© Белецкий Р.А
© ООО «Издательство АСТ», 2023
И был большой город. И жила в нем пара, которая промышляла тем, что вырывала сумки из рук прохожих. То есть совершала открытое хищение чужого имущества – иными словами, грабеж. 161-я статья Уголовного кодекса Российской Федерации.
И звали молодых людей Ирина и Михаил. Были они поджарыми, одного роста и вечно голодными. До секса тоже.
Хоть воровство вошло у них в привычку, волнение перед очередным делом их не оставляло. Они подолгу сидели в машине и собирались с духом.
– Как я выгляжу? – спросила Ира, наблюдая за прохожими через лобовое стекло.
– Ты будешь в маске, – ответил Миша, не глядя на нее.
– И что мне теперь, как уродке, бегать, да?
Миша повернулся и посмотрел на Иру внимательным образом.
– Ты – богиня! – сказал он.
– Если крепко держать будет, сразу отпускай, – сказала Ира. За пять минут до преступления она не верила комплиментам.
– Нет, я, блин, встану и буду сумку из рук выдергивать!
– Ты так делал.
– Не делал я так ни разу, – сказал Миша.
Он знал, что Ира была права. Совсем недавно, на проспекте Мира он вцепился в поддельную сумку «Гуччи», дернул и потащил на себя хозяйку, квадратную женщину за пятьдесят, которая сражалась за сумку, словно там лежал приказ о ее помиловании.
Так они и стояли на фоне мечети и тянули сумку в разные стороны, пока Миша не сообразил и не отпустил порядком растянутые дерматиновые ручки.
– И не надо ко мне близко бежать, – сказал Миша. – Так сразу видно, что мы вместе.
– Боишься, что меня примут? – спросила Ира.
– Да кому ты нужна.
– Подонок, – сказала Ира и притянула Мишу к себе.
Целовался Миша лучше всех в Москве. А может быть, и в России. Ира была в этом точно уверена. У нее был опыт.
– Осторожно. Помада, – сказала Ира, и они поцеловались еще раз.
– И чего? Ты же в маске будешь, – сказал Миша, расстегивая ширинку.
Ира сделала круглые глаза.
– Застегни обратно! – приказала она.
Обычно ее приказов Миша не слушался.
– Ир, давай, а? – он потянул к ней свои ручищи.
Прохожие за окнами его не смущали. Ее, впрочем, тоже.
– Мы на работе, – сказала Ира строго.
– Мы быстро.
– Нам за квартиру платить! – она знала его слабые места. Впрочем, ничего оригинального: чувство вины, синдром мужика, «слабо́» и еще две-три болевых точки. И чувство ответственности, кстати. Несмотря на судимость.
Миша глубоко вздохнул, застегнул молнию на брюках и насупился:
– Короче, ты мне нужна просто для страховки. На рожон не лезешь. Сбоку всегда. Что бы ни случилось, сам разберусь.
– Может, я тебе вообще не нужна?
– Ир, я тебя прошу, не лезь в бутылку. Послушай. Я сумку дергаю – и по Петровке. Просто будь рядом.
Миша полез в карман за пачкой сигарет. Ира подождала, пока Миша открыл пачку, после нескольких попыток сорвав с нее целлофановую рубашку.
– Не кури. Тебе бегать, – сказала она.
Миша сделал гримасу, убрал пачку. Посидели еще.
– Ладно, выходим, – сказал Миша.
Пошли против людского потока. Старый «жигуль» остался у них за спиной. На номер Миша жвачкой налепил бумажку от сигарет.
Шли плечом к плечу, обходя прохожих. Ира вытащила белую медицинскую маску, но надевать ее не торопилась. Миша это заметил.
– Надевай, – сказал Миша. – Скажи спасибо, что не такая, как зимой мы носили.
– Ненавижу эти гондоны, – Иру аж передернуло.
– Балаклавы они назывались.
– Знаю, – сказала Ира и добавила: – Пожалуйста, дергай лучше у баб.
– Ага, – Миша нервно зевнул. – Помнишь, как та тетка? За собой ее тащил километр!
– Я помню, как тебе мужик зуб выбил, – сказала Ира.
– Ладно, проехали.
Миша остановился. Остановилась вслед за ним и Ира.
– Вон та, – Миша кивнул.
– Где?
Пришлось показать рукой:
– Вон.
Далеко впереди стояла женщина в джинсах, с сумкой в руке. Держала сумку за ручки. Прямо на их глазах женщина поменяла позу.
