Рита Лурье
Калейдоскоп
Глава третья.
Астрид девятнадцать лет и она возвращается домой с работы, прижимая к груди полученные за работу в госпитале продукты. Порция на двоих, а растянуть ее нужно на четырех человек.
Улицы города вроде бы и родные, любимые с детства, но теперь совершенно чужие и враждебные. Повсюду солдаты. Многие, что помоложе, оказывают девушке знаки внимания, ведь теперь Астрид уже не плоская девочка и ее свежей, мягкой красоте могла бы позавидовать и Йоханна. Когда-то. Едва ли ей, впрочем, это нужно.
У девушки привычно сжимается сердце, когда она проходит мимо дома Маевских. Теперь здесь живут другие люди и хоть они не сделали ничего плохого, Астрид не может перестать их ненавидеть. Рядом со старинной дверью некогда она нашла тот самый глобус и забрала себе, почему-то выделив именно его среди всего выставленного на выброс имущества бывших друзей семьи. Там, куда они отправились теперь, им уже не понадобятся ни глобус, ни книги, ни посуда.
Астрид запирает все замки и только после этого поднимается на второй этаж и несколько раз прерывисто стучит по внутренней стенке массивного платяного шкафа. Сердце в груди как и всегда ускоряет ход в ожидании ответа. Слишком страшно услышать только тишину. Но створка наконец-то отходит в сторону и из щели в стене появляется чумазое и худое лицо Томаша. Он стремится обнять девушку, но она торопится отдать ему сверток с едой. Как и отец она в первую очередь думает о долге, а не о чувствах. О здоровье своего друга и его сестры, а не о том, что ей столько всего хочется сказать.
Вместе с Томашем девушка пробирается в узкое пространство и устраивается рядом с ним на деревянном настиле над крышей нижнего этажа, служащем помещению полом. Йоханна неслышно подтягивается к ним из полумрака и садится на корточки. Все трое увлеченно, ничуть не беспокоясь о манерах, уплетают принесенные продукты. Когда остается только четверть, предназначенная для гера Райха, они синхронно останавливаются и откидываются в стороны, сытые и довольные. Только теперь Астрид позволяет себе обнять друзей по очереди, впрочем, несколько дольше задерживая в своих руках Томаша.
– Вас нужно вытащить отсюда, – вздыхает она, отстраняясь.
– Надоело рисковать? – язвит Йоханна, с возрастом ее характер не стал и чуточку мягче, даже в таких опасных обстоятельствах, – хочешь спихнуть ответственность на кого-то другого?
– Прекрати, – осаживает сестру Томаш.
– В городе становится все опаснее, – говорит Астрид и почему-то ей кажется, что она оправдывается, хотя это немыслимо! Оправдываться перед этой вздорной девицей, особенно после того, что они с отцом делают для их семьи. Остатков их семьи. – Они могут в любой момент снова нагрянуть с проверкой и…
Продолжать фразу не смысла.
Томаш находит на полу руку Астрид и переплетает свои пальцы с ее. Девушка слабо улыбается своему другу. Другу ли? Она все еще слишком хорошо помнит, как они долго целовались на ее постели до того, как все это началось. И лукавую улыбку пана Маевского, когда тот поздравлял ее с совершеннолетием и спрашивал скоро ли породнятся их семьи.
– Я никуда не сбегу без тебя, – клянется Томаш.
Долгожданное одиночество и возможность остаться наедине с собой совсем не облегчили участь Силдж. Стянувшееся в тугой узел в груди чувство тревоги перед неизвестностью было куда сильнее.
Мужчина запер за собой дверь и удалился, бросив Силдж на растерзание собственных неудобных мыслей. Она старательно умывалась ледяной водой, а после бродила по номеру из угла в угол, разминая затекшие за время долгой дороги конечности.
Конечно в первую очередь она проверила плотно ли закрыто небольшое окошко в санузле, и прикинула сможет ли выбраться через него, но быстро разочаровалась в этой идее. Она могла позвать на помощь, но не имела гарантий, что похититель находится достаточно далеко, чтобы не примчаться первым и не перерезать ей глотку за такие выкрутасы.
