Робин Хобб
Странствия Шута
– Нет. Ты не слушаешь меня. – Он вздохнул. – Вспомни об Элдерлингах. Если человек долгое время живет в обществе драконов, он рано или поздно начинает перенимать некоторые их черты. Мы с тобой, Фитц, делили общество друг друга долгие годы. Мы были очень близки. А когда ты исцелил, а точнее, вырвал меня из когтей смерти, мы растворились друг в друге. Мы перемешались. И возможно, ты прав, мы на время стали единым существом. И возможно также, что мы так до конца и не разделились. Мы не стали снова каждый сам по себе, как тебе показалось тогда. Возможно, мы с тобой обменялись сущностями.
Я глубоко задумался над этим:
– Сущностями? То есть кровью? Плотью?
– Да не знаю я! Может быть, мы обменялись чем-то куда более важным, чем кровь.
Некоторое время я молчал, стараясь выделить из его слов главное.
– Ты понимаешь, почему это произошло? – спросил я. – Это нам чем-то грозит? Стоит ли пытаться исправить то, что случилось? Шут, мне нужно знать.
Он повернулся ко мне, набрал полную грудь воздуха, собираясь заговорить, но потом передумал и выдохнул. Я видел, что он погрузился в размышления.
Потом Шут заговорил нарочито простыми словами, словно с ребенком:
– Если человек долго живет рядом с драконом, то сам становится похож на дракона. Если посадить рядом белые и красные розы, на красном розовом кусте появятся белые бутоны. Возможно, Изменяющий, сопровождая Белого Пророка, перенимает некоторые его черты. Может быть, и Белый Пророк, как ты сказал, перенимает что-то от Изменяющего.
Я вглядывался в его лицо в поисках шутовской усмешки. Я ждал, что он вот-вот сострит насчет моего легковерия.
Наконец я не выдержал и взмолился:
– Объясни же!
Он снова глубоко вздохнул:
– Я устал, Фитц. Я рассказал тебе о своих предположениях так ясно, как мог. Как я понял, ты думаешь, что мы становимся или были когда-то «одним», как ты изящно выразился. Я же думаю, что наши сущности просочились друг в друга, образовав мост между нами. Или, может быть, это все отголоски той Силы, что когда-то связывала нас. – Он опустил свою бедную голову на подушки. – Мне не спится. Я устал до полного изнеможения, а спать не могу. Зато страдаю от скуки. Мне так наскучили эта боль, темнота и ожидание…
– Ты ведь только что говорил, что скука…
– Прекрасна. До ужаса.
Что ж, по крайней мере, он постепенно становился похож на себя прежнего.
– Если бы я только мог развеять твою скуку… Увы, тут я мало чем могу тебе помочь.
– Ты уже немало помог. Моя спина теперь болит гораздо меньше. Спасибо тебе.
– А сейчас, боюсь, мне придется на время оставить тебя одного, Шут. Я должен явиться к Кетриккен в обличье лорда Фелдспара из Высокой Кручи.
– Тебе нужно идти прямо сейчас?
– Да, надо ведь еще переодеться, чтобы выглядеть, как положено лорду, удостоившемуся личной аудиенции. А ты постарайся пока отдохнуть.
И я скрепя сердце отвернулся от него, понимая, как мучительно будет тянуться для Шута время в одиночестве. Он всегда был непоседливым, никогда не сидел на месте. Жонглер, акробат, фокусник с проворными пальцами, столь же ловкий, сколь и смекалистый, он волчком вертелся при дворе короля Шрюда, всегда оставаясь в самой гуще веселья, которое кипело в Оленьем замке, когда я был ребенком. Теперь его лишили зрения, ловкости и гибкости, оставив лишь неизбывную боль и мрак.
– Благодетель Прилкопа выкупил меня у «хозяина» – по оскорбительно низкой, надо сказать, цене. Обращался он с нами очень хорошо. Это был не аристократ, но весьма состоятельный землевладелец. Нам невероятно повезло, что он знал, кто такие Белые Пророки.
Шут умолк. Он знал, что я остановился, заинтригованный его рассказом. Интересно, который уже час? В вечных сумерках этой комнаты без окон легко потерять счет времени.
