Вдруг ящик швырнуло на пол, как морскую волну, комната завертелась вокруг него, как облако дыма, потому что он понял, что погиб, что выхода больше нет.
«Этого-то я и боялся, – подумал он. – Бутылку купила она!»
Он понемногу пришел в себя и встал, но пот струился по его лицу обильный как дождь и холодный как ключевая вода.
– Кокуа, – сказал он, – я говорил тебе сегодня, какая беда случилась со мною. Я вернусь к своим веселым товарищам, – он при этом спокойно улыбнулся. – Мне доставит большее удовольствие чарка вина, если ты простишь меня.
Она обняла его колени и поцеловала их, обливаясь слезами.
– О, – воскликнула она, – я просила только ласкового слова!
– Не будем больше думать жестоко друг о друге, – сказал Кив и ушел из дома.
Из денег Кив взял только несколько сантимов, положенных им в ящик в день приезда. Очевидно, у него и в мыслях не было пить. Жена отдала за него душу, теперь он должен отдать за нее свою душу, больше он ни о чем думать не мог.
Шкипер ждал его у угла старой тюрьмы.
– Бутылка у жены, – сказал Кив, – и если вы мне не поможете добыть ее, то сегодня у нас не будет ни денег, ни спиртных напитков.
– Не хотите ли вы сказать, что относитесь серьезно к этой бутылке? – спросил шкипер.
– Вот фонарь, – ответил Кив. – Такой ли у меня вид, что я шучу?
– Это верно. Вы серьезны как привидение, – сказал шкипер.
– Ну, так вот вам два сантима, – сказал Кив, – ступайте к моей жене и предложите ей эти два сантима за бутылку, которую (если я не ошибаюсь) она сейчас же вам отдаст. Принесите ее сюда, и я куплю ее у вас за один сантим, потому что для бутылки существует закон: ее следует всегда продавать за меньшую сумму. Что бы вы ни делали, не говорите ей ни слова о том, что пришли от меня.
– Не дурачите ли вы меня, приятель? – спросил шкипер.
– Вам это не повредит, если бы я и дурачил, – возразил Кив.
– Это так, товарищ, – согласился шкипер.
– А если сомневаетесь, можете попробовать, – добавил Кив. – Как только выйдете из дома, пожелайте иметь полный карман денег или бутылку лучшего рома, или что вам вздумается, и вы увидите достоинство этой вещи.
– Отлично, канака, – сказал шкипер, – я попробую; но если вы сыграли со мною шутку, так я тоже потешусь над вами.
Китолов пошел по аллее, а Кив стоял и ждал почти на том же самом месте, где ждала накануне ночью Кокуа; только Кив был решительнее и никогда не отказывался от своей цели, хотя его душа была полна горького отчаяния.
Долго, казалось, пришлось ему ждать, пока он не услышал голос, распевающий в темной аллее. Он знал, что это голос шкипера; странным казалось только, что он так внезапно опьянел.
Вслед за этим и сам шкипер подошел, спотыкаясь, к фонарю. Дьявольская бутылка была у него в сюртуке; другую бутылку он держал в руке и, подходя, поднес ее ко рту и выпил.
– Она у вас, я вижу, – ответил Кив.
– Руки долой! – крикнул шкипер, отскакивая назад. – Подойди на шаг ко мне, и я тебе заткну глотку! Ты думал, что я тебе позволю моими руками жар загребать?
– Что вы этим хотите сказать? – спросил Кив.
– Что? Я хотел сказать, что бутылка эта штука хорошая, вот что! – крикнул шкипер. – Понять не могу, как это я добыл ее за два сантима; но уж вы-то ее за один сантим не получите, в этом я уверен.
– Вы хотите сказать, что не желаете продать ее? – спросил, задыхаясь, Кив.
– Не желаю, сударь! А рому вам выпить дам, если хотите, – сказал шкипер.
– Говорят вам, что человек, у которого находится эта бутылка, идет в ад, – сказал Кив.
– Я во всяком случае попаду туда, я полагаю, – возразил моряк, – а эта бутылка самая лучшая штука, из-за какой только я мог бы туда попасть. Нет, сударь, – воскликнул он снова, – теперь эта бутылка моя, а вы можете отправиться выуживать себе другую!
– Неужели это правда? – воскликнул Кив. – Ради вас лично, умоляю, продайте ее мне!
– Я не придаю значения вашим словам, – возразил шкипер. – Вы считали меня дураком, а теперь видите, что я не дурак, ну и кончено! Коли не хотите сделать глоток рому, так я сам хлебну. За ваше здоровье! И покойной ночи!
И он пошел по аллее по направлению к городу, и, таким образом, закончился рассказ о бутылке.
Кив побежал к Кокуа легкий как ветер. Велика была в ту ночь их радость и велико было с тех пор спокойствие, царившее до конца дней в «блестящем доме».