Роберт Маккаммон
Они жаждут
III
– Вы не возражаете? – спросил Палатазин у сидевшей по другую сторону стола юной блондинки с блестками на веках, доставая когда-то превосходную пенковую трубку, ныне превратившуюся в оцарапанный кусок древесного угля.
– Что? А, нет, дядь, все нормально.
У девушки был гнусавый среднезападный акцент.
Он кивнул, чиркнул спичкой и поднес огонь к чаше. Эту трубку Джо подарила ему на первую годовщину их свадьбы, десять лет назад. На чаше был изображен мадьярский князь – один из тех диких воинов-кочевников, что захлестнули Венгрию кровавым потоком в девятом веке. Часть носа и бровь позже откололись, и теперь изображенное лицо больше подошло бы нигерийскому боксеру. Палатазин позаботился о том, чтобы дым уходил в сторону от девушки.
– Итак, мисс Халсетт. – Он заглянул в лежавший на столе блокнот; чтобы освободить для него место, Палатазину пришлось убрать целую охапку газетных вырезок и пожелтевших папок. – Во вторник вечером ваша подруга вышла работать на бульвар Голливуд, у тротуара остановился автомобиль, и что случилось потом?
– В машине сидел какой-то парень. Странный тип.
Девушка нервно улыбнулась ему, теребя фиолетовую замшевую сумочку, которую пристроила у себя на коленках. Ногти у нее были обгрызены до крови. В кресле у двери, в другом конце кабинета, сидел детектив Салливан Рис, мощный, как пожарный гидрант, и черный, как обугленная венгерская трубка. Детектив скрестил руки на груди и наблюдал за девушкой, время от времени поглядывая на Палатазина.
– Сколько лет было этому мужчине, мисс Халсетт?
Она пожала плечами:
– Не знаю. Помоложе тебя. Она говорит, что не может сказать точно, потому что, понимаешь, фонари на бульваре светят по ночам так ярко, так странно. Трудно рассмотреть человека, пока не столкнешься с ним лицом к лицу.
Палатазин кивнул:
– Черный, белый, чикано?
– Белый. У него были очень толстые стекла в очках, и от этого глаза казались огромными и смешными. Это был… моя подруга Шейла говорит… крупный парень… не то чтобы высокий или что-то еще, а просто… толстый. У него были черные или темно-каштановые волосы, подстриженные ежиком, почти как щетина. Да и самому ему побриться не помешало бы.
– Во что он был одет? – спросил Рис мощным, утробным голосом.
Когда-то он учился в Школе Дюка Элингтона и пел в хоре басовые партии, сотрясая пол во всем зале.
– Э-э… синяя ветровка. Светлые брюки.
– На ветровке были какие-нибудь буквы? Логотип фирмы?
– Нет, не думаю.
Она снова посмотрела на Палатазина и вздрогнула. Ее пугало такое близкое соседство копов. Линн и Пэтти назвали ее дурой, когда она отправилась в Паркер-центр, чтобы поделиться информацией с копами, ведь они не сделали для нее ничего хорошего, только дважды арестовали по обвинению в домогательстве. Но она подумала, что, может быть, если ее снова загребут, этот грустный коп, который здесь за главного, вспомнит ее и как-нибудь все уладит. Приглушенный звон телефонов и стук пишущих машинок за дверью начали действовать ей на нервы, потому что перед визитом в полицию ей пришлось отказаться от всего – ни кокса, ни травы, ни таблеток. А теперь она так волновалась, что не могла вынести шума.
– Хорошо, Эми, – мягко сказал Палатазин, почувствовав ее беспокойство. Девушка напоминала сейчас оленя, учуявшего запах оружия. – А что вы скажете о машине? Какой марки она была?
– «Фольксваген-жук». Серый или зеленовато-серый, кажется.
Палатазин сделал пометку в блокноте, записав оба цвета.
– Что случилось дальше с… э-э… вашей подругой?
– Этот парень открыл дверь и спросил: «Торгуешь или как?» – Девушка беспокойно повела плечами. – Ну, ты понимаешь…
– Он сделал вашей подруге непристойное предложение?