– Мне надо идти, – напомнил я.
– Правда? – насмешливо протянул он.
– Да.
– Ладно.
Я повернулся, чтобы уйти, но Шут продолжил:
– Десять дней мы провели в его доме, восстанавливая силы. Нас хорошо кормили. Наш покровитель дал нам новую одежду, а потом сам отправился в Клеррес, став нашим возницей. Путешествие на повозке заняло около месяца. Иногда мы ночевали под открытым небом, иногда попадались постоялые дворы. Мы с Прилкопом очень переживали из-за того, что наш благодетель не жалеет ради нас ни денег, ни времени, но он всегда отвечал, что почитает за честь помочь нам. Мы преодолели горный перевал, где было почти так же холодно и ветрено, как зимой в Баккипе, а за ним дорога шла все вниз и вниз. Запах деревьев, росших в этих краях, был знаком мне, как и названия цветов на обочинах. Когда же мы прибыли в Клеррес, оказалось, что он очень вырос с тех пор, как я покинул его. Прилкоп и вовсе был поражен тем, что деревушка, которую он помнил, превратилась в величественный город с башнями и садами, окруженный высокими стенами.
Школа процветала и несла процветание городу: ее служители за деньги изучали пророчества, давая советы торговцам, девушкам на выданье и корабелам. Отовсюду стекались желающие встретиться с Главным Слугой и рассказать ему свою историю. Они платили пошлину, и если Главный Слуга считал их достойными, им дозволялось переправиться на Белый остров. А один из младших служителей старался разыскать среди пророчеств упоминания чего-либо, касающегося именно той сделки, свадьбы или поездки, о которой проситель желал посоветоваться… Но я забегаю вперед.
Я скрипнул зубами. Оставалось только признать, что Шут победил.
– На самом деле ты вернулся назад в своем рассказе, и сам это знаешь. Шут, мне ужасно интересно, что было дальше, но я должен идти. Нельзя опаздывать на прием.
– Как скажешь. – А когда я сделал несколько шагов к двери, он добавил: – Главное, чтобы к тому времени, когда ты вернешься, у меня еще оставались силы говорить.
– Шут! Ну зачем ты так со мной?
– Тебе правда интересно зачем? – В голосе его снова послышались знакомые насмешливые нотки.
– Да.
Он ответил, и голос его прозвучал уже мягче и серьезнее:
– Затем, что, когда я поддразниваю тебя, тебе становится легче.
Я обернулся к нему, чтобы возразить… Но свет от пламени в очаге так упал на его лицо, что я прикусил язык. Шут в эту минуту нисколько не походил на друга моей юности. Скорее, на грубо вырезанную деревянную куклу, изображавшую Шута, которого я знал когда-то. На потрепанную и исцарапанную, но по-прежнему любимую игрушку. Свет выхватил из полумрака шрамы на его лице, глаза, будто нарисованные серой краской, соломенные волосы. Я не смог вымолвить ни слова.
– Фитц, мы оба знаем, что я иду по лезвию ножа. И вопрос не в том, упаду я или нет, а в том, раньше я упаду или позже. Ты помогаешь мне удерживать равновесие и оставаться в живых. Но когда я умру, а это, боюсь, будет уже скоро, то умру не по твоей вине. И не по своей. Ни тебе, ни мне не обмануть этой судьбы.
– Я останусь, если хочешь.
Я выбросил из головы все мысли об аудиенции, о долге вежливости перед Кетриккен и долге благодарности перед Чейдом. Кетриккен поймет, а Чейд переживет.
– Нет. Нет, спасибо. Мне вдруг наконец-то захотелось поспать.
– Я вернусь, как только смогу.
Глаза Шута были закрыты – возможно, он уже спал. Я тихо вышел из комнаты.
Глава 6. Одаренная
Удалившись во внутренние герцогства, Регал Претендент бросил прибрежные на произвол судьбы. Сил герцогов Бернса, Шокса и Риппона хватало лишь на то, чтобы оборонять собственные земли от нападений красных кораблей; о том, чтобы сообща противостоять врагу, они и не помышляли. Герцог Бакка, кузен Регала, не обладал подлинной властью. Назначенный Регалом хранить трон на время его отсутствия, этот марионеточный правитель не мог стать вождем, который объединил бы знать.
Именно тогда стало расти влияние леди Пейшенс, вдовы наследного принца Чивэла. Сначала она продала драгоценности, чтобы заново оснастить и починить корабли Бакка, а после и вовсе истратила почти все свое состояние на помощь крестьянам и горнякам. Кроме того, леди Пейшенс призывала младшую знать собирать собственные армии для борьбы с захватчиками.
Так обстояли дела в Шести Герцогствах перед возвращением королевы Кетриккен. Огромный дракон принес ее и менестреля королевы, Старлинг Бердсонг, прямо на башню Оленьего замка. Королева была тогда беременна будущим наследником трона, и король Верити препроводил ее в безопасные земли Элдерлингов, после чего вновь присоединился к своему драконьему войску. Вместе с воинами-Элдерлингами, восседающими верхом на могучих драконах, он отправился обратно на битву с красными кораблями. Мало кто видел возвращение короля, и если бы сама королева Кетриккен не рассказала, как все произошло, а менестрель Старлинг Бердсонг не подтвердила бы клятвенно истинность ее слов, то появление королевы могло бы показаться чудом. Когда в небесах над Бакком закружились сверкающие драконы, это зрелище повергло людей в ужас. Однако королева заверила подданных, что бояться не нужно: это истинный король Верити привел драконов, чтобы защитить народ Шести Герцогств от врага.
В тот же день драконы прогнали красные корабли от берегов Бакка и разлетелись по всему побережью. И прежде чем настало второе полнолуние после возвращения короля, они полностью очистили наши земли от захватчиков. Многие воины и отважные мореплаватели рассказывали, как драконы появлялись в небесах сверкающими искрами, искры эти быстро росли, и вскоре уже огромные создания обрушивались на врага, обращая красные корабли в бегство.
Так и получилось, что Кетриккен из принцессы Горного Королевства превратилась в законную королеву, вернувшуюся, чтобы занять трон. Леди Пейшенс оставалась рядом с ней до конца войны, помогая советом. За эти месяцы ей удалось полностью передать бразды правления новой королеве. К тому времени, когда родился наследный принц, в правах королевы Кетриккен на трон уже никто не сомневался.
Краткая история королевской власти в Шести Герцогствах
Спустившись по лестнице, я закрыл за собой потайную дверь, выглянул в щелку между ставнями – и ужаснулся. Оказывается, пока я говорил с Шутом, утро давно миновало. Я все еще был в ночной рубашке, неумытый и небритый, а между тем, возможно, уже пропустил время аудиенции у Кетриккен. К вящей моей досаде, в комнате опять успел побывать Эш – поворошил дрова в камине и разложил на стуле новый наряд лорда Фелдспара. Каштановый паричок был бережно расчесан, к нему прилагалась новая шапка. Похоже, за время жизни с матерью-куртизанкой Эш успел научиться по крайней мере исполнять обязанности слуги. Я помнил, что запер дверь. Интересно, Чейд дал мальчишке ключ или тот воспользовался отмычкой? Замок в этой комнате был не из тех, что легко открыть без ключа. Стараясь поменьше отвлекаться на подобные мысли, я быстро умылся, побрился и обработал царапины от поспешного бритья.
Когда я снимал рубашку, на одной из ранок у меня на спине треснула корка. Я облачился в длинную блузу и кричаще-яркий жилет лорда Фелдспара. Оставалось надеяться, что все эти разноцветные полосатые ткани знать носит только по случаю Зимнего праздника. Подумать страшно, если теперь так ходят каждый день. Рейтузы оказались относительно удобными, а в жилете я обнаружил не меньше шести потайных карманов с разными зловещими приспособлениями. На то, чтобы нацепить парик с пришпиленной к нему нелепой шапчонкой, ушло больше времени, чем мне бы хотелось, однако я понимал, что дать маху с ними нельзя. Я несколько раз ущипнул себя за нос и потер его, чтобы добиться нужной красноты, а немного сажи из камина и капля воды помогли сделать брови чернее. А вот с дурацкими остроносыми туфлями на высоком каблуке оказалось сложнее – стоило мне надеть их, как ноги свело жестокой судорогой. Разувшись, я походил по комнате, пока мышцы не расслабились, снова надел ненавистные туфли, тихо помянув Чейда недобрым словом, вышел из комнаты и запер за собой дверь.