– Теперь двумя руками держит, – сказала Ира.
– Не слепой, вижу, – сказал Миша. – Сейчас отпустит.
– Кого отпустит?
– Руку вторую отпустит, – говоря, Миша разминал ноги. Бывший спортсмен без разминки не бегал.
И действительно, женщина поменяла руку. Она разглядывала витрину, в которой выставлена была пара туфель из кожи мамонтенка Димы.
– Всё, – сказал Миша. Это был сигнал.
– С богом, – сказала атеистка Ира и натянула маску. – Я рядом.
– Не лезь, главное!
И Миша побежал. Уверенно, красиво, быстро, хоть сейчас в сборную. На бегу склонил корпус вправо и резким движением вырвал сумку у женщины в джинсах. Та взмахнула крашеной челкой, и раздался мощный, тренированный вой:
– А-а-а! Украли!!! А-а-а! Держи! Украл! Сумку украл!!
Теткин крик перекрыл все уличные шумы. Люди стали поворачивать головы, но Миша под визг тормозов уже перебегал Петровку. Он поймал дыхание, прибавил скорость, резво свернул в Столешников переулок, потом через Дмитровку в Камергерский. А там он знал одну незаметную арку.
Я никак не могла найти себе работу. Сидела на очередном собеседовании и читала вслух только что написанное мной тестовое задание. По мере моего чтения у заказчицы округлялись глаза. Хотя, к слову сказать, они и так у нее были навыкате.
– «Если человек ни разу в жизни не принимал решения, – Юля читает с выражением, будь как Юля! – Если он до сих пор живет с мамой, если он продолжает перекладывать ответственность на всех, кроме себя, и чистит зубы пальцем, если ему в принципе некуда пойти и тем более не в чем – мы готовы принять его на наших курсах…»
– Подождите, подождите, – заказчица не выдержала и перебила меня, подавшись вперед. – Это вы написали в качестве..?
– Да, – сказала я, – это реклама ваших Курсов Европейского Успеха. Тестовое задание.
Заказчица сложила губы в куриную попку:
– Понятно, – прошипела она. – Юлия, мы вам перезвоним.
Надо ли говорить, что звонка от нее я могла ждать до второго пришествия. Почему меня не хотят брать в дружные, сплоченные коллективы? С дисциплиной у меня всё нормально. Внешность – терпимая. Три с двумя плюсами. Характер только плохой. Не такой, как у отца, но тоже плохой.
В этот день у меня было еще одно собеседование. Менеджер с толстой шеей сказал:
– Расскажите о себе.
– Закончила МГУ, – говорю, – факультет журналистики. На последнем курсе мне пришлось…
Но продолжить он мне не дал:
– График работы у нас ненормированный.
Я на него посмотрела, как на врага народа, и спрашиваю:
– Мне дальше рассказывать?
– Да, – говорит, – конечно, прошу вас.
Сбил с мысли, но я продолжила:
– На последнем курсе устроилась в рекламную фирму…
И опять он меня перебивает. Встревает такой на позитиве:
– И в целом мы даже приветствуем, когда люди начинают жить интересами фирмы.
– Это в смысле? – спрашиваю.
– Когда готовим проект, для нас обычное дело, если сотрудники задерживаются. Не ради денег – ради общей цели!
Тут я начинаю всё понимать:
– А вы деньги вообще платите?
А он мне такой:
– Юлия, вы из тех, кого прежде всего интересуют деньги?
– Интересуют, да.
Мой ответ менеджеру не понравился.
– Первый месяц испытательный. Мы смотрим на вас, вы – на нас. Оплата не производится.
Ну, я встала и ушла. Не помню, дверью хлопнула или нет. Хотя надо было, по-хорошему. Ушла, короче, с максимально высоко поднятой головой.
Мне нравилась старая работа. Но главный не понимал, почему меня постоянно нет на месте. Пыталась ему объяснить, что мне отец мозг выносит, говорила, что я в няньку давно превратилась. А он мне такой:
– Найми ему сиделку.
– Не хочет он сиделку, – говорю.
Главный аж поперхнулся и говорит:
– Даже я хочу сиделку! Все хотят сиделку! Выйди на улицу и спроси любого! Каждый хочет сиделку!
– Это каждый, – говорю. – А он уперся.
– Я не знаю тогда, что делать, – сказал главный. – Ты дурная, конечно, но меня всё устраивает, если ты нормально работаешь.
В спину мне дышала жирная Настя. Она и заняла мое место.