Утомившись от попыток продумать вразумительный план, Силдж долго рассматривала в зеркале свое изменившееся отражение и пыталась каким-то образом уложить произошедшее в голове.
Силдж Уре прилично за пятьдесят, ее волосы давно поседели, а кожа пожелтела и покрылась тонкой сеточкой морщин. Девушка в отражении была молода, ее длинные рыжие волосы горели благородной медью в свете лампы дневного света, а гладкой и чистой коже могла позавидовать любая фотомодель.
Что за удивительная перемена? Женщина долго ощупывала свое-чужое лицо и не могла придумать ни одного логического объяснения. Конечно, она вдоволь смотрела по телевизору фильмы про вампиров и могла допустить подобную версию, если бы не тот факт, что, вроде как, в таком случае, своего отражения в зеркале она бы не увидела.
Разнервничавшись еще больше, Силдж распустила косу и принялась перезаплетать ее заново, но без расчески выходило плохо, пряди путались, и она ожесточено дергала их пальцами, лишь усиливая беспорядок. За этим занятием ее и обнаружил похититель. Он остановился на пороге ванной комнаты и с любопытством разглядывал увлеченную своим занятием пленницу.
– Никогда не видел у тебя таких длинных волос, – поделился мужчина и не удержался, конечно же, от колкости, – тебе идет. Будет обидно, если ты сейчас их все повыдираешь и придется обрить тебя наголо.
Силдж слышала голос, чувствовала его присутствие и взгляд на себе, но предпочла никак не реагировать на услышанное. Но необходимость вступить в диалог и ответить на провокацию была очевидна.
Она зарычала и обернулась, вцепившись взглядом в похитителя. Наконец ей представилась возможность рассмотреть мужчину при нормальном освещении, потому что до этого они постоянно взаимодействовали в полумраке.
Он был достаточно молодым, вероятно, лет двадцати-пяти-тридцати, и это обстоятельство делало похищение почти шестидесятилетней тетки еще более сумасбродным поступком. Если, конечно, это не был какой-нибудь потерянный до амнезии сын Силдж Уре. Но… разве о таком можно забыть, даже после сильной черепно-мозговой травмы? Да и вел бы себя родственник, вероятнее всего, менее скверно.
Но даже неприятные обстоятельства и отвратительное поведение незнакомца не могли поспособствовать тому, чтобы пленница не оценила его физической привлекательности. Она оправдала себя тем, что мужчина вполне соответствовал общепринятым стандартам красоты: выразительные черты лица, пронзительные темно-серые глаза, при этом свете уже не кажущиеся черными омутами, густые, слегка вьющиеся волосы, атлетическая фигура. Едва ли на такой странный поступок, как похищение одинокой старой девы из норвежской глуши, его толкнуло отсутствие внимания противоположного пола.
Силдж разглядывала похитителя слишком долго и была поймана с поличным.
– Пожалуйста, скажи, что ты меня вспомнила, – с неподдельной искренностью взмолился он. Это прозвучало… почти трогательно.
– Нет, – она медленно покачала головой и впала в какое-то оцепенение.
Иначе она отреагировала бы раньше и как-то препятствовала бы тому, что произошло дальше: незнакомец в пару шагов преодолел разделяющее их расстояние, взял лицо женщины в свои крупные ладони и коротко, почти невесомо поцеловал. Отвращения Силдж не почувствовала, но на всякий случай залепила нахалу пощечину и отскочила в сторону, больно ударившись ступней о некстати оказавшийся на пути ее отступления унитаз.
На самом деле она не помнила, когда кто-то целовал ее в последний раз. Подобным вещам не было места в жизни затворницы, которую она вела последние годы в Хёйбу.
С кем бы она там лобызалась? Со стариком Свеном, заезжими туристами или козами мистера Ларсона?
Силдж возмущенно сопела и потирала ушибленную ногу. Это было унизительно.
