Роман Фис
Чужой мир
Глава 3
Доработав до девяти вечера, Дарина приняла душ и легла в кровать. Очередная попытка дозвониться своему сыну оказалась тщетной, и она решила позвонить Лизе. Лиза, подобно Кириллу, не взяла трубку. Дарину охватило переживание за подругу. Последний их диалог был прерван предупреждением – наверняка к ней тоже приехали. Что если Лиза не прятала полученную от нее книгу так, как прятала ее Дарина? И вряд ли Лизе попался патрульный ордена, который скрыл свою находку подобно Сергею. Дарина не находила себе места от этой мысли. Может, вызвать такси и направиться к Лизе? И пусть это грозит очередным предупреждением, но так хотя бы найдутся ответы. Дарина с детства ненавидела тайны с интригами. С тех пор, как пропала ее мама и больше никогда не вышла на связь. Возможно, именно поэтому Дарина так болезненно воспринимала любой тщетный звонок, держа в уме то, что человека может уже не быть. Что он больше никогда не возьмет трубку. С этими мыслями Дарина уснула.
Следующие дни шли спокойно один за другим. И когда наступило девятнадцатое число месяца, она носила телефон всегда при себе, держа в уме то, что Сергей может ей позвонить. Она каждый день с нетерпением ждала от него звонка, но он не звонил. От мысли о Сергее ей становилось легче дышать. Дарина не понимала, что это за чувство, но оно ей нравилось и не нравилось одновременно. В один момент она буквально парила над своим рабочим местом, а в другой – словно падала в пропасть безнадеги и отчаяния. Минуту назад Дарина готова была найти его номер, пойти к КПП с требованием пропустить ее к Сергею, а спустя пять минут считала, что ему вовсе не стоит ей звонить. Что он ей не нужен с подобным безразличным отношением. Но, спрашивая себя, какое у него должно было быть отношение, Дарина не могла найти сбалансированный ответ. Он помог ей, когда ее вышвырнули из фургона под дождь, пригласил к себе в гости и проводил к подъезду. Что от него требовать еще в подобной ситуации, она не понимала, но при этом выдвинуть требование очень сильно хотелось. Слегка успокоившись, Дарина сделала для себя вывод: позвонит – хорошо, не позвонит – его выбор. Но телефон на всякий случай она не выпускала из рук. Мало ли.
Дождавшись времени, когда вечер очень хочется назвать ночью, Дарина надела второе и последнее из существовавших у нее в гардеробе платьев, слегка подвела глаза и вышла из комнаты. Она не видела смысла ожидания на телефоне, поэтому единственный вечер перед выходным на этой неделе решила использовать, как и прежде – прийти на сбор любителей литературы. Телефон, как предписывалось правилами собрания, она оставила дома.
Проскользнув по дворам, Дарина наткнулась на нужную дверь и трижды постучала в нее.
– Слушаю! – послышался грозный голос безобидного Тирана.
– Говорю! – ответила она.
Дверь с привычным скрипом отворилась, и на пороге ее встретил Тиран.
– Ты снова с новой татуировкой?! – проведя пальцем по месту на лице, где виднелся ограненный покраснениями рисунок, сказала Дарина.
– Я ведь каждую неделю делаю. К сорока годам будете хоронить картину!
– Еще кто кого хоронить будет, – улыбнувшись, Дарина прошла в зал.
Рядом со стулом Дарины пустовало место, которое, по обычаю, было местом Лизы. Дарину это насторожило, но она не спешила делать выводы, решив спросить у ребят в зале.
– Ребят, привет! – сказала она. – Кто-нибудь связывался с Лизой? Ну там, вчера – позавчера. Может, четыре дня назад?
– Не-а, я не видел, – ответил один из присутствующих.
Остальные пожали плечами.
– А чего ты за нее так переживаешь? – спросил парень с зубочисткой во рту.
– Она уже четвертый или пятый день не выходит на связь. Это на нее не похоже, – Дарина не стала вдаваться в детали прекращения диалога с Лизой, считая, что всем подряд об этом рассказывать не стоит.