Надо было собраться с силами и поговорить с отцом. Но в этот раз я не смогла. Вернулась домой, только дверь открыла, а он уже голосит: «Юля! Юля! Юленька!!!» И всё это голосом умирающего праведника. Перед ним стоял обед, который я приготовила, встав в шесть утра.
– Что, пап? – спрашиваю.
А он тычет в тарелку пальцем и верещит:
– Это мясо?!
– Не кричи, пап.
А он еще громче:
– Ты же знаешь, что я не ем мяса!!!
Я его чуть не прибила:
– Это – тунец, – говорю.
– Это точно тунец?
– Да, это тунец. Мясо тунца.
– Значит, это мясо?! Я не ем мяса, ты же знаешь!!! – Руки ко мне протянул, как герой из греческой трагедии.
А я ему:
– Это рыба, папа!
Но царя Эдипа было уже не остановить.
Я сама была как рыба тунец. Меня поймали, бросили на палубу, и я, выгибаясь всем телом, выпучив глаза, хлопала ртом, а сказать толком ничего не могла. И я задыхалась. «Принеси мне судно», – орал мой папенька.
И я несла.
В тишине открылась и хлопнула дверь, притянутая ржавой, но мощной пружиной. Миша с сумкой в руке проскользнул в темный подъезд.
– Котик, ты здесь? – спросил он негромко.
Ира вышла из темноты:
– Перестань назвать меня котиком!
В подъезде откликнулось эхо. Оба заметили это и оба, не сговариваясь, стали говорить тише.
– Это было бомбически! – объявил Миша. – Ты видела, как я рванул? Ты видела?! Просто в точку ушел!
– Я подвернула ногу, – сказала Ира.
Миша убрал улыбку с лица:
– Когда ты успела?
– За тобой бежала, под ноги не смотрела. На тебя смотрела. И подвернула, прямо под себя. Больно.
Миша нагнулся:
– Покажи.
Ира отступила назад:
– Лучше сумку мне покажи.
– Давай отойдем, – сказал Миша.
Они поднялись на площадку между первым и вторым этажом. Ира преодолела ступеньки, не хромая. Миша поставил сумку на подоконник и расстегнул молнию.
– Ноутбук!!! – вскрикнули они одновременно, несмотря на конспирацию.
«Бук, бук, бук», – сказало эхо.
– Жизнь продолжается! – сказал Миша.
– Я заказала кофточку, забыла тебе сказать, – Ира очаровательно пожала плечами.
Миша нахмурился:
– Мы за квартиру еще не заплатили.
– На всё хватит, – сказала Ира. – Что там еще?
Переложив аккуратно ноутбук на подоконник, они начали потрошить сумку.
– Не пойму… – сказал Миша. – Игрушки. Соска, смотри.
Желтая резиновая белочка для купания пискнула у Миши в руке.
– Кошелька нет? – строго спросила Ира.
Сдвинув игрушки в сторону, Миша порылся в сумке основательно.
– Нет, – ответил он, поднимая голову.
– Блин, – Ира расстроилась. – Ничего больше брать не будем. Сумка дишманская.
– А игрушки? Они новые.
– У тебя есть дети?
– Нет, – сказал Миша, подумав.
– И у меня нет, – сказала Ира. – Кроме тебя.
Я ощущала себя подушкой. Большой, со складками, потрепанными углами. Меня сминали, встряхивали, взбивали сильными ударами, прежде чем положить себе под голову. Повернуться, уткнуться в меня слюнявым лицом – вот тут я была кстати. А ночь прошла – запулили подушку в угол и забыли. Не нужна, чего о ней думать? Пусть валяется до следующей надобности.
Всё изменилось, когда я вернулась домой, не дойдя до метро. Забыла телефон. Вошла вся в своих мыслях. В основном мысли были о том, насколько я ничтожная личность. Осторожно прикрыла дверь, чтобы отец не разорался, и, забрав телефон с подставки для обуви, заглянула в комнату. Просто проверить больного. Заглянула и окаменела.
Мой папа, который третий год не вставал с кровати, инвалид моего сердца, стоял на своих двоих перед включенным телевизором и, переминаясь с ноги на ногу, ел зефир.
Сначала я не могла поверить своим глазам. Говорят, чудеса случаются не только в кино, но чтобы у меня в гостиной!
Отче мой тем временем спокойно подошел к столу, взял две зефирины из раскрытой пачки, одну надкусил и вразвалочку вернулся к телевизионному ящику.
