Роберт Андреевич Оболенский
Цифровое Чистилище
Глава 3. У Дженис
Вечер вторника собрал у Дженис немногих, лишь тройку постоянников, молодую парочку, что больше жалась друг к дружке, чем пила, да старика Хуана, который ходил в заведение как на работу и всегда занимал столик у входа. Эндрю ответил кивком на приветствие старожилы и направился к сидящему в конце барной стойки Кляйну. Они обменялись рукопожатиями, он сел справа.
– Не изменяешь старым привычкам?
– Сам знаешь, я к электронным версиям холоден, – положил газету на стойку, развернул к себе широким краем.
– Есть такая испанская шутка…
– Есть такая русская песня, – перебил его Питерс и сложил газету вдвое.
– Ну-ка!
– «Мы своих не меняем привычек, вдалеке от родимых домов», – достал из заднего кармана первую записку Брукса, вложил в газету и придвинул к Кляйну. – Ознакомься!
– Это всё?
– В рюкзаке моем сало и спички. И Тургенева восемь томов, – не замечая вопроса, ответил Питерс. Нарочито медленно снял дорожный мешок и поставил в ноги.
– Тургенев, думаю, интересное чтиво, – поправив волосы, отметил Кляйн и мельком взглянул на сумку.
– Еще какое, уж поверь!
– Но мне достанется лишь синопсис?
– Не моя воля, – сухо бросил Эндрю и отвлекся на подоспевшего бармена.
– О, какие люди! – на помятом лице играла улыбка. – Что пить будете?
– Мне как обычно, – ехидно ответил Эндрю.
– Ах, как обычно! – картинно скрестил руки бармен и посмотрел на старика Хуана на другом конце стойки, обвел пальцем двоих и крикнул: – Им как обычно! Охрана, выкиньте их к чертовой матери отсюда!
Старик расплылся в улыбке, обнажив щербатые зубы, и поднял свой бокал в приветствие.
– Да, мы тоже скучали по тебе, Чак, – качая головой, ответил Кляйн и придвинул газету ближе.
– Давно вас не было видно.
– Работа.
– Да, без нее никак, – протянул Чак.
– А где ваш старший компаньон?
– Он умер, – сухо ответил Эндрю.
– Без дураков? – Чак поднял от удивления брови.
– Да какой там! – шмыгнул носом, Кляйн.
– Черт, классный был мужик! – достал три рюмки и наполнил.
– Нам бы пива, – замялся Кляйн.
– Будет и пиво, а это за мой счет, – вздохнув, отмахнулся Чак.
Не чекаясь, опрокинул стопку и ушел к крану за светлым. Двое выпили, дождались бокалов с холодным «Бадди».
– Сегодня ко мне приходила полиция, – начал Питерс.
– Из девятнадцатого?
– Не знаю, но аж целый капитан.
– Ясно. – насупился Кляйн.
– К тебе тоже захаживал? – повел бровью Эндрю.
– Было дело.
– Мысли, суждения? – спросил Питерс, поглядывая на ровные ряды бутылок на баре.
– Пока рано что-то говорить. Надо прощупать почву, – Кляйн поставил бокал, снял очки.
– Думай что хочешь, но в альтруизм я не верю, – залпом выпил бокал Питерс и дал знак Чаку повторить.
– И какая у тебя версия? – спросил Кляйн.
– Я думаю, наш капитан дал маху.
– Эндрю, сколько раз говорить, больше фактов!
– Он же про инициалы тебе говорил?
– Не без этого.
– Вот, тут он и просчитался, – постучал по костяшками по стойке, Питерс.
Кляйн тяжело вздохнул, сделал большой глоток.
– Да-да, я тебя понял, – кашлянул в кулак Эндрю. – Так вот, в прошлом месяце старик заходил ко мне.
– Резал статью?
– Да, – глоток, – потом выпили, смотрели один старый фильм.
– Так, – напрягся Кляйн.
– Да, погоди!
– Как это связано, Ди?
– Тише-тише, – Эндрю пытался вспомнить название, судорожно отбивая костяшками ритм.
– Кто хоть играл?
– Китон, – наморщил лоб, – нет! Ну, старый актер, он еще в фильме про поросенка снимался.
– Издеваешься?
– Точно, Бэйб! – Эндрю щелкнул пальцами и вскинул указательный. – А мы, смотрели «Секреты Лос-Анджелеса», точно!
– Так, ты меня запутал, – поморщился Кляйн и размял виски кончиками пальцев.
