордано Бруно или Ян Гус. Святая инквизиция преследовала не только за сознательное отклонение от догматов веры, но и за колдовство и наведение порчи, причем большинством приговоренных за последнее были женщины.

Безусловно, легко, живя в XXI веке, называть это мракобесием. Когда люди не верят в колдовство и в порчу, «охота на ведьм» кажется им невероятной дикостью. Людям Средневековья было гораздо сложнее: лекарств практически не было, и эпидемии неведомых болезней уничтожали людей тысячами. При таких обстоятельствах поневоле станешь суеверным. К тому же молва быстро распространяла секреты, вышедшие за пределы колдовских кухонь. Разного рода ведьмы, похваляясь своими возможностями, сами убедили народ в своей реальности и в своем могуществе – и последовал ответ, последовала, как теперь принято говорить, реакция общественной самозащиты…

Сжигали, конечно же, не только в Испании. Например, когда в 1411 году в Пскове началась эпидемия чумы, сразу же по обвинению в напущении болезни были сожжены двенадцать женщин (в летописи сказано: «псковичи сожгоша 12 жонке вещих»^[47]).

Сожжение ведьм. Миниатюраж. XVI век

Просто люди искренне боялись всякой нечисти и верили в реальность вреда от общения с ней. «Суд Линча» в таких случаях вспыхивал сам собой, и происходило это задолго до рождения пресловутого американского судьи Чарльза Линча. Инквизиторы же вырывали обвиняемого из рук озверевшей толпы и предлагали хоть какую-то формальную процедуру расследования, при которой, кстати сказать, можно было и оправдаться. И многие оправдывались…

Да, в эпоху Средневековья полыхали костры инквизиции, но, например, сторонников черной магии преследовали и гораздо позднее XV века.

Церковный собор в Валенсии, проходивший в 1248 году, отнес разного рода ведьм и колдунов к еретикам. В Средние века ересь была страшным уголовным преступлением. Богослов и философ А.В. Кураев по этому поводу пишет:

«На самом деле „нечистоплотно“ обвинять целую эпоху в истории человечества, никак не пытаясь понять мотивы действий тех людей <…> Да, сжигать людей – мерзко. „Еретика убивать не должно“, – говорит Святой Иоанн Златоуст <…> Но историк тем и отличается от моралиста, что он должен понимать логику событий и мотивы лиц, творивших нашу историю, а не просто выставлять им оценки за поведение. Если же моралист осуждает одних преступников (инквизиторов) ради того, чтобы безусловно обелить другую группу преступников (колдунов), то здесь возникает вопрос – а есть ли у этого моралиста вообще нравственное право на то, чтобы считаться моралистом. Так что вовсе не с наукой воевала инквизиция, а с магическим суеверием. Оттого и рождение науки пришлось на пору расцвета инквизиции»^[48].

* * *

В документах инквизиторских процессов, дошедших до нас, упоминания пыток встречаются достаточно редко.

Историк Жан Севиллья пишет:

«Пытка? Все виды правосудия той эпохи прибегали к ней. Но руководство Николаса Эймерика^[49] отводит ей лишь самые экстремальные случаи и ставит под сомнение ее полезность: „Вопрос этот обманчив и неэффективен“. Костер? Эмманюэль Ле Руа Лядюри^[50] отмечает, что инквизиция редко прибегала к нему. Здесь тоже миф не выдерживает никакого экзамена <…> Исключительные меры наказания были редки. Жертвы в этом случае передавались в руки светской власти, которая практиковала костры. Эта казнь вела к смерти от удушения. Звучит ужасно, но смерть через повешение или через отрубание головы, что практиковалось в Европе до XX века, или смерть через инъекцию, применяемая в Соединенных Штатах, разве они более мягкие?»^[51]

Пытка водой. Гравюра. XIX век

Римские папы, учреждая инквизицию, предполагали только розыск и наказание за преступление ереси, при этом отступничество от веры рассматривалось как частный случай. Например, папа Александр IV (в миру – Ринальдо Конти, граф Сеньи) в 1260 году давал инквизиторам следующие инструкции:

Порученное вам дело веры настолько важно, что не следует отвлекаться от него преследованием другого рода преступлений. Поэтому дела о гаданье и колдовстве надобно вести инквизиционным порядком только в тех случаях, когда они определенно отзываются ересью^[52].

