Римъ Эдельштейн
Ночью тридцать первого октября
Янович пошёл на выход, подхрамывая. Он не оглядывался и больше ничего не говорил, поспешив оставить Геннадия одного. Дверь ужасающе снова заскрипела, отчего новоиспеченный сторож вздрогнул всем своим естеством. Работодатель растворился в мрачной черноте позднего вечера.
Темнота почти обступила его со всех сторон, но фонарик в руке не позволил ей сомкнуться… Да и тусклая лампочка продолжала светить. Это вселяло надежду, и Геннадий успокоился, решив прошвырнуться по складу.
Он медленно пошёл вперёд, стараясь не запнуться ни обо что, не упасть… В голову полезли всякие неприятные мысли. Например, Геннадию подумалось, что, если он упадёт, то, непременно, наткнётся на отрубленную голову лося с остекленевшим взглядом, а ладони его наткнутся на что-то липкое и красное.
По ночам гнетущие и пугающие мысли имеют особенную силу, проникают в самую сердцевину сознания омертвевшими пальцами и начинают там рыться.
Дверь опять заскрипела, и Геннадий мгновенно направил туда луч фонарика. Тот панически запрыгал по сторонам, но никакой «подростни» там не оказалось. Да и вообще никого, чёрный прогал с завывающим ветром.
Сегодня случилась настоящая октябрьская буря, и снег, мешающийся с ветром, покуда
был мокрым. Он то слабел, то усиливался…
Геннадий знал, что впереди – целая ночь. Сидеть в углу и ждать рассвета – очень плохой вариант.
«Если только нарисовать мелом круг. И сидеть в нём», – машинально подумалось сторожу, и он опять вздрогнул, пытаясь отогнать наваждение.
От пресловутой «подростни», ночами шарящей по полузаброшенным складам и больницам, он точно не спасёт. А больше спасаться не от кого. Если только от собственного сумасшествия.
Геннадий прошёлся по складу несколько раз, вздрагивая и прислушиваясь… Ветер выл, ставень хлопал, а дверь скрипела. Лампочка же покачивалась, но светила беспрерывно. В какой-то момент сторожу захотелось издать хоть какой-нибудь звук, чтобы заявить о себе, отпугнуть от себя потенциальных грабителей или… Или кого похуже ещё.
В какой-то момент он всё же споткнулся об один из длинных ящиков. Замок на нём оглушительно звякнул, а удар ботинка разнёсся по тихому складу очень звучно, заставив сердечко заколотиться учащённо.
Геннадий, почувствовавший перед этим некую сонливость, встрепенулся, направляя свет перед собой. Взгляд его заползал по тёмно-зелёной шершавой поверхности ящика. Никаких надписей.
«Чучела… Кости… Кому я их продам?»
Голос Яновича прозвучал в голове с пугающей ясностью, будто тот стоял за спиной, и Геннадию даже пришлось оглянуться – никого.
Время – так или иначе – неумолимо текло дальше. И настала полночь. Сторож очень продрог, хоть и был в коричневой куртке, но обнаружил себя сидевшим между двумя ящиками и крепко зажимавшим в руках фонарик. Всё-таки тревожный сон настиг его, едва он смог присесть – ходить всю ночь по тёмному складу оказалось очень трудным заданием…
