Руслан Исаев
Если мой самолет не взлетит
Полет воздушного змея
Сначала надо было долго ехать на трамвае, а потом долго идти пешком. Мать вела за руку брата, который был еще меньше меня.
За молочным заводом город резко кончался, и начинался океан зеленой весенней травы. Трава колыхалась волнами до самых невысоких голубых гор. В детстве в моем городе мне больше всего нравилось, что из нашего окна были видны голубые горы. А вдоль них заходили на посадку самолеты.
А впереди были видны деревья городского кладбища. И отсюда всегда казалось, что там тихо и прохладно. Мы ходили туда весной на могилу нашей бабушки – маминой матери.
Мы шли туда по асфальтовой дорожке. Расстояние было большое, и я всегда очень уставал, а брат к концу пути начинал капризничать, топать ногами и проситься на руки. Отец сажал его на плечи. И брат удовлетворенно оглядывался сверху по сторонам. А я ему завидовал.
Когда мы доходили до кладбища, отец ссаживал брата и набирал воды в бидон из крана возле мастерской. Рядом с мастерской были навалены памятники и ограды для тех, кто еще не умер.
Мы доходили до могилы бабушки. Калитка там всегда открывалась с трудом, потому что зарастала за весну травой.
Мы никогда не видели своей бабушки, но нам становилось грустно. И было немного странно, что мать так связана с чем-то для нас несуществующим.
Отец доставал банку с серебряной краской и начинал красить ограду. И мