Руслан Георгиевич Илаев
Кронштадтские этюды…
Бригада
Кронштадтская 106 бригада надводных кораблей охраны водного района Ленинграда состояла из двух дивизионов больших, средних и малых тральщиков, и дивизиона малых противолодочных кораблей. Располагались они по обе стороны одного длиннющего пирса между Купеческой и Средней гаванью, недалеко от дворца Меншикова, где штаб дивизии занимал правое крыло основного корпуса. По левую руку со стороны Купеческой гавани на пирсе борт к борту стояли шесть малых противолодочных кораблей 12-го дивизиона, рядом пришвартованы еще пять больших и средних морских тральщиков 23-го дивизиона. По другую сторону пирса в Средней гавани стояло семь малых тральщиков 122 дивизиона. Далее следовала стоянка учебных кораблей, а последними располагались гидрографические корабли разведки. На самом конце пирса возвышался деревянный пятнадцатиметровый действующий маяк, в настоящее время он музейный реликт, и по субботним и воскресным дням к нему допускают туристов.
Когда я прибыл в бригаду, ее возглавлял капитан первого ранга Романенко Григорий Романович, нудный старик с вечно слезящимися глазами. Вскоре, однако он ушел в отставку, это произошло в год, когда мне присвоили очередное звание – майор медицинской службы. После Романенко бригаду возглавил капитан первого ранга Бензеев Иван Владимирович, красивый мужчина с приятным баритоном и пышной шевелюрой, слегка тронутой сединой, весьма неплохо подкованный в вопросах стратегического и тактического использования военно-морского флота.
Помню, когда флот Великобритании выяснял отношения с Аргентиной по поводу принадлежности Фолклендских островов (Мальвинских), Иван Владимирович вел карту боевых действий и частенько, собирая нас у себя в кабинете, доводил до нашего сведения карту боевых действий обоих флотов. Через недели три Аргентина признала поражение, и острова остались за Великобританией. Мне почему-то было жаль Аргентину, может потому, что Че Гевара был родом из этой страны. В то же время мне крайне неприязненна была Маргарет Тетчер, на тот период премьер-министр Великобритании. Она мне запомнилась подобием чопорной мужеподобной личности с кривым грузинским носом и постоянной фальшивой улыбкой на лице. В 1990 году она подала в отставку с должности премьер-министра Великобритании, которую она занимала одиннадцать лет. Начиная с 2005 года и до конца жизни, она страдала деменцией (старческим слабоумием), этой же болезнью сейчас болен действующий президент США Байден.
Об ее идиотизме говорит тот факт, что ещё при жизни Тэтчер составила детальный план своих похорон, а подготовка к ним велась с 2007 года, то есть за шесть лет до своей смерти. На своих похоронах, согласно плану, «железная леди» желала присутствия королевы Елизаветы II, членов королевской семьи, а также крупнейших политических деятелей эпохи ее правления, включая экс-президента СССР Михаила Горбачёва, который почему-то отказался от столь лестного приглашения. Официальная версия отказа – не смог прибыть по состоянию здоровья. Думаю, настоящая причина отказа – патологическая жадность Михаила, наверняка ему не оплатили билет туда и обратно. Между прочим, день смерти Тэтчер восьмого апреля 2013 года в старой доброй Англии многие бурно праздновали и устраивали уличные вечеринки в честь ее кончины. При этом исполнялась песня «Динь-дон, ведьма сдохла». Это ли не показатель всеобщей ненормальности англосаксов! Тем не менее, в апреле 2013 года эта песня заняла в официальном сводном хит-шоу Великобритании второе место.
