Когда ветра осенние поют.
Когда в ночи за окнами метель,
Кто вам борща? Кто рюмочку нальет?
Кто вам постелет мягкую постель?
И пусть зима за окнами поёт.
Мы носим воду на своих плечах,
Детей во чреве, после на руках;
Обиды ваши, горькую печаль,
Что не мужчину знали, мужика.
Мужик суров, мужик отчасти слаб.
Его утешь, ему ты не перечь.
Имеет право наорать на баб,
И дур учить, и розгами их сечь.
И пить потом, и долю класть свою,
Что дура-баба нарвалась сама.
Без повода ведь мужики не бьют,
Пока не спровоцируют на мат.
Таков закон, таков патриархат:
Уж коли бабой выросла, молчи.
Душа с дырой и ноют потроха.
Больной хребет хоть чем бы полечить.
Слезами бы, их море-океан,
Но слезы бабьи – горькая вода.
Не лечат никаких телесных ран.
А от душевных – то небесный дар.
И разница, поверьте, велика,
Кого тебе в супруги – повезло
Мужчину выбрать или мужика.
Любимым будет или же козлом.
Пока тащила, материлась всласть.
Такую ношу только с матюком.
Но что ж ему, болезному, пропасть,
Хоть демоном он будь, хоть мужиком.
13
Аврора
Каков дворец: ни окон, ни дверей,
Останки стен, да странные цветы.
Кто здесь живет? Наверное, Борей.
Кто вытерпит безмолвие пустынь?
Ни зелени, ни трав, одна скала,
А над скалой гурьбой отары туч.
Как выжить здесь, когда ты не крылат?
Когда ты смотришь, смотришь в Пустоту.
Взгляд Пустоты – особенный, прицел.
И ты глядишь и на тебя глядят.
И шёпотом: – Беги, пока ты цел,
И твари тьмы из сумрака галдят.
А мне то что. Я видела чертей,
Еще когда у батюшки жила.
Когда напьется, приходили те,
И задницы казали из угла.
Ух, он зверел, и бил поленом их,
Но доставалось мачехе и мне.
Он по чертям был несказанно лих,
Так мне теперь хоть в пекло к Сатане.
Я родилась и выросла в аду.
Он мне теперь почти что дом родной.
А ветер то огонь почти задул.
Так разведу, а то там демон. Мой.
Лежит, дрожит, так беззащитно гол.
Черны крыла, черней его душа.
Как антрацитово сверкает пол.
Что делать с ним? Пора бы уж решать.
Убить легко. Куда сложней спасти.
Убить. Ну да. И на столе клинок.
Как дышит грудь без броневых пластин,
Он словно бесконечно одинок.
Да, все мы одиноки, что же лгать,
И оттого жестоки невзначай.
Но в спину бить упавшего врага -
Ещё умножить на Земле печаль.
А он глядит, пронзает взгляд насквозь.
И главное, во взгляде не укор:
– Ударь или оружие отбрось.
Ты не убийца. Кончен разговор.
Ты. Не. Убийца. Я тебе помог.
Слегка подначил, ты и повелась.
Ну извини, я – демон, АнтиБог.
И заслужил старик, он просто мразь.
Свинья, скотина, вот ведь парадокс.
И эта жизнь для небушка ценна,
А я – простой. И в лоб – нокаут. Нокс.
Налей там из бутылочки вина.
А то я слаб, который день без сил,
Который день идет война со злом.
Еще за что, попробуй вот спроси.
Мне со своими биться повезло.
Я знаю их приемы изнутри,
Их подлость мне – в песочнице игра.
Возьми там что и кровь мою сотри,
Одежду штопай. Нитки вон, игла.
И сядь пока тихонько, помолчи.
Я дико зол и голоден к тому ж.
И есть для злости множество причин,
А я тебе не папа и не муж.
И мне возиться больно недосуг,
На кой ты мне еще не понял сам,
В аду полно красивых ярких сук,
В тебе богатство – черная коса.
14
Аврора
Вот ведь мужчины! Голый шовинизм.
Едва живой, а гонор, все туда ж.
Ему бы парочку лечебных клизм,
Весьма полезна в месте том вода.
Сижу, молчу, не привыкать молчать.
Он мечется, как злобный зверь в клети.
Ведь сам себе назначил палача.
Ну выпусти себя уже. Лети.
Позволь себе доверия чуть-чуть.
Хоть каплю слабости себе позволь.
Да не ори, сижу, сижу, молчу
Как в теплой шубе белокрылка – моль.
Демон
Как ей сказать? За что ты так со мной?
Что б я просил чего то? Да ни в жизнь!
Слова прощения – отрава, гной.
Я – первый, кто так вляпался, скажи?
Как заслужить прощение теперь?
Как ни крути, я жизнью дорожу.
Рычу, ругаюсь, словно дикий зверь.
А ведь она упряма, словно жук,
Что камень в гору из последних сил,
Что не сдается, смерти вопреки.
Как тяжело прощение попросить.
И проще – да, показывать клыки.
Но делать нечего и Договор
Уже меня сжигает изнутри,
Сочится, вырывается из пор.
Доволен что ли? Вот он я! Смотри!
И рассказал всю Правду, чуть не сдох.
И день не мой, не мой, наверно, век.
Трещал огонь, разбрасывая крох,
Детей своих. И вдруг посыпал снег.
На черном камне яростно красив,
Бесстыже бел, как ангела крыло.
Молчала, опустилася без сил.
Такая нежная. И мне назло.
А хрупкостью похожа на стекло.
Я сжал в обьятьях, ну легонько сжал.
А снег растаял, на пол натекло,
Но мы сидели вместе, чуть дыша.
Что это было? Краткий сладкий миг.
Не ад, не рай, а просто две души
Истерзанные злобой и людьми
Взошли на небо. Выше всех вершин.
И не было ни судеб, ни имён.
Ни прошлого, ни страха, ни войны.
Я был свободен, и я был пленён.
Нам были крылья на двоих даны.
Аврора
Лететь вдвоем орбитами планет,
Где звезды посылают дальний свет,
Без атавизмов вычурных манер,
И без предрассудков в голове.
Прощение? Мне не за что прощать.
Я понимаю, что ты был жесток,
Но принимаю, как судьбы печать.
Зато сейчас живительный исток
Твоих объятиях, шепота по тьме
Признания, раскаяния, вины
Хвостами пролетающих комет
Мы не святые, благословлены.
И взгляд, и губы, и святая страсть.
Где нет виновных, просто две души,
Решивших вместе падать и упасть,
Но падая, добраться до Вершин.
15
Демон
Я отпустил… Как мог не отпустить?
Я всех простил, как милосердный Бог.
Лишь одного себя мне не простить.
Не удержал, и не нашел предлог.
Коварство, хитрость, ложь, подлог, обман -
Представь, в любви все средства хороши.
А можно грубо: цепи, плен, капкан…
Для тела – да. Сложнее для души.
Как мне забыть переплетенье рук?
Как мне забыть биение сердец?
Пришла змея, Медея, птица Рух.
Был демон, жил, и вот ему конец.
И от кого? Не ждал такой удар.
Стрелой коварный поразил Амур.
Но как она шептала свое "да"…
Я не отдам мгновенье никому.
Вот здесь оно, на уровне груди.
Коллекция моя теперь смешна.
Ведь как молила, чтоб не уходил.
И как смотрела… Лишь сейчас узнал,
Что есть на свете чувство всех сильней.
Что свергнет горы, скалы, ад и рай.
И, будь ты падшим на глубоком дне,