– Девочка захотела побыть в одиночестве, в этом ничего такого нет. Расслабься, – надменно ответил парень с зубочисткой.
– Напомню, что мы всю жизнь живем в одиночестве, и если кто-то хочет что-то пожелать, то уж точно не побыть наедине с самой собой. Тем более это на нее не похоже. Она очень коммуникабельна и целыми днями общается в чате.
– Ну так напиши ей в чат, – сказал он.
Дарина не стала ему ничего отвечать, лишь приподняла бровь.
Сидя до раннего утра, большая часть людей сгруппировалась в кучку и обсуждала такие темы, как правильное распределение внутреннего ресурса в рабочее и нерабочее время, правильное питание и каких героев в РПГ-играх предпочитает тот или иной собеседник. Дарина все это время слушала их диалоги со стороны, пытаясь понять, что она тут забыла в отсутствии Лизы и Александра.
Просидев все отведенное время до характерного сигнала в комнате, означающего, что всем пора расходиться, Дарина направилась прямиком к выходу.
– Ты сегодня не в духе, – констатировал Тиран.
– Да, Тиранчик, сегодня множество неизвестных стало еще более неизвестными.
– Ответы не всегда следует искать там, где возник вопрос. Я уверен, у тебя все получится.
Дарина поцеловала его в щеку и ушла домой.
Поднявшись в комнату, она схватила оставленный на подушке телефон. Отсутствие пропущенных вызовов вогнало ее жесточайшую тоску. Она снова одна. Видимо, Сергей передумал и решил не продолжать с ней общение. Но Дарину это не удивляло. Разочаровывало от подтверждения догадок, но не удивляло. Она предполагала, что Сергей трижды подумает перед тем, как снова приедет к ней. Слишком уж много она озвучила претензий, затрагивающих и его в том числе. С одной стороны, подумала Дарина лежа на кровати, наверное, не стоило включать моралистку и пенять на орден за то, что творится во внешнем мире, ведь Сергей имеет к нему непосредственное отношение. С другой, лучше уж сразу показать себя такой, какая есть, со всеми своими принципами и взглядами. Пусть сам решает, нужно ему общение или нет.
Веки Дарины становились все тяжелее с каждой мыслью о том, как следовало бы выстраивать линию общения с Сергеем, и от разочарования она даже не пыталась сопротивляться и хоть как-то поддерживать их в открытом состоянии. Наступил сон.
Утром Дарину разбудил звонок телефона. С трудом отрываясь от подушки, она бросила свой взгляд в окно. Серый фон говорил о том, что ночь прошла, а значит, и уместность звонков не исключена.
– Слушаю, – сказала Дарина, подняв трубку.
– Я жду вас возле подъезда.
Голос в телефоне был ей не знаком, но Дарина поняла, что это Сергей, достаточно было лишь услышать, обращение на «вы».
– Сергей, ты уже возле подъезда? – спросила удивленно она.
– Да. Я ведь обещал с вами связаться.
– Сейчас одеваюсь и бегу!
Дарина вскочила с кровати и побежала в душ. Спустя пару минут она выбежала из душевой, накинула вчерашнюю одежду и направилась к выходу.
Машина ордена стояла на том же месте, что и в прошлый раз. Из многочисленных окон дома торчали лица и выкрикивали оскорбительные слова в адрес Дарины.
– Тупая сука! – кричал мужчина с шестого или седьмого этажа.
– Я надеюсь, что ты так и останешься подстилкой для ордена! – где-то высоко доносился мальчишеский голос лет двадцати.
– Продажная тварь! – верещала женщина со второго этажа.
Она старалась не слышать всего того, что ей кричали. Получалось плохо, и настроение постепенно скатывалось в бездонную яму.
Дарина села на пассажирское сидение, тем самым скрыв себя от чужих глаз.
– Помните, я вам говорил о современном обществе? – спросил Сергей, кивнув в сторону ее дома. – Вы по-прежнему считаете их людьми, находящимися не на своем месте?