Но вернемся в Кронштадт. Ранней весной корабли бригады выходили на кронштадтский рейд в Финском заливе, где проводили тренировки и учения по слаженности и отработке взаимодействия, а офицеры штаба занимались двухнедельной боевой подготовкой. Все это в целом называлось подготовкой к новому учебному году. Обычно мы выдвигались на форты, где занимались огневой подготовкой под руководством опытных инструкторов – знающих свое дело офицеров и мичманов бригады. Офицеры штаба обычно занимали форт Обручев и Тотлебен, а на ночь располагались в каютах и кубриках тральщиков. Командир бригады Бензеев относился к боевой подготовке серьезно, и поэтому считал, что каждый офицер соединения должен уметь стрелять из пистолета, автомата и пулемета и уметь пользоваться «карманной артиллерией» – гранатами и лимонками. Днем офицеры получали огромные полиэтиленовые мешки с патронами от АК и пистолета Макарова, сами заряжали обоймы и часами стреляли по мишеням. На третьи сутки шум выстрелов нам всем поднадоел. Однако хуже всего было заряжать обоймы, очень скоро пальцы у всех покрылись ссадинами и порезами – края обоймы у Калашникова весьма острые и постоянно царапали кожу при зарядке патронов. Но выход нашли: матросы срочной службы стали набивать нам обоймы, а за это им разрешали стрелять по мишеням по две-три обоймы, но обязательно в присутствии офицеров.
Вот чего я не умел, так это метать гранаты и лимонки, и меня это сильно задевало. Попросил двух мичманов 122 дивизиона Жору Бутнару и Володю Пономаренко научить меня этому премудрому делу. Они с некоторым удивлением согласились, ибо ни один офицер ранее не обращался к ним с такой просьбой, наверное, многие все же считали это опасным делом и, думаю, не без основания. Оба мичмана родом были из Молдавии, следовательно, весьма практичны и предприимчивы. Вся хитрость моего обучения заключалась в следующем. Мы втроем загрузились в корабельную двухвесельную шлюпку и отплыли подальше от береговой линии форта, эдак метров на сто пятьдесят – двести, когда они попеременно стали преподавать мне азы гранатометания:
– Руслан Георгиевич, обучать Вас будем на примере пользования ручной гранатой РГ-42 – «наступательная», с радиусом поражения до семи метров. Перед тем, как метнуть ее подальше, необходимо вкрутить вот этот запал с кольцом в тело гранаты, затем отогнуть ее усики, предварительно переложив ее в правую руку и одновременно прижимая всеми пальцами правой кисти предохранительный рычаг к телу рубашки гранаты. А левой рукой аккуратно извлечь кольцо из вкрученного предохранителя. Она не взорвется, пока пальцы прижимают предохранитель. Затем ее надо метнуть подальше от лодки в воду, время ожидания взрыва-четыре секунды, при этом она успевает погрузиться под воду на глубину полутора метров, что весьма достаточно для нашей безопасности. После того, как гранаты взорвутся под водой, нам останется лишь собрать сачками оглушенные крупные экземпляры рыбы, а вечером мы сварганим двойную уху для всего личного состава… Чисто молдавский подход – сочетание приятного с полезным.
Я правильно оценил всю серьезность ситуации и мысленно повторил несколько раз все манипуляции, которым меня обучили мичмана. Наконец, когда мной была усвоена последовательность всех действий и движений, я подтвердил своим учителям решимость и готовность к боевому броску. Спокойно, как будто занимался этим всю жизнь, выдернул кольцо из гранаты и бросил ее рядом со шлюпкой. Мичмана в ужасе застыли, я даже не успел испугаться, когда раздался подводный взрыв точно через четыре секунды после моего броска. Черная от копоти вода взметнулась вверх, и часть ее попала в шлюпку. В левом ухе что-то звенело. Несколько секунд мы молча таращились друг на друга, мокрые с ног до головы, однако никто не был ранен, днище лодки также не было пробито осколками.
И вдруг неожиданно для себя предлагаю одуревшим мичманам вновь повторить бросок с моей подачи, чтобы загладить свой проступок, иначе чувство страха мне никогда не подавить, и оно останется на всю жизнь. Зачем я пошел на повторный бросок сам не знаю, просто решил, наверное, что так надо. Они почему-то тоже сразу согласились, и я вновь бросил гранату, но уже на удалении пяти метров от левого борта. Потом еще два раза по правому борту, но уже с точным соблюдением всех инструкций. Всюду, где прикоснулся гнев божий моими руками стала всплывать оглушенная рыба. Мы сачками загрузили ее в пластиковые мешки из-под патронов. Получилось два полных мешка, мелкую рыбу мы даже не собирали. Затем решили перекурить, и тут нервы у сверхсрочников сдали, и они перешли на родной молдавский язык, и не стесняясь в выражениях, прошлись по мне вдоль и поперек. Успокоившись, мичмана попросили о происшедшем никому не рассказывать, что и было мною обещано. Поздравив меня с боевым крещением и приобретением новой специальности, попросили компенсацию за нанесенный моральный ущерб. В эту ночь я поставил им две литровые бутылки водки под тройную уху и жаренную рыбу. Отмечали у костра приобретенные мной навыки и со смехом вспоминали страхи моего обучения. Я благодарен им за то, что научили меня пользоваться гранатами. Это ведь как на велосипеде ездить научится, потом никогда не забудешь равновесие держать, педали крутить и вовремя выдернуть кольцо.