– Ага. И еще показал полусотенную. Потом сказал что-то вроде: «У Уолли для тебя кое-что есть…»
– Уолли?
Рис чуть подался вперед на своем стуле. В солнечном свете, льющемся через открытые жалюзи за спиной Палатазина, скуластое лицо детектива блестело, как полированное красное дерево.
– Вы уверены, что не перепутали имя?
– Нет, не уверена. Послушай, дядь, как я могу быть уверена, если все это случилось не со мной, а с моей подругой Шейлой?
Палатазин записал в блокноте: «УОЛЛИ?» А ниже строчкой: «УОЛТЕР?»
– А потом что было?
– Он сказал: «Тебе не придется делать ничего особенного. Просто сядь, и мы поговорим». – Девушка замолчала и уставилась на дома позади Палатазина. – Она едва не села. Полсотни баксов – это полсотни баксов.
– Верно, – сказал Палатазин.
Он посмотрел в ее встревоженные глаза и подумал: «Деточка, как ты вообще там ухитряешься выжить?» Если ей исполнилось хотя бы шестнадцать, Палатазин готов был станцевать чардаш перед всем отделом.
– Продолжайте, пожалуйста.
– Она едва не села в машину, но в последний момент почувствовала запах, какой-то… странный. То ли лекарство, то ли… э-э… отец Шейлы моет этим руки. Он доктор.
«ДОКТОР?» – записал Палатазин. А следом: «БОЛЬНИЧНЫЙ ПЕРСОНАЛ?»
– Тут Шейла испугалась и убежала. А когда оглянулась, этот тип уже отъезжал. Вот и все.
– А когда до твоей подружки дошло, что этот тип мог быть Тараканом? – спросил Рис.
– Я слежу за тем, что пишут в газетах. Думаю, все следят. Весь бульвар только об этом и говорит, поэтому я решила, что вы, копы, должны об этом узнать.
– Если это случилось во вторник, почему ты ждала так долго, а не сообщила сразу?
Она пожала плечами и принялась грызть ноготь большого пальца.
– Я боялась. Шейла боялась. Чем дольше я думала, что это мог быть он, тем сильнее боялась.
– Ваша подружка случайно не запомнила номер автомобиля? – спросил Палатазин, держа ручку наготове. – Или что-нибудь особенное в этой машине?
Девушка покачала головой:
– Нет. Все случилось слишком быстро.
Она посмотрела в беззлобные серые глаза грузного копа, который так напоминал ей того полицейского, что работал с трудными подростками в Холте, штат Айдахо. Только этот коп был почти лысым, говорил с забавным акцентом и забрызгал кофе свой ярко-красный галстук с синими горошинками.
– На самом деле это ведь не он?
Палатазин откинулся на спинку крутящегося кресла, завитки голубоватого дыма витали вокруг него. Эта молодая проститутка была такой же, как десятки других, опрошенных за последние недели: измотанная и перепуганная, с хорошими мозгами, позволяющими уцелеть на улице, но не настолько хорошими, чтобы порвать с такой жизнью. Казалось, у них у всех одинаковое выражение глаз: с резким оттенком пренебрежения, маскирующим спрятанную где-то глубже и ближе к сердцу усталость. В последнее время он едва сдерживался, чтобы не встряхнуть какую-нибудь из этих уличных выживальщиц и не заорать: «Неужели вы не понимаете, что вас там ждет? Убийцы, насильники, садисты… или еще хуже. То, о чем вы боитесь даже подумать, потому что это сведет вас с ума; то, что прячется в тени человечества и ждет на его кошмарной обочине своего часа, чтобы нанести удар. То извечное зло, что должно выделять зло и поглощать зло, чтобы самому выжить…»
«Хватит!» – мысленно прикрикнул на себя Палатазин. Внутри у него все было напряжено до предела, и он сам понимал, как близок к тому, чтобы сорваться.
– Это вполне возможно, – сказал он Эми.