– Я считаю, что человек должен сам решать, какое место ему занять! И пусть он скатится вниз по социальной лестнице, но лучше он это сделает вследствие собственных действий, а не благодаря какому-то постороннему для него человеку, решившему, кем ему жить.
– Если им дать свободу, то вряд ли из этого что-то выйдет. Нынешние условия сдерживают подобных людей. На самом деле они озлоблены и жестоки.
– Они озлоблены только лишь потому, что орден их такими сделал. Радость там, где человек просыпается с надеждой на свершения в новом дне. Когда он выходит и понимает, что его жизнь в его руках. Что любое его действие влечет за собой как хорошее, так и плохое, но выбор жизненного пути лежит лишь на его плечах.
– В чем-то я с вами согласен, но не во всем, – выехав на проезжую часть, сказал Сергей.
– А зря! Вы в ордене все такие рассудительные по одной простой причине: вы не знаете, какого это всю жизнь быть припертым к стенке. Люди у забора, отделяющего внешний мир и территорию ордена, вам будут кричать о том, что они голодны, а вы что сделаете?
Сергей ничего не ответил. Он просто глядел на дорогу и молчал.
– Верно, – с ухмылкой заключила Дарина. – Вы их расстреляете. А возвращаясь в свои просторные квартиры, в которых холодильники набиты до отказа, оправдаете свою жестокость и малодушие тем, что это не вы такие, а жизнь. Конечно, не вы, это условия такие. Такие правила. Ты ведь так себя каждый раз оправдываешь, когда уничтожаешь несогласных с режимом людей?
– Я никого никогда не убивал.
– Это пока что.
– Дарина, вы, безусловно, говорите правильные вещи. Но эти вещи вы подчерпнули из описания одной позиции. Вы ведь читали лишь Александра Ницына, верно?
– Да. Откуда вы о нем знаете?
– Мы в ордене обязаны ознакамливаться с подобного рода литературой. Знаете, почему она у нас, в ордене, не является запрещенной, а у вас запрещена?
На этот раз Дарина взяла паузу на осмысление. Ее ввело в тупик то, что за одно и то же действие в ордене и внешнем мире разные последствия. Вернее, последствия только лишь во внешнем мире.
– Потому что мы, помимо одной точки зрения, автором которой является товарищ Ницын, также, естественно, изучаем противоположную, с многочисленными авторами, имена и фамилии которых вам ничего не скажут. И еще потому, что если окружающему вас большинству дать информацию, которую формулирует Ницын, то они от ненависти и глупости друг друга поубивают, прежде чем дойдут до ворот, ведущих в орден.
– Это просто удобная позиция. Думать, что люди сами во всем виноваты, проще, чем взять на себя часть вины.
– Объективность есть только там, где понятны две точки зрения в конфликте интересов. Истинный источник добра для одних является злом для других.
Сергей остановился у КПП, опустил стекло.
– Доброе утро! – сказал он охраннику.
– Ночь плавно перетекает в утро. Увлекаетесь, дорогой мой, – сказал охранник, заметив Дарину на пассажирском сиденье.
– Увлекаетесь в данном случае вы. Лезть в чужую жизнь способен только несчастный в собственном мире человек.
Охранник ничего не ответил. Он нажал на кнопку и закрыл за собой затемненное окно.
– Насколько мне известно, детородный дом находится в другой части внешнего мира, – сказала Дарина.
– Я вас хочу накормить завтраком и уже потом отвезти к сыну.
– Хорошо, – едва скрывая улыбку, согласилась она.
Как только они пересекли границы внешнего мира и ордена, Дарину тут же ослепило яркое солнце. Над территорией ордена не было ни тучки. При свете солнца контрастность между ее привычной средой обитания и чуждой территорией ордена бросалась в глаза в разы сильнее. Детишки бегали по специально отведенным игровым площадкам, а их родители неподалеку крутили железные прутья, похожие на саблю, на которые были нанизаны сочные куски мяса.
– Здесь солнце? – спросила Дарина.
– Той ночью Вы не обратили внимания на то, что на территории ордена не было дождя?
– Нет… я как-то не ощутила разницы.
