Роберт Андреевич Оболенский
Заключенный УП-М-76-248
Вот так работаешь, следишь за собой, следишь за мыслями, и ты уже в зеленной зоне. Я считаю дни до перевода, это моя цель, моя награда за усердный труд. Ведь в зеленной зоне совсем другой персонал, более осмысленный, так вернее будет сказать. А вот в желтой, это как в младшем классе сидеть третий год.
Единственные разговоры, что тут ходят, вертятся о трудобалах от работы и том, как их сине-зеленый эквивалент на радости потратить: алкоголь и женщин. Последние тут не в запрете, но цена вопроса не мала. Хотя, обо всём можно договориться с китайцами. Этих тут еще с мировой войны селят, и чертовы «банана» так с местными стенами срослись, что клетка им давно милей свободы. Порой даже кажется, что, если кто Детройтом и владеет, так это именно азиаты.
Но мой перевод уже скоро. И он мне нужен как воздух, ведь я голодаю. Нет, не от нехватки еды, с этим порядок. Просто порой хочется прийти на очередную смену, узнать новости, поболтать между делом о кино, музыке или культуре.
Как тебе фильмы Джона Скьюзека и Пола Парса, а? Как тебе музыка Шона Дэвидсона? Как вам картины Спаркаса или Йомато Хокусайя? Как вам драная «Новая надежда»?
В ответ молчание. И эта духовная пустота сводит меня с ума. Весь день я слышу лишь: бип-бип. Так звучит сканер, когда считывают штрихкод на деталях с конвейера.
Три сотни битов и сетка на колесиках забита под крышку. Звучит гудок, можно сходить на перерыв. Сидим, плюем под ноги и, докурив, отстреливаем щелчком окурок. Тут второе мое наблюдение, не знаю отчего, но никто бычки не тушит. Все кидают никотиновую палку с такой ненавистью, будто гора обугленных фильтров вокруг урны – это их месть обществу.
Я думал, не выдержу, сорвусь. Но ровно на пятый год меня поставили на должность начальника цеха. А как оформил документы, так и пас в зеленую зону прилетел. Я думал, всё позади, но заехав в капсулу, увидел, что меня ждал сюрприз. Сосед мой туп как пробка, да еще и контрабандист, как оказалось. И, наверное, грех жаловаться, именно благодаря ему у меня проигрыватель, пластинки и двенадцатилетний скотч в капсуле. Но минусов в нем больше. С ним не о чем поговорить. Да он даже Дьюка Эллингтона и Джони Колтрейна не знает.
Как-то я поставил ему композицию «My Little Brown Book», а он даже слушать не стал. Я пытался спорить, но его так разозлили мои слова, что он крепко прошелся по мне кулаками. А я всё съел, всё проглотил и ждал.
Как-то купил ему книгу Сьюзан Хоуп «Прими себя. Других. И не убей всех нахрен». Она ему зашла; сидел на диване с довольным видом, читал сальные истории из дамской жизни и потягивал холодное пивко. А я в догонку баловал его домашней кухней. Ведь хочешь тут выжить, адаптируйся. И я уже знал, что мой сосед не любит музыку, но обожает домашнюю стряпню. С месяц я кормил его итальянскими блюдами, легко приправленными измельченным в пыль стеклом из цеха. К третьей неделе он у меня в последний раз улыбнулся. Сперва кашлял, жаловался на рези, а потом прямо во время сделки с контрафактом и захаркал кровью.