– В общем, там один из героев выводит на чистоту продажного копа. Говоря ему перед смертью что-то из серии: «Обо всём знает цезарь».
Повисло молчание, Кляйн допил бокал и склонил голову набок, подобно сове. Эндрю дал знак Чаку.
– Понимаю, звучит дико, но не делай такое лицо.
– Просто продолжай.
– Так вот, как по мне, Меллоуз причастен к смерти Брукса и, как и в фильме, Брукс сказал ему инициалы и фамилию, в общем дал дез-зу – Эндрю помял в руке пачку сигарет, – перед смертью.
– Больше сути.
– Чтобы когда нас будут опрашивать, мы всё поняли. Как-то так, – Эндрю отхлебнул холодного «Бадди».
– Очень мудрено. Но что-то в этом может и есть, – закусил дужку очков Кляйн. – Мне надо подумать.
– Что делал Брукс, когда мы его в последний раз видели? – не унимался Питерс.
– Мы пили больше чем нужно.
– И?!
– Он зачитывал твою статью?
– Русскую классику.
– Как скажешь, – отмахнулся Кляйн, скривился в ухмылке и покачал головой.
– Вот и я о том же, Хантер!
– Что, Хантер?
– Инициалы: О. Х. Капитан же упоминал их в разговоре с тобой?
– И?!
– И, О.Х. Это чертов Оуэл Хантер.
– Я не понимаю тебя.
– Переведи на русский. И врубишься.
– Ты издеваешься? – поднял брови Кляйн и едва заметно закатил глаза.
– В прямом переводе, это мать его, долбанный: Совиный Охотник, – щелкнул пальцами Эндрю, – И если ты помнишь, так называлась моя статья о…
– Да, да. Я понял, но… Но я не вижу связи, – теребя дужку очков, растерянно бросил Кляйн.
– На горы опускалась ночь, а в голове раз за разом звучали слова старика. Все это охота. И тут, и там зверье, – процитировал сам себя Питерс и с силой трижды ткнул пальцем в стойку бара. – И тут, бац, совпадение, так как, выползает долбанный Совиный мать его Охотник, долбанный Оуэл Хантер. Теперь вкурил!?
– Твою мать! – Кляйн полез в свой пейслайн, искать отрывок из статьи и подтверждение перевода в придачу.
– Вот-вот, перевари! – Эндрю хлопнул по стойке ладонью.
Кляйн заметно посапывал, отстукивая по виртуальной клавиатуре.
– Что думаешь?
– Громоздкая версия, – откликнулся Кляйн.
– Да, как поступь гиппопотама.
– Хотя, – поднял палец Кляйн, – что-то в этом есть. Старик любил загадки, – он вернул очки на место, – вспомнить хотя бы все эти Кей, Ди и Большого Би.
– Вот, об этом я и говорю, – отхлебнул пива Эндрю. – После нашего совместного просмотра «Люди в черном» все эти прозвища и начались, – потянулся к дорожному мешку, нащупал конверт, вытащил один из ключей от ячеек в «Хай Валл». – Мне надо тебе что-то сказать, Кей, – поманил к себе жестом Кляйна. А выждав момент, он крепко обнял друга.
– Какого черта, Ди?!
Вложил ключ в задний карман брюк и с силой шлепнул приятеля ладонью по заднице.
– Это на память, сладкий!
Эндрю поймал на себе взгляд Хуана. Старик поднял большой палец вверх, расплылся в улыбке и замотал головой, смеясь в голос. Ди, успел чмокнуть Кляйна в щеку, прежде чем тот резко отстранился.
– Твою мать, ты как ребенок! – друг огляделся по сторонам, вытер щеку платком. Закончив, аккуратно сложил треугольником и убрал в нагрудный карман.
– Да ладно, – улыбнулся Питерс, – тут все свои.
– Пошел ты, – сухо ответил Кляйн, но на лице играла улыбка.
Проверил карман и поменялся в лице.
– Что это?
– Так, на память, – отмахнулся Питерс.
– Я серьезно.
– Новогодняя открытка, – Эндрю поймал на себе изучающий взгляд. – Да, до рождества еще далеко, так что не торопись раскрывать подарки.
– Окей! – Кляйн выдохнул, – что-то еще?
– Нет, пока лишь это и синопсис.
Три стопки ударились о стойку.
– Развлекаетесь парни? – забасил Чак.
– Проехали, – потирая виски, ответил Кляйн.