К моему большому сожалению, зимой 1987 года в 300 мороз мичман Володя Пономаренко, находясь в нетрезвом состоянии, выпадет за борт и скончается от переохлаждения, но доставать вначале пришлось глыбу льда, куда он вмерз, предварительно выпилив его из льда Финского залива. Оттаявшее тело Володи в закрытом гробу командование отправит на родину мичмана в Молдавию. Командир бригады Иван Владимирович Бензеев подаст рапорт по команде, что смерть мичмана Пономаренко наступила в период нахождения его на воинской службе при выполнении служебных обязанностей. У Володи осталось двое несовершеннолетних детей и супруга, а с этой формулировкой семья будет получать повышенную пенсию. Жора Бутнару переведется в дивизию и после окончания срока службы и выхода в запас останется в Кронштадте на постоянное место жительства.
По завершению боевой и политической подготовки на фортах, корабли бригады вернулись на места постоянной дислокации, где мы, флагманские специалисты штаба, продолжили повседневную работу в подразделениях. Утром – на кораблях дивизионов, а после обеда – в штабе с документацией.
Как-то прибыл с флагманами в 123 дивизион: проверил укомплектованность аптечек экстренной помощи на кораблях, провел тренировки с личным составом двух кораблей по оказанию первой медицинской помощи при ранениях в конечности и тампонаду сквозных ранений в грудную клетку индивидуальным перевязочным пакетом (ИПП), опросил матросов по знанию и использованию индивидуальной аптечкой (АИ), провел опрос жалоб и заявлений у личного состава, а также выборочные телесные осмотры на предмет неуставных взаимоотношений. По устоявшимся правилам и флотскому этикету флагманские специалисты после проверки были обязаны изложить свои замечания командиру подразделения для последующего устранения.
Дивизионом командовал капитан третьего ранга Вугло Вячеслав Михайлович, мой хороший приятель, и когда мы – флагманские специалисты направились к его штабному помещению на дивизионе для подведения итогов проверки, заметили, что происходит что-то необъяснимое. В кабинет к Вячеславу Михайловичу на наших глазах прибыло практически все начальство кронштадтской дивизии во главе с начальником особого отдела, и у всех у них были суровые и озабоченные лица, не предвещавшие ничего хорошего. Мы стали понимать, что произошло что-то очень серьезное и весьма поганое, а через два часа вся бригада знала суть дела. Как выяснилось, Вячеслав Михайлович работал с секретной документацией у себя в кабинете, когда его пригласили на пирс офицеры штаба дивизии для решения каких-то рабочих моментов. Убрав секретные документы в ящик стола, он поспешил наружу к ожидающим его офицерам, двери в кабинет он не запирал…
Этим воспользовался старший лейтенант Александр Махно и, когда его командир вышел на пирс, мгновенно достал документы из ящика стола. Запрятав их за ворот шинели, пронес на свой корабль и затем спустил в фановую систему, что на гражданском языке означает в канализационную трубу. Минуту спустя Вячеслав Михайлович обнаружил пропажу документов и немедленно доложил своему непосредственному начальнику – командиру бригады и в особый отдел дивизии. Как они заставили офицера Махно сознаться в краже и попытке уничтожить секретную документацию, осталось тайной, но старший лейтенант признался во всем. И как результат, его признаниями был нанесен весьма ощутимый ущерб корпусу корабля. Пришлось вырезать трубу фановой системы, и, только пересчитав количество листов в документе, все облегченно выдохнули. Выяснилось, что старший лейтенант Махно ранее понес наказание от командира дивизиона за какой-то незначительный проступок. Вугло объявил ему выговор, а тот посчитал его необоснованным и решил таким образом отомстить своему начальнику. И вот что из этого вышло.