Пока я спускался по лестнице, ногу сводило еще дважды. Ценой героических усилий я не сбился с шага и ничем не выдал, как мне хочется запрыгать на одной ноге. В комнате, которая теперь служила залом для аудиенций Кетриккен, раньше была гостиная королевы Дизайер, где она проводила время со своими фрейлинами. Я знал об этом с чужих слов – эта женщина не желала меня видеть, тем более в своих личных покоях. Постаравшись выбросить из головы остатки детских страхов, я приблизился к высоким дубовым дверям. Двери были закрыты. Рядом на скамьях ожидали страждущие добиться внимания короля, подольстившись к его матери. Я устроился на краешке мягкой скамьи и стал ждать. Вот двери открылись, и юная аристократка вышла, а девочка, одетая в белую с пурпуром ливрею пажа, со скучающим видом проводила внутрь следующего в очереди. Когда она вернулась, я назвал ей свое имя и стал ждать дальше.
Вообще-то, я надеялся, что меня допустят вне очереди, однако Кетриккен оставалась верна традициям Горного Королевства: каждого в свой черед принимали, выслушивали и провожали обратно. Я сидел, удерживая вежливую и полную надежды мину, а стопу тем временем вновь и вновь стискивали спазмы. Когда девочка-паж наконец пригласила меня пройти в зал, мне стоило немалых усилий последовать за ней, не хромая. Но вот дубовые двери закрылись за моей спиной, и я позволил себе улыбнуться. В зале был уютный камин, несколько удобных кресел и низкий стол с разложенными вокруг него подушками. Кроме него, тут и там красовались разномастные столики, заставленные дорогими и причудливыми вещицами из всех Шести Герцогств и даже из дальних стран. Кто-то мог бы подумать, что Кетриккен выставила их напоказ, желая похвастаться своим богатством, но я-то знал, что она не видит никакого проку в обладании вещами. Кетриккен считала, что было бы неправильно просто выбросить все эти дары от многочисленных аристократов королевства и посланцев чужих земель. Поэтому она хранила их в этом зале, расставив в беспорядке на видных местах, хотя ей, выросшей в Горном Королевстве, было бы привычнее и спокойнее в строгой обстановке, лишенной всяких излишеств. Бегло оглядев это собрание диковин, я склонился в поклоне перед Кетриккен.
– Можешь идти, Каридж. Скажи поварам, что можно подавать закуски мне и моим гостям. И еще передай мастеру Дара Уэбу, что я готова встретиться с ним, когда ему будет удобно.
Я стоя дождался, пока девочка покинет зал. Потом Кетриккен устало махнула мне рукой в сторону кресел, и я с благодарностью опустился в одно из них. Бывшая королева, поджав губы, внимательно оглядела меня и поинтересовалась:
– Это ты сам решил так вырядиться, Фитц, или опять пляшешь под дудку Чейда?
– Лорд Чейд позаботился обо всем, но я охотно согласился, поскольку решил, что это будет благоразумно. Под личиной лорда Фелдспара, вашего гостя на Зимнем празднике, я могу спокойно ходить по Оленьему замку, и никто при виде меня не упадет в обморок.
– За все эти годы я должна была бы привыкнуть к подобным уловкам. Но чем дальше, тем больше мне хочется открыть миру правду. Я мечтаю, как однажды, Фитц Чивэл Видящий, мы расскажем всем, кто ты такой, и воздадим тебе почести за долгие годы верной службы. Однажды ты по праву займешь место подле Дьютифула как его наставник и защитник.
– Прошу вас, только не это! – взмолился я.
Кетриккен снисходительно улыбнулась и придвинула свое кресло чуть ближе ко мне.
– Ну хорошо. А как поживает твоя дочка? Умница Би?
– Умница Би… – повторил я, онемев от изумления.
– Так пишет Лант в своих отчетах для Неттл. Последняя весточка от него пришла пару дней назад. Для Неттл было большим облегчением узнать, как хорошо идет учеба у ее сестренки. Лант пишет, что в некоторых науках, например в чтении и письме, ему почти что нечему учить Би.