– Папа… – сказала я тихо.
Он обернулся, испугался и тут же закачался, словно собирался упасть. Но не упал.
– Ты что, ты… ходишь?! – спросила я.
– Это я… случайно, – сказал мне папа. – Сейчас…
И он на моих глазах, словно я ничего не вижу, поковылял к кровати и рухнул на нее с театральным стоном.
На экране телевизора тем временем весело плясала зебра в клеточку.
– Нет… Я не хожу, Юлечка, – сказал он мне после того, как лег.
Но я хоть и была в глубоком шоке, способности соображать не утратила.
– Ты, – говорю, – ходишь, и не просто ходишь! А без стыда и совести!
– Разве? Я случайно!
И тут меня прорвало. Я прямо заорала:
– Перестань морочить мне голову! Ты притворялся?! Ты всё это время притворялся?!
Я так громко это выкрикнула, что у меня у самой зазвенело в ушах, а в глазах пронеслись многочисленные ночные горшки, скандалы на пустом месте, как я тысячи раз отпрашивалась с работы и ползала возле кровати, собирая тряпкой разлитый суп.
– Нет, Юлечка, я не притворялся! – упорствовал папочка.
– Всё! – сказала я. – Нанимаю тебе сиделку.
Папа закатил глаза. Артист погорелого театра!
– Юлия, мне плохо. Кружится голова. Принеси коробку.
Так он называл аптечку.
– Да фиг тебе! – вырвалось у меня.
Оно и правда вырвалось. Но на самом деле прозвучать должно было следующим образом: «ДА ФИГ ТЕБЕ!!!»
И даже, знаете, еще грубее. И я сказала грубее.
Папочка заверещал:
– Доча, ты ругаешься?
Но через горькую обиду я уже чувствовала свою власть и всемогущество:
– Ругаюсь? Нет! Это я еще только начала. Это я только разминаюсь, ясно?! И только слово мне поперек скажи!
Он пытался, конечно, оправдаться, что-то лепетал, но я сказала ему, что он симулянт и врун!
А он:
– Юля, я запутался.
И вот это «запутался» опять вывело меня из себя:
– Хочешь я тебе, папа, судно принесу?! Я сейчас принесу!
Пошла, вернулась с металлической уткой в руке, которую я после него мыла бессчетное количество раз. А он не на шутку испугался:
– Положи судно.
– Не. Оно меня успокаивает.
Папочка с прытью начал ползти по кровати к стене:
– Не маши им передо мной!
– Уже не нужно судно, да?
Тут папа даже взвизгнул:
– Положи судно немедленно!
Ну положила я судно. На тумбочку. Прямо перед его носом грохнула.
– Пропала нужда, я смотрю! Три года! Три! Как рабыня Изаура! Как у тебя совести-то хватило притворяться?! Так вот куда халва по ночам пропадала!
Папочка пытался оправдываться:
– Тот обморок год назад был правдой.
Железное судно снова оказалось в моей руке. Подумала, двину ему от души, по-родственному. Суд меня оправдает. Удержалась только потому, что отец заорал на весь дом:
– Положи немедленно судно! Люди! Помогите! Меня сейчас будут убивать! Спасите!!!
В итоге я его не убила. Хотя желание было сильное. Но я гуманист. Сдержала себя. Провела над собой стремительную мощную работу.
Сели за стол переговоров. Разделили обязанности. Чудесно исцеленный даже согласился сам себя мыть. А я получила свободу. Отмена крепостного права и всё такое.
Своими руками вышвырнула судно на помойку. Потом тщательно пересмотрела свой скудный гардероб. Кое-что еще можно было надеть. Я была готова к новому собеседованию. В самом широком смысле этого слова.
Жизнь словно открылась передо мной, как тяжелые ворота старого замка.
Дурацкий образ. Но смысл, надеюсь, понятен.
Воры-грабители отдыхали, лежа на кровати. Миша полежал, заложив руки за голову, немного подумал о том, какой он ловкий и какой он молодец, и потянулся к Ире. Заскрипела кровать.
– Не трогай меня! – сказала Ира строго.
– Хорошо-хорошо, – Миша вернулся в прежнюю позицию.
Ира подняла и показала Мише голую ногу.
– Видишь, как опухла?
Тот снова потянул к ней руки:
– Все равно нога красивая.
– Я знаю, – Ира убрала ногу. – Не сворачивай с темы. Нельзя было больше попросить?