– Ну, хоть в чем-то ты осталась прежней, – наблюдая за ее страданиями, ухмыльнулся похититель, заработав за это еще один испепеляющий взгляд. Женщина в ответ пригрозила ему пальцем.
– Тебя, кстати, не удивляет, что твоя внешность изменилась? – продолжал свое наступление он, еще больше усугубляя ситуацию. Силдж еще сама толком не разобралась с тем, что думает об этом и уж точно не готова была поднимать эту тему и обсуждать ее. Она придумывала язвительный ответ, когда мужчина внезапно решил оставить ее в одиночестве. Пленнице не оставалось ничего другого, как последовать за ним следом.
Он уже успел стащить тяжелые ботинки и устраивался на одной из односпальных кроватей, к счастью, не раздевшись. Стриптиз бы еще больше усугубил гнетущую атмосферу неловкости, но похититель ограничился только тем, что бросил на стул потрепанную кожаную куртку.
Судя по его невозмутимому виду, он не видел никаких проблем в том, чтобы вздремнуть и оставить свою жертву без присмотра.
– А если я сбегу? – вырвалось у Силдж. Ее взгляд зацепился за дверную ручку.
Есть ли у нее шанс, если она попытается осуществить свои намерения в действие?
– У меня чуткий сон, – предупредил похититель.
Силдж опять оставалось лишь недовольно сопеть в ответ. Она забралась на соседнюю койку и обняла свои колени, раскачиваясь из стороны в сторону. Так она просидела до тех пор, пока не заметила на прикроватной тумбочке черный прямоугольник мобильного телефона. Мужчина проследил за ее взглядом, взял смартфон, но вместо того, чтобы спрятать, разблокировал и бросил пленнице.
– Вот, развлекайся, только не донимай меня, – примирительно сказал он, – игр нет, но можешь посидеть в интернете. В полицию звонить не советую.
– Почему?
– Потому что будет звучать как бред, – похититель удивительно тепло рассмеялся и, к своему большому неудовольствию, Силдж отметила, что у него довольно располагающая к себе улыбка, – а еще нас сразу найдут те, от кого я пытаюсь тебя спасти.
Убедившись, что желанный эффект достигнут и женщина максимально сконфужена, мужчина отвернулся к противоположной стене. Силдж долго боролась с желанием отхлестать его подушкой за очередную провокацию, но вместо этого спросила другое.
– Как вас зовут?
– Франц.
– Силдж Уре.
– Называй себя как хочешь, Астрид, – буркнул Франц с легкой обидой, – только предупреди, когда придумаешь себе очередное новое имя.
Оставив эту непонятную фразу без комментариев, Силдж подтянула к себе телефон и уставилась на разноцветные иконки на рабочем экране. Сама она пользовалась довольно скромной техникой и подобные навороченные гаджеты вызывали у нее легкий ступор. Но значок браузера она отыскала сразу, хотя перед этим, конечно же, поддалась любопытству и осмотрела все, до чего смогла дотянуться.
Адресная книга поражала своей аскетической пустотой, да и немногочисленные имена в ней не давали никакой информации. Зато в галерее отыскалось некоторое количество красивых норвежских пейзажей. Женщина пролистывала их, чувствуя легкую тоску по потерянной безмятежной жизни, пока не натолкнулась на свои фотографии, сделанные издалека.
Вот она болтает с мистером Ларсоном возле ограды его фермы. Вот она выходит из мотеля, после обеда с Милли. Вот она едет на велосипеде по проселочной дороге. Вот она возле своего дома, развешивает сушиться белье на веревку.
На пленницу словно вылили ушат ледяной воды, и ей захотелось сию же минуту растолкать негодяя, чтобы выяснить, как долго он следил за ней, прежде чем решился перейти к серьезным действиям.
Ублюдок.