Испанский священник и историк инквизиции Хуан Антонио Льоренте рассказывает о ней так:

«С самого ее начала инквизиторам рекомендовалось старательно преследовать христиан просто подозреваемых, потому что это было единственным средством, которое могло привести к открытию настоящих еретиков. Плохая репутация в этом отношении служила достаточным прецедентом для обоснования дознания и обыкновенно давала повод к доносам»^[53].

Пока не существовало оформленного законодательства, четко регулирующего общественный договор граждан и властей, весь авторитет монархов и сеньоров держался в основном на религии. Церковь объявляла королевскую власть данной от Бога. Она призывала народ именем Бога беспрекословно подчиняться сеньору. Римский папа, отлучая монарха от церкви, тем самым освобождал его подданных от необходимости повиноваться. В судах клялись на Библии, а религия была чем-то вроде конституции.

Хуан Антонио Льоренте отмечает:

«Евреи и мавры также считались подсудными святой инквизиции, когда они склоняли католиков своими словами или сочинениями принимать их веру. На самом деле, они не были подчинены законам церкви, потому что не получили крещения; но папы пришли к убеждению, что они становились, так сказать, под каноническую юрисдикцию самим актом своего преступления»^[54].

В самом деле, впадение в ересь и склонение к ереси разрушало устойчивые связи. Сменив веру, человек, по сути, отказывался от всех ранее данных клятв. Вероотступничество, то есть полный отказ от веры и отрицание ее догматов, считалось практикой ереси и подделкой истины. Вероотступник переставал быть подчиненным своего сеньора и мог жить вне общего закона. Но тогда, соответственно, и сеньор был вправе обойтись с ним как с человеком «вне закона», что, собственно, и делалось.

Еретики, в свою очередь, тоже не всегда отличались смирением. В Средние века мир не ведал полутонов и нейтралитета. Любой компромисс на деле оказывался уловкой, временным тактическим ходом, но вовсе не решением, устраивающим обе стороны. И надо отметить, что, в большинстве случаев, именно еретики выступали зачинщиками смут. Пользуясь невежеством основной массы народа, они страстно обличали «погрязших в грехах» правителей и церковников, которые, к слову, действительно были далеко не святыми. И одними обличениями дело не ограничивалось: вожди еретиков призывали к неподчинению грешникам и лицемерам, уверяя, будто их власть идет от дьявола, а вовсе не от Бога…

В Средние века это был серьезный аргумент. Потому-то светские власти и не щадили еретиков, ведь каждый из них мог нести в себе зерно восстания – и это тогда, когда и так все было непросто, когда каждый год имел место то неурожай, то эпидемия, то война.

Французский историк Жан Севиллья пишет: «Если судить инквизицию по интеллектуальным и моральным критериям, имеющим хождение в XXI веке, очевидно, что это система возмутительная. Но в Средние века это не возмущало никого. Не нужно забывать отправной точки этого дела: осуждение, вызванное еретиками, возмущение их деятельностью и их выступлениями против Церкви»^[55].

Режин Перну в своей книге «Чтобы покончить со Средневековьем» утверждает, что инквизиция – это «защитная реакция общества, для которого вера была такой же важной составляющей, как физическое здоровье сегодня»^[56].

* * *

Итак, в христианских королевствах Пиренейского полуострова инквизиция была официально учреждена римским папой в первой половине XIII века, но сначала это было только в Арагоне. Поначалу она действовала бессистемно и неэффективно, а к началу XV века и вовсе практически бездействовала. В других местах – в частности, в Кастилии, Леоне и Португалии – инквизиция вообще появилась только к 1376 году, то есть спустя полтора столетия после ее прихода, например, во Францию.