– По-моему, Би очень талантливая. Но ведь все отцы так говорят о своих дочерях, – добавил я, наступив на горло родительской гордости.
– Некоторые отцы и правда гордятся своими дочерьми. Надеюсь, ты один из них. Успехи сестры очень удивили Неттл – она-то опасалась, что Би будет отставать от сверстников. Меня тоже порадовали эти вести. И заинтересовали. Я боялась, что бедное дитя не протянет долго, и уж совсем не ожидала от нее таких успехов. Думаю, нам стоит привезти ее в замок, чтобы я могла сама взглянуть на нее.
Кетриккен сплела пальцы, положила на них подбородок и стала ждать моего ответа.
– Может быть, в следующий раз, когда соберусь в Олений замок, я возьму ее с собой? – предложил я.
Про себя я молился, чтобы бывшая королева не уловила ужаса в моем голосе. Би слишком маленькая, слишком непохожая на других, чтобы везти ее ко двору! Я опасался быть полностью откровенным с Кетриккен.
– Так ты не собираешься задерживаться у нас надолго?
– Только до тех пор, пока Шут не окрепнет достаточно, чтобы можно было попробовать исцелить его Силой.
– По-твоему, это произойдет так скоро, что твоя малышка не успеет соскучиться по папе?
Ох уж эта Кетриккен! Я боялся встречаться с ней взглядом.
– Вряд ли настолько скоро, – признал я.
– Тогда надо послать за Би прямо сейчас.
– Но погода уж больно неподходящая для путешествия…
– Что верно, то верно. Однако в удобной карете и в сопровождении моей личной стражи твоя девочка, думаю, доедет благополучно. Даже несмотря на вьюги и метели. Уверена, они смогут останавливаться на ночь в приличных гостиницах.
– Вижу, вы все продумали.
Кетриккен так посмотрела на меня, что я понял: возражений она не потерпит.
– Да, продумала. – И, поставив точку в этом разговоре, она сменила тему: – Как поживает лорд Голден?
Я хотел было покачать головой, но спохватился и только пожал плечами. Если у Кетриккен были планы на Би, то и я кое-что задумал, пусть и растерялся, когда она заговорила о моей малышке.
– Уже лучше. Он вымылся, согрелся и наконец-то смог поесть вдоволь. Некоторые из его недугов, те, что полегче, уже понемногу отступают. Однако он по-прежнему ближе к порогу смерти, чем к выздоровлению.
На миг на лице Кетриккен отразился ее истинный возраст.
– Я едва узнала его. Если бы ты не сказал, что это он, я бы не догадалась. Фитц, что с ним произошло? Кто его так искалечил?
Стоит ли делиться с ней историей Шута? Хотел бы он этого?
– Я все еще пытаюсь разговорить его, – ответил я.
– Когда мы с ним расстались много лет назад, он собирался вернуться туда, где его учили.
– Так он и сделал.
– И его учителя ополчились на него.
Проницательность Кетриккен не переставала меня удивлять.
– Насколько я знаю, да. Леди Кетриккен, вы же помните, каким скрытным всегда был Шут.
– Он таким и остался. Теперь ты, конечно, предложишь мне навестить его самой. Так я и сделаю. На самом деле я уже несколько раз приходила к нему, но он спал. Однако мне было бы гораздо легче, если бы вы с лордом Чейдом не запрятали его в ваше старое логово. Я уже старовата, чтобы пробираться по тайным норам. Да и ему было бы лучше в комнате, где светло и можно проветрить.
– Он боится, что враги найдут его даже здесь, в стенах Оленьего замка. Думаю, Шуту спокойнее спится там, где он теперь. Что же касается света, то в нынешнем состоянии он не отличает свет от тьмы.
Кетриккен содрогнулась, словно мои слова пронзили ей сердце, и отвернулась, чтобы скрыть набежавшие на глаза слезы.
– Не могу выразить, как горько мне это слышать, – проговорила она сдавленным голосом.
– Я понимаю.
– Если ли надежда, что Сила?..
Я и сам хотел бы это знать.