Чтобы успокоиться, Силдж полезла в интернет и стала искать хоть какую-то информацию по запросу «Астрид Райх», но тут же заблудилась среди профилей неизвестных однофамилиц и тезок. Была только одна статья, действительно заслуживавшая внимания, посвященная польским семьям, героически на свой страх и риск, укрывавшим евреев во время Второй мировой войны, где вскользь упоминался мужчина с такой фамилией. Только имя Астрид в статье нигде не фигурировало.
Силдж выскользнула в ванную, включила свет и вытащила из кармана своей безразмерной кофты фотографию. Она одержимо переводила взгляд с девушки на снимке на свое лицо в отражении и обратно, прежде чем решилась собрать волосы, чтобы они казались короче. Да, сходство было бесспорным.
Только эта особа могла быть кем угодно. Хоть ее прабабушкой.
Астрид…
Утомившись от своих бесплотных исканий, Силдж вернулась в комнату и забралась под одеяло с головой. Она уже почти задремала, когда через сон услышала голос Франца.
– Может быть, вернешь ее мне?
– Кого? – растерялась женщина.
– Фотографию.
– Нет, – злобно буркнула Силдж, накрылась подушкой и тут же провалилась в забытье.
Силдж проснулась от того, что ее довольно бесцеремонно потрясли за плечо, и она без труда догадалась кто именно посмел вторгнуться в ее личное пространство и нарушить ее безмятежный сон в теплой, приятно пахнущей свежестью стирального порошка постели. Женщина застонала, зарылась поглубже в подушку, пытаясь игнорировать шаги снаружи и навязчиво звонящий на прикроватной тумбочке будильник.
– Просыпайся, принцесса, – ласково сказал мужчина, но прозвучало как издевательство, – пора в дорогу.
Силдж не была соней. Она всегда рано начинала свой день и не могла припомнить за собой долгого сна, кроме тех случаев, когда валялась с простудой из-за скверного климата. Но сейчас ей просто не хотелось возвращаться в эту странную, новую реальность, в которой они с загадочным Францем ехали неизвестно куда и неизвестно зачем.
Женщина отпихнула одеяло, и села на постели, сонно моргая. И пожалела об этом в ту же секунду, потому что уперлась взглядом в обнаженный торс своего похитителя. Он без тени стыда расхаживал по номеру с полотенцем на плечах и пытался спешно досушить все еще влажные волосы. С которых на мраморно-белую кожу капали прозрачные капли, повторяя на своем пути геометрию рельефных мышц.
– Эм… – Силдж прочистила горло, – вы не могли бы… одеться.
Франц насмешливо стрельнул глазами в ее сторону, открыл рот, явно собираясь выплеснуть какой-нибудь очередной язвительный комментарий, но сдержался. Он быстро натянул рубашку и принялся застегивать пуговицы.
Силдж вздохнула облегченно. Она почти кожей чувствовала повисшее в воздухе напряжение и неловкость. В результате в наступление она пошла первой.
– Нам стоит установить некоторые границы, – сварливо сказала она, – и уважать личное пространство друг друга…
– Вот как ты теперь заговорила.
Силдж поднялась с постели, убежденная в том, что стоя будет иметь куда более внушительный вид, однако не учла разницу в росте не в свою пользу. Рядом с похитителем она казалась совсем миниатюрной.
Ее бравада мужчину, определенно, только развеселила. Он цепко уцепил свою пленницу за подбородок, вздергивая ее лицо верх.
– О каких личных границах может быть речь, после всего, что между нами было? – понизив голос до выразительного шепота, произнес Франц, – может у тебя проблемы с памятью, но я никогда не забуду, какие вещи ты вытворяла…
Силдж не успела даже осмыслить свои действия, прежде чем залепила нахалу очередную пощечину. Впрочем, это его только позабавило.
– Я требую немного уважения, – прошипела она, – хотя бы потому, что я старше вас. Оставьте свое красноречие для сверстниц…
– Боюсь, что все они уже давно умерли, – в серых глазах Франца плясали озорные искорки. Чем сильнее Силдж злилась, тем беззаботнее выглядел он. Он снова смог загнать ее в тупик и явно получал от этого удовольствие.
