Роман Глушков
В когтях багряного зверя
— Видимо, это мы, — признался я. — Соседний брод, насколько нам известно, находится в четырех днях пути на восток. Вам известна наша цена? В деревне, откуда вы пришли, о ней тоже знают.
Плюющаяся гейзерами, широкая новорожденная река, на берегу которой мы сейчас торчали, перерезала бывшую восточную гидромагистраль. Это сильно осложнило жизнь всем движущимся на Север конным и пешим странникам. Отныне им приходилось делать огромный крюк, обходя озеро, в какое впадала река, и терять на этом около двух недель.
Прибыв в здешние края, мы быстро сориентировались и нашли себе хороший источник дохода. Отыскав неглубокое место, где вода была относительно прозрачной, мы промерили брод, опробовали на прочность дно и остались довольны. После чего объехали окрестные селения, пустили о себе слухи и приступили к работе. Трехсоттонному «Гольфстриму» было не страшно любое течение. А глубина самого опасного участка переправы не превышала трех метров, от чего вода лишь подмачивала нам днище и только.
Бизнес шел в гору, пока где-то ниже по течению у нас не объявился конкурент. Он работал на танкере-водовозе и преодолевал реку в довольно глубоком, зато более привлекательном для путешественников месте. Вдобавок брал на борт многократно больше груза и мог перевезти за один рейс целый торговый караван. Неудивительно, что вскоре наши доходы упали. Вот мы и стали подумывать о том, а не перебраться ли нам севернее и попытать счастья на реках близ гор Сьерра-Леоне или на Гамбийской равнине…
— Ваша цена нам известна, да только вот… — Бородач замялся и оглянулся на собратьев. — Нам сказали, что вы берете лишь продукты и ценные вещи, а у нас и тех, и других кот наплакал… Зато у нас есть лекарь! Очень толковый! И у него, возможно, найдутся снадобья, которые вас заинтересуют.
— Большое спасибо, но лекарств у нас хватает. Да и в медицине кое-кто из нас тоже разбирается, — ответил я. Просто замечательно, что септианам нечем нам заплатить. Теперь мне не нужно изощряться, выдумывая повод, чтобы отказать паломникам, впускать которых на борт мне не хотелось по уже упомянутым выше причинам. — Сожалею, но вы зря потратили время, направившись к нам, а не на восток. Возможно, те перевозчики окажутся более сговорчивыми, чем мы. А у нас правило простое: если вам нечего нам предложить, никто никуда не едет! Извините, благотворительностью не занимаемся.
— Погоди, не гони! — перебил меня пристроившийся у баллестирады Сандаварг. — Раз уж вы, слизняки, боитесь выдрать мне зуб, может, лекарь паломников за это возьмется? К тому же мы все равно сваливаем на север, верно? А значит, нам так и так придется переезжать на другой берег. Какая разница, сделаем мы это завтра или сегодня вечером. Так давай поможем напоследок богомольцам, если, конечно, они помогут мне. Ну а не помогут, поступай, как знаешь — тогда мне тоже на них начхать…
Разболевшийся накануне у Убби зуб оказался не тем испытанием, какое он был готов вытерпеть, как терпел боль своих боевых ран. Однако все попытки северянина решить проблему самостоятельно потерпели неудачу. Предательский зуб, как назло, оказался крайним, да к тому же наполовину развалившимся. Сколько ни тщился страдалец подцепить его своими короткими грубыми пальцами, Убби это никак не удавалось.
Я и Гуго были ему не помощники. Вырвать передний зуб я еще смог бы, но не более. Де Бодье, чьи мозолистые руки дергали рычаги и крутили гайки, тоже наотрез отказался совать Убби в рот пассатижи. От такого предложения Сенатор в ужасе побледнел и залепетал что-то про царящую в моторном отсеке антисанитарию. Долорес оказалась самой отважной из нас. Она все-таки заглянула северянину в пасть и даже немного там покопалась. Однако, задев невзначай какой-то нерв, Малабонита заставила челюсти пациента резко захлопнуться. И если бы не ее отменная реакция, она точно лишилась бы пальца или двух. После чего ей тоже сразу расхотелось испытывать судьбу. Да, Долорес мечтала в детстве стать дрессировщицей львов в цирке, но те времена давно прошли, и сегодня у нее такого желания уже не было.