Самое интересное в этой истории было то, что они оба украинцы и урожденные города Запорожье. Это меня заставило глубоко задуматься о происшедшем. Если бы Махно не признался в содеянном, то его командира подразделения, наверняка, посадили бы на лет семь. Оказывается, вот какими мстительными могут быть эти украинцы! В лихие девяностые капитан первого ранга Вугло возглавит арсенал на форте Красная Горка, откуда и будет уволен в запас по выслуге лет. Это был честный и принципиальный офицер.
По-другому сложилась судьба Александра Махно. Он оставил воинскую службу и стал крупным бизнесменом, владельцем «заводов, фабрик и пароходов». Однако в 2004 году его тело с огнестрельными ранениями было обнаружено в море недалеко от города Севастополь. Бизнес – дело жесткое, обманов не прощает и там выговора не объявляют.
В 1987 году я поступил на первый факультет руководящего медицинского состава при военно-медицинской академии им. С.М.Кирова, которую с отличием окончил спустя два года. Затем еще два года служил в 15-ой бригаде строящихся и ремонтирующихся кораблей на Васильевском острове в Ленинграде. Не все офицеры смогли пережить закат и развал СССР. Мой бывший командир бригады Иван Владимирович Бензеев, как раз и стал жертвой не перенесшей падения советской власти и разрушения великого государства. Не пережив его развала, он стал злоупотреблять алкоголем – другими словами, «сел на стакан», повторив судьбу многих офицеров военно-морского флота. Его вначале перевели из Кронштадтской дивизии командиром 15-ой бригады строящихся и ремонтирующихся кораблей на Васильевском острове в Ленинграде, где я служил под его началом еще два года. Это был уже не тот командир, которого я знал по Кронштадту, ибо пил он каждый божий день. Мне было искренне жаль этого опустившегося человека. Как он закончил свою жизнь, мне не ведомо.
В 1991 году я был назначен начальником 102 поликлиники Ленинградской военно-морской базы, которую возглавлял в течение десяти лет. В 2000 году в возрасте сорока шести лет я был уволен в запас по выслуге лет, а еще через два года навсегда покинул Ленинград и его Кронштадтский бастион.
Катя
В дверь кабинета негромко постучали, вошла Лариса Федоровна, секретарь кронштадтской военно-врачебной комиссии, и сообщила очередную новость:
– Руслан Георгиевич, к Вам на прием пришла девочка. Вы ее примете?
Этот день ничем примечательным не выделялся и не отличался от других какими-либо исключениями. Я сидел за письменным столом и анализировал квартальные показатели в сравнении с прошлым годом, а поликлиника занималась повседневными делами, то есть осуществляла прием, обследование и лечение действующих офицеров и в запасе, а также членов их семей.
– Странно, какая девочка? Конечно, пусть войдет, посмотрим, что за фрукт и с чем его едят.
В дверях показалась высокая девчушка в школьной форме, очень даже хорошая моя знакомая. Вернее, было бы сказать, что хорошими знакомыми были ее родители, с которыми я поддерживал дружеские отношения вот уже пять лет. Девочку звали Катя Смирнова, ей было пятнадцать лет, как и моей старшей дочери. Мама Кати работала в кронштадтской администрации, папа – старший следователь РОВД города Кронштадта. Я пригласил Катю, махнув в сторону дивана рукой:
– Здравствуй, Катя, проходи, присаживайся. Рассказывай, как дела в школе? Как поживают родители? И что тебя привело к нам в поликлинику?
То, что я услышал в следующую минуту от пятнадцатилетней девочки в ужас меня не повергло, но весьма удивило и ошарашило. Скажем так, не каждый день приходится такое слышать.
– Дядя Руслан, я беременная, помогите мне, пожалуйста!