– Между прочим, – снисходительно начал он, после некоторой паузы, которую выдержал, чтобы еще больше помучить свою жертву, – я намного старше тебя и тоже имею право требовать к себе уважения. И не распускать руки лишний раз. Хотя бы пока я пытаюсь спасти твою шкурку.
– Да, действительно, – женщина быстро усвоила правила игры и решила отплатить своему похитителю той же самой монетой, – я совсем забыла о том, что мы бессмертные создания. Я родилась в двадцатые, а вы… попробую угадать? – она скривилась, – во времена Наполеона? Или в Средневековье? Или нет… подождите-ка! Должно быть, в древней Греции.
Франца ее слова не задели, но ее попытку достойно парировать и выйти из ситуации хотя бы на равных он оценил. Он хитро прищурился и слегка тряхнул головой.
– Сохраним интригу, – рассудил он и меланхолично добавил, – может быть, однажды ты вспомнишь сама. Хотя на открытку на день рождения рассчитывать не буду.
Открытка!
Силдж подавила нервный смешок, потому что с трудом могла представить ситуацию, в которой решила бы оказать подобную милость человеку, который похитил ее, а теперь еще и трепал нервы грошовыми инсинуациями.
Она предпочла бы лучше сдать его на руки врачам-психиатрам, а сама убраться восвояси как можно дальше. Дальше, чем Хёйбу. Может быть на Северный полюс? Или в Австралию? Женщина утешила себя мыслью, что, возможно, за ним уже гонятся санитары из той лечебницы, которую он покинул без разрешения.
В хмуром молчании они заглянули к администратору, чтобы сдать ключи и взять кофе в дорогу.
Силдж пребывала в состоянии ступора и только на улице задумалась о том, что не воспользовалась представившейся возможностью попросить о помощи на рецепшн.
Размышляя об этом, она понуро плелась за мужчиной к автомобилю, пока не врезалась в его широкую спину, когда он резко остановился. Выглянув из-за плеча Франца, Силдж не сразу обнаружила причину его запинки.
– Scheiße, – тихо проговорил он, уставившись на машину. Женщина хмурилась, но не замечала ничего странного, пока, наконец не обнаружила причину в виде сдутых шин их транспортного средства.
Сам поди и проткнул их ночью, чтобы навести ужасу – мрачно подумала она, но почему-то промолчала.
– Нас нашли, – изменившимся голосом сказал Франц, и пятерней взлохматил свои волосы, – не нужно было здесь останавливаться.
– Что… – вяло откликнулась Силдж. А дальше произошло то, что окончательно заставило ее убедиться в полной невменяемости похитителя. Он вытащил из внутреннего кармана куртки небольшой, компактный пистолет и протянул его женщине.
– Уходи отсюда. Голосуй на шоссе.
Она изумленно захлопала глазами.
Это часть игры?
Он ее отпускает?
Все это время у него было оружие?!
– Не тормози, ласточка, – взмолился мужчина, – пожалуйста.
– Эм… ладно… хорошо… – с трудом нашла в себе силы согласиться Силдж, и спрятала оружие за ворот своей безразмерной шерстяной кофты, – а вы что собираетесь делать?
– Попробую их задержать, – просто ответил ее горе-похититель. Женщина бы посмеялась, ведь столько раз слышала эту фразу в фильмах, но отчего-то ей стало неуютно. Пистолет непривычно оттягивал ткань.
На непослушных ногах она дошла до пустующего в ранний час шоссе и остановилась, выглядывая хоть один приближающийся автомобиль. В этот момент она вдруг осознала, что получила реальный шанс вернуться обратно домой, о котором так долго мечтала. Вернуться и сделать вид, что ничего из произошедшего за эту сумасшедшую ночь не было.
Но вместо этого она забралась в подъехавшую машину к паре американских туристов направляющихся в Осло.
Глава четвертая.
Приходить в «Зеленый фонарь» для Франца стало почти традицией. Он занимал самый дальний столик, глубоко спрятанный в тени и надежно укрытый от посторонних глаз, заказывал выпивку и вечерами напролет слушал чарующий голос фройляйн Леманн.
