Ребекка Рейсин
Рождественский магазинчик Флоры
Глава 6
Пару дней спустя я готовлю горячее какао и насыпаю в кружки несколько пышных белых маршмеллоу, ожидая, когда Ливви вернется домой из клиники. Она обучает нового менеджера и работает еще дольше, чем раньше. Она врывается и срывает с себя куртку, внося внутрь промозглый землистый запах лондонских улиц.
– Добрый вечер, – говорит она, вешая куртку и снимая перчатки.
– Я умирала от тоски, чтобы ты поскорее вернулась домой, – говорю я и протягиваю ей кружку с какао, испытывая непреодолимое желание рассказать ей о своем новом плане. Я отключаю звук телевизора, где показывают «Один дома».
– Ух ты, скука уже накатила! – Она указывает на Кевина Маккалистера.
– Отстань! Я и так смотрю его днем, потому что ты считаешь это инфантильным. Знаешь, иногда я задумываюсь о тебе.
– Этот ребенок наглый не по годам. – Я ахаю, а она улыбается.
– Я собираюсь сделать вид, что ты не сказала это о милом, бесценном маленьком Кевине.
– Отвали, в глубине души ты знаешь, что это правда. Однажды из тебя выйдет прекрасная жена, – говорит она, поднимая кружку.
Я издаю очень недружелюбный возглас.
– Если тебя устроит горячее какао и макароны с сыром, тогда да. Это, пожалуй, предел моего репертуара.
– Это основные группы продуктов, не так ли? – Она смеется.
– Во всяком случае, мне этого достаточно. – Ливви – одна из тех хипстерш, которые любят зеленый сок. Вероятно, это побочный эффект ее работы, где ей нужны все эти витамины, чтобы ее кожа выглядела хорошо или что-то в этом роде. Я не припоминаю, чтобы она когда-нибудь ела мои задубевшие макароны с сыром, но не теряю надежды.
Ливви садится на свое обычное место перед камином, где на каминной полке висят наши рождественские чулки, и сбрасывает сапоги.
– Итак, сегодня я провела кое-какие исследования…
Ее глаза загораются.
– И что?
– Лапландия!
– Лапландия? – Она хмурится.
Почему она хмурится?
– Да, Лапландия! Место, которое я всегда мечтала посетить! Если я открою рождественский магазин в маленьком фургоне, я смогу арендовать участок на этой волшебной рождественской ярмарке, которая продлится до Сочельника. Лапландия – родина Санта-Клауса, так что это, безусловно, лучшее место для меня. А ты как думаешь? – Я всю свою жизнь мечтала побывать в Лапландии. А если сюда добавить элемент северного сияния, это будет настоящее место чудес…
– Ты бы уехала? В фургоне?
– Ну… да, – говорю я в замешательстве. – Разве не это ты имела в виду, когда предлагала?
– Я… я имела в виду остаться здесь, в Лондоне. Появляться в городе, что-то в этом роде.
– О, но ты сказала, что познакомилась с теми девушками, Рози и Арией, которые путешествовали по округе. – Она хмурится, поэтому я спешу объяснить свою идею. – Я исследовала все это передвижение в процессе жизни в фургоне. Это становится популярным по мере того, как люди понимают, что могут жить на своих собственных условиях, по своему собственному расписанию. Существуют различные маршруты, которые может выбрать владелец фургона, в зависимости от того, что он продает или куда он может позволить себе поехать. Возможно, они делают это для того, чтобы путешествовать по миру, или просто для того, чтобы существовать вне норм обычного общества. Лапландия имеет смысл, поскольку это самое праздничное место на планете и хорошая отправная точка для меня.
Она широко улыбается мне.
– Верно, да, это невероятная идея! В том случае, если ты вернешься! Я не хочу возвращаться из Лос-Анджелеса и рассказывать все эти удивительные истории, если некому их рассказать!
Я приподнимаю бровь.
– А что, если ты влюбишься в какого-нибудь загорелого накачанного лосанджелесца? Как только ты почувствуешь вкус всего этого солнечного света и суши, ты, возможно, никогда сюда не вернешься. Ты будешь присылать мне свои селфи с каким-нибудь богом секса на пляже Малибу и говорить, что хотела бы, чтобы я была здесь! – И в идеальном мире Гарри остался бы в прошлом.