– Здесь слегка иные условия для существования, – аккуратно, словно не желая породить новую волну протеста против контрастов, сказал Сергей. – В том числе и погодные.
– Почему так?
Сергей в ответ пожал плечами.
– Технологии.
Выйдя из припаркованной машины, Дарина вновь вдохнула чистейший кислород. На этот раз ее не переполняла обида от разницы условий. Дарина не понимала природы своего смирения и принятия. Возможно, они проявились ввиду того, что ей предстоит живая встреча с сыном. Встреча, о которой мечтает любая женщина во внешнем мире. Которая из-за череды случайных событий стала реальной для Дарины.
Проходя к подъезду, встречные люди улыбались в ответ на взгляд Дарины. Она немного остерегалась подобной улыбки, зная, что обычно за ней скрывается не что иное, как ненависть и беспричинная жажда расправы. Ее лицо приняло каменный вид, и она осторожно поднялась вслед за Сергеем по ступенькам, ведущим к подъезду.
– Все в порядке? – спросил Сергей.
– Да-да… я просто, видя улыбки, ожидаю… как сказать… – замялась Дарина с ответом, понимая, что, скажи она, как есть, Сергей этот ответ воспримет как необъявленное ее согласие с его взглядом относительно общества из внешнего мира.
– Вы ожидаете что-то плохое, видя улыбку в свой адрес, – помог он завершить мысль.
– Не то, чтобы плохое. Просто непривычно, – махнув рукой и уведя свой взгляд куда-то в сторону от Сергея, сказала Дарина.
– Ну понятно, – улыбнулся он, открыв перед ней дверь в подъезд.
В квартире у Сергея Дарина уже по привычке наблюдала из окна, пока тот готовил завтрак. Затянутый густым смогом внешний мир ее отталкивал, но и орден не манил. Она себя ощущала чужой во всех увиденных условиях. Орден казался ей жалким подобием прошлых счастливых для человечества лет. Она понимала, что все это подобие нормальной жизни в ордене искусственно создано лишь для того, чтобы служившие ему люди продолжали делать свое дело. Корми вкусно своих солдат, держи в хороших условиях, и они будут верны тебе до конца твоих дней. Дарина сомневалась, что раз Сергей так отчаянно отстаивает противоположные ей взгляды, то он вряд ли понимал уловки великих умов, загнавших его в состояние должника. Еще бы, мало кто сможет согласиться с тем, что он вовсе не особенный, а лишь удобный для тех, кто держит всех в узде. Имеющий выгоду, как правило, делится крошками со стола. В данном случае крошками является нормальное по историческим меркам существование, а по меркам внешнего мира – пределом мечтаний.
– Завтрак готов! – крикнул из кухни Сергей.
Дарина проследовала на кухню.
На столе находились незнакомый ей плод оранжевого цвета, аккуратно разрезанный и сложенный на тарелочке. Рядом стояла тарелка с кашей, в которой виднелись маленькие шарики фиолетового.
– Это что? – спросила Дарина, указав на оранжевый плод.
– Апельсин, – ответил Сергей, присев напротив нее. – Его выращивают на периферии ордена. В твоей тарелке с кашей лежит ежевика. Она также выращивается в больших ангарах на окраине территории.
– Ангары, должно быть, большие, раз они способны обеспечить всех в ордене.
– Они большие, но спрос не удовлетворяет предложение. Фрукты выдаются один раз в месяц на руки по килограмму. Здесь, на территории, находится всего три миллиона человек, поэтому то, что каждый человек минимум раз в месяц питается фруктами, – очень хорошо.
– Какое население внешнего мира? – спросила тогда Дарина.
– Около двадцати пяти миллионов. Внешний мир достаточно большой. Но, к сожалению, не каждый человек в нем способен оценить масштабы внешнего мира. Многие считают, что мир мал, просто потому что они не имеют возможности передвигаться на дальние расстояния ввиду одного выходного дня в неделю.
– То есть ты согласен с тем, что орден несправедлив по отношению к людям из внешнего мира? Что он загнал людей в рамки, выход из которых грозит смертью. Или, наоборот, смерть – единственный способ выйти из них.