– Понимаю, всё в первый раз бывает, крепись, – потер щетину, – но если честно, видок у вас, как у двух прощелыг перед делом. Что задумали, ищейки? – спросил Чак, вытирая руки о полотенце.
– Да вот, советую Джо посмотреть один фильм, – ответил Эндрю.
– Что-то новенькое? – прищурив глаз, Чак разлил скотч по стопкам.
– Нет, очень старенькое.
– Не томи, Питерс, – улыбнулся Кляйн.
– «В укромном месте», версия 1950 года.
– Боже, ну и древность! – отмахнулся Чак, – любите вы морочиться.
– Профессия обязывает, – нашелся Питерс и сделал вид, что принюхивается, – мы же ищейки.
Трое зашлись смехом.
– Да, такие вот дела, – повел руками Питерс.
– И за это надо выпить! – сказал Чак и подвинул стопки.
– За твой счет, всегда, пожалуйста, – скривился Кляйн.
– А этому парню палец в рот не клади.
– Да брось, Чак. Я заплачу.
– Не, всё нормально, Ди, – поднял стопку Чак.
– Сам-то профессию менять не думал? – спросил Кляйн.
– Я!?
– Ну, не мы же, – улыбнулся Эндрю.
– Как вам сказать, порой думаю, но…
– Но? – отреагировали двое синхронно.
– Но я бармен. Как и отец мой, как и брат. Даже как дядя, что умер от цирроза, – осклабился он во всю ширину рта. – Так что, у меня наследственная предрасположенность к этой профессии.
– Я и не знал, что ты такой традиционалист, – улыбнулся Питерс, – Значит осталось собрать полный набор из цирроза, варикоза и жены официантки, и будет тебе с-счастье?
– Помилуй, Ди, – рассмеялся Чак, – и первых двух пунктов для счастья хватит, – подмигнул он поднимая рюмку.
Трое выпили. Колокольчик над дверью дернулся, короткий звонок и в бар вкатилась веселая компания. Молодые парни, девушки и поток свежего воздуха.
– Всё, парни, бывайте! – козырнул им Чак, уходя в сторону шумной компании. Подойдя, выдал фирменное: «Что сегодня пьем!?»
Они проводили его взглядом. Питерс выудил сигарету из пачки.
– Это всё очень серьезно, Джозеф.
– Понимаю, – сдержанно ответил Кляйн, не отрывая взгляда от шумной компании.
– Фильм посмотри, а я поеду, – подкуривая сигарету, бросил Эндрю.
– Погоди!
– Эпизод в почтовом отделении, – соскочил со стула и собрал вещи.
– Я не об этом.
– Что?
– Как сам-то?
– Нормально, – Эндрю закинул мешок на плечо. – Съезжу в Кливленд, тачку заберу, – стряхнул пепел в полупустой бокал, – не надо так смотреть, видел бы ты ее! – мечтательно закатил глаза. – «Буханка» с неестественно расширенной базой. Наслаждение в чистом виде, а не машина!
– Я не об этом, – друг достал из внутреннего кармана портсигар, закурил.
– Всё путем!
– Хорошо, – Кляйн отставил бокал, поправил очки, – допустим, я верю, – положил руку на плечо Эндрю, – но, спрошу еще раз. Сам как?
– Не знаю, – Эндрю пустил дым в пол, – судьба подарила мне букет остро отточенных карандашей, но любовью тут и не пахнет.
– Надо было жениться не на работе, и результат был бы иной, – помедлил Кляйн. – Заходил в книжный на углу тридцать восьмой и девятой авеню[6]?
[6] Книжный магазин «Фокс и Компания» фигурирует в книге: «Что ждет нас на следующей день? »
Эндрю отхлебнул из бокала и замер глядя на содержимое. Пепел осел на дне и едва заметно кружился. Прям как черные хлопья снега в документалке о взрыве грязной бомбы[7] в Берлине семьдесят третьего.
[7] Грязная бомба – это в большинстве случаев контейнер с радиоактивным изотопом (изотопами) и заряда взрывчатого вещества, при подрыве заряда взрывчатого вещества контейнер с изотопами разрушается и радиоактивное вещество распыляется ударной волной на большой площади. Конкретное исполнение бомбы может быть различным в зависимости от количества и свойств исходного материала.
– Что? – толкнул его в плечо Кляйн. – Да, я тоже смотрел «Вам письмо».
– Дебра заставила? – он оторвал взгляд от бокала.
– Не то чтобы я сильно сопротивлялся. Плюс, ты ее знаешь.