Мы были лучшими подругами с детства, и у нас такой тип дружбы, который выдерживает любую бурю и становится от этого сильнее. Но находиться в разных странах действительно будет непросто. Ливви – моя наперсница, мое плечо, на котором можно поплакаться, но я знаю, что слишком сильно полагаюсь на нее, и мне нужно это изменить. Мне нужно стать самой собой, кем-то, кто сам решает свои собственные проблемы.
– Солнце и суши – звучит заманчиво! Но может быть, не в части влюбленности. Я бы не хотела влюбиться в парня, а потом уйти и попробовать отношения на расстоянии. – Она качает головой. – А как насчет тебя, кстати? Что, если ты так сильно влюбишься в фургонную жизнь, что никогда не вернешься? Тогда что я буду делать?
– Конечно, я вернусь! И мы будем разговаривать каждый день. Это не будет длиться вечно. Насколько я понимаю, эти кочевники переезжают с места на место в зависимости от времени года. Итак, я, вероятно, поеду в Лапландию только на зиму и посмотрю, смогу ли я прилично зарабатывать на жизнь в дороге, отложу немного денег, а затем немного исследую местность. Ты подала мне идею, Лив. Когда ты сказала мне представить себя героиней моего собственного рождественского фильма Hallmark, я поняла, что это именно то, что мне нужно сделать! Мне нужно перевернуть сценарий и начать переписывать свою жизнь.
Ливви наклоняет голову и прищуривает глаза, как будто она в замешательстве.
– Перевернуть сценарий?
– Да! Мне нужно расцвести, Ливви, как красной розе. И единственный способ, которым это произойдет, – это если я, черт возьми, сделаю так, чтобы это произошло. Героини фильмов Hallmark всегда делают какой-нибудь грандиозный финт, верно? Они переезжают из большого города или каким-то драматическим образом меняют свою жизнь, а затем медленно, но верно превращаются в женщин, которыми им всегда суждено было быть…
– Это действительно потрясающе, Флора, но фильмы Hallmark – вымышленные. – Она говорит медленно, как будто разговаривает с ребенком, как будто думает, что, возможно, я сошла с ума.
– Они могут быть вымышленными, но если ты посмотришь дальше, то увидишь, что сюжеты на самом деле являются планом, и если я буду следовать этому плану, моя жизнь начнет обретать смысл.
Она вытирает лицо, размазывая макияж.
– Ладно, так что насчет твоего любовного увлечения? В конце концов, именно об этом все фильмы Hallmark – о любви.
– Да! Итак, я знаю, что после Люка я отказалась от мужчин и выбрала надувного мужа Санту, теперь я вижу это ясно. Мужчина моей мечты где-то там, в Лапландии. Мне просто нужно найти его. Он будет маленькой, но важной частью головоломки.
Ее взгляд опускается на стол.
– Ты не увлеклась глинтвейном?
– Нет! Ну немного, но я клянусь, что все обдумала. И бьюсь об заклад, когда я найду того единственного, я сразу узнаю его, прямо как в кино.
– О’кей.
– Возможно, это звучит ненормально, но что, если бы мы все жили так, как будто наша жизнь была фильмом Hallmark? Что, если бы мы рискнули и сказали то, что думаем, и поверили, что настоящая любовь найдет выход несмотря ни на что? Что, если бы мы были честны в своих чувствах, зная, что в конце концов все уладится? Тогда мир стал бы лучше!
– Я имею в виду, что на бумаге это звучит идеально…
– Поверь мне, Ливви, словно туман рассеялся, и я знаю, что это правильный курс для меня. Подожди, пока не увидишь другие фургоны на рынке. Это будет такое приключение! – Я достаю свой телефон и показываю ей. – Там есть «Озорной и симпатичный» лыжный домик, внезапно возникающий фургон с декоративными лыжами, прикрепленными сбоку фургона, и бар на открытом воздухе, сделанный из деревянных бревен. Они продают всевозможные напитки, например глёг – глинтвейн. Глёг, разве это не звучит так экзотично? И у них есть горячий шоколад с бренди!