– Жизнь несправедлива. Орден лишь подстраивается под существующие условия. Но, говоря об ордене в негативном ключе, ты забываешь упомянуть, что он полностью оплачивает всем затраты на продукты питания и одежду в магазинах.
– Орден ведь не безвозмездно оплачивает все это, мы работаем за продукты и одежду. Если в начале предыдущего века люди работали для машин, домов, путешествий и прочих увеселительных вещей, то сейчас лично мой потолок – это еда, после употребления которой меня не тошнит.
– Территории слишком малы для путешествий. Внешний мир огражден высокой стеной, ограждающей от радиоактивной пыли и прочих следствий глупости человечества.
– Ордена, – поправила его Дарина.
– Вы правда считаете, что виноват во всем исключительно орден? Не бывает одного виновника, особенно когда дело касается беспорядочных ядерных ударов по всем существующим государствам. У любого конфликта всегда несколько виновников.
– Может, и так, – согласилась Дарина просто из приличия, чтобы дальше не развивать тему, на которую она и Сергей смотрят по-разному.
Съев все апельсины и почти не притронувшись к каше, Дарина с Сергеем встали со своих мест и направились в сторону машины. Дарина с трудом представляла свою встречу с сыном и то, как она будет себя вести во время нее. И, выехав с территории ордена, она думала о том, что первым делом скажет Кириллу. И как он ее воспримет. Из литературы она узнавала о многом, что не способен испытывать современный человек в принципе, и она, в частности. Одним таких «мутных» и самых запомнившихся ей терминов был «материнское чувство». Дарина множество раз перечитывала о нем после рождения сына, но ей в голову не приходило, каким образом культивировать это чувство в себе по отношению к человеку, который одновременно является самым близким тебе, и в то же время с каждым днем становящимуся настолько далеким и не вызывающим никаких эмоций, что любой промежуток без общения с ним воспринимается менее болезненно, нежели с Лизой.
– Волнуетесь? – спросил Сергей, подъезжая к воротам детородного дома.
– Вовсе нет.
– Это очень странно, – бросив на Дарину взгляд, сказал он. – Отношения женщин и их детей, как правило, – самые искренние. Глядя на то, как женщины возятся со своими детьми, оберегают их и переживают за каждый неверный шаг, трудно вообразить, что у вас сейчас не екает сердце.
– Я много читала о связи женщины и ее ребенка, но понять так и не смогла. Возможно, дело в расстоянии.
– Мне кажется, что при любом расстоянии собственный ребенок не перестает являться таковым.
Дарина ничего не ответила. На глаза навернулись слезы от осознания того, что она почти всю свою жизнь прожила, так и не поняв радости материнства. От несправедливости, в которой привилегированная часть общества видит ребенка каждый день, а остальные довольствуются видеозвонками. В конечном счете обделенная часть женщин теряет всякую связь и видит похожего на себя человека, и то лишь визуально. Повадки и черты характера ребенка формируются в бесконечном самостоятельном плаванье, в котором присутствует лишь обслуживающий персонал, заходящий несколько раз в день в комнату к одинокому подрастающему человеку с целью накормить его.
Увидев патрульную машину ордена, охранник нажал на кнопку, и ворота в детородный дом распахнулись. Проезжая по его территории, Дарина внимательно осматривала двор, вспоминая прогулки один раз в день около палисадников в надежде, что она станет тем самым исключением, вследствие которого ребенок останется с ней навсегда. Но она не была исключением. Никто так и не стал тем самым исключением, потому что они, обычные люди, – не члены ордена.
Территория вмещала в себя несколько десятков корпусов, имеющих по двадцать этажей, отделенных друг от друга заборами, соответствующими возрасту детей. Чем старше ребенок – тем выше забор. Находясь здесь девять лет назад, Дарина не понимала сути подобных перестраховок, учитывая, что мало кто из детей решится на побег во внешний, незнакомый мир. С тех пор ничего не изменилось: заборы остались на своих местах, как и ее непонимание.