– О господи! – Кровь отхлынула от ее лица, и она стала похожа на куклу Кьюпи, раскрашенную снаружи и пустую внутри. – Я хотела сказать, что… У меня были свидания со странными типами, но ни один из них не пытался…
Она схватилась за горло, представив себе, как жутко ухмылялся тот тип, когда она залезала в его машину.
– Эми, – тихо проговорил Палатазин, отбросив всякое притворство. – У нас есть художник, который может составить фоторобот того типа, который пытался вас снять. Я пока не говорю, что он и есть Таракан, это только подозрение. Мне бы хотелось, чтобы вы вместе с детективом Рисом сходили к художнику и описали этого человека. Все, что сможете вспомнить, – волосы, глаза, рот. Хорошо?
Он поднялся с кресла, а Рис встал рядом с девушкой.
– Еще мне хотелось бы, чтобы вы подумали про эту машину. Чтобы вы мысленно представили ее и вспомнили о ней как можно больше. В особенности ее номер. Возможно, вы его все-таки видели и неосознанно сохранили в памяти. Спасибо, что пришли поговорить с нами, Эми. Салли, ты отведешь ее к Маку?
– Конечно. Идемте со мной, мисс Халсетт.
Детектив открыл перед девушкой дверь, и в кабинет вломился рабочий шум отдела по расследованию убийств – визг телефонов, безжалостные удары по двум пишущим машинкам, стук открывающихся и закрывающихся ящиков картотеки, монотонный стрекот телекса. Девушка остановилась на пороге и обернулась к Палатазину:
– Я кое-что вспомнила. Его руки. Они были… очень большие, понимаешь? Я видела, как он сжимает руль.
– Он носил какие-нибудь кольца?
– Я… нет, не думаю.
– Ну ладно, все в порядке. Салли, как только получишь фоторобот, принеси его мне, хорошо?
Салли кивнул и повел девушку по просторной, заставленной картотечными шкафами и столами комнате с линолеумом на полу. Палатазин, чувствуя, как забился в висках пульс надежды, пробрался сквозь лабиринт столов туда, где сидел детектив Брашер, ожидавший звонка осведомителя. Молодой человек с песочными волосами и глубоко посаженными зелеными глазами, смотрящими с каждым годом все жестче и жестче, бился над кроссвордом в свежей «Таймс». Увидев, что к нему приближается капитан, Брашер мгновенно отбросил газету в сторону.
– Непохоже, чтобы ты был чем-то сильно занят, Брашер, – сказал Палатазин. – Мне нужно подобрать кое-какие папки. Просмотри всех, кого мы опрашивали в связи с убийствами Таракана, и найди среди них тех, у кого есть «фольксваген» и кто проходит под именем Уолли или Уолтер либо имеет такие клички. Еще я хочу, чтобы ты просмотрел дела по изнасилованиям и уличным нападениям и отобрал то же самое. Приблизительно за три последних месяца.
– Да, сэр. – Он записал задание в блокнот и встал из-за стола. – Я ожидал звонка от сутенера, с которым недавно разговаривал.
– Пусть Хейден ответит за тебя. – Палатазин указал на мужчину за соседним столом. – Мне нужны эти папки, и как можно скорее.
Он отвернулся от Брашера, увидел шагнувшую в комнату Гейл Кларк и почувствовал мгновенный прилив гнева и раздражения. Она опоздала на час с лишним, и сейчас ему совсем не хотелось выслушивать ее глупые вопросы. Пару раз, когда он отказывался с ней разговаривать и отсылал ее в отдел связи с прессой, «Тэттлер» выдавал бьющие по больному передовицы о том, как капитан Эндрю Палатазин еле передвигает ноги, расследуя дело Таракана. В любое другое время он не возражал бы против этой беседы, но сейчас все газеты давили на мэра, тот в свою очередь давил на комиссара полиции, топтавшегося двумя ногами на спине у шефа полиции Гарнетта, который приходил к Палатазину, жуя зубочистку, и требовал ответа, почему дело до сих пор не раскрыто. А Палатазин мог только жевать таблетки от изжоги и бродить по отделу, словно раненый, разъяренный медведь. Он знал, что его сотрудники работают, напрягая все силы, но высокопоставленные политики начинали нервничать. Поэтому комиссар отдал строгую директиву: сотрудничать с прессой.