– Не могу сказать. Он очень слаб. Если в попытке вернуть ему зрение мы слишком истощим его, он может умереть. Надо действовать очень осторожно. Сейчас он спит и ест вдоволь, набирается сил, и его здоровье уже пошло на поправку. Когда он окрепнет, можно будет попытаться его исцелить.
Она резко, с силой кивнула:
– Да, прошу тебя! Но, Фитц, что произошло? Зачем кому-то понадобилось так мучить его?
– Они думали, он пытается что-то утаить от них.
– Но что?
Я молчал, не в силах решить, стоит ли быть с ней до конца откровенным.
Кетриккен снова обратила лицо ко мне. Слезы редко добавляют женщинам красоты. Ее нос и глаза были красными, голос звучал хрипло.
– Фитц, я имею право знать. Перестань изображать лорда Чейда. Что за тайну он хранил так преданно, что вытерпел такие муки?
Я уставился себе под ноги, сгорая от стыда. Она действительно имела право.
– Шут не хранил никакой тайны. Ему нечего было ответить своим мучителям. Они допытывались, где его сын. Мне он сказал, что и не подозревал ни о каком сыне.
– Сын… – Странное выражение промелькнуло на лице Кетриккен, словно она не могла решить, плакать ей или смеяться. – Означает ли это, что ты наконец-то разрешил загадку, которой когда-то озадачилась Старлинг? Выходит, Шут все-таки мужчина?
– Он тот, кто он есть. Очень скрытный человек.
Она посмотрела на меня, чуть склонив голову к плечу:
– Ну, если бы Шут родил ребенка, он бы это точно запомнил. Значит, он все-таки стал отцом, а не матерью.
Я чуть было не сказал, что стать отцом тоже можно по-разному. В голове у меня вихрем пронеслось воспоминание о том, как Верити позаимствовал мое тело, чтобы лечь с Кетриккен и зачать наследника, а сам я провел ночь в его старческом естестве. Но я прикусил язык и отвел глаза.
– Я приду повидаться с ним, – тихо сказала Кетриккен.
Я с облегчением кивнул. Кто-то постучал в дверь.
– Мне пора, – сказал я. – Должно быть, следующий гость уже заждался.
– Нет, останься. Следующий гость пришел не только ко мне, но и к тебе.
Я не слишком удивился, когда девочка-паж провела в зал Уэба. Он остановился у дверей, а две юные служанки, обойдя его, внесли подносы с закусками. Пока они расставляли блюда и приборы на низком столике, мы молча смотрели друг на друга. Уэб нахмурился было, увидев мой наряд, – теперь-то он понял, почему гость, виденный мельком на празднике, показался ему знакомым. Ему было не впервой видеть меня под чужой личиной. Пока он привыкал к моему облику, я, со своей стороны, рассматривал его.
Уэб сильно изменился со времени нашей последней встречи. Много лет назад умерла его чайка, Рииск, и он долгое время оставался один, не спеша обзаводиться новым побратимом в Даре. Потеря оставила на нем глубокий след. Когда умер мой волк, мне казалось, что я лишился половины своей сущности. И в теле, и в душе образовалась зияющая пустота. И ту же пустоту я чувствовал в Уэбе, когда они со Свифтом, братом Неттл, приезжали навестить нас с Молли в Ивовом Лесу. Птичий блеск исчез из его глаз, Уэб ходил, словно придавленный к земле. За считаные месяцы он постарел на несколько лет.
Но сейчас он вошел, расправив плечи, и его взгляд заметался по залу, подмечая каждую мелочь. Перемена была явно к лучшему, Уэб словно вновь почувствовал, что значит быть молодым. Я невольно улыбнулся и спросил вместо приветствия:
– Кто она?
Уэб встретился со мной взглядом:
– Не она, а он. Его зовут Соар, он почти совсем еще птенец. Пустельга.
– Пустельга – хищник. Должно быть, непривычно для тебя.
Он покачал головой и ответил с той гордостью, с какой родители рассказывают о своих чадах:
– Нам обоим еще предстоит многому научиться друг у друга. Мы вместе всего несколько месяцев. Я словно начал новую жизнь, Фитц. Его зоркие глаза! А аппетит! А охотничий азарт! – И Уэб громко рассмеялся.