Приблизившись к одному из корпусов, Сергей вышел из машины и подошел к человеку, отвечающему за пропуск посторонних в здание. Дарина же оставалась сидеть на своем месте, дожидаясь результата, и, когда Сергей махнул ей рукой, она последовала к нему.
– Вы – моя жена. Только на этих условиях сюда можно попасть.
– Интересные условия, – ответила Дарина – А жена – это…?
– Это женщина, которая принадлежит мужчине.
– Как вещь, что ли?!
– Нет, как ребенок, – улыбнувшись, сказал он.
Бродя по длинным коридорам, Сергей вел ее в нужном направлении. В какой-то момент Дарина подумала, что он на самом деле не знал, куда идти, но озвучить свою мысль не решалась, ведь рано или поздно они куда-то да придут. Ее сомнения развеялись в момент, когда он остановился у двери и, взявшись за ручку, сказал:
– Здесь живет ваш сын. Я буду ждать вас в конце коридора у окна. Желаю хорошо провести время.
Дарина обняла Сергея. В ответ он крепко прижал ее к себе и минуту не выпускал из своих объятий, после чего виновато извинился и, не поворачиваясь к ней спиной, направился в конец коридора.
Дарина открыла дверь и перешагнула через порог.
Невзирая на то, что был день, комнату освещал яркий холодный свет ламп. И так как комната имела белые стены, потолок и пол, Дарина слегка прищурилась.
Кирилл сидел за придвинутым к стене столом и что-то рисовал на большом листе бумаги.
– Добрый день, – сказал он, не отвлекаясь от своего занятия.
– Сынок… – промолвила Дарина.
Видя мальчика, своего ребенка, она пыталась пробудить в себе хоть какие-то чувства. Получалось слабо. Он воспринимался ею не ближе случайного прохожего.
– Мама? – повернулся Кирилл, видимо, чтобы удостовериться в том, что это действительно она. И, убедившись, он вновь принялся за рисование.
На столе, рядом со стаканом, из которого торчали карандаши, лежал телефон.
– Да, – ответила она, подойдя вплотную к нему. – Скажи, ты почему не брал трубку?
– Не хотел, – коротко ответил он.
– Как… почему не хотел? Я же твоя мама. Когда мама звонит, нужно брать трубку, – поглаживая сына по голове, мягко приговаривала Дарина.
– Не знаю, почему. Просто не хотел. А вы зачем сюда пришли?
– К тебе в гости. Ты не соскучился?
– Нет. Если бы я соскучился, то я бы позвонил.
– Почему ты так холоден ко мне?
– Мама, вам так кажется. Я хорошо на вас реагирую, и Вы мне небезразличны.
– Но… но так не говорят, когда человек небезразличен.
– Я еще не знаю, как говорят. Я пока что только изучаю уместность фраз в жизни.
Дарина повторно окинула взглядом комнату и на этот раз увидела стопки книг, которые лежали у кровати. Они имели разные названия, но в основном акцентированы были на правильное общение среди людей. В детстве у нее не было подобных книг.
– У тебя все хорошо? Тебя кормят здесь?
– Не переживайте, мама, у меня все хорошо. Но вы меня отвлекаете.
Дарина почувствовала, как у нее пропадают силы в ногах. Ее растаптывал собственный сын своим безразличием. Она не понимала, что сказать ему в ответ. Как с ним завязать диалог, чтобы почувствовать, что он не воспринимает ее как чужого человека.
– Мне уйти? – спросила она в надежде, что Кирилл ответит «нет».
– Ваше отсутствие поможет моему развитию, – ответил холодно он. – Спасибо.
Дарина еще минуту стояла, не понимая, почему все так произошло. Почему ее сын не хочет ее видеть. Идя сюда, она ожидала любого развития событий, в том числе некоторой скованности в их взаимодействии, но никак не безразличия. Если бы ее мама приехала хотя бы один раз к ней в гости, то Дарина ни на секунду не отрывалась бы от нее. Но Кирилл был другим. Он не испытал радости, увидев ее вживую. В глубине души Дарина понимала, что ребенок, которого она родила, считается таковым лишь номинально. И он дал ей это понять, твердо указав на дверь.