«Теперь мало быть просто полицейским, – желчно подумал Палатазин, направляясь навстречу Гейл Кларк. – Ты должен быть социальным работником, психологом, политиком и угадывателем мыслей в одной упаковке».
– Вы опоздали, – коротко бросил он. – Что вы хотите?
– Мне очень жаль, – ответила она, но по ее тону этого не было заметно. – Меня немного задержали дела. Мы можем поговорить в вашем кабинете?
– Где же еще? Но прошу вас, давайте побыстрей. У меня много работы.
Палатазин проводил ее в кабинет, закрыл дверь и сел за стол. Имя Уолли шершнем гудело у него в голове.
– Я могу только повторить вам то, что уже говорил сегодня утром для «Таймс» и «Леджер»: у нас пока нет главного подозреваемого, но за некоторыми людьми ведется наблюдение. И нет, я не заметил ничего общего между Тараканом и Джеком-потрошителем. Мы увеличили количество подсадных уток на улицах, но мне бы не хотелось, чтобы вы предавали это огласке. Вы сделаете это?
– А я должна?
Она приподняла бровь и достала из сумочки шариковую ручку «Флэр».
«Спокойно, – сказал себе Палатазин. – Не дай ей поддеть тебя, у нее это хорошо получается».
– Мисс Кларк, – тихо проговорил он, отодвинув трубку в сторону и положив руки на стол. – Последние недели нам с вами, по несчастному стечению обстоятельств, приходилось работать в тесном контакте. Я знаю, что не нравлюсь вам, но мне это безразлично. Я не испытываю особого уважения к вашей газете.
Он повернулся к стопке бумаг на столе, покопался в ней, нашел выпуск «Тэттлер» недельной давности и подтолкнул к ней. Заголовок передовицы кричал кроваво-красными буквами: «ГДЕ СКРЫВАЕТСЯ ТАРАКАН? КТО СТАНЕТ ЕГО СЛЕДУЮЩЕЙ ЖЕРТВОЙ?»
Легкая улыбка Гейл Кларк чуть дрогнула, но не исчезла.
– Вы должны помнить, как две недели назад я рассказал вам, что отправил нескольких женщин-полицейских изображать проституток на улицах города. То же самое я сообщил всем городским газетам и попросил их не публиковать эту информацию. Вы должны помнить, что и вас я попросил о том же. Так почему же, открыв вашу газету, я натыкаюсь на заголовок «Смогут ли женщины-полицейские заманить Таракана в ловушку?». Он не совершил ни одного нападения с тех пор, как эта информация была опубликована. Не думаю, что он настолько болен на голову, чтобы читать вашу газету, но предполагаю, что он узнал от кого-то об этих подсадных утках и решил залечь на дно. Могут пройти месяцы, прежде чем он всплывет опять, но к тому времени его след совсем остынет.
– Я пыталась умолчать об этом в своей статье, – сказала Гейл. – Но главный редактор заявил, что каждая новость должна быть опубликована.
– О, тогда, может быть, вашего главного редактора нужно назначить на мое место, раз уж он так хорошо разбирается в работе полиции?
Он снова порылся в бумагах, нашел другой выпуск «Тэттлер» и подтолкнул его Гейл, словно кусок гнилого мяса. Заголовок трубил: «БЕЗУМНОЕ МАССОВОЕ УБИЙСТВО». Ниже была фотография, во всех ужасных подробностях показывающая, как работники морга забирают Шарлин Маккей. Остальные заголовки пытались перекричать друг друга: «В ОКРЕСТНОСТЯХ ЭЛ-ЭЙ ПРИЗЕМЛИЛОСЬ НЛО?», «НЕ СТАРЕЙТЕ НИКОГДА – ПОРАЗИТЕЛЬНАЯ ДИЕТА НА ОСНОВЕ МОРСКИХ ВОДОРОСЛЕЙ!», «КАК ВЫЙТИ ЗАМУЖ ЗА РОК-ЗВЕЗДУ?».
