Римъ Эдельштейн
Долгожданный праздник в семье Мясорубовых
Последнее Лиза ненавидела больше всего; да она там никогда и не убиралась, считая это самым грязным местом в доме. Видимо, в этот раз она действительно училась из рук вон плохо.
«Надо подтянуть клятый сопромат, – думала Лиза, натягивая на себя резиновые перчатки, чтобы моющее средство не объело ей руки. – А то я никогда на улицу не выйду».
В общем, со вторым этажом Лиза справилась довольно быстро, чисто для профанации пройдясь шваброй по комнатам – в остальные дни Влада Брониславовна всё вымыла начисто. Собственно, с полом на первом этаже тоже никаких проблем не возникло. А вот с кладовой обстояло всё иначе.
Она думала, что там огромная куча грязи и пыли, и старые столы, и обувь, которую они не носят, но выбрасывать жалко… Но войдя туда – в тёмное и прохладное помещение, Лиза удивилась…
Кладовая их была узким помещением с неожиданно кафельными стенами. Вместо лампочки здесь тускло светил длинный плафон, привинченный к потолку. Но кладовая и не пустовала.
Тут стоял один небольшой квадратный стол. И, казалось, всё…
Но Лиза рассмотрела, что пресловутые кафельные стены вовсе не пустовали. На них висели инструменты.
Она прошла внутрь, затаскивая с собой ведро с пенящейся водой. И рассмотрела хорошенько, что поверхность деревянного стола не совсем чистая. Вся в розовых разводах, но… Между досок она вообще рассмотрела скопившиеся красные капли.
Лицо Лизы исказило недоумение. Да и вообще, пахло в кладовой как-то неприятно… Но она решила не обращать на это внимание, принялась мыть полы.
Чуть позже её взгляд опять привлекли инструменты на стене. Она решила изучить их повнимательнее… Необъяснимое отвращение, и даже некоторый страх, полезли в неё неизвестно почему.
Тут, прежде всего, висело целых два топора. Один – короткий. С широким лезвием. Второй – почти обычный, напоминающий собой колун. Дальше – ножи… Огромные, длинные. Целых три штуки. За ними – крюк. Вот он выбивался из всех больше остальных, будто находился не на своём месте. После него – молоток с железной ручкой.
И самое неприятное, что все лезвия и рукояти были перемазаны чем-то красным, что вряд ли могло быть клубничным вареньем.
Лиза замерла, рассматривая инструментарий… А когда оглянулась, то на входе в кладовую увидела свою мать. Та стояла там с неизменным бокалом в руке. Старое французское вино.
– Ты не устала, дорогая? – спросила Ада Леонидовна своим чуть изменившимся голосом, который бывает у всякого, кто прикладывается к дорогому вину с самого утра. – То учишься, то по дому что-то делаешь.
– Меня запрягла сюда… Влада Брониславовна, – ответила Лиза, собираясь изначально сказать как-то погрубее, но в последний момент передумала. Вдруг бы она стояла и подслушивала неподалёку. Некрасиво вышло б.
– Опять двойка? – спросила её мать с таким видом, словно ей вообще фиолетово.
– Да.
– Тогда надо, да, надо… Как это слово? Не отрабатывать, а другое. С тем же смыслом.
– Не знаю, – призналась Елизавета честно. – Мне домывать?
– Домывай, – согласилась Ада Леонидовна.
– А что это за ножи и топоры? – спросила Лиза, когда та уже собралась уходить.
– Я, честно, не знаю, – ответила мать. – Спроси лучше у своего отца. Это он у нас заведует всем тут.
На том они и разошлись. Влада Брониславовна осталась довольна проделанной работой.
Когда её отец приехал домой, как обычно, в не слишком хорошем настроении, Лиза всё-таки решилась спросить, что за ножи и топоры у них в кладовой.
– Мясо покупали, я и разделывал его, – честно ответил Юрий Тимофеевич. – У нас и фамилия такая. Особая. Уж с чем-чем, а с этим должны справляться сами. Раньше разделкой занимался Севастьян Валерьянович, но он уволился. И я решил вспомнить то, что и сам умел когда-то давно. В юности.
– Понятно, – ответила Елизавета, потеряв всякий интерес к кладовой. Ничего особенного, как выяснилось, в этом не было.