После их единственного разговора они больше не общались. Певица старательно игнорировала присутствие мужчины, даже если и обращала на него внимание.
О, она была прекрасно осведомлена о его визитах. Франц быстро пришел к выводу, что Рената целенаправленно придерживается имиджа пусть строптивой, но кокетливой девицы. Ее лучезарная улыбка и воркующая манера речи могла обмануть того, кто не ловил на себе холодный, проницательный взгляд ее темно-зеленых глаз. Впрочем, певица не спешила баловать своего преследователя подобной роскошью.
А вот Франц не спускал с нее взгляда, не пропуская ни одной крошечной, незначительной детали. Все социальные взаимодействия девушки он незаметно фиксировал в маленький потрепанный блокнот и, вернувшись домой, старательно анализировал.
Он мог оставить этот бесплотный труд и проверить другие версии, но интуиция подсказывала держаться выбранного пути. Прекрасно развитая интуиция охотника. Твари. Зверя.
Зверь внутри поднял голову и заинтересованно принюхивался.
В этой девушке было что-то, что намертво приковало к себе все его внимание.
За это время не произошло ни одной новой загадочной смерти. Возможно, мстительница насторожилась и приняла благоразумное решение затаиться и оценить обстановку. Возможно, Леманн была вовсе не тем, кого пытался отыскать Франц, а настоящий убийца уже давно покинул Берлин и отправился творить свою вендетту в другом месте. Но…
Пришла в обществе танцовщицы. Поболтала с барменом Диком. Любезничала с мужчиной в первом ряду. Пришла одна. Ушла в обществе танцовщицы. Улыбалась паре офицеров за четвертым столиком. Пришла вместе с барменом-сменщиком. Кокетничала. Улыбалась. Болтала у барной стойки. И все по кругу.
Доложить Герберту было решительно нечего, а признаваться в том, что Франц теряет время в кабаке вместо того, чтобы проверить других подозреваемых – значило признать свою бесполезность. Задание было важным.
Впрочем, здесь он немного лукавил, потому что имел не меньшую долю личного интереса, ведь ему впервые выдался шанс отыскать кого-то подобного себе. Другого носителя загадочного дара. Другого счастливого обладателя внутреннего зверя.
Зверь.
Он никогда не осмеливался произнести этого при Герберте, чтобы не оказаться подвергнутым насмешкам его язвительного, рационального ума. Подобная терминология куда больше подходила теософам и мистикам, а не приверженцам научного метода познания мира. Но наедине с собой Франц мог позволить подобную вольность, тем более выстраданную годами мучительной экзистенциальной рефлексии на тему особенностей своей природы.
Слишком много вопросов без ответа.
И какова вероятность того, что эта насмешливая девушка на сцене заштатного кабаре – ключ ко всему?
Глядя в золотистую жидкость на дне бокала, и слушая ее мелодичный голос, Франц думал об этом вечер за вечером.
Это продолжалось до тех пор, пока однажды его уединение не нарушил рыжеволосый мужчина в штатском. Он с невозмутимым видом уселся за столик Франца и поставил перед ним бутылку и пару рюмок.
– Шнапс? – вместо приветствия деловито поинтересовался он у своего соседа и пригладил несколько выбившихся из общей массы прядей рваным движением руки. Франц нахмурился, но все-таки кивнул.
– Я думаю, что наблюдать за Леманн вместе будет веселее, – заметил рыжий, одним махом опустошив свою рюмку, и, хотя сказанное им предполагало шутливый тон, прозвучало более чем серьезно.
– Ах, наблюдать за Леманн, – усмехнулся Франц и невольно посмотрел в сторону сцены, на которую только-только поднялась певица, сияющая перед немногочисленной публикой своей заразительной улыбкой. И серебряным, как чешуя русалки, платьем.