Палатазин презрительно фыркнул:
– Люди на самом деле подписываются на эту чушь?
– Триста тысяч, по данным за прошлый год, – невозмутимо ответила она. – Я бы могла сказать, что сожалею о попавшей в печать информации о подсадных утках, но не думаю, чтобы из этого что-нибудь вышло.
– Вы правы. У меня такое ощущение, что ничего не изменится, если мы попробуем все это повторить. Неужели вы не понимаете, сколько вреда приносят эти необдуманные статьи о Таракане? Люди пугаются, начинают подозревать друг друга, не решаются даже просто выйти из дома вечером. А еще они не очень помогают расследованию. – Он взял трубку и вставил ее между зубов, едва не прокусив мундштук. – Я думал, что могу положиться на ваш профессионализм. А теперь вижу, что ошибся.
– Какого черта?! – неожиданно взорвалась она, подавшись вперед и гневно сверкая глазами, словно собиралась наброситься на Палатазина через стол. – Я пишу хорошие статьи! Чертовски хорошие! Я не могу ничего поделать с заголовками и не могу указывать главному редактору, что нужно печатать, а что нет! Ну хорошо, я понимаю, что «Тэттлер» старается выдоить из этой коровы все до последней капли, но так же поступают все остальные городские газеты! Все решают деньги, капитан, и любой, кто утверждает, что это не так, либо дурак, либо лжец. Но если вы прочитаете мои статьи, то поймете, что я чертовски хороший журналист и говорю людям правду такой, какой ее вижу!
Палатазин помолчал немного. Прикурил трубку и посмотрел на Гейл сквозь пелену табачного дыма.
– Зачем вы тратите время на «Тэттлер»? – спросил он наконец. – Они недостойны вас. Неужели вы не можете работать где-нибудь в другом месте?
– Я зарабатываю себе имя. – Румянец понемногу сошел с ее лица. – Такова жизнь. Большинство из тех женщин, что закончили два года назад факультет журналистики Юси Эл-Эй, сидят на попе ровно, переписывая или редактируя чужие статьи, или бегают в кафе на углу за кофе и бутербродами с ветчиной для настоящих репортеров. Возможно, «Тэттлер» и не предел моих мечтаний, но, по крайней мере, здесь я набираю себе поклонников, которые покупают газету только для того, чтобы прочитать мою статью.
– Горстку поклонников. Из числа тех, кто любит полюбоваться авариями на дороге.
– Их деньги ничем не хуже. Даже лучше, чем у большинства остальных. И не смотрите на них свысока, капитан. Они и есть великий американский средний класс. Те самые люди, которые оплачивают ваше жалованье, между прочим.
Палатазин задумчиво кивнул. Оттенок гнева еще тлел в темно-карих глазах Гейл, сверкающих, словно поверхность глубокого озера, потревоженная брошенным камнем.
– Что ж, – сказал он, – тогда мне лучше заняться делами, чтобы отработать свое жалованье. Так зачем вы хотели меня видеть?
– Да так, пустяки. Вы уже ответили на мои вопросы. Я только хотела уточнить, почему вы решили, что Таракан спрятался. – Она закрыла свою «Флэр» колпачком и положила обратно в сумочку. – Возможно, вам будет интересно узнать, что на следующей неделе главной новостью станет не он.
– Вы меня успокоили.
Она встала со стула и забросила сумочку через плечо.
– Хорошо. Скажите, не для публикации, вы хоть немного приблизились к его поимке за эту неделю?
– Не для публикации? Нет, не приблизились. Но, возможно, у нас появились кое-какие новые зацепки.
– Какие, например?
– Пока слишком рано говорить об этом. Нужно подождать и посмотреть.
Она слабо улыбнулась:
– Больше не доверяете мне?