Убби, конечно, крепился и сохранял невозмутимую мину, но не мог полностью скрыть терзающую его зубную боль. Поэтому я пошел ему навстречу и согласился договориться с паломниками на его условиях. В конце концов, здоровье северянина, да и любого из нас — не то, на чем нам следует экономить.
Мое встречное предложение строители неведомого мне Ковчега приняли на ура. Они уже было отчаялись, но Ангелы ответили на их мольбы и наставили нас, скупердяев, на праведный путь. Даже если паломничий лекарь соврал, что он передергал за свою жизнь сотни зубов, а на самом деле не выдернул ни одного, он явно был готов научиться этому прямо сейчас, лишь бы мы не передумали. К счастью, он нас не обманул. В чем мы убедились, когда эскулап извлек из вещмешка набор зубоврачебных инструментов. В итоге все остались довольны, и мы ударили по рукам. А пока паломники ходили за припрятанными неподалеку вещами (их стерегла пожилая семейная пара, и всего в этой компании насчитывалось четырнадцать человек), я с командой подготовил «Гольфстрим» к его последней переправе через эту реку.
Путь через брод на малой скорости занимал около двадцати минут. Гнать быстрее было рискованно — я могу не успеть остановить бронекат, если вдруг поток приготовит на нашем пути ловушку. Но прежде чем мы тронулись с места, Убби потребовал, чтобы клиенты выполнили свою часть сделки.
— Мне — обезболивающее?! — прорычал северянин, когда лекарь предложил ему выпить перед операцией анестезирующую микстуру. — Загрызи тебя пес, потом сожри, выблюй и снова сожри! Не хочешь ли ты сказать, ученая твоя башка, что Убби Сандаварг боится боли?!
«Ученой башке» пришлось поспешно оправдываться, что у него и в мыслях не было ничего подобного. Впрочем, Убби предпочел не доводить дело до ссоры, простив доктору его необдуманные слова. Доктор же замялся и, сделав вид, что отлучился за инструментом, сам тем временем подошел ко мне и виновато попросил:
— Мне крайне неловко беспокоить вас по мелочам, господин шкипер, но э-э-э… Не могли бы вы уговорить вашего друга хотя бы прополоскать рот дезинфицирующим раствором, а после операции позволить мне обработать рану заживляющей мазью? Я, конечно, могу обойтись и без этого, но, сами понимаете — хамада есть хамада. Стерильность здесь отвратительная, да и вряд ли вам понравится, если ваш друг будет потом три дня плеваться кровью.
Я не был ярым поборником чистоты, но ходить по заплеванной кровью палубе мне не хотелось. Пришлось согласиться с лекарем и идти на поклон к его свирепому пациенту. Благо насчет промывки и обработки ран Сандаварг не возражал, поскольку это уже никак не задевало его достоинство. И когда эскулап подступил к нему с флаконом антисептика в одной руке и щипцами в другой, гордец покорно разинул перед ним рот. А также позволил помощникам лекаря удерживать себя за руки и за ноги, дабы ненароком не осерчать от боли и не заехать ему по уху.
Я, Малабонита и Гуго, затаив дыхание, следили за ними и в первую очередь желали удачи септианам, а не больному. Ведь стоит лишь лекарю оплошать, осерчавший Убби раскидает его и его ассистентов, как щенков. Прежде чем мы впустили их на палубу, я приказал им сложить все мечи, ножи и арбалеты в железный ящик и запер тот на замок. Такие уж времена. Когда заключаешь случайный контракт, не грех перестраховаться. Северянину, конечно, такие порядки не нравились, и он считал их проявлением малодушия. Но людей, которые добровольно сдают оружие по приказу малодушного шкипера, Сандаварг презирал еще больше, поэтому и не протестовал.
Не стал он протестовать и после знакомства с зубоврачебными щипцами. Наоборот, остался доволен тем, что септианин разрешил его проблему за считаные секунды. Не успел Убби и глазом моргнуть, а лекарь уже протягивал ему выдернутый зуб, предлагая убедиться, что тот удален чисто — целиком и вместе с корнем. Пациент довольно крякнул, сплюнул кровь и позволил спасителю довести дело до конца: промыть рану и заткнуть ее тампоном с целебной мазью. А потом, уважительно кивая, еще долго хлопал строителей Ковчега по плечам, хотя обычно не испытывал симпатии к ангелопоклонникам.