Ливви просматривает фотографии, в ее глазах отражается изумление.
– Такая экзотика! Ух ты, они действительно сделали это похожим на лыжную базу.
Я наклоняюсь над ней.
– О, зацени это – внезапно возникающее иглу, в котором продаются всевозможные рождественские закуски, и они предлагают настольные игры с рождественским уклоном.
Она с благоговением качает головой.
– Ты попадешь в рождественский рай, Флора. Что же тогда ты будешь продавать?
– Я буду придерживаться того, что знаю, и продавать рождественские украшения и подарки. Из того, что я прочитала, все движение Фургонной Жизни действительно инклюзивно, и все заботятся друг о друге. Это действительно поддерживающая атмосфера, так что хотя я понятия не буду иметь, что делаю, у меня будет много людей, которых я могу спросить.
– Меня так и подмывает присоединиться к тебе, – говорит она с тоской в голосе.
Я знаю, что она шутит, но мое сердце подпрыгивает от этой идеи. Шоу Ливви и Флоры могло бы продолжаться!
– Знаешь, людям все еще нужно ухаживать за своей кожей при низких температурах.
Она смеется и отмахивается от меня.
– Я бы хотела. Значит, все решено? Ты продашь свою рождественскую коллекцию, за исключением драгоценных сувениров бабушки, чтобы оплатить фургон и бизнес с внезапным возникновением?
Я киваю, чувствуя прилив эмоций. С одной стороны, я буду опустошена, расставшись со своими сокровищами, но с другой – глядя на этих счастливых, улыбающихся искателей приключений, я знаю, что моя настоящая жизнь могла бы начаться по-настоящему, если бы я только рискнула безопасностью, оставив все, что я знаю, в Лондоне. Что, честно говоря, не способствовало моему становлению. Я не столько расцвела, сколько увяла.
– Я уже нашла фургон, который мне интересно осмотреть в Стокгольме. Там все обставлено для Фургонной Жизни. – Я показываю ей фотографию – блестящий алый фургон, который кричит о Рождестве. Внутри есть все, что мне нужно, от крошечной спальни до маленькой кухоньки и обеденного стола. Все ничтожно мало, но, по крайней мере, есть. В таком транспортном средстве я могу быть полностью независимой. «Если все так хорошо, как кажется на фотографиях, тогда у меня все готово».
– Значит, ты полетишь в Стокгольм, купишь фургон, а потом что… поедешь оттуда в Лапландию?
Согласно картам Google, это примерно в шестнадцати часах езды. Я думаю, что смогу сделать это за два дня.
– Таков наш план. Я зарегистрировалась на завтрашнюю распродажу из автомобильных багажников, чтобы продать все свои мирские блага, и для этого мне тоже нужно будет одолжить твою машину, если ты не против.
– Можно. И я помогу – и когда я говорю «помогу», я имею в виду, что поеду с тобой, а потом оставлю тебя в покое и пойду делать выгодные покупки.
– Ты просто куколка.
– А как насчет запасов для фургона? Где ты их возьмешь?
– Я нашла поставщика рождественских украшений и подарков только что из Лапландии; они продают изысканные изделия, настоящие произведения искусства. Я связалась с ними и навела справки, они с радостью продадут мне оптом, так что могу начать с этого и посмотреть, что у меня получится.
– Давай придумаем название для фургона! – говорит она.
– Название фургона?
– Да, ты же знаешь, у них у всех есть названия для своего бизнеса, например, маленький книжный магазин «Счастливы навеки», тележка с шампанским «Коко» или мое любимое: «Тако-такси».
– О да, нам понадобится броское название для бизнеса!
– Рождественский фургон?
– Но это же не будет караван как таковой, не так ли?
Она морщит нос.
– Нет, это правда. «Маленький помощник Санты»? Или «Сам эльф»?
Я смеюсь.
– Мне нужно обязательно сшить футболки «Сам эльф». Продолжай…
Она постукивает себя по подбородку.