Выйдя из комнаты сына, Дарина была обессилена. На ней не было лица. Она шла в сторону Сергея и не чувствовала абсолютно ничего. Словно ее и нет вовсе.
– Вы быстро, – констатировал весело Сергей. – Я полагал, что ваше общение займет весь день.
– Я тоже… – опустив глаза в пол, тихо сказала она. – Отвезешь меня домой?
– Конечно,– поерьезнев сказал он, явно уловив настроение Дарины.
Всю дорогу до дома они молчали. Утирая редкие слезы, Дарина смотрела в окно, за которым дождь стоял стеной, множа упадническое настроение в разы. Обычно серый внешний мир стал негативно-темным. Людей на улице практически не было, невзирая на всеобщий выходной день. Но те, которые ей встречались, либо стояли друг напротив друга на расстоянии двух метров и весело перебрасывались оскорблениями, либо наводили друг на друга телефоны или, в редких случаях, широко раскинув руки и прыгая лицом к небу, ловили капли дождя.
Возле дома Дарина выдавила из себя: «Большое спасибо», – и покинула машину. К подъезду она шла медленно, провоцируя новую волну оскорблений, доносящихся из окон. Она впитывала их, как падающую с неба мутную воду впитывает земля. Ей было плевать на произнесенные фразы в ее адрес. Ей было плевать абсолютно на все вокруг. Она не оглядывалась в сторону машины Сергея, понимая, что ее и след простыл.
Остановившись посреди пути, Дарина села на землю и, прижав голову к коленям, спрятала ее под руками. Она разревелась во весь голос, поняв, что теперь она точно в этом мире одна. И если раньше ее стимулировало короткое общение по вечерам с сыном, не давая тем самым утонуть в серых, непригодных для человеческого существования буднях, то сейчас она попросту не понимала, как ей быть. Она не понимала, как ей дальше провести жизнь на пути к неминуемой смерти в одиночестве. Ради чего ей бежать в завтрашний день?
С каждым всхлипом голоса из окон становились тише. Она уходила в себя. Туда, где нет никаких ограничений. В мир умиротворения от отсутствия смены картинки, которая не имела ничего общего с радостью от каждого вздоха.
Но ей пришлось вернуться. Всему виной была положенная ей на плечо рука. От ее прикосновения Дарина чувствовала силу. Ту самую внутреннюю силу, которая не поддается объяснению. Силу, которая проявляется не благодаря, а вопреки. Вопреки воплям с проклятиями. Вопреки всему, что способно растоптать дух.
– Быстро все по комнатам! – не убирая руки, злобно закричал Сергей. – По комнатам, я сказал!
Он сел сзади и прижался к спине Дарины. Сметая в сторону пряди волос, он поглаживал ее щечку своей теплой рукой. Она никогда не чувствовала подобных прикосновений.
– Поехали, – сказал он шепотом.
– Куда? – в слезах спросила она.
– Ко мне. Здесь тебе больше нечего делать.
Дарина не сразу обратила внимание на то, что Сергей перешел на «ты». И лишь спустя несколько секунд, промотав в голове сказанное, она повернула голову ровно настолько, чтобы периферическим зрением видеть его силуэт.
– Мне нигде делать нечего… такая вот у нас, людей из внешнего мира, жизнь. Живем, чтобы умереть. Умираем, чтобы не обременять старостью.
– Ты мне нужна, – сухо сказал он. – Мы можем уехать и больше сюда не возвращаться никогда.
Дарина выбралась из объятий Сергея и посмотрела ему в глаза. Они были такие же яркие, как при первой их встрече.
Не дожидаясь ответа, он снова обнял ее и поцеловал. Дарина закрыла глаза, отдалась его рвению. Его губы были мягкие, и она не хотела выбираться из плена его рук, тая, словно мороженое в жару. Дарина закинула ему на плечи свои руки, прижалась грудью к его груди. Сергей опускал руки все ниже и остановился лишь тогда, когда крепко схватил ее за бедра.
– Шлюха! – послышалось из окна.