«Гольфстрим» выехал на переправу, когда начало смеркаться. Я зажег в рубке факел. Малабонита, забравшись на марс, сделала то же самое. Увидев, как непринужденно мы обходимся с огнем, клиенты и их староста — его звали Гатри — нахмурились и начали с опаской переглядываться. Стало понятно, что закостенелые в своих убеждениях септиане не одобряют наши смелые прогрессивные взгляды. Но Гатри сотоварищи уже наверняка сталкивались на своем пути с подобными нам нечестивцами, поэтому наша дерзость повергла паломников не в шок, а лишь в глухое раздражение. Которое меня, честно говоря, не волновало. Главное, чтобы они не нарушали запрет и не покидали носовой палубы. А дабы кто-нибудь из них не ослушался, между ними и капитанским мостиком расположился Убби. И не один, а со своими иностальными братьями Ярнклотом и Ярнскидом. Он не брал в руки пудовый кистень и щит, но положил их на виду, у мачты, где мог быстро схватить их и пустить в ход.
Я сделал лишь одно исключение — попросил старосту гостей подняться ко мне в рубку. В иных обстоятельствах я не стал бы болтать с религиозным фанатиком, если бы он сам этого не пожелал. Но сегодня мне не терпелось разузнать, почему паломники сменили свои балахоны на странные накидки и что за Ковчег они разыскивают.
Перемена климата, влажность, недостаток солнечного света и тяготы жизни плохо отражались на здоровье пожилого Гатри. С его лица не сходили бледность и испарина, передвигался он, волоча ноги, и дышал при этом так, будто все время взбирался на высокую гору. Но, как и у всех фанатиков, в его выпученных глазах по-прежнему бегали искорки одержимости. А также искорки факела, что я зажег в рубке. Староста угрюмо покосился на него и отошел от огня подальше, не сказав ни слова. В нашем присутствии он воздерживался от проповедей и вообще не повышал голос, общаясь с сородичами. И все же было заметно, с каким трудом он сохраняет спокойствие, будучи вынужденным заключить сделку с неверными вроде нас.
Я учтиво предложил Гатри присесть в шкиперское кресло, но он отказался и предпочел стоять на ногах, держась за поручень.
— Надеюсь, вы не сочтете меня невежливым, мистер Гатри, если я задам вам парочку вопросов? — с ходу перешел я к делу. — Просто я и мои люди долго колесили по задворкам Атлантики, сильно отстали от жизни, и все новости мы узнаем теперь только от наших пассажиров.
— Ну… м — м -м… кхм… Спрашивайте, чего уж там, — покряхтев для солидности, буркнул ангелопоклонник. Ему не хотелось говорить со мной, поэтому он глядел не на меня, а на противоположный берег реки. А также на своих людей. Они расположились на носовой палубе и в свою очередь посматривали то на нас, то в бойницы, то на стоящего у мачты Сандаварга.
— Тот Ковчег, который вы строите, — продолжал я. — Возможно, вас это удивит, но нам ничего о нем не известно. Вы можете просветить меня в этом вопросе, или мне, неверному, не положено знать о таких вещах?
— До вас, дремучих огнепоклонников, следует доносить истину в первую очередь, так как вы нуждаетесь в спасении гораздо больше нас, — с важным видом изрек Гатри. — Однако не думаю, что вы станете слушать мои проповеди, поэтому скажу кратко: Ковчег — это новая колыбель человечества, откуда оно выйдет на сушу после грядущего вскоре Нового потопа. И если хотя бы одному из нас… — Он указал на собратьев. — Если хотя бы одному из нас посчастливится попасть на Ковчег, значит, все жертвы, какие мы понесли по пути в Великую Чашу, окажутся не напрасны!
— Понятно, — рассудил я, хотя ничего понятного пока не услышал. — Значит, Ковчег — это корабль, на борт которого возьмут не каждого ангелопоклонника, а лишь тех, кто будет избран церковью и Септетом.
— Ковчег — не просто корабль! — сверкнув глазами, поправил меня бородач. — Ковчег — это само спасение, сотворенное руками человека и освященное ангельским светом! Ничего подобного человечество еще не создавало! Плавучий город из десятков кораблей! Самых лучших и крепких из тех, что сохранились в западной Атлантике и какие можно отбуксировать в Аркис-Грандбоул! Корабли чинятся, освящаются и сцепляются друг с другом, ибо только в единстве кроется истинная сила септиан!..