– Поняла! «Передвижной рождественский магазин Флоры»?
Я обдумываю это.
– Оно самое! Просто и празднично. Все сразу узнают, что я продаю. «Передвижной рождественский магазин Флоры»! Может ли быть более совершенное название?
– Следующим будет бронирование рейса.
– Тогда, похоже, я еще на шаг приблизилась к этой грандиозной эскападе.
Она приподнимает бровь.
– Это та Флора, которую я знаю. Добытчица, которая никому не позволит разрушить ее мечты. – Она притворяется, что вытирает случайно набежавшую слезу. – Они так быстро взрослеют…
Я швыряю в нее пушистой подушкой.
– Неужели это может быть так просто? Каждая часть операции «Новая, праздничная и сказочная жизнь» встала на свои места так легко, как будто так и должно было быть.
– Почему бы и нет? Почему все должно быть сложно для того, чтобы быть правильным? Самым трудным будет попрощаться с твоим лучшим другом, но пока мы не будем об этом думать.
– Да, с Барри действительно будет трудно попрощаться. Мы через многое прошли, он и я.
Она швыряет в меня подушку обратно.
– Ты идиотка.
– Может быть, все наладится, если я уберусь с дороги.
– Может, и нет. Я порвала с ним.
Я притворяюсь грустной.
– Я безутешна.
– Держу пари.
– Но что заставило тебя бросить Ларри? Было ли это из-за того, что он ел фасоль прямо из банки?
– Нет, не из-за этого, но было довольно мерзко. Кто ест холодную фасоль?
– Придурки.
– Придурки, конечно. Нет, дело было в том, что я беспечно прогуливалась по Оксфорд-стрит, когда случайно наткнулась на старика Барри/Ларри/Гарри/Гэрри в обнимку с другой.
У меня отвисает челюсть.
– Кто-то другой? Другой человек?
– Другой человек. Женский человек.
– Законченная свинья!
– Верно?
– Ты ударила его своей дизайнерской сумочкой?
– Ни за что, кожа на этой крошке нежная, и я не хотела, чтобы она была запятнана отпечатком его лживого лица, правильно?
– Хорошая мысль.
Она испускает долгий вздох.
– Я похлопала его по плечу и сказала, что, по-моему, его пение – чушь собачья, а его игра на гитаре звучит как крик маленького ребенка.
– Все это правда. Конечно, он не может быть удивлен?
– Он воспринял это не очень хорошо. Он сказал мне, что я ревную.
– К чему? – Ему чертовски повезло, что такая, как Ливви, вообще посмотрела в его сторону! И подумать только, что есть еще одна женщина, за которой он ухаживал!..
– Кто знает?
– Какой была эта девушка? – спросила я.
– Блин, точная копия меня. На самом деле я уверена, что она моя клиентка, я помню ее межбровные морщины, они были довольно серьезными до того, как я их поправила.
– Что ж, я надеюсь, что ее межбровные линии, какими бы они, черт возьми, ни были, вернутся к тому, какими они были до того, как ты сотворила свое волшебство!
– Да, но, честно говоря, она, вероятно, тоже не знала обо мне. Такие мужчины, как он, думают, что это нормально, когда девушки встречаются на каждом углу. Ты была права насчет него.
Я бы никогда не произнесла «Я же тебе говорила», когда дело касается любви – и вообще кто я такая, чтобы кого-то судить?
– Я рада, что он ушел навсегда. Ты заслуживаешь гораздо лучшего, чем такие, как он.
Она слегка улыбается мне, и я знаю, что, несмотря на ее внешне шутливое поведение, ей все еще больно.
– О нем остались смутные воспоминания. Мы бы все равно никогда не продержались долго, так что легко пришел, легко ушел…
– Хорошо. Но если тебе грустно, то и мне грустно, и мы должны сделать что-нибудь, чтобы подбодрить тебя.
– Честно говоря, мне не слишком грустно, но ночная прогулка сотворила бы чудеса.
– Значит ли это, что я должна сменить свою рождественскую пижаму?
– Так и есть.
– Вот что я делаю для тебя.
– Для меня это большая честь. Надевай свои танцевальные туфли.