– Ты же знаешь Пранкера. Ноут, говорит, юзаный.
– А ты что ему сказал?
– Я говорю, нормальный, не старый, сам посмотри.
– Ничего ты такого не сказал. Не трогай мою ногу! Взял копейки и ушел.
Миша поджал губы. Он и сам понимал, что сдал компьютер задешево.
– Да еще надергаем.
– Как я надергаю? – спросила Ира. – Как? Еле хожу.
– Я сам пойду.
Ира замотала головой:
– Одного не отпущу!
– Будешь за мной на такси ездить?
– Как-нибудь найду способ, – сказала Ира. – Буду осуществлять общий контроль, ясно?
– Конечно, – ответил Миша и полез к ней с упорством бывшего спортсмена.
– У меня нога, – сказала Ира.
– Я знаю, – ответил Миша.
Заскрипела, застонала кровать.
Чтобы попасть на следующее собеседование, мне нужно было пройти собеседование и только после этого получить драгоценный адрес. И, как ни странно, эту наводку дал мне отец. Действительно, не знаешь, где найдешь.
Я пришла в дом напротив Красной площади. Входя, оглянулась на зубчатые стены и успела удивиться, как они могли хоть от чего-то защитить?
Поздоровалась с охранником. Кажется, от этого он стал еще злее:
– Документы.
– Я на собеседование.
– Ваши документы!
Разглядывая мой паспорт, охранник приказал:
– Бахилы надевайте.
Я послушно надела бахилы. Предчувствие было нехорошим.
– Третий этаж, по лестнице, – сказал охранник.
Я пошла. Белая мраморная лестница, как в Большом театре.
Лифт не предложили. Спасибо, что бахилы не заставили покупать. Единственный плюс – из окон было видно Кремль. Чем выше поднималась, тем лучше становился виден.
Тайный кастинг в логове олигарха Филимонова. Только для своих. Мне уже хотелось сбежать. Однако я заставила себя добраться до нужного этажа.
В коридоре сидели, как бы это сказать, девушки. Повернулись все разом. Как динозавры в фильме «Парк Юрского периода». Думала, на конкурс красоты попала. Все на каблуках, в мини. Тощие. А меня словно кофе им приносить наняли. Каблуков нет, эпиляции тоже. Я, похоже, в пролете.
– Кто последний? – спрашиваю.
Думаете, мне кто-нибудь ответил? Тишина на Ваганьковском кладбище. Еще и отвернулись, золушки гребаные, словно по команде. Села на стул с краю. Все уткнулись в огромные смартфоны. Ну, и я тоже.
В спальне у воров тихо играло радио. Джаз. По идее, он должен был способствовать расслаблению. Но Ира, напротив, напрягалась всё больше и больше. Окончательно она вышла из себя, когда Миша залез в постель с тарелкой, поставил ее себе на колени и начал есть. Точнее, чавкать. На всю комнату.
– Какое у нас будущее? – спросила Ира.
– Светлое, – сказал Миша спокойно.
– Я просила тебя не есть в кровати!
– Я в последний раз.
– Что нас ждет? – сказала Ира. – До пенсии вот так бегать будем?
– Блин! – сказал Миша. – Я котлету уронил.
– А если тебя поймают? – говорила Ира. – Меня не будет, а тебя поймают? Если я останусь? Одна? С этой ногой драной? Что со мной будет?
– Ир, я – спортсмен. Нет у меня воображения. Не мучай меня.
– Всё плохо! – сказала Ира драматическим голосом. – Нас ничего не связывает вообще.
Миша внимательно посмотрел на Иру, отложил тарелку с недоеденной котлетой, вытер рот рукой и сказал:
– Ладно. Выходи за меня.
Ира от возмущения даже взвизгнула:
– Заткнись! С этим не шутят, Мишенька. Может, у тебя в Тушино шутят, а у нас на Арбате – нет!
– Я не шучу. Дернем что-нибудь ценное – я тебе кольцо куплю.
– Всё, я спать.
Ира легла и демонстративно отвернулась к стене. Долго устраивалась, но всё это попой к Мише. Скрипела кровать.
– Ир, я два куплю. Кольца, – сказал Миша за ее спиной. – Тебе и мне. Ир…
Ира заплакала. Тихо, как в детстве. Миша подумал и положил ей руку на плечо. Гладил нежно, неуверенно.
