Римъ Эдельштейн
Обречённость
Однако в этом парень чуток ошибся. Спустя минут двадцать после начала прогулки, он увидел другого парня, который стремительно спускался в его сторону с небольшого пригорка, где до этого стоял, невидимый за деревьями.
– Паренёк! – хоть окрик был и доброжелательным, голос звучал угрожающе. – Ты не подскажешь…
В этот момент Митя развернулся и бросился бежать. Сказать «испугался» – значит не сказать ничего. Даже словосочетание «пришел в ужас» не соответствует тем чувствам, что стали разрывать парню душу. Раздумывая, получил ли он от испуга инфаркт, паренёк бежал, быстро переставляя ноги и лавируя между деревьями. Как оказалось, враг решил начать погоню.
– Паренёк?! – снова крикнул мужик, и в голосе чувствовалось искреннее изумление. – Ты куда?! Постой!
Нет, ну какой «постой»? Если бы даже он стал стрелять из мобильной ракетной установки, огнем преградив путь парню, тот бы не остановился. А тут «постой»…
И всё бы было хорошо, если бы Митя не споткнулся и не грохнулся на землю-матушку. Но он споткнулся и грохнулся. И беспомощно заревел, по большей части от ужаса, который его обуял.
– Паренёк?! – недоумевая, повторил преследователь, приблизившись на относительно безопасную дистанцию, глядя на бьющегося в истерике парня, валяющегося на траве.
И даже сейчас бы было все расчудесненько, но тут Митя вспомнил о… Ноже. Его верном друге, от которого одна рукоятка из кармана торчит. Недолго думая, парень перевернулся на спину и мгновенно выхватил нож.
– Парень, ты чего это? – еле дыша прошептал прохожий, уже осознавая, что столкнулся лицом к лицу с психом. Однако в голосе не слышалось испуга. – Паренёк, кончай эту хрень.
Вероятно решив, что под грубым словом мужик имеет в виду себя, Лопаткин Митрофан Андреевич, 1993 года рождения, мысленно согласился с мужиком. И молниеносно бросился вперёд. Хотя и здесь возникли трудности. Митя и подумать не смел, что враг оказажется офицером, служившим в Чечне, поэтому спустя полсекунды уже падал на землю-матушку с другой стороны, а его друг мирно наблюдал за всем происходящим в руках врага, даже не пытаясь вырваться. Хорошо приложившись о травяной ковер, однако, не смягчивший удара, Митя почувствовал, как невыносимо ноет плечо, и заорал. Так заорал, что в ушах зазвенело.
– Хм, – послышалось сбоку, и офицер пнул его в бедро. Не сильно, но ощутимо.
Он затих.
– Ты что, псих? – спокойно спросил неприятель и наклонился.
Крик сейчас превратился в учащенное дыхание. Митя лежал с закрытыми глазами и пытался собраться с мыслями. Но они никак не собирались, только ныло плечо и горела нога. Немного полежав, чувствуя взгляд врага на себе, он открыл глаза. Медленно, словно боялся получить лучом прожектора по зрачкам.
Перед ним, наклонившись, стоял ненавистный этот человек, а в руках… Нож.
Этот просчет ветерана и стоил ему жизни. Кстати, он всего лишь хотел спросить дорогу.
Второй акт мщения вышел уже осознанным, когда Митя снова прогуливался, но уже в заброшенных пятиэтажках, назначенных под снос. В этих дворах он никогда не видел никого, кроме бездомных дворняг, которых иногда подкармливал и… Бомжей.
Можно назвать это жестокостью, но Митя всего лишь заступился за дворнягу, которую бездомный собирался прирезать осколком кирпича. После матерного замечания в сторону Митрофана, которое было ответом на его угрозу, он ринулся и проткнул мужика. Собака тут же убежала, а вот бездомный свалился замертво. Да, больше он никого не тронет. В смысле, бездомный.
Третье отмщение уже было осознанней некуда, так как являлось открытым нападением на женщину, ждущую автобус на остановке.
И каждый раз он чувствовал, что им кто-то управляет. Каждый раз после отмщения ему становилось плохо – он чувствовал, что кто-то пытается вырваться, отбирая у него силы, призывает галлюцинации и лишает рассудка. Каждый раз черное облако мести окутывает его разум. Первый раз даже слышался голос внутри, который говорил на непонятном языке.
Митя чувствовал, что скоро вот-вот произойдет непоправимое.
6.
«Вот-вот непоправимое» оказалось гораздо ближе и гораздо запутанней, чем решил Митя вначале.
Очнулся он от криков сверху, всё еще лёжа на полу прихожей. Всё тело ломило, но… Он уже чувствовал эту ярость, которая отгоняла страх и заставляла бросаться в атаку. А его друг лежал рядом, сверкая своим лезвием, словно приманивая Митю.
Медленно поднявшись, Митрофан ощутил, как по его телу растекается сила. Необъяснимая. Нечеловеческая. Сила, которой нельзя управлять.
Вышел Митрофан из квартиры, оставив дверь открытой – уже почувствовал, даже скорее почуял, что никогда сюда не вернётся. Прямо в носках, тонких штанах и фиолетовой рубахе, которую ему купила мама Настя. Четыре года назад.