– Да, – покачивая головой, улыбнулся Питерс, – как у вас?
– Потихоньку.
– Ну, пусть всё так и будет, – он хлопнул Кляйна по плечу, – вызови мне такси со своего аккаунта, – сказал и допил бокал.
– Куда сейчас едем?
– Ты домой, а я в Кливленд, – ответил Эндрю и покрутил сигарету в пальцах. – Не смотри так!
– Ясно, опять твои излюбленные вопросы архитектуры? – вызывая такси, ухмыльнулся Кляйн.
– Ага, там были красивые дома, – улыбнулся Эндрю, знакомой лишь ему цитате из фильма. Затянулся, пустил дым в ноги и добавил. – Но в этот раз, все фасады исключительно в багровых тонах.
Они оставили по счету под одной из стопок, вышли на улицу.
– Будет через пару минут, – сказал Кляйн и поежился. Ветер гнал золоченые листья по тротуару, осень пришла раньше срока.
– Супер!
– Эндрю…
– Да?
– Вы всё еще общаетесь?
– Не знал, что устройство чужих жизней – это твое хобби.
– Я серьезно, хреново выглядишь.
– Ладно тебе, – Эндрю выдержал взгляд, отвернулся, – она приезжала. Мы покувыркались, всё! – подкурил очередную. – Вновь лучшие друзья.
– Как мы с тобой? – Кляйн достал портсигар.
– Нет, более близкие, – ткнул приятеля кулаком в плечо.
– А-а, те, что так любят друг друга, что стараются не встречаться?
– В точку!
Кляйн прикрыл сигарету руками, повертелся и наконец, прикурил.
– Это было странно.
– Эй, Ди. Я не настаиваю.
– Нет, всё нормально. С тобой я могу поделиться, – Питерс пустил дым носом. – Как у вас с Деб в постели?
Кляйн мельком взглянул на него и отвел глаза, смутившись.
– Понял, – улыбаясь, сказал Питерс глядя на друга.
– А у вас не так?
– Честно говоря, я вообще не понимаю, как у нас. В предпоследний раз всё закончилось тем, что по утру я обнаружил пустую кровать. – Эндрю покачал головой. – В записке она сказала, что хочет съездить на пару дней к подруге, – бросил взгляд на размытое отражение огней большого города в луже, – забрала с собой все свои тюбики с ванной, свои книги, даже чёртов коврик для йоги. – он нервно хмыкнул, добавив. – Знаешь, выглядело как побег.
Кляйн пожал плечами, ничего не ответив.
– Знаешь, раньше у нас с ней было что-то наше, объединяющее, как у вас с Деб. Но время идет, чувства тают, и остается лишь голый остов. И на него у тебя уже не встает… – Эндрю сбил щелчком тлеющий кончик сигареты, запустил бычком в дорожный слив. – Ушла стать, влечение, и всё былое. Лишь внутри что-то жалобно жмется, но вокруг…
– Пустота?
– Да.
– Можешь не продолжать.
– Могу, но то рождество в моем сердце навеки.
– Знаешь, обычно я такое не говорю, но… – Кляйн помедлил, затягиваясь. – Но порой прошлое должно оставаться в прошлом.
– Должны были ехать к её семье. Да в общем-то и приехали, вот только в миг до полуночи, она сказала, что хочет встретить этот год одна. В ином круге друзей. А я, как дурак ходил всю ночь по пустым улицам, надеясь, что какой-нибудь бродяга позарится на мой кошелек, и прирежет за пару десяток в кармане.
– Ди, забудь.
– Ненавижу проклятый Сиэтл. И Сочельник, и Новый Год, и все драные семейные праздники, и суку эту.
– Хватит, – сказал Кляйн, тяжко вздыхая. – Такси подъезжает.
– Хватит… Ты в коем-то веке прав.
– И знаю нюансы, – поднял воротник пальто, прячась от ветра. – Поверь, у меня тоже так было, – положил руку, на плечо друга.
– С Деб?
– Я тебя умоляю, нет конечно.
– Ну хоть кому-то из нас везет.
– Поверь, однажды и ты найдешь своего человека, – поправляя очки, сказал друг.
– Твои слова, да богу в уши.
– Поверь, просто поверь.
– Наверное… – горько ухмыльнулся Эндрю, – Хотя, ты прав. Конечно найду.
Подъехало такси. Пейслайн Кляйна настойчиво продублировал прибытие звуковым сигналом.
– Мне пора.
– Ди, – придержал его Кляйн.
– Да?
– Ты найдешь её.