Остаток ночи мы проводим в модном маленьком баре в Шордиче, попивая коктейли по завышенным ценам и зажигательно танцуя. Я знаю, что мне следовало бы экономить деньги, а не тратить их так, словно корабль идет ко дну, но я считаю, что, когда речь идет о расставании, это необходимо сделать. Наверняка это часть кода «лучший друг навсегда» или что-то в этом роде?
Ливви вскоре забывает о Барри, когда к ней подходит симпатичный парень в очках, одетый в блейзер на пуговицах и светло-голубые джинсы. Когда она смотрит на меня через его плечо, я показываю ей большой палец. Нельзя судить о мужчинах только по выбору одежды, но из подслушанного у меня сложилось отчетливое впечатление, что у этого парня есть все необходимое. Он расспрашивает ее о ее жизни, не о том, чем ты обычно занимаешься и откуда ты родом, а о более интересных вещах, таких как: «Чем бы ты хотела, чтобы у тебя было больше времени заниматься?» и «Что ты думаешь обо всей этой истории с QAnon?».
По тому, как она прижимается к нему, я могу сказать, что она чувствует себя в безопасности, так что, выполнив обязанности лучшей подруги, я возвращаюсь на танцпол, выпускаю пар и думаю о том, как изменится наша жизнь в ближайшие недели…
Глава 7
Еще до восхода солнца мы упаковываем в машину Ливви мою драгоценную рождественскую коллекцию и направляемся в парк на распродажу из багажников.
– Чья это была идея – выпить так много коктейлей? – спрашивает Ливви, щурясь и хватаясь одной рукой за голову, а другой за руль.
– Моя, но нет ничего, что не исправил бы хороший завтрак.
В парке мы аккуратно разворачиваем рождественские украшения и раскладываем их в ряд на столе.
Подходит дама средних лет, одетая в твид. Она выглядит как младший член королевской семьи, а это значит, что у нее будут деньги, которые можно потратить впустую! Нервы заставляют меня колебаться, я сбиваюсь с толку и выпаливаю:
– Добривет. – Смесь «доброго утра» и «привета». Фу! Поздняя ночь творит хаос в моем мозгу.
Женщина не отвечает, а просто берет в руки каждую статуэтку Hallmark, изучает ее, а затем снова кладет на место, прежде чем перейти к Swarovski. Я стараюсь не раздражаться при прикосновении к моим любимым вещам, но, полагаю, с этим ничего не поделаешь. Почему она не может наклониться и посмотреть на них? Я буду несколько дней оттирать ее отпечатки пальцев, если она просто разглядывает товар!..
Почувствовав мое беспокойство, Ливви берет меня за руку и сжимает ее, как бы говоря: «Расслабься». Наконец женщина произносит:
– Сколько стоит коллекция Swarovski?
Моя гордость и радость. Моя единственная настоящая любовь. Мой…
Ливви тычет меня локтем в ребра.
– Эм, эм… – Я не хочу с ними расставаться! – Они не для…
Ливви выкрикивает цифру и продолжает:
– Редкая коллекция, пользующаяся большим спросом и, как вы можете видеть, в первозданном состоянии.
Женщина поджимает губы так, как это сделала бы женщина, носящая твид.
– Снизьте эту цену вдвое, и вы получите сделку.
Она что, сумасшедшая? Я уже собираюсь высказать ей все, что думаю, когда Ливви выворачивает мою руку почти из сустава.
– Ой! – Для пущей убедительности она топает мне по ноге.
– Как насчет того, чтобы еще раз разделить разницу? – говорит Ливви. Вот предатель!
– Что?! – Они умудряются не обращать на меня внимания, несмотря на явное повышение моего голоса.
– Ладно, ты заключаешь жесткую сделку, но я возьму их.
Жесткая сделка – она не может говорить это серьезно!
Я борюсь с мыслью о том, чтобы отдать их за бесценок, мысленно подсчитывая, сколько стоит каждая новая вещь, в то время как Ливви начинает упаковывать их в оригинальные коробки с оригинальной оберточной бумагой Swarovski.