К XV веку так называемая старая инквизиция уже практически изжила себя, и причиной тут был вовсе не рост терпимости к инакомыслию. Просто светская власть уже значительно окрепла и не нуждалась более в серьезной поддержке со стороны церкви. Вот тогда-то и состоялось второе рождение инквизиции, новой инквизиции на Пиренейском полуострове, на землях королевы Изабеллы Кастильской и короля Фердинанда Арагонского…

При этом (и даже Хуан Антонио Льоренте особо подчеркивает это) «испанская инквизиция не являлась новшеством Фердинанда и Изабеллы, а возникла в результате расширения и переустройства старого управления надзора за чистотой веры, известного еще с XIII века»^[57].

Историк Жан Севиллья дополняет эту мысль таким сравнением: «Во Франции конец инквизиции был связан со становлением государства. В Испании все было наоборот»^[58].

Более того, в Испании (точнее, на территории, которую мы сейчас называем Испанией) инквизиции было суждено сделаться орудием не только религиозной, но и политической нетерпимости.

Кристиано Банти. Римская инквизиция. Фрагмент картины. 1857

Мысль о том, что инквизиция существовала не пятнадцать-двадцать лет, а несколько веков, и что было три совершенно разных инквизиции (средневековая, испанская и римская), смешение которых недопустимо, чрезвычайно важна. Также очень важно понимание того, что «нечистоплотно» обвинять людей XV века с морально-этических позиций людей XXI века. Мы еще не раз вернемся к этому ниже – в частности, при оценке деятельности Торквемады.

* * *

Итак, можно выделить три инквизиции. Они были очень похожи, но в то же самое время эти три института различались, и историки сейчас называют эти инквизиции средневековой, испанской (это совершенно особое явление, не похожее на то, что происходило в других странах) и римской (или церковной, то есть уже непосредственно созданной католической церковью). Без всякого сомнения, каждое следующее поколение инквизиторов использовало предыдущий опыт, но при этом времена менялись, и менялись обстоятельства.

Естественно, какие-то суды бывали в любом веке, когда церковь уже существовала, или, по крайней мере, с тех пор как она вышла на авансцену. Но по-настоящему инквизиция как некое важное явление стала заметна в XIII веке. Однако и до того имели место всевозможные ереси, и задолго до XIII века существовали самые разнообразные учения, были разные символы веры и люди, которые толковали христианство иначе, и церковь называла их еретиками.

Как правило, ереси зарождались в городах – потому что среднестатистический горожанин более склонен к критическому мышлению, чем среднестатистический крестьянин, который жил в соответствии «с круговоротом природы», больше склонявшим к традиционализму во всем. А главными «центрами культуры» Средневековья были монастыри и старинные университеты. И большие проблемы у христианства начались с появлением переводов Библии с малопонятной латыни на национальные народные языки, чему церковь препятствовала, так как у людей, понимавших, что написано, сразу же возникали вопросы. А где вопросы – там и различные толкования, далеко не всегда совпадающие с общепринятыми.

Можно утверждать, что инквизиция стала одним из способов борьбы с ересями. Плюс именно в XIII веке начали формироваться государства, хотя политическая раздробленность еще не была преодолена, так как формирование любого единого государства – это долгий процесс, занимающий несколько веков. Но все-таки именно в XIII веке во многих государствах уже начал формироваться и усиливаться центральный государственный аппарат. Это крайне важно, так как королевские судьи получали все больше прав, а права отдельных феодалов уменьшались. И начала развиваться судебная процедура. Так что инквизиция – это был, как ни странно это звучит, большой шаг вперед в деле развития судебной процедуры.

Почему? Да потому что до того существовало архаическое право или понятие «Божьего суда». Как это выглядело? Например, один рыцарь хотел оправдаться и доказать, что он не виновен в том, в чем его обвиняют. Он требовал «Божьего суда», то есть он сражался на поединке со своим обвинителем, и считалось, что тот, кто победил, тому Бог помог, и, следовательно, он прав. То есть Бог все решил, а он – главный судья. Такая процедура была у рыцарей. А вот у людей попроще была такая вещь как «ордалии».