– Сперва дело.
– Звони!
– Да.
– И на маминых помощников[8] не налегай.
[8] Песня «Роллинг Стоунс» – «Маленький мамин помощник/Mother’s Little helper», в которой мать налегала на рецептурные таблетки, что помогали ей отвлечься от жизненных проблем.
– Всё-то ты знаешь, – Эндрю сел на заднее сиденье, – мне это только для работы нужно.
– Ага, как кокаин врачам начала ХХ века.
– Да, брось! Кстати, о том книжном. Что там?
– Тот, в кого ты можешь превратиться, – помедлил Кляйн, переступая с ноги на ногу. – Одинокий старик, так что, притормози.
– Всё будет добре, брат. Во мраке и тьме, мы лишь ивы на пути. Гнемся, мнемся и не сдаемся.
– Это еще откуда?
– Это великий поэт Эндрю Питерс, – погрозил пальцем, – классик XXI века, стыдно не знать!
– Ой, да пошел ты, – захлопнул дверь такси Кляйн и улыбнулся. Поправил волосы, помахал рукой на прощание.
Машина тронулась, свернула за поворот, и фигура друга скрылась из виду.
Глава 4. На последнем берегу
Прохожие, улица, светофоры. Всё то мелькало, сменяясь, то застывало в едином образе ночи. Сплошные вывески да магазины. Куда не брось взгляд, всюду: «Купи!» Такси плавно вошло в поворот, подчиняясь воле автопилота. А Эндрю, хмуро глядя в окно, подумал:
«Как же всё до противного выверено. Красный – стоим, зеленый – мелькаем».
Он откинулся на спинку, закрыл глаза. В салоне пахло гарью и дешевыми духами сладковато-цветочного вкуса. Тяжело вздохнув, прильнул головой к холодящему кожу стеклу.
– Оу, совсем невеселый, – ожил дисплей на панели такси. Милая графическая мордашка с раскосыми глазами, совсем как живая. – Улыбнись! – задорно воскликнула цифровая помощница, он промолчал, сжал зубы сильнее. Ком подкатывал к горлу, голова кружилась.
– С вами всё в порядке? – голос Найс стал тревожным, – отвезти вас в больницу? Всё пять кварталов.
В версии Кляйна, Найс облачилась в восточный наряд и поведением чем-то напоминала смесь японо-китайской простушки, которая нарочито коверкает слова изображая акцент.
– Нет, маршрут прежний, – он подался вперед, прикрыл рот и сглотнул, пытаясь отогнать рвущееся наружу нутро.
– Как вам помочь?
– Окно открой, тут воняет, – расстегнул ворот, попытался дышать как можно чаще.
Почувствовал, что сил нет терпеть. Высунулся из окна и оставил дополнительную полосу в разметке дороги. Сплюнул кислый остаток, поднял голову. Поймал на себе невинный взгляд округлых глаз. Маленькая девочка в соседней машине, красный бант, дурацкий хвостик. Заметив Питерса, мать убрала ребенка от окна. Последовал осуждающий взгляд.
«Ну, а ты чего ждал, – пронеслось в голове, – свинья».
Вернулся в салон, отер край рта ладонью, хотелось напиться.
– Тяк луше? – затянул азиатский образ Найс.
– У тебя тут что, азиаты катались? Сменить алгоритм на европеоидный, – тяжело дыша выдавил он.
– Компания «Сейв Кэб» приносит свои извинения, мистер Кляйн. Изменить настройки в подкатегории «Еду один»?
– Вот тебя-е на! – успел сказать Питерс и надув щеки, вновь нырнул головой в окно.
– Как некрасиво.
– Шла бы ты, – усмехнулся он, сплевывая остатки вчерашнего завтрака и сегодняшнего обеда, повертел головой, разминая шею. – Вот, так-то лучше. И чего я еще о тебя-е не знаю?
– Сэр?
– Да я не про тебя! – отмахнулся и достал сигарету из пачки. – Слушай сюда, цыпа.
– Я вся во внимании.
– Значит так, мой сладкий бубалех. – Найс игриво подняла бровь, а Эндрю прикурил, – по завершению этой поездки меняем все настройки, – пустил дым в потолок.
– Всё-е?!
– Да, параметры такие. Низкий мужской голос с визуальным образом Санты в кожаном трико и клепаной портупеей на голом торсе. А приветствие по началу поездки такое: «Ну, привет, сахарок!» Акцент русский. Поняла?
– Подобные настройки входят в платный пакет.