Очередь претенденток двигалась медленно. Сидели мы долго. Кое-кто из моделей даже заснул. Понятное дело, красиво заснул. Было одиннадцать вечера, когда до меня дошла очередь. Появился дядя с внешностью Колчака, в дорогом костюме и с розовым галстуком. Он сказал:
– Дайте мне ваш смартфон.
– Это что-то новое, – говорю. – А если не дам?
– Пойдете домой, – сказал дядя.
Короче, смартфон я отдала. Дядя развернулся на каблуках и бодро зашагал по коридору. Остановился и сказал не оборачиваясь командным голосом:
– А что вы сидите? Вам отдельное приглашение нужно?
Пошли по коридору вместе. Судя по всему, в этом здании попытались восстановить бывшую купеческую роскошь, но получился китайский чайный дом. Беременные амуры смотрели из-под потолка, искренне не понимая, как у такого человека, как я, вообще может быть смартфон.
Вошли в комнату-аппендикс. Адмирал Колчак тут же уселся на свой личный стул. Я без приглашения села напротив. Дядя катнул по гранитной столешнице ручку, положил листок бумаги.
– Пишите, – сказал.
– Что писать?
Дядя захотел прожечь меня взглядом, но кишка у него тонка.
– Вы в какой области специалист?
– По связям с общественностью.
Дядя не сводил с меня бесцветных глаз:
– Напишите мне правду.
Словно меня в разведчики принимали.
– В смысле, правду? – спрашиваю.
– Ваше первое впечатление! – дядя начал раздражаться.
– Я не понимаю, – сказала я спокойно.
– Об этом месте.
Дядя встал и ушел. А я задумалась. Может ли лживый отзыв помочь получить долгожданную работу? Прислушалась к себе. Решение не пришло. Заурчало в животе от голода. Подумала, я вам напишу! Я вам сейчас напишу!
«Из всех виденных мной на девичьем веку богаделен эта – самая жалкая. Похоже, строителям, которые делали здесь ремонт, выкололи глаза еще до начала работ. За слова “пожалуйста” и “спасибо” местный персонал нещадно штрафуют. Стулья для посетителей закупали в кунсткамере. Не буду говорить за прекрасных соискательниц, но меня заставили ждать семь часов. За это время я прочитала весь интернет до последнего блога и не смогла добиться ни глотка воды. Всей женской бригадой мы кланяемся в пол за работающий туалет. Пили воду оттуда. Можно сделать поспешный вывод о хозяине этого офиса. Этот человек слишком занят, чтобы думать о людях, или ему на них наплевать. Не могу выбрать, первое или второе. Я слишком занята. Да и мне наплевать, если честно. Из хорошего – бахилы. Цвет морской волны, бесплатные и не порвались при первом же шаге…»
Дописав, я встала, открыла дверь в коридор и громко крикнула:
– Эй! Я всё! Верните мне смартфон! Эй!!!
И снова сидели воры в машине, собираясь, настраиваясь перед очередным делом. Миша сказал:
– Не надо сейчас за мной ходить. Сразу в подъезд иди или в машине жди.
– Я с тобой не разговариваю, – сказала Ира.
– Значит, будешь здесь ждать?
– Ты никуда не пойдешь. Я передумала. И я не пойду, и ты не пойдешь тоже!
– Ир, не выноси мне мозг сейчас. Мне работать, понимаешь?
– Одного не пущу! Ты один всё напутаешь.
– Что можно напутать при ограблении?! Что?! – зарычал Миша, – Вырвал, побежал! Всё!
Против своего обыкновения, Ира не стала отвечать агрессией на агрессию.
– Ты мог бы работать курьером, – сказала она. – Ты был бы самый быстрый курьер.
– Всё. Надоело, – сказал Миша и открыл дверь машины.
– Стой. Я тебя поцелую.
Миша нагнулся и позволил себя поцеловать.
– Будь осторожнее, – сказала Ира.
– Не-а.
– Дурак! – крикнула она. Но дверь захлопнулась, и Миша ее уже не услышал.
Ира еле дошла до условленного подъезда. С трудом открыла дверь на толстой, дореволюционной пружине. Миша уже ее ждал. Гордый, словно только что в одиночку занял Константинополь.
– Еле доковыляла, – сказала Ира, и тут она увидела сумку. – Ого!
Спортивная, объемная сумка, стоящая на подоконнике, была набита под завязку.
– Как ты ее дотащил?
– Ты спроси, как я ее дернул!
– Как? – спросила Ира.
– Она вообще не кричала! – сказал Миша.
– Кто? – не поняла Ира.