Он уже давно отметил, что гардероб девушки не пестрел разнообразием, из чего сделал беглый вывод, что финансы ее достаточно ограничены или вопросы внешности волнуют ее только косвенно. Сомнительно для артистки, но логично для человека, который вышел на тропу войны и использует карьеру в шоу-бизнесе как прикрытие для других, куда более важных занятий.
– Поклонник творчества? – фыркнул он тем временем. Рыжий мужчина сдержанно улыбнулся одними уголками губ и медленно покачал головой.
– Такой же, как и вы, я полагаю, – парировал он.
– Девушка и в правду талантлива, – невозмутимо продолжал гнуть свою линию Франц и, в действительности, даже не лукавил, говоря это, ведь слушать выступления Леманн было настоящим удовольствием, – не согласны?
– Я думаю, что у нее много… разных дарований, – сказал рыжий мужчина и склонил голову на бок, внимательно считывая реакцию собеседника на услышанное высказывание. Увы, его пируэт не возымел особого результата – Франц остался невозмутимым. В такие моменты он испытывал сильную благодарность своему безэмоциональному наставнику, привычку которого держать под контролем свои эмоции пытался перенять всю сознательную жизнь. Временами успешно, а временами куда менее, конечно.
Он допил содержимое своего бокала и попытался прикинуть в уме вероятность того, что рыжего привели сюда иные причины, нежели его самого. В конце концов он мог быть сотрудником полиции нравов и проверять состояние дел в кабаре, что, конечно, было бы редкой удачей.
– Вы военный. Или бывший военный, – решил тем временем перейти в наступление незваный гость, вероятно, утомившийся обмениваться любезностями, – вас выдают ваши рефлексы и осанка. Но меня не ставили в известность о том, что к расследованию подключилась тайная полиция.
– Если вам так угодно, то я работаю на частное лицо, – пожал плечами Франц, ничуть не впечатленный наблюдательностью собеседника.
– Утолите мое любопытство – какой здесь интерес у частного лица? – заинтересовался рыжий мужчина.
– Нет.
Рыжий насупился, запустил руку во внутренний карман пиджака и аккуратно, так, чтобы действие не привлекло внимания других посетителей заведения, открыл и подтолкнул к Францу по столу полицейскую корочку.
– Комиссар Вильгельм Ланге, – решил дополнить свою наглядную иллюстрацию словами рыжий мужчина, – главное полицейское управление Берлина, отдел убийств.
– О, ясно, – многозначительно протянул Франц, подтянул документ к себе и пробежался глазам по словам, подтверждавшим правдивость сказанного его новым знакомым, – приятно познакомиться, гер комиссар. Не имею возможности похвастаться корочкой, но если вам будет угодно, могу представиться. Франц Нойманн. Рад составить вам компанию в свободное от работы время.
Он изо всех сил старался казаться дружелюбным и даже ладонь для рукопожатия протянул, но рыжий полицейский проигнорировал этот жест. Он презрительно поджал губы и разом сбросил с себя всю прежнюю беззаботность и попытки поддерживать атмосферу непринужденного общения между ними.
– Мне известно, кто вы, гер Нойманн, – ворчливо сказал он, – я прекрасно знаком с вашим отцом. Однако, я не верю в совпадения и мне кажется чрезвычайно интересным почему сын судмедэксперта, привлеченного к расследованию, ошивается возле главной подозреваемой…
– И в чем же подозревается фройляйн Леманн? – лениво оборвал его Франц, – отец немного посвятил меня в подробности своей работы и у меня сложилось впечатление, что все несчастные погибли естественной смертью.
Ланге нахмурился и слегка покачал головой, не справившись с нахлынувшим на него разочарованием от осведомленности собеседника, позволившей поставить его в тупик.
– Вы правы, – нехотя согласился он, – прямых обвинений фройляйн мы предъявить не можем, но она имела непосредственный контакт со всеми погибшими. Есть и другие причины держать ее под наблюдением.
– Например?
Некоторое время они с рыжим молчали, украдкой наблюдая за закончившей очередной номер Леманн. Певица тихонько щебетала о чем-то с мужчиной за первым столиком, угостившим ее выпивкой. Общались они так, словно были хорошо знакомы, но Франц уже достаточно долго приглядывался к девушке, чтобы понимать ошибочность такого предположения. Фройляйн со всеми была исключительно мила. Кроме него, пожалуй.