– Вот, заверни это, а я начну со следующего, – приказывает Ливви, как будто я простая продавщица, а не кто-то, у кого разбито сердце. К своему смущению, я ловлю себя на том, что борюсь со слезами, когда иду вручать коробку. Женщина берет ее, но я не могу полностью отпустить. Это как будто приклеено к моей ладони. Происходит перетягивание каната, когда она пытается вырвать коробку у меня из рук, и я отдергиваю ее обратно.
Ливви оглядывается и вздыхает, прежде чем схватить коробку и передать ее как ни в чем не бывало. Перебежчица. Ужасная подруга, которая думает, что попирать мои эмоции – это нормально. Бессердечная…
– Флора, – шипит она. – Помоги мне упаковать это, пока она не передумала из-за того, что ты так странно себя ведешь!
– Но…
– Никаких «но». Возьми себя в руки, пока я не убрала вино до конца недели! – Каким-то образом ей удается выплюнуть эти слова шепотом и поставить меня на место, при этом широко улыбаясь женщине. Однажды из нее выйдет потрясающая мать.
Я подчиняюсь, но бросаю на Ливви косой взгляд, чтобы она знала, что я в абсолютной ярости. Я знаю, что мне нужно продать этих младенцев, чтобы обеспечить свою жизнь – это не значит, что я должна относиться к этому разумно! Я молча прощаюсь с каждой вещью, вспоминая ее происхождение и все связанные с ней воспоминания.
Женщина протягивает пачку наличных, которую Ливви пересчитывает.
– Было приятно иметь с вами дело.
Пока она укладывает множество коробок в свою переносную тележку для покупок, я поворачиваюсь к Ливви.
– Как ты могла!
– Как я могла что? Это была отличная цена за них, и ты это знаешь. Ты бы вообще их не продала, если бы меня здесь не было.
– Вот именно!
Она поджимает губы.
– Кому теперь нужно быть храброй, как героине Hallmark, а? – Черт возьми, она меня подловила. – Никакие перемены не могут произойти без каких-либо жертв; это мост к Фургонной Жизни, и ты должна перейти его.
Я использую свой лучший плаксивый голос, чтобы достучаться до нее:
– Да, я знаю, мне просто не нравится, когда богатые члены королевской семьи покупают мое барахло, моих детей, мою драгоценную…
– Отговорки со мной не пройдут. – Она зажимает мне рот рукой. – Но ты права, Флора. Это просто «барахло». Красивые, блестящие мертвые грузы, которые тянут тебя ко дну. У тебя все еще есть все, что тебе дорого от бабушки, и это все, что имеет значение.
– Я ненавижу, когда ты так говоришь!
– Например, как?
– Разумно! Это приводит в бешенство!
Она улыбается.
– Через несколько недель, когда у тебя будет лучшее время в твоей жизни, ты вспомнишь этот момент и будешь рада, что добилась свободы.
– Это просто… – Но слова исчезают. Она права, и я знаю, что она права. Если я хочу, чтобы это сработало, мне нужно изменить свой образ мышления. Больше никаких оправданий. Не цепляться за прошлое. – Мне понадобится сахар, чтобы успокоиться.
– В этом есть смысл. Позволь мне. – Она уходит, и я остаюсь предоставленной самой себе, пытаясь отогнать боль, когда вижу свободное место на столе.
Молодой папаша, носящий ребенка в лоскуте, здоровается. Малышка радостно воркует, и он отвечает ей тем же, осматривая стол. Когда он спрашивает цену за мою коллекцию северных оленей, я размышляю, действительно ли я хочу их продать. Я имею в виду, что он кажется милым и все такое… но и мои олени тоже.
Я скрещиваю руки на груди.
– Прежде чем я назову вам цену, не могли бы вы назвать мне имена каждого из оленей Санты?
Если он знает их все, это знак, и тогда я продам ему свой зверинец копытных животных. Это тот дерзкий вид допроса, под которым подписалась бы уверенная в себе героиня Hallmark, верно?
– Вы хотите, чтобы я назвал их имена? Все?