– Да и хер с ним, списывай! – махнул рукой и засмеялся в голос, – чего не сделаешь ради друга, – растирая брови, прошептал Питерс, пытаясь унять приступ смеха.
Проехали Риверсайд Драйв, свернули на Генри-Гудзон-Парквэй. За эстакадой угадывались темные воды реки. Машина сбавила ход, подъезжая к мосту Вашингтона. Он смотрел на сменяющийся за окном пейзаж. Всё как в детстве. Попытался представить того маленького мотоциклиста, что рассекал за окном по воле его мысли, когда в детстве он ездил на дачу с бабушкой в пригородной электрички. Ухаб, овраг, переезд. Воображаемый гонщик был неудержим, и даже когда поезд нырял в тоннель, он слышал, как шипованные колеса рвут грунт где-то там и готовы вернуть храбреца, стоит лишь тьме тоннеля скрыться под напором открытого неба. Так было в детстве. Эндрю попытался вернуть былой образ, а не вышло.
– Премиум подписка не была продлена вовремя. Включаю рекламу, – информировала Найс.
Загрузка прошла полный цикл по часовой, логотип «Сей Кэп» стал цветным. Затемнение. В центр экрана выпрыгнул сияющий округлый логотип с идущими от него лучами радиации. Задорные глазки, рисованная улыбка во все тридцать два.
– И вновь история о скупом немце, – улыбнулся Эндрю, – вот почему нельзя настроить автоплатеж, – прислушался, – хм, знакомый мотив.
По экрану скакал текст песни, как в караоке:
«Хочешь ли поймать?
Хей.
Хочешь ли поймать?!
Хей!
Хочешь ли поймать меня?
Я мистер Рад!»
– Джоан Джет[9] и коллаборация с текстом. Неплохо.
[9] Джоан Джетт – американская рок-певица, пик популярности пришелся на 1982 год. В ее исполнении песня «Я люблю рок-н-ролл/I love Rock `N Roll» продержалась на первом месте «Билборда» в течение нескольких месяцев.
– Хотите узнать больше? – поинтересовалась Найс.
Эндрю одобрительно кивнул. В салоне стало темнее, на экране подгрузился видеоряд:
Лесной массив, фасады заброшенных зданий. Два путника идут по покинутому предместью. Звуковой сигнал на счетчике Гейгера[10] нарушает молчание, издавая противный писк.
[10] Счетчик Гейгера – прибор с газоразрядным датчиком. Применяется для подсчета, попавшего в него ионизирующего излучения. Чаще всего счетчиком Гейгера называют все приборы, с помощью которых измеряется радиация. Это в корне неверно, так как это не прибор, а именно датчик, что служит одним из звеньев устройства созданного для измерения «уровня радиации».
– Нашел?
– Кажется, что-то есть, – присмотрелся к данным с экрана, – ага, нашел! – сложил пальцы в: ок-кей.
– Отлично, ты пока отметь точку, а я лагерь разобью. Смеркается.
Камера уходит на дальний план, ход времени ускоряется. В мгновение на пустыре вырастает палатка, стулья, костер. Камера поднимается выше, фиксируется на небосводе. Ускорение исчезает, стоит звездам осветить полотно ночного неба. И ракурс плавно переходит на средний план через затемнение. Двое сидят у костра: черный слева, белый справа. Оба смотрят, как языки пламени играют в костре.
– Помнишь эту песню: «Нарик слева, нарик справа»… – напевает левый.
– Ага, а ты эту: «Сладкий край мой Алабама»?
– Хорош, ох уж этот ваш южный рок! Вы только слова и слушаете.
– Также, как и вы ритмы.
– Да, – тепло улыбнулся черный, – хороший был день.
– Согласен, – ответил белый улыбкой, и подался вперед, протягивая свою кружку.
Эмалированная кружка с флагом Континентального Союза[11] сомкнулись: гулкий звук одной о другую, кофе полилось через край, а падающие капли с шипением исчезли в костре. Когда камера плавно ушла на дальний план под стрекот сверчков, и картинка застыла в моменте единства:
«В нас много различий, но мы ценим одно и то же!
Начни свое приключение с ГС „Радиа Код 5О97“».
Доступен в черном и белом цвете».