ЧТОБЫ БЫЛО ПОНЯТНО

Ордалии (от латинского слова ordalium – приговор, суд) – в широком смысле это то же, что и «Божий суд», а в узком – суд путем испытания огнем и водой. При испытании водой нужно было, например, достать кольцо из кипятка, прыгнуть в реку с быстрым течением, испытуемого опускали в холодную воду связанным и т. д. Испытание огнем заключалось в том, что испытуемый должен был держать руки на огне, проходить через горящий костер, держать руками раскаленное железо. Выдержавший эти испытания считался оправданным, не выдержавший – виновным. Удивительно, но утонувший в реке считался оправданным – Бог на его стороне, и он забрал его в лучший из миров. А вот если человек не утонул, то это значило, что ему помог дьявол, и следовала смертная казнь.

Подобные дикие процедуры существовали много веков. С точки зрения права существовал обвиняемый и Бог, который выносит приговор и демонстрирует его людям. Так что действительно, когда появился светский суд и соответствующие чиновники, когда появилось предварительное расследование, – это был шаг вперед. То есть была введена какая-то упорядоченность, какая-то возможность оправдаться. Возникла бюрократическая процедура, и именно поэтому многие историки пишут о том, что средневековая инквизиция была шагом к новому времени, пусть даже и в совершенно дикой для современных людей форме.

Историк Жан Севиллья пишет: «С точки зрения судебной методики инквизиция представляла собой прогресс. Там, где ересь провоцировала неконтролируемые реакции – народные возмущения или скорый суд, – инквизиция ввела процедуру, основанную на расследовании, на контроле правдивости фактов, на поиске доказательств и признаний, опиравшуюся на судей, которые противостояли страстям общественного мнения. Именно инквизиции было обязано своим появлением жюри, благодаря которому приговор исходил от совещания судей, а не от мнения одного судьи»^[59].

По сути, инквизиция стала прообразом будущих судов, где уже был сбор свидетельских показаний, была определенная процедура и огромное количество документов, которые и сейчас хранятся в различных архивах.

П.Е. Мясоедов. Сожжение протопопа Аввакума. 1897

Конечно, в Средневековье имели место многочисленные эксцессы, связанные с общей дикостью тех времен. Никто и не спорит – в своих истоках инквизиция была продуктом грубого, бесчувственного и невежественного мира. И нет ничего удивительного в том, что и сама она именно поэтому была грубой, бесчувственной и невежественной. Не более, однако, чем прочие институты того времени.

И.Р. Григулевич в своей книге «Инквизиция» пишет:

«Испанская инквизиция! Ее мрачная слава затмила злодеяния инквизиторов в других странах»^[60].

С подобным утверждением нельзя согласиться. Например, некий Белрамо Агости, бедный сапожник, в 1382 году в Италии был отправлен на костер «всего лишь» за высказанные им богохульные слова во время азартной игры в карты. Более того, согласно древнеегипетскому историку Манефону, захвативший Египет в 710 году до н. э. кушитский царь Шабака заживо сжег фараона Бокхориса. А в Византии сожжение производили, помещая человека внутрь полого медного быка и разжигая огонь снаружи. При этом вопли сжигаемого, слышавшиеся через ноздри, создавали впечатление, что бык «ревет». Согласно Диодору Сицилийскому, подобный вид казни был изобретен в VI веке до н. э. сиракузским тираном Фаларисом, которого и самого казнили точно таким же способом. А на Руси первое упоминание о сожжении содержится в летописи 1227 года: в Новгороде были сожжены четыре волхва (служителя дохристианских языческих культов).

Так что ничья «мрачная слава» ничего особо не «затмила» и затмить не могла. Особенно если сравнивать деятельность той же испанской инквизиции с репрессиями сталинского НКВД и нацистского гестапо…

В книге французского журналиста и эссеиста, апологета Римско-католической церкви Жана Севиллья читаем: