Так жил Джеймс Генри Круизо со своими ужасными тетушками целых три года, пока наконец однажды утром с ним не приключилась довольно странная вещь. И вещь эта, которая, как я сказал, была всего лишь довольно странная, скоро привела к другой, которая была уж очень даже странная. А эта очень даже странная вещь, в свою очередь, вызвала прямо-таки немыслимо странную вещь.
Началось все это безумно жарким днем в разгаре лета. Тетя Пика, тетя Плюха и Джеймс были в саду. Джеймса, как всегда, нагрузили работой. На сей раз он должен был колоть щепки для растопки кухонной плиты. А тетя Пика и тетя Плюха уютно утроились в шезлонгах поблизости, потягивали шипучий лимонад из больших стаканов и следили, чтобы Джеймс ни минуты не отдыхал.
Тетя Плюха была низенькая и до невозможности толстая. У нее были крошечные свиные глазки, рот жирным бантиком, а лицо такое белое и пухлое, как будто его слишком долго варили и переварили. И вся она была как громадный, белый, вялый, переваренный кочан капусты. Тетя Пика, наоборот, была тонкая, длинная и костлявая, и она носила очки в стальной оправе, закрепляя их зажимом на кончике носа. Голос у нее был скрипучий, рот длинный, узкий, и стоило ей разозлиться или разволноваться, она начинала при каждом слове брызгать слюной. И вот две эти кошмарнейшие карги сидели, потягивали лимонад и то и дело покрикивали на Джеймса, чтобы он живее, живее, живее колол щепки. А еще они рассказывали друг дружке о себе, и каждая говорила о том, как она прекрасна. Тетя Плюха держала на коленях зеркальце с длинной ручкой и то и дело поднимала его к глазам и разглядывала свою отвратительную физиономию.
«Мой вид и запах, я скажу,
не хуже, чем у роз! —
сказала Плюха. —
Погляди на мой чудесный нос!
На дивные мои глаза!
На сказочные волоса
И на волшебный рот!»
А Пика ей: «Но вот вопрос —
Как спрятать твой живот?»
Тут Плюха в слезы. Пика ей:
«Ну, посуди сама!
Что ты в сравнении со мной,
С моей чарующей красой?
Меня прекрасней в мире нет,
Я общей зависти предмет,
Я всех свожу с ума!»
«Кто спорит, – Плюха ей в ответ. —
Скелет и есть скелет.
Такой красавице, как я,
дорога в Голливуд! —
Вскричала Плюха. —
Там меня с руками оторвут!
Я золотом набью карман,
Мильон сердец возьму в капкан,
Что звезды? Я займу экран!
Я покажу им класс!»
«Да, – был ответ, —
роль ждет тебя.
И это Фантомас».
Бедный Джеймс все мучился над своей колодой. Жара была просто невыносимая. Он обливался потом. У него разболелось плечо. Топор был большой и тупой, и чересчур тяжелый для такого маленького мальчика. И Джеймс, не переставая работать, задумался обо всех других детях на белом свете и о том, что они, наверно, сейчас делают. Кто-то катается по саду на трехколесном велосипеде. Кто-то гуляет по прохладному лесу и собирает цветы. А все его прежние маленькие друзья, конечно, на пляже, играют в мокром песочке или бултыхаются в море.
Крупные слезы закипели в глазах у Джеймса и покатились по щекам. Он опустил топор и облокотился на колоду, не в силах побороть тоску.
– Что это с тобой? – проскрипела тетя Пика, уставившись на него поверх стальных очков.
И тут Джеймс уж совсем расплакался.
– Немедленно прекрати реветь и продолжай свое дело, разгильдяй! – крикнула тетя Плюха.
– Ой, тетя Плюха! – прорыдал Джеймс. – И тетя Пика! Может, мы все втроем – ну пожалуйста! – съездим хоть разок на автобусе к морю? Это ведь совсем недалеко… А мне так жарко, так плохо, так скучно…
– Ах ты негодяй, ах ты ничтожество! – заорала тетя Пика.
– А ты его поколоти! – крикнула тетя Плюха.
– И поколочу, и поколочу, не волнуйся, – огрызнулась тетя Пика. И она уставилась на Джеймса, а Джеймс на нее – большими испуганными глазами. – Я тебя поколочу несколько попозже, когда мне не будет так жарко, – добавила она. – А пока убирайся с глаз моих долой, дай хоть немного от тебя отдохнуть!
Джеймс повернулся и побежал. Он мчался со всех ног и добежал до дальнего угла сада, где тесно росли те самые пыльные лавры, о которых мы уже упоминали. И там он закрыл лицо руками и горько-горько расплакался.
И вот тут-то с ним и случилась та самая первая вещь, та довольно странная вещь, которая привела ко всяким гораздо более странным вещам.
А именно: прямо у себя за спиной Джеймс вдруг услышал шорох листьев. Он оглянулся и увидел, как из-за лавровых кустов вышел старичок в смешном темно-зеленом костюме. Был этот старичок маленький-маленький, зато голова у него была очень большая, а все лицо заросло черной густой бородой. Он остановился в трех шагах от Джеймса и стоял, опираясь на тросточку и пристально его разглядывая.
Наконец он заговорил – медленно-медленно, хриплым голосом.
– Подойди ко мне, мальчик, – сказал старичок и пальцем поманил Джеймса. – Подойди поближе. Я покажу тебе кое-что чудесное.
Но Джеймс от страха не мог шелохнуться.
Тогда старичок сам подковылял чуть поближе, сунул руку в карман и вытащил оттуда белый бумажный кулек.
– Видишь? – шепнул он, осторожно поводя кульком перед глазами Джеймса. – Знаешь ли ты, что это такое, мой милый мальчик? Знаешь ли ты, что в этом кульке?
А потом он подошел к Джеймсу совсем вплотную и так приблизил к нему лицо, что Джеймс почувствовал его дыхание. И пахнуло на Джеймса холодом и чем-то таким затхлым, заплесневелым, как из старого погреба.
– Взгляни же, мальчик, – сказал новый знакомый Джеймса, открыл кулек и чуть-чуть его наклонил. И Джеймс увидел в кульке великое множество зеленых крошечных шариков, не то камешков, не то зерен, и каждый шарик был примерно с рисинку величиной. И были они невероятно красивые и неслыханно яркие, и как будто излучали какое-то сказочное сияние.
– Ты только послушай! – шепнул старичок. – Послушай, как они шевелятся.
Джеймс смотрел-смотрел на кулек и вдруг – в самом деле! – различил странный, едва уловимый шорох, а потом увидел, что тысячи этих зеленых шариков медленно, очень медленно шевелятся, вертятся, приближаются один к другому и отдаляются снова, как будто они живые.
– Эти шарики содержат больше волшебной силы, чем все остальное в мире, вместе взятое, – тихо произнес старичок.
– Но… но… что же это такое? – выговорил Джеймс, наконец-то овладев голосом.
– Хе-хе, – шепнул старичок. – Тебе в жизни не догадаться!
Он слегка согнулся и наклонялся к Джеймсу все ближе, ближе, пока – буквально! – не ткнул его кончиком носа в лоб. Потом он вдруг отскочил и принялся, как безумный, размахивать тросточкой.
– Крокодильи языки! – кричал он. – Тысячу длинных, гадких, крокодильих языков кипятить двадцать дней и ночей в черепе мертвой ведьмы вместе с глазами ящерицы!!! Затем добавить пальцы молодой обезьяны, желудок пожилой свиньи, клюв старого зеленого попугая, сок дикобраза и три столовых ложки сахару. Затем еще неделю тушить на медленном огне, а луна довершит остальное!
И вдруг он сунул этот свой белый кулек Джеймсу в руки и сказал:
– На! Бери! Это тебе!
Джеймс Генри Круизо стоял, зажав в руке белый кулек, и во все глаза глядел на старичка.
– Ну вот, – сказал старичок. – А теперь послушай, что тебе делать. Всего-то и надо взять большую кружку воды и высыпать туда все эти зеленые шарики. Потом, не спеша, постепенно, добавь туда десять собственных волосков. И процесс пойдет! И все! И достаточно! Через несколько секунд вода вспенится, забурлит, и тут-то ты и должен ее выпить – мигом, одним глотком, всю до дна. И тогда, о, тогда, мой мальчик, ты почувствуешь, как она кипит у тебя в желудке, изо рта у тебя пойдет пар, и сразу же после этого с тобой станут происходить самые невероятные вещи, самые сказочные, самые немыслимые чудеса, и никогда, никогда в жизни ты больше не будешь несчастным. Ты же несчастный мальчик, ведь правда? Можешь не отвечать. Я сам про тебя все знаю! Ну а теперь ступай и сделай, как я сказал. Только смотри не рассыпь эти зеленые шарики! Потому что, если ты их рассыплешь, их волшебная сила уйдет на какого-то другого вместо тебя! А ведь ты такого не хочешь, правда, мальчик? Что им первое попадется – будь то хоть клоп, словом, насекомое ли, животное, дерево, – на то и подействует волшебная сила! Так что – покрепче держи кулек! Не порви бумагу! Ну, иди же! Скорей! Не медли! Пора!