– Цыганка эта. Не побежала за мной, ничего. Это было легко.
– Тяжелая сумка? – спросила Ира, глядя на добычу.
– Очень, – кивнул довольный собой Миша.
– Если цыганка, значит, вещи ворованные.
– Может, золото. Она вся в золоте была.
– Стоп. Давай не говорить раньше времени. Можно сглазить.
Ира подошла к сумке и сказала серьезно:
– С богом!
Миша, как по команде, расстегнул молнию.
Через мгновение тишину подъезда разорвал детский плач.
– Что?! Это?! Такое?! – спросила Ира, губы ее дрожали.
Миша не ответил. Но всё было и так понятно. Миша украл младенца. В сумке был живой ребенок, в шапочке и комбинезоне и в голубом конверте.
Младенец щурился от яркого света, искренне не понимая, почему его разбудили таким варварским способом.
– Сколько ему? – почему-то спросил остолбеневший Миша.
Ира повернулась к нему с желанием убить:
– Откуда?! Я?! Знаю?!!!
Мой папочка не просто изменился. Он изменился кардинальным образом. Натянув спортивный костюм, он пылесосил или, я могу предположить, специально принял к моему приходу рабочую позу.
– Юлечка, я пылесошу, – крикнул он мне, как только я вошла.
– Я вижу, папа. Более того, я искренне это ценю!
Он порозовел, расправил плечи, ожидая слушать похвалы дальше, но у меня зазвонил мобильный.
– Папа. Выключи пылесос.
Он сразу обиделся, как человек, который работал в первый раз в своей жизни:
– Ну, вот…
Ушел, волоча мертвый пылесос за собой, ухватив тот за гусиную шею.
– Назовите номер вашей карты, – сказал мне голос в трубке.
– Ага, щас, – ответила я весело.
– Ваша карта привязана к телефону? – голос показался мне знакомым. – Так, здесь мне подсказывают, привязана.
Мой телефон звякнул. Голос в трубке продолжил:
– Только что мы перечислили вам компенсацию.
– За что? – спросила я, до конца не понимая, что происходит.
– За ожидание.
– Какое ожидание? – я всё еще ничего не понимала.
Голос в трубке стал нервным:
– Накануне. Собеседование. Соображайте быстрее! Это уже начинает раздражать!
И тут я поняла. Они решили заплатить за ожидание у олигарха. Как мило с их стороны.
– Спасибо, – говорю. – Я вспомнила. А остальным?
– Только вам. Возмутились только вы.
На том конце положили трубку. Тут же крутился папочка, картинно перекладывая трубку пылесоса из руки в руку.
А я посмотрела на сумму и офигела порядком. За такие деньги я бы согласилась ждать собеседования каждый день.
И потом, кто-нибудь из вас слышал о том, чтобы у олигархов просыпалась совесть?
Младенец надрывался, как в последний раз, рыдал, как перед концом света. Заставить замолчать его было невозможно.
Когда из квартир начали выглядывать люди, Миша решил перенести ребенка в машину.
– Только не в сумке! – закричала Ира.
– Что ж я, дурак что ли? – сказал Миша.
Он в руках перенес ребенка в автомобиль. Закрыл дверь. В салоне сразу не осталось места. Крик заполнил собой всё пространство.
– Он плачет! Плачет! – Ира задыхалась от волнения.
– А то я не вижу! – сказал Миша раздраженно.
– Так сделай что-нибудь!
– Что мне сделать?!
– Я не знаю! – почти прокричала Ира. – Верни его цыганке!
– Ты дура, что ли?! Где я ее найду? – Миша выразительно посмотрел на сожительницу.
– Я не знаю, – Ира выходила из себя. – Мне плевать! Убери его!
– Может, это девочка.
– Мне все равно! – казалось, Ира сейчас взорвется. – Чего она хочет?!
– Она орет. Я не знаю. Ей что-то не нравится.
– Что не нравится?
Лицо ребенка было красным и сморщенным. Слезы стояли в глазах, как в маленьких лужах.
– Знаю, что ей не нравится, – сказал Миша.
– Что? – спросила Ира.
– Ты!
Миша, торопясь, расстегнул кнопки на конверте и комбинезоне. Ребенок продолжал надрываться.
– Опа! – сказал Миша.
– Что там? – Ира вытянула шею.
– Сама посмотри.
– Я не хочу смотреть, – Ира втянула голову, как черепаха. – Ты мне так скажи.
– Ну, во-первых, это мальчик, – сказал Миша с чувством превосходства. – А во-вторых…
– Что? Ну что там?