А что могло быть хуже услышанного сейчас от школьницы, сидящей передо мной на диване. И как я, подполковник медицинской службы, должен буду ей помочь и каким образом, если выход при таких делах только один – прерывание беременности, или выйти замуж за соблазнителя, но не в таком же юном возрасте. Мама с папой, конечно, не проинформированы. Начальник военно-морской поликлиники кронштадтского гарнизона, а напротив сидит девятиклассница – ровесница моей старшей дочери с весьма странной просьбой. Оригинально и неожиданно!
– Катя, а твои папа и мама в курсе этого?
– Они ничего не знают, но, если узнают, они меня точно убьют!
Напряженно думаю о сложившейся ситуации и что мне по ней сейчас предпринять. Родители Кати убивать ее, естественно, не будут, однако могут сорваться и устроить шум, о чем впоследствии будут жалеть. Психика девочки может не выдержать такого напряжения, и она явно может что-нибудь сотворить с собой. Был такой случай в Кронштадте, когда обманутая девушка покончила с собой – отравилась барбитуратами, но той было восемнадцать лет, а Катя в девятом классе учиться, и ей всего пятнадцать, что еще хуже.
– А какой срок беременности, Катя?
– Не знаю, дядя Руслан, но месячные третий месяц отсутствуют. Помогите мне пожалуйста, но родителям не сообщайте!
Внимательно всматриваюсь в объятое тревогой лицо девочки. А ведь действительно этот подросток с отчаяния может чего натворить, если сейчас она выйдет от меня, не будучи уверенной в решении ее вопроса. Видно, я для нее -действительно последняя инстанция и надежда, если уж ко мне пришла. Ну и дела!
– Катя, а от кого ты забеременела, кто он?
Девочка называет фамилию одноклассника, которая мне ничего не говорит. Родителей его, судя по всему, я и не знаю, да и не даст это ничего, скорее всего они от этой ситуации отмежуются.
– Ладно, Катя, сейчас будем думать, как тебе помочь. Ты посиди здесь, я через три минуты вернусь.
Захожу к Ларисе Федоровне и ставлю ее в курс последних событий. Лариса Федоровна старше меня на пятнадцать лет, мудрая и рассудительная. Я не считаю зазорным иногда советоваться с ней.
– Руслан Георгиевич, не берите на себя этот груз, расскажите ее маме, она умная женщина и примет правильное решение. Вы по сути ей никем не доводитесь, и не Вам решать проблему. Расскажите все матери Кати, вот Вам мой совет.
– Послушай, а если девочка с собой что-нибудь сделает? Разве мало таких случаев было. У нее сейчас в голове сумбур и страх от ужаса содеянного. И как дальше потом, если она натворит дел?
Лариса Федоровна настаивает на своем, но я уже принял решение. Возвращаюсь в кабинет и смотрю телефонный справочник. Наконец, искомый номер найден, и я его решительно набираю. Звоню заведующей кронштадтского Родильного дома Холодовой Галине Николаевне и прошусь на срочную встречу с ней. С Катей выходим из поликлиники и направляемся на выход, уже в коридоре заглядываю к Ларисе Федоровне и предупреждаю, что меня не будет с полчаса. Она осуждающе качает головой.