Я видел, что у него едва дух не перехватывает от восторга. Пусть в его волосах прибавилось седины, а на лице – морщин, его смех был юношеским.
На миг я позавидовал ему. Я еще помнил, какое это бесшабашное счастье, когда у тебя появляется новый зверь-побратим. Еще ребенком я без колебаний открыл свою душу щенку по кличке Востронос и провел то лето, воспринимая мир обостренными чувствами молодого пса. Потом был Кузнечик, щенок, с которым я связал себя узами Дара вопреки строгому запрету Баррича и здравому смыслу. Он умер, защищая моего друга. Оба этих пса были мне ближайшими товарищами, но лишь Ночной Волк по-настоящему проник в мою душу, окутал ее своей. Мы вместе охотились и вместе убивали – зверей на охоте, людей в бою. Он научил меня превозмогать как охотничий азарт, так и боль, разделенную с жертвой.
Стоило мне вспомнить о Ночном Волке, и зависти как не бывало. Никто не заменит мне его. Разве может появиться в моей жизни женщина, которая будет значить для меня столько же, сколько значила Молли? Разве сможет кто-нибудь стать мне другом, который будет знать меня так же близко, как знает Шут? Нет. Такое случается только раз в жизни.
– Рад за тебя, Уэб, – сказал я, когда ко мне вернулся дар речи. – Ты прямо стал другим человеком.
– Я и есть другой. И я сопереживаю твоему горю не меньше, чем ты – моему счастью. Как печально, что рядом с тобой не было побратима, чтобы разделить горечь потери.
Что тут скажешь?
– Спасибо, – тихо ответил я. – Это было тяжело.
Кетриккен не вмешивалась в наш разговор, но и не сводила с меня пытливых глаз. Мастер Дара опустился на подушку возле стола. Широко улыбнувшись бывшей королеве, он стал с интересом разглядывать кушанья.
Кетриккен улыбнулась в ответ:
– Прошу вас, давайте без церемоний. Чувствуйте себя как дома, друзья мои. Мне радостно видеть, как Уэб воспрянул духом. Жаль, ты пока не знаком с Соаром, Фитц. Я не утверждаю, что он заставит тебя задуматься о новом побратиме, но я после встречи с ним задумалась о собственном добровольном одиночестве. – Она сдержанно покачала головой. – Глядя, как ты страдаешь после гибели Ночного Волка, я говорила себе, что ни за что не хотела бы пережить подобную боль. И когда Уэб потерял Рииск, я уверилась, что эта доля не для меня. Я не смогла бы связать свое сердце с птицей или зверем, зная, что рано или поздно родная душа уйдет, а мне придется жить дальше. – Кетриккен говорила, глядя, как Уэб наливает нам чай, потом подняла глаза на меня. – Но теперь я вижу, как счастлив Уэб с Соаром, и думаю… Я так долго была одна. Годы идут, я не молодею. Неужели я сойду в могилу, сожалея, что так и не испробовала магию, живущую во мне?
Она умолкла, и между нами повисло молчание. Когда Кетриккен посмотрела мне прямо в глаза, я прочел в ее лице потаенную, перегоревшую уже обиду.
– Да, я Одаренная. И ты знал об этом, Фитц. Разве нет? Ты знал еще задолго до того, как я сама заподозрила у себя Дар. И ты знал, что это от меня Дьютифул унаследовал Дар, из-за которого в юности подвергся такой опасности.
Я заговорил, тщательно подбирая слова:
– Госпожа, по моему разумению, ваш сын мог унаследовать Дар как от вас, так и от отца. Да и так ли это важно, от кого он получил способности к этой магии? Даже в наши дни быть Одаренным может означать…
– Для меня это было важно, – глухо сказала она. – И важно по сей день. Это означает, что мне не мерещилось тогда, когда мы жили в горах… Что я и впрямь слышала Ночного Волка и могла говорить с ним. Если бы я знала, я бы дала ему понять, как много значила для меня его дружба…
– Он знал, – перебил я, бросившись в омут головой. – Не волнуйтесь, он все понимал.
Кетриккен глубоко вздохнула, едва сдерживая охватившие ее чувства. Лишь воспитание, полученное в Горном Королевстве, не позволило ей выругать меня на чем свет стоит.
Она тихо сказала:
– Иногда тому, кто благодарен, нужнее высказать благодарность, чем другому – услышать ее.
– Простите, – сказал я, понимая, как беспомощно это звучит. – Но у нас тогда было столько других тревог, и я почти не понимал природу Дара, да и на что способна Сила, представлял весьма плохо… Если бы я признался, что вы, может быть, обладаете магией Дара, чем бы это нам помогло? Я ведь не мог научить вас направлять Дар – я и сам этого тогда толком не умел.
– Понимаю, – отозвалась Кетриккен. – И все же, думаю, если бы ты признался, моя жизнь была бы полнее. И менее одинокой. – Последние слова она произнесла едва слышно.
Мне нечего было ответить на это. Она была права. Я знал, как жестоко страдает от одиночества Кетриккен с тех пор, как король Верити воплотился в каменного дракона и навсегда покинул ее. Может быть, если бы она связала себя узами Дара со зверем или птицей, ей было бы легче терпеть это одиночество? Возможно. Но мне никогда и в голову не приходило признаться, что я чувствую в ней тихое биение Дара. Мне казалось, магия эта в Кетриккен так слаба, что вовсе не имеет значения. Не то что у меня – с самого детства Дар настоятельно заявлял о себе, вынуждая меня искать родную душу среди зверей.
Я пересек зал и сел на пол у низкого столика. Кетриккен подошла и села рядом с нами. Взяв чашку, она заговорила уже более спокойным тоном:
– Уэб считает, мне еще не поздно попробовать. Но и спешить не стоит.
Я кивнул и тоже отпил чаю. Неужели она для того и позвала меня, чтобы поговорить о Даре? Я не имел представления, куда эта беседа нас заведет.
Уэб поднял глаза на бывшую королеву:
– Дар должен приносить радость обоим. – Он взглянул на меня и продолжил: – Обязанности леди Кетриккен не позволяют ей часто покидать замок. Свяжи она себя узами с крупным или диким животным, им придется подолгу пребывать в разлуке. Вот я и посоветовал ей подумать о ком-то, кто сможет жить с ней рядом. Собака подошла бы. Или кошка.
– А может быть, хорек? Или попугай? – подхватил я, обрадовавшись, что разговор свернул на безопасную тему.
– Кстати, я хочу попросить тебя об одолжении, Фитц, – сказал Уэб. – Знаю, ты не согласишься, но все равно не могу не спросить. Кроме тебя, никто не сможет ей помочь.
Я испуганно покосился на Кетриккен – что такого могло ей от меня потребоваться?
– Нет, не леди Кетриккен, – уточнил Уэб.
Сердце мое упало.
– Тогда кто она и что ей от меня нужно?
– Она ворона. Если вы сможете прийти с ней к взаимопониманию, она скажет тебе, как ее зовут.
– Уэб, я…
Но он перебил меня, не дав возразить:
– Она осталась одна около шести месяцев назад. Ее прислали ко мне в надежде, что я смогу помочь. У нее врожденный изъян: когда она оперилась, оказалось, что кончики некоторых маховых перьев у нее белые. Собственная семья набросилась на нее и едва не заклевала насмерть. Ее нашел и выходил старый пастух. Восемь лет они были вместе. Недавно он умер, но перед смертью успел связаться со мной и отослать птицу ко мне.
Уэб умолк, ожидая вопроса, который неминуемо должен был возникнуть у меня.
– Она покинула своего человека, того, с кем была связана в Даре? – недоверчиво спросил я. Неужели такое предательство вообще возможно?
Уэб покачал головой:
– Старик не был Одаренным. У него просто было доброе сердце. И хвала Видящим, он смог отыскать людей Древней Крови и попросить, чтобы они позаботились о его подруге, нашли ей новый дом. Нет, не спеши с ответом, я еще не все рассказал. Вороны по своей природе нуждаются в обществе. Если ей придется жить в одиночестве, это сведет ее с ума. А из-за полосок на крыльях она не может прибиться к стае. Сородичи тут же ополчатся на нее за то, что она не такая, как все. И наконец, ей не нужен побратим-Одаренный, ей нужен всего лишь друг среди людей. Чтобы говорил с ней и защищал ее.