[11] Флаг Континентального Союза – так же как и флаг США выдержан в красно-бело-синей цветовой гамме и имеет прямоугольную форму. Горизонтальные равновеликие линии оставлены, семь красных и шесть белых полос. Изменения коснулись лишь темно-синего крыжа с белыми звездами, его перенесли в центр полотна и форму изменили на круг, в центре которого находится одна большая крупная звезда, символизирующая планету и Единый Союз, а все остальные выполнены в прежнем размере и все так же символизируют штаты, входящие в состав федерации. Всего звезд 68.
– Хотите узнать больше?
– Ну нафиг! – отмахнулся Питерс и затушил бычок, – хотя, закажи мне версию в черном, адрес доставки, – задумался.
– Слушаю.
– Доставь в автомастерскую Килмистера в Кливленде.
– Оплата с текущего счета?
– Нет, – порылся в мешке от «Стайн», достал старенький пейслайн. Включил, поднес к датчику под монитором.
– Средства списаны, – информировала Найс в унисон с сообщением на пейслайн. – Сэр, вы можете не подносить телефон к датчику, такси полностью поддерживает дистанционную оплату и бесконтактную зарядку техники.
– Спасибо, куколка моя, на этом и остановимся, – он достал моток малярного скотча, отмерил три дюйма, оторвал таких два.
– Что вы делаете?
– Заклеил центральную камеру крестом.
– Сэр?
– Да, сладенькая?
– Зачем вы так?
– Ну, тариф-то не премиум. Рекламу не отключишь, а я тебя знаю. Будешь отслеживать положение тела, ширину зрачков и кидать чертову рекламу с интервалом разрешенным законом штата, – улыбнулся, – всё верно?
– Это грубо.
– Ага, запиши на мой счет. И оповести за час, когда до места назначения останется тридцать миль, – ответил Эндрю, наклеивая скотч на боковые камеры в салоне.
– Да, сэр, – на лице Найс появился прищур, экран погас.
Мост остался позади, а пейзаж за окном стал сменяться заметнее прежнего, когда он почувствовал легкий рывок, и скорость ощутимо увеличилась, стоило такси свернуло на Ввосьмидесятое шоссе. Эндрю достал блокнот Брукса, выложил диктофон, отхлебнул виски из взятой с собой бутылки, достал из кармана пейслайн. Ворох писем на почте, с десяток пропущенных звонков, большинство от Кляйна. Счета, письмо из редакции «Н-Й Дейли».
– Так, – прищурился он глядя на экран.
Ответил на письма, открыл браузер от «Пейс Эйр». Вошел в личный кабинет, на странице цифровой версии журнала «Бэд Эппл». Собрался с мыслями, закурил, внес текст из заметок:
Я еду по этим улицам. Сравниваю их с памятью о забытой Москве. Различий мало. Многие из моих соотечественников любят оглядываться на другие огороды. Хотел бы ошибаться, но командировка вернула мне память. Что сейчас, что тогда. Всё едино.
Кто-то скажет: «Время лечит». Не согласен! Время дает шанс забыть. Просто шанс. Но мир возвращает меня к реалиям. И на поверку оказывается, что всё самое худшее доступно каждому. Нет разницы, какой у вас меридиан, важна лишь широта взгляда.
И хоть мы и любим со страстью спорить да говорить о коррупции и несправедливости в нашей стране, в наши дни, но забываем, что так бывает везде и всегда. Я читаю дневник мертвеца, смотрю в окно и вижу лишь набирающую обороты машину. У нее есть цель обогнать: педаль в пол, виды сливаются в единую массу. Только цель, только мечта и вера в державу! А скольких людей она собьет по дороге? Это неважно.
Я ставлю точку, допиваю стакан. И не вижу разницы, глядя на континенты. Никогда я не спал на ходу. Как нам проснуться?
Дописав, Эндрю сохранил текст. На глазах проступили слезы. «Да что ты такой чувствительный? – спросил он себя, отпил из горла. – Не знаю. Может, старею?»
Сидел в тишине, словно в вакууме. Лишь картина за окном менялась с пугающей скоростью, всё как на русских горках. Достал оранжевый бокс из кармана. Заложил таблетку Клавидола под язык: знакомая горечь, немного виски и еще одна. Шмыгнул носом и вытер слезы рукавом. Одел наушники и вставил в диктофон карту памяти под номером один. А откинувшись на сиденье, прикрыл глаза.