«Гольфстрим» тем временем съехал с берега и покатил через брод, рассекая воду не хуже настоящего корабля. Раздавшийся отовсюду шум и залетающие в бойницы брызги напугали паломников, которые тут же вскочили на ноги и начали тревожно озираться. Но невозмутимость Сандаварга, для которого эта переправа была не первой и даже не двадцатой, успокоила пассажиров. Поняв, что все в порядке, они расселись обратно на свои вещмешки и котомки и продолжили свой разговор.
— Полностью согласен с вами, мистер Гатри… — Я решил поддакивать «проповеднику», полагая, что это лучше развяжет ему язык. Однако переигрывать тоже не следовало. Он был религиозен до мозга костей, но отнюдь не глуп, и живо раскусит в моем голосе фальшь. — Только я не совсем понимаю, почему ангелопоклонники не могут спасаться в единстве, но на разных, не сцепленных между собой кораблях?
— Первосвященнику Нуньесу было видение, в котором Метатрон показал ему чудовищные шторма, что станут бушевать на Земле во дни Нового потопа, — пояснил староста. — О, это воистину ужасно! Представьте себе волны высотой с гору и ураганные ветра, что шутя перевернули бы ваш бронекат, шкипер Вражек, если бы для него осталось место в этом чистилище… Но если мы превратим Ковчег в плавучий рукотворный остров, ему никакие бури будут не страшны! И когда однажды ангелы разгонят тучи, озарят Землю солнцем и прикажут морю вынести нас на сушу, мы встретим зарю нового мира не разбросанные штормом по океану, а единой семьей! И вознесем нашу благодарственную молитву не поодиночке, а хором! Именно так, как и возносили ее в свое время Ной с сыновьями!
— Прикажут морю? — недоуменно переспросил я. — То есть, я так понимаю, что на Ковчеге нет ни моторов, ни винтов, ни парусов, ни даже весел? И вы всерьез намерены дрейфовать по океану до тех пор, пока вас не прибьет к какой-нибудь суше?
— Ваше невежество простительно, — великодушно заметил ангелопоклонник. — Да, все будет именно так, как когда-то было завещано богом Ною. Все перечисленное вами на Ковчеге неуместно, ибо оно свидетельствовало бы о нашем неверии Септету. Отказавшись от этих механизмов, без которых вы, нечестивцы, ни за что бы не обошлись, мы полностью отдаем себя на милость Ангелов и показываем силу нашей несгибаемой веры. А вам в судный час останется лишь хвататься за соломинки и проклинать судьбу за то, что вы выбрали этот ошибочный гибельный путь.
— Значит, вы направляетесь в Великую Чашу, чтобы принять участие в сооружении этого плавучего острова, — заключил я. — Но почему вы сомневаетесь, что вам не хватит на нем места?
— На строительстве Ковчега работает так много наших братьев и сестер, что совершенно очевидно: он слишком мал, чтобы вместить нас всех. К тому же не забывайте: заветы предписывают, чтобы на кораблях осталось место и для божьих тварей. Их сейчас как раз отлавливают парами по всему свету. Ну а кому из нас посчастливится пережить потоп, решит священный жребий.
— В смысле, церковная лотерея?
— Можете называть его лотереей, как вам угодно. Но жребий — самый справедливый способ определить, кто есть истинный праведник, а кто недостоин стоять у истоков нового мира. Вот почему мы называем себя строителями. Все мы не только строим Ковчег, но и прокладываем себе путь к нему на борт. У каждого из нас этот путь свой, и завершится он по-разному. Но наши дороги идут параллельно и в одном направлении. Поэтому мы решили объединить усилия, по-братски поддержав друг друга по дороге к нашей общей цели.
— А что, если Новый потоп все-таки не состоится? — Я не доверял септианским пророчествам. А особенно когда они исходили из уст такого прохвоста и лицемера, как первосвященник Нуньес.
— Что значит «не состоится»? — Гатри посмотрел на меня с осуждением, словно я признался ему в тяжком и непростительном грехе. — Новый потоп уже начался! Разве все это… — Он обвел рукой бурлящую вокруг нас реку. — Разве все это не служит ярчайшим свидетельством моей правоты? Надо быть слепым, шкипер Вражек, чтобы не замечать столь очевидные вещи!