– Отчасти поэтому. Но еще и потому, что мы работаем с информацией, которая поступила с улицы только сегодня, и вы лучше других должны понимать, насколько ненадежной она может оказаться.
Он встал и проводил ее к выходу. Она остановилась, едва дотронувшись до ручки двери.
– Я… я не должна была так горячиться. Но сегодня я столкнулась с чем-то отвратительным. Чем-то диким. Вы считаете, что я слишком сильно на вас давлю?
– Да, считаю.
– Это потому, что я не хочу всю жизнь оставаться в «Тэттлер». Я должна быть рядом, когда вы его поймаете, капитан, потому что довести эту историю до конца – это моя единственная возможность подняться выше. Хорошо, я действительно чертовски амбициозна и беспринципна, но и практична при этом. Такая тема выпадает журналисту раз в сто лет. Посмотрим, сумею ли я обернуть это себе на пользу.
– Мы можем так никогда и не поймать его.
– Я могу процитировать это ваше заявление?
Глаза Гейл округлились, и по серьезному выражению ее лица и пронзительному взгляду Палатазин никак не мог понять, шутит она или нет.
– Думаю, не стоит. – Он открыл ей дверь. – Уверен, что мы с вами еще поговорим об этом. Кстати, а что же вышибло Таракана с первой полосы? Какая-нибудь пожилая леди нашла у себя на чердаке завещание Говарда Хьюза?
– Нет.
По ее спине пробежал холодок. Она еще чувствовала запах гниения тех трупов с кладбища, пропитавший всю ее одежду.
– Разграбление могил на Голливудском мемориальном. Поэтому я и опоздала. Мне нужно было продиктовать статью по телефону и побеседовать с голливудскими копами.
– Разграбление могил? – чуть слышно повторил Палатазин.
– Ага. Или, скорее, похищение гробов. Что бы это ни было, но примерно двадцать гробов выдрали из земли и разбросали вокруг… их содержимое.
Палатазин вынул трубку изо рта и уставился на нее, и только где-то под горлом глухо бился пульс.
– Что? – чужим, хриплым голосом, больше похожим на кваканье лягушки, спросил он.
– Да, дикость какая-то.
Гейл шагнула за дверь, но Палатазин неожиданно схватил ее за руку, сжав почти до боли. Она взглянула на него и моргнула. Лицо Палатазина сделалось восковым, губы шевелились, но не издавали ни звука.
– Что вы сказали? – с усилием проговорил он. – Когда это случилось?
– Думаю, где-то посреди ночи. Эй, послушайте… вы… вы делаете мне больно.
Он посмотрел на свою руку и тут же отпустил Гейл.
– Простите. Голливудское мемориальное? Кто первым оказался на месте происшествия?
– Я. И фотограф из «Тэттлер» – Джек Кидд. Что вас так обеспокоило? Вандализм – это ведь не ваш профиль?
– Нет, но…
Он казался опустошенным и растерянным, как будто мог в любую секунду рухнуть на пол безжизненной кучей тряпья. Взгляд его остекленевших глаз напугал Гейл до дрожи в позвоночнике.
– С вами все в порядке? – нерешительно спросила она и не услышала мгновенного ответа.
– Да, – кивнул он наконец. – Да, все хорошо. Все хорошо. Не могли бы вы уйти, мисс Кларк? У меня много работы.
Палатазин придержал дверь для нее, и она прошла в рабочую комнату отдела. Потом обернулась, чтобы попросить Палатазина не забыть о ней, когда – и если – у него появится крепкая версия насчет Таракана. Но дверь захлопнулась прямо у нее перед носом. «Какого черта?! – подумала она. – В чем дело? Может быть, то, что я слышала, – правда? Может быть, он начал трещать под давлением? Если так, из этого должна получиться пикантная и трогательная статья». Она развернулась и вышла.
А за дверью Палатазин сжимал телефонную трубку побелевшими пальцами. Наконец дежурный полицейский ответил ему.
– Это Палатазин, – сказал он. – Дайте мне лейтенанта Киркленда из Голливудского дивизиона.
Голос его был требователен и полон ужаса.