– Их всего девять. Это не такая уж сложная задача, не так ли? – По выражению неподдельного удивления на его лице можно было подумать, что я попросила его продекламировать текст «Боже, храни королеву» дословно или что-то в этом роде.
На его лице отражается замешательство, но он говорит:
– Э-э, Рудольф. Стремительный, Танцор, Скакун, Комета, Гром?.. Сколько это? – Любитель.
– Этого недостаточно.
Он почесывает затылок.
– Комета?
– Вы уже сказали «Комета». – Я поедаю его взглядом.
Ливви возвращается и протягивает мне малиновый круассан.
– Эй, какой у вас там очаровательный херувимчик, – говорит она парню и делает то сморщенное лицо, которое всегда делают люди, когда рядом есть дети. – Я могу помочь?
– Вы знаете все имена северных оленей Санты?
Она бросает на меня свирепый взгляд.
– Только не это снова!
– Что? Это только справедливо, что, если он хочет владеть такой великолепной компанией, пусть знает их чертовы имена. – На мой взгляд, вполне разумно, чтобы он знал, что покупает!
– Стремительный, Танцор, Скакун, Резвый, Комета, Купидон, Гром, Молния и Рудольф, – говорит она и лучезарно улыбается мужчине. – Теперь вы знаете их все. Хотите, я заверну их для вас?
– Сколько они стоят?
– Все, что вы считаете справедливым.
Я задыхаюсь так сильно, что, кажется, сейчас потеряю сознание. Они заключают сделку, и мужчина уходит со своей добычей.
– Ты… ты уволена!
Она закатывает глаза.
– О, заткнись ты. Честно говоря, неужели моя маленькая ободряющая речь полностью вошла в одно ухо и вылетела из другого? Я доверила тебе сделать еще несколько продаж, а ты поступила так, как обычно поступаешь с потенциальными бойфрендами, когда спрашиваешь их, знают ли они все девять имен северных оленей! Это чертово чудо, что любой мужчина идет с тобой на свидание, но вот он, первый вопрос, который ты ему ляпаешь. Теперь ты делаешь то же самое с молодым папашей на распродаже из багажников. Это невероятно!
– Что ж, извинииите меня, мисс Божество свиданий. Мои представления об идеальном мужчине могут отличаться от ваших, но мне нужно заранее знать, совместимы мы или нет. Что касается первых вопросов, то этот чертовски хорош, если спросить меня.
Она фыркает.
– Я больше не собираюсь затевать этот спор о «первом вопросе». Нужны тебе деньги на поездку или нет? Потому что, если ты этого не сделаешь, мне лучше лежать в горизонтальном положении на диване, пестуя похмелье, чем находиться здесь. Ты мешкаешь вообще, потому что делаешь это по-настоящему, или нет?
Я откусываю кусочек от своего круассана, чтобы она, черт возьми, могла дождаться ответа. И еще потому, что я на самом деле не могу придумать ни одного.
– Ну?
Я смахиваю крошки.
– Я дура. На этот раз я действительно это имею в виду.
– Ты и есть дура.
– Только это трудно отпустить. С чем угодно меня бы это ни на йоту не волновало, но это мои милые драгоценные малыши, и я не вижу ничего плохого в том, чтобы опрашивать людей, чтобы убедиться, что они попадают в нужные дома.
Ливви сидит рядом со мной и потягивает кофе.
– Ладно, хорошо, я это понимаю. Задавай вопросы, но старайся не прибегать к этой устрашающей тактике отвода глаз; это на самом деле пугает, как будто ты пытаешься загипнотизировать их или что-то в этом роде. И сделай свои расспросы немного более тонкими.
– Должным образом принято к сведению. Я поработаю над своим общением.
Это то, что мне больше всего нравится в Ливви; мы можем пререкаться и спорить, как сестры, но довольно быстро миримся, когда одна из нас понимает, что мы неправы – обычно я.
Если я действительно собираюсь преуспеть, мне придется продать столько, сколько смогу, включая всю домашнюю потрепанную подержанную мебель, которая хранится у меня на складе, и получить достаточно денег, чтобы продержаться, если рождественская ярмарка в Лапландии окажется не такой прибыльной, как я надеюсь.