Сергей оторвался от ее губ. Он посмотрел в сторону, откуда исходил звук, затем ей в глаза.
– Не стоит придавать значения, – с улыбкой заключила Дарина.
Он встал и, прихватив ее за талию, помог подняться на ноги. Он не отпускал ее до тех пор, пока не усадил на пассажирское сиденье, после чего обошел машину и сел за руль.
Спустя полчаса они уже были на территории ордена. Ордена, в котором не было ни намека на дождь. На улице серело, но детишки все еще бегали по детской площадке, повизгивая и смеясь. Очень много людей гуляли друг рядом с другом, улыбались и обсуждали какие-то важные для них темы. Они были счастливы. Счастливы ровно до момента, пока их взгляд не падал на Дарину. После этого они, словно сожалея о том, что встретили ее на своем пути, менялись в лице. Это их впечатление о ней было трудно спутать, а скрыть, видимо, вовсе невозможно. Видя их взгляды, Дарина опустила голову и, держа Сергея за руку, проследовала в подъезд.
– Тебе не нужно здесь никого стесняться.
– Я – не они. Я чувствую, что все эти люди брезгуют мной.
– Не выдумывай, пожалуйста. Ты чувствуешь это лишь потому, что считаешь себя менее полноценной личностью. Но поверь, это не так.
– Ладно, – согласилась для проформы Дарина.
Попав в квартиру и скинув обувь с ног, Сергей первым делом направился к шкафу и достал из него халат с полотенцем, после чего принес их Дарине. Они пахли сладкой свежестью. Дарине был приятен этот незнакомый прежде запах, и ей хотелось скорее укутаться в нем.
Выйдя из душа, она застала Сергея за приготовлением чая.
– Ты все? – спросил он.
– Да. Здесь у вас сразу идет горячая вода. Нам нужно подождать, прежде чем подойдет теплая, а затем, только спустив желтую воду, можно купаться.
– У нас, – он поправил ее.
– У нас?
– Да. Теперь это твой дом. Я завтра подам заявление о твоем переезде.
– Ты мне предлагаешь остаться? – не до конца понимая, уточнила Дарина.
Сергей подошел к Дарине вплотную, и у нее что-то екнуло в груди. От Сергея исходила сильная, несравнимая ни с чем до этого энергетика. Ее ноги слегка подкосились, но она старалась не подавать вида, будто растеряна. Уверенности в том, что она делает это успешно, не было. Сергей вновь поцеловал ее. Он взял ее ноги под руки и посадил на себя. Она не отрывалась от его губ. Обвив его поясницу своими ногами, она вонзилась ногтями в его спину. Следы на спине растягивались от позвоночника между лопаток до бедер, и к моменту, когда они оказались на кровати, царапины проявились настолько сильно, что, казалось, Сергея от всей души избивали плетью. Он стянул с нее халатик, под которым ничего не было, и судорожно стал расстегивать свои штаны.
– У меня никогда этого не было, – шепотом сказала Дарина.
– Секса? – взяв паузу, спросил Сергей.
– Это называется секс? Я думала, любовь.
– По-разному называется, – пожал он плечами. – У меня тоже никогда не было.
– А как же тогда мы…
– Сориентируемся в процессе, – уверенно ответил он.
Ее заводила уверенность Сергея. И когда он снял с себя штаны, затем майку и бросил все это в сторону от кровати, то принялся целовать ее грудь, не спеша направляясь к губам. Его член касался ног Дарины, и она слегка волновалась от непонимания, каким образом все будет происходить. Он взял член в руки и, целуя, проник в нее. Она сделала глубокий вдох, слегка оторвавшись от губ Сергея. Он прижал ее своими руками к кровати. Держа за плечи, затем, спускаясь одной рукой по талии, схватил ее за бедра и крепко сжал их. Дарина застонала. Ей нравилось то, как он владел ею. Ей не хотелось останавливаться, и Сергей продолжал. Он смотрел ей в глаза, и, не отрывая взгляда, входил в нее, порождая все более громкий стон. Спустя еще два движения, он судорожно затрясся всем телом, после чего рухнул на нее.