С Галиной Николаевной мы давнишние знакомые, а с ее бывшим мужем Юрием мы были в депутатах Кронштадтского районного Совета еще в начале девяностых. Они в разводе уже два года и в настоящее время вместе не проживают. Ее бывший супруг перебрался в Псковскую область на постоянное место жительства. На втором этаже Родильного дома прошу Катю подождать меня в приемной заведующей, приоткрываю дверь и прошу разрешения войти. В кабинете застаю помимо хозяина подведомственного учреждения и мою хорошую знакомую врача акушер-гинеколога Родильного дома Маргариту Подлужную, и это так кстати. Поздоровавшись, излагаю им в подробностях сложившуюся ситуацию. Сидящие напротив меня милые женщины очень хорошо знают маму Кати Смирновой и, когда я закончил свой рассказ, они странно переглядываются. А что они еще могли подумать, если к ним привел несовершеннолетнюю девочку сам начальник гарнизонной поликлиники. Спешу объяснить им происшедшее несколько с другого ракурса, называя фамилию одноклассника, от которого забеременела Катя. Мои собеседницы успокоились, интриги не вышло, но они великолепно знают семью молодого соблазнителя. Мама работает завучем по воспитательной работе, и именно в той школе, где учатся обе жертвы любви, а папа школьника преподает в каком-то ленинградском институте. Далее втроем обсуждаем сложившуюся ситуацию и приходим к одному общему выводу, что необходимо пригласить Катю и объяснить ей необходимость немедленного прерывания беременности, если таковое возможно вообще из-за ее сроков. Тяжелую миссию разговора с матерью девочки возложили на меня. Катю забрала в смотровую Подлужная и, осмотрев ее, определила срок беременности, который по времени уже требовал немедленного вмешательства. Она объяснила девочке, что завтра ей придется с утра прибыть к ней и до вечера находиться под ее надзором, то есть пропустить учебу в школе. Катя облегченно вздыхает и обещает быть ровно в назначенный срок…
Вся процедура на следующий день прошла без сучка и задоринки, то есть без каких-либо осложнений. Катя была безмерно счастлива, что все так благополучно завершилось. Подлужная впоследствии рассказала мне, что держалась она молодцом. Да я и сам чувствовал правильность совершенного. Но что-то подсказывало, что я обязан поставить в известность маму Кати, я и сделал это, правда, спустя два месяца после описанных событий. Во-первых, Катя к тому времени полностью восстановила свое здоровье и пришла в себя после сильнейшего стресса, а это уже была индульгенция для меня со стороны Татьяны Львовны, мамы Кати. Во-вторых, мое вмешательство было несомненно оправдано результатом моих действий и прошедшим временем, ибо родители и их дочь избежали огласки и позора.
Поэтому набравшись мужества, я зашел к ней в администрацию местного самоуправления города Кронштадта, что находилась на проспекте Ленина. Татьяну застал в кабинете одну, она была рада моему приходу и довольно приветливо меня встретила. Я дружил с папой и мамой Кати и нередко бывал у них в гостях. Учтиво поздоровавшись, присел напротив и потихоньку в хронологическом порядке начал неторопливо излагать ей все события, связанные с ее дочерью от начала до конца. За все время моего монолога она не разу меня не перебила и не задала ни одного вопроса. В конце я обозначил все лица, которые были информированы о происшедшем или были непосредственными участниками мероприятий по восстановлению Status quo – «возврата к исходному состоянию». Мертвенная бледность растеклась по ее лицу и сохранялась все время пока я говорил. Наконец, я замолчал. Таня сидела с закрытыми глазами, опершись головой на руки, и горькие слезы стекали по ее щекам. Через минуты две, взяв себя в руки, спросила:
– Как думаешь, родители мальчика в курсе этого?
– Сложно сказать, мальчик мог им ничего не рассказать, или же, испугавшись, наоборот поставил их в известность. Думаю, что сейчас поднимать шум и предъявлять какие-либо претензии к родителям будет излишне, они могут предать огласке происшедшее, а это не в твоих интересах. И особенно для Кати. Смотри сама, о содеянном знает ограниченное количество лиц, и нежелательно дальнейшее распространение информации. И еще тебе отлично известно, что общество всегда осуждает в первую очередь девушку, а не парня…
Уходил от Татьяны Львовны с каким-то облегчением, понимая, что влез в чужие семейные дела, но не мог поступить иначе, ибо выбрал из худшего лучший вариант. Я и сейчас считаю, что, верно, поступил. А если, допустим, был неправ, зачем Холодова и Подлужная стали бы помогать Кате Смирновой!
С тех событий прошло двадцать шесть лет. Я давно проживаю в Северной Осетии. Мой сын работает в закрытом бюджетном учреждении во Владикавказе, и по роду служебных обязанностей нередко выезжает в командировки. Вот и недавно он вернулся из очередной командировки в первопрестольную, то есть из Москвы. И надо же такому случиться, что на Красной площади совершенно случайно столкнулся с Катей Смирновой. Она теперь живет в столице, и у нее двое детей. Между прочим, расспрашивала обо мне. Тимур ей рассказал, что я не работаю, вышел на пенсию. Она просила передать мне привет.