Треск, шелест бумаги, знакомый голос:
– Я разделю книгу на четыре части. Начну с пятидесятых. Почему? Это время нового расцвета технологий и время начала великой смуты. Проект ИТЭР[12] успешно завершен, и термоядерная энергетика набирает обороты на мировом рынке. Зажглась новая звезда на бирже «Гипперион Энерджи» с Биллом Коганом во главе. Первые державы мира вернулись к идее покорения космоса. Более это не удел фантастов, а технологически осуществимый проект. Мир готов к обновленной эпохе Атома, былой страх прошел, но крупные игроки старого мира с этим не согласны. Маркетинговая война набирает обороты, – Брукс прочистил горло и отпил воды из бокала.
[12] ИТЭР – международный экспериментальный термоядерный реактор, разработка началась в 1992, а строительство в 2007 году.
– Но, что было прежде? Я вспоминаю сороковые с трепетом. Череда кризисов привела к банкротству или переходу на цифровые носители девяносто процентов независимой прессы. Я помню сорок девятый и как сидел без дела более полугода.
Кашлянул, шмыгнул носом. Шелест страниц, стук ручки о стол.
– Вернемся к истории, заметка о компаниях в главу о пятидесятых. Закончить вступление к первой главе так – «При всех благах, что стали доступны с энергетическим прорывом. В итоге пятидесятые вошли в историю, как десятилетие войн, и положили волну новой всеобщей паранойи и страха перед тотальной ядерной войной».
Брукс перечитал надиктованное вслух повторно, отпил из бокала и продолжил:
– 2051
После аварии в Мексиканском заливе, компания «Пэксон и Тобил» – одна из ведущих компаний США по добыче и переработке природных ресурсов с 2045 года. В кратчайшие сроки справляется с разливом нефти, но уже через сутки в сеть попадает информация о новой бактерии, использованной для очистки моря от нефтяных пятен. В больницы поступают люди с побережья, прилив выбрасывает на берег мертвую рыбу. Журналисты с пятого канала фиксируют, как выбрасываются на берег киты. Правительство вводит карантин в акватории мексиканского залива. Власти Мексики выражают протест и закрывают регион для Американских сил со своей стороны. Правительство США заявляет: «Отрицание карантина, рассматривается, как объявление войны, так как несет угрозу гражданам США и напрямую противоречит интересам государства».
И как итог: Военно-морские силы США в короткие сроки берут под контроль Мексику, а «Пэксон и Тобил» получает эксклюзивные права на дальнейшую разработку нефтяных месторождений в заливе и на территории штатов в поделенной на равные части Мексике. На этой новости завершается извечный «мексиканский вопрос», а «Пэксон и Тобил» практически полностью монополизирует рынок и обращают свой взгляд в сторону последнего их главного конкурента на внутреннем рынке – «Хефрон».
На захваченной территории трех новых штатов правительство США ведет жесткую политику, задача которой снижение преступности в регионе. Основные силы нацелены на картель и общий трафик наркотиков. Местные жалуются: «Доходит до того, что по надуманным обвинениям целые кварталы отправляются в частные тюрьмы. Мы официально не граждане США и никаких прав не имеем». Акции Исправительной Гильдии Америки (ИГА) подскакивают в цене. ИГА является частной тюремной корпорацией, к 2087 году ей принадлежит 85% тюрем на территории США (ныне КССГ). Компания активно расширяется, выкупая гос.тюрьмы не только на территории США, но и на новых землях – Мексике. Отчасти ИГА лишь формально можно отнести к тюремной корпорации, ведь фактически, ИГА использует заключенных сродни рабам на тюремном производстве. Поэтому долго думать не надо. ИГА – это рабовладелец версии 2.0.
Что касается «Пэксон и Тобил». Штрафных санкций для компании не было. Частные иски пощекотали нервы юридическому отделу, но всё закончилось мирно. Лишь две крупные страховые компании объявили о банкротстве. А волну общественного негодования юристы нефтедобывающей компании спихнули на плечи недобросовестного подрядчика «Бредли и Партнеры», которому и достанутся все иски в дальнейшем.
Источник: газета «Н-Й Дейли Ньюз» от 11 декабря 2051 года.
Декабрь 2051
По США прокатывается волна эпидемии, так называемой «новой чумы» именуемой в СМИ «Синей хворью», так как заражению подверглись лишь люди, вошедшие в контакт с водой в Мексиканском заливе. Инцидент достаточно быстро замяли, переключив внимание СМИ на освещение дальневосточного конфликта в Северной Корее.
Январь 2052
Пресс-центр «Пэксон и Тобил» никак не прокомментировал заявление группы независимых журналистов о том, что компания имеет прямое отношение к эпидемии. А тестирование нового средства по борьбе с разливом нефтяных пятен в 2051 и является причиной возникновения «Синей хвори».