– Мальчик обкакался, – сказал Миша торжественно.
– Точно, – кивнула Ира. – До меня дошел запах. Буэээ. Ты сделаешь что-нибудь?
– Не, – сказал Миша. – Это женское дело.
– Ну, нет! – Ира умудрилась в тесном салоне автомобиля упереться руками в бока. – Убираться – женское дело! Извращенный секс – женское дело, ясно! А чужой ребенок – это вообще не женское дело!!!
Миша выразительно посмотрел на Иру:
– Ты можешь успокоиться?
Детский крик вынимал душу.
– Не могу. Я не могу успокоиться. Не буду. У меня нога!
Миша откинулся на водительском кресле и сказал:
– Тогда он будет орать.
В окно машины постучали. Ира и Миша повернулись на стук одновременно и одновременно похолодели.
– Менты! – сказала Ира тихо. – Нам конец!
Полицейский постучал в окно еще раз. Младенец затих, словно осознал создавшуюся ситуацию.
А вот Ира от страха принялась скулить. Тоненько, как новая собака в питомнике.
– Откройте дверь, – сказал глухим голосом полицейский за стеклом.
– Давай, уезжай, уезжай! – зашипела Ира Мише.
– Куда я поеду?! – Миша говорил, стараясь не двигать губами. – Машина его перед нами стоит!
Ира откинулась в кресле и закрыла глаза:
– Тогда открывай. Я не знаю, что делать. Нас посадят.
Полицейский снова постучал в дверь.
– Откройте, пожалуйста! – сказал он.
«Козел», – подумал Миша и открыл дверь. В салоне стало слышно улицу. Полицейский козырнул, пригнувшись:
– Здравствуйте. Старший сержант Власов. Ваши документы.
Краденый ребенок подал голос. Словно ответил, что документов у него нет.
– Здрасте, – сказал Миша полицейскому. – Секунду.
Открыл бардачок:
– Вот.
Полицейский пролистал паспорт, взглянул на права.
– Почему здесь остановились?
Миша собирался ответить менту, но краденый младенец вдруг взорвался криком, и это сбило Мишу с мысли. Он промычал что-то невнятное. Но Ира спасла положение:
– Нам нужно было переодеть ребенка.
Полицейский посмотрел на младенца в сумке. К счастью в полумраке салона сумку можно было принять за переноску.
– Ребенка? – переспросил полицейский с подозрением.
– Да, – включился Миша. – Наш ребенок. Общий. Наш сын. Кирилл.
– Кирилл Михайлович, – сказала Ира.
– В паспорте у вас ребенок не вписан, – сказал полицейский.
– Пока не вписан, – ответила Ира за Мишу. – Не успели еще.
– В отделении была очередь, – подхватил Миша.
– Сейчас это делается в службе одного окна, – сказал полицейский, не отдавая документы.
– Точно, – сказала Ира. – Туда не дошли еще. Да, Миш?
– Да, – сказал Миша.
Младенец в сумке закашлялся от крика.
– Прикройте его, – неожиданно сказал полицейский, – Простудится.
– Да, конечно, – кивнул Миша.
– И еще… – начал тот.
– Что? – спросила Ира испуганно.
– Здесь стоянка запрещена, – сказал полицейский, вернул Мише документы и, закрыв дверь автомобиля, исчез из их жизни.
– Уезжаем! – зашипела Ира. – Быстрей! Быстрей!
Миша нажал на газ.
– Мог номер запомнить, – сказал Миша, выкручивая руль. – Надо машину на стоянку отогнать.
Меня позвали во дворец олигарха Филимонова во второй раз. Я шла и понимала, что я лучше всех. Просто так не позвали бы. В этот раз приняли гораздо лучше. Сочинение мое подействовало. Дядя с внешностью Колчака побежал за чаем. И главное, мне разрешили не надевать бахилы. Уселась в кабинете Шальная Императрица, осмотрелась.
Когда Колчак вернулся с заварочным чайником и двумя чашками, я спросила:
– Какие интересные шахматы. Это слоновая кость?
– Нет, – сказал дядя. – Человеческая.
Он вообще был не самым приятным собеседником. Я надеялась, что с олигархом Филимоновым общаться будет проще. Дядя тем временем сказал:
– Всё приходится делать самому.
– Вы случайно не в курсе, меня берут на работу?
– С чего вы взяли? – спросил дядя.
– Иначе бы меня сюда не позвали.