– Что же с ней не так? – проговорил он задумчиво, возвращая себе внимание засмотревшегося на девушку Ланге, – она еврейка?
– Она не еврейка, – наконец-то заговорил детектив и хмуро глянул на собеседника из-под бледных рыжих бровей, – по документам – Катарина Шефер, немка, родом из Баварии, сирота. Снимает квартиру вместе с подругой. Вечерами выступает здесь, днем посещает кинопробы и курсы актерского мастерства.
Вильгельм замолчал, выдерживая паузу, чтобы у Франца было время переварить информацию, которую мужчина тут же интерпретировал как крайне бесполезную, хотя и не пропустил мимо ушей совсем. Это могли бы быть полезные сведения, если бы в них имелась хоть крупица правдоподобия.
– Но вот что любопытно, – продолжил рыжий, – я связался со своими коллегами в Мюнхене и получил отчет о том, что зарегистрированная там девушка с таким же именем, датой и местом рождения полгода назад скончалась от туберкулеза.
– Любопытно, – с серьезным видом кивнул Франц, – и какова ваша версия? Кто же перед нами? Привидение? – он сдержанно хохотнул себе в кулак, из-под маски напускной веселости украдкой наблюдая за реакциями своего собеседника, – это могло бы объяснить ее связь с загадочными смертями… Может ли быть голос – ее орудием убийства? Мы с вами в опасности, гер комиссар?
Вильгельм фыркнул и покачал головой.
– Смейтесь, пока весело, – с предостережением в голосе проговорил он, – но здесь может быть замешана партизанская сеть, располагающая еще плохо изученным нашими специалистами ядом мгновенного действия. Мне не хотелось бы, чтобы многоуважаемый мной и другими моими коллегами гер Нойманн лишился сына из-за того, что кто-то решил поиграть в детектива. Все погибшие были офицерами, а ваш чин, если не ошибаюсь, оберст-лейтенант?
– Благодарю вас за такую трогательную заботу, – обронил Франц, холодея внутри и прикладывая все усилия для того, чтобы продолжать выглядеть насмешливым и скучающим в глазах собеседника, – вы правы, оберст-лейтенант, хотя я и завершил свою военную карьеру. Однако, я по-прежнему верю в величие Рейха и сомневаюсь, что какие-то грязные партизаны смогли разработать фантастический яд, присутствие которого в организме жертвы не смог распознать даже такой талантливый ученый, как мой многоуважаемый отец, – он нахмурился и строго спросил, – или вы сомневаетесь в научных достижениях нашей великой страны и компетентности тех, кто трудится ей во благо?
Вильгельма подобными провокациями было не пронять, но жалкая попытка стоила того, чтобы быть совершенной, ведь услышанное заставило его смягчиться и слегка потерять интерес. Вероятно, он был не высокого мнения о пустоголовых патриотах, которыми сейчас кишила любая из прослоек общества, а полицейское управление куда более, чем слишком. И такие высказывания сыграли на то, чтобы списать Франца со счетов в качестве достойного соперника в споре.
А вот Франц, к несчастью, был противоположного мнения и быстро пришел к мысли, что Ланге имеет все шансы стать серьезным препятствием на пути к достижению цели. Он был умен. Но его ум и рациональность не мешали ему мыслить нетривиально и могли привести к правильным выводам. Какими бы фантастическими они не оказались.
Франц попытался успокоить себя, что свяжется с Гербертом и вместе они найдут способы решения наметившейся проблемы. Доктор Нойманн, в конце концов, на хорошем счету в полицейском управлении и с легкостью отыщет необходимые рычаги давления для того, чтобы занять пытливый ум рыжего комиссара другими важными вопросами, а на его место посадить пустоголового идиота, который не додумается связать две ниточки причинно-следственных связей даже если они будут маячить у него перед носом.