— Огонь и вода возвращаются на землю, но ведь не факт, что дело закончится потопом, — попытался возразить я. — Океаны разольются в прежних границах, но что нам помешает уйти обратно на материки? Почему из всех прогнозов нашего ближайшего будущего вы выбираете самый невероятный?
— Ересь! — категорически отрезал септианин, не заступая, однако, за рамки приличий. — Вам, огнепоклонникам, неведома истина, ибо вы отказываетесь видеть дальше собственного носа! Хорошо, если за вашими играми с огнем лежит простая глупость и наивность. Но горе вам, если это не так! Огонь, каким вы все прельстились и какой пытаетесь укротить, нечист! Он — последнее искушение человека Багряным Зверем! Зверь почуял великое очищение — потоп, — почуял свою агонию и стремится напоследок сбить с праведного пути как можно больше честных людей! Багряный Зверь бьется в слепой злобе и изрыгает огонь из самой преисподней! А вы, наивные дети, радуетесь этому огню, греетесь возле него, готовите на нем пищу, освещаете им себе путь! Иными словами, грешите напропалую, не зная, что огонь очистится лишь тогда, когда Землю омоют священные воды потопа! И никак не раньше! Лишь на чистой земле может загореться чистый огонь! Огонь, в котором может сгореть ваше тело, но не бессмертная душа! А пока Земля покрыта толстым слоем грязи и обломками трона Багряного Зверя — Столпами, — его огненная отрыжка медленно сжигает ваши души, оставляя в неприкосновенности тела. Тела, такие же грязные, как весь нынешний мир и сам огонь! Тела, какие скоро растворятся в мировом океане подобно тому, как вот эта река растворяет в себе грязь и вулканический пепел… Впрочем, у вас еще есть шанс спасти свои души. Вполне реальный шанс, какой представился вам, возможно, в первый и последний раз!..
— Вы заблуждаетесь, мистер Гатри, если думаете, что ваша проповедь заставит меня последовать за вами на строительство Ковчега, — тактично перебил я вошедшего в раж ангелопоклонника. — Я уважаю вашу веру, ваши убеждения, и даже в какой-то степени завидую вашей несгибаемой целеустремленности. И все же ни я, ни мои люди не сунемся на ваш Ковчег, даже если свершится чудо и нам выпишут туда пригласительные билеты. Просто нам с вами не по пути, и вы это прекрасно осознаете…
— О нет, шкипер Вражек, это не я, а вы сейчас заблуждаетесь! — усмехнулся староста, и его самоуверенный тон мне не понравился. — Вам придется поехать с нами, хотите вы того или нет. Такова воля Септета, а мы лишь ее покорные исполнители.
Я хотел поинтересоваться у паломника, как же он намерен подкрепить свои слова делом, но тут стряслось такое, что все вопросы к нему мигом отпали.
Убби, что стоял сейчас, опершись на мачту и склонив голову, словно собираясь блевать, вдруг пошатнулся, отпрянул от опоры и, что-то громко прорычав, рухнул на колени. Потом судорожным рывком попытался схватить кистень, но не дотянулся до него, а окончательно утратил равновесие и распластался ниц. Затем опять зарычал и попытался встать, да все без толку. Силы северянина таяли с каждой секундой. И вот он лишь беспомощно дергает руками и ногами, но у него не получается даже ползти, не говоря об остальном…
А в следующий момент мне в кадык уперлось что-то острое, и голос Гатри, незаметно зашедшего мне за спину, пока я таращился на Убби, повторил:
— Вам придется поехать с нами, шкипер Вражек!.. Или мне все-таки называть вас настоящим именем, шкипер Проныра Третий? Неужто вы решили, что мы забудем о ваших злодеяниях? И не надейтесь! Даже накануне потопа мы помним о том, что вы устроили в Аркис-Грандбоуле год назад! О том, как вы публично унизили Его ангелоподобие, и о слугах Багряного Зверя, каких вы натравили на Великую Чашу! Теперь готовьтесь: настал ваш черед платить по счетам! И только попробуйте ослушаться моих приказов — пущу вам кровь не задумываясь!
И, продолжая угрожать мне ножом, свистнул своим людям так пронзительно, что у меня заложило ухо…
