С полупрожеванной ногой, хромой, испуганный, нагой сбежал поэт от каннибала. У людоеда был уют, но то, что все тебя жуют заколебало.
МОЛИТВА
Я наступил на торт на свадьбе друга, я написал бумагу на отца. О, Господи, когда мне станет туго, не отверни огромного лица.
Мне сорок лет, и все, чего умею, играть на телефоне «в поезда». Давным-давно я сел тебе на шею, и еду, блин, неведомо куда.
Курю табак, увы, смотрю порнушку, несчитаны серьезные греси. Спаси мою испорченную душку, и чашу, если можно, пронеси.
Ведь я твой раб, и раб твоих посланцев, чего не скажешь, о моих друзьях. При встрече, покажу тебе засранцев, которым и неведом божий страх!
47
Мужчина сорока семи отягощен женой, детьми, собакой, банковским кредитом… И хорошо, а то взлетит он туда, где свет и облака смешала мощная рука.
НАМ С ТОБОЙ
Я ничего не понимаю. Четыре сбоку, девять с краю. Поёт артист, крошится сыр. Над нами, видно, шутит мир.
Его простого притяженья не знают наши отношенья. А как узнают, я боюсь, совсем загнётся наш союз.
Союз Елены и Париса, союз Баранины и Риса, союз Пастушки и Быка, союз Весны и Ветерка.
Весна идёт. Пастушка плачет. Безумный Бык куда-то скачет — рога, повадки наглеца, пока без жёлтого кольца.
Куда-то мимо едут люди: мужчины думают о чуде, для женщин чуда вовсе нет: мужчины и обед.
И с первым справится сложнее, оно упрямей и нежнее. И продолжается борьба за звание раба.
Мы в ней участвуем и знаем, что ничего не понимаем.
БИЗНЕСМЕН
Я такой бизнесмен, что везде нахожу свою выгоду. У меня есть, ни много ни мало, стратегия, план. Всуе не суечусь, и за курсом валюты не прыгаю: мне острейший финансовый нюх от рождения дан.
На все деньги, что мама дает, покупаю юани я. Для меня это круче, чем ваш драгоценный металл. Кто-то скажет: «Дурак». Кто-то скажет: «У малого – мания». Я же к русско-китайской войне сколочу капитал.
«Ветер веет…»
Ветер веет, мать болеет, полотенце унесло. Я без денег, понедельник и какое-то число.
За окошком по дорожкам ходят люди до метро. Эти лица не решится описать мое перо.
Ты несчастный я несчастный этой ветреной зимой. Это, братец, случай частный, частный случай, Боже мой…
МЕЛОЧЬ
Идет мужчина при параде, с утра побрившийся станком. Идет он, прямо скажем, к бляди, с которой он едва знаком.
Все просто в мире происходит, отец с утра налево сходит, присядет вечером с детьми и почитает книжку о том, как лошадь, черт возьми, укачивает мышку.
«Гоголь, Боткин, Айвазовский и Панов…»
Гоголь, Боткин, Айвазовский и Панов катятся в коляске на четыре места. Еду во Флоренцию. У Айвазовского медальон в котором по пояс писана невеста Боткина. Играют в преферанс. У кучера качается голова. Группа итальянок на обочине поёт романс, путаясь в языках и на ходу вспоминая слова. А слова простые, очень простые: чувство, томление, отношения между полами… Там же и крестьяне, любящие искусство, в чёрных шляпах с огромными полями. И так хорошо, что хочется умереть, ей Богу, и умертвить весь мир. Знаю, что будет на третье у Гоголя – макароны, масло и сыр.
СЮЖЕТ
Если есть в мире радость — она начинается здесь. Если есть в мире гордость — она не находит ответа… Человек беспокойный не может ни пить и ни есть, не придумав себе в утешение другого сюжета.
У него на бумаге куда-то плывут корабли и целуются пары напротив сухого фонтана, он не видит земли, он специально не видит земли. И заметит её слишком поздно, а может быть, рано.
И проснувшись от боли, захочет за жизнью идти, придавая значение каждому малому шагу. Но опять забывая о выбранном кем-то пути, он сидит и в надежде на чудо марает бумагу.
ЛОЖНЫЕ ДРУЗЬЯ ПЕРЕВОДЧИКА
Было страшно этой ночью, как никогда еще. Дело в том, что Ложные Друзья Переводчика пришли глаголом поджечь мой дом.
Один сутулый. лицо, как блин. Родился под Тулой, кличка «Between».
Второй: кадык вперед, кривая шпага. Два шага пройдет, упадет, встанет, и снова два шага.
Третий, как Аполлон Бельведерский, но очень маленький, и очень мерзкий.
И вот он кладет с моими грехами кривой листочек. А я ему: «Ты, идиот, я вообще-то не переводчик»!
МОСКВИЧ
Вслед за новым законом умеренный стон. Утром в «ЦУМе» кочевник вернул «Вюиттон». Незнакомые люди в уборной. Черный хлеб… Подозрительно черный…
Вот бездетная пара на йогу идет. Я боюсь за неё: упадет, пропадет! Ведь москвич – он пугливей мышонка, у него лишь айфон да мошонка.
На работе – запара, а дома – загон. Так от смеха трясется тяжелый вагон. На перроне привычная слякоть. Я – москвич, и мне хочется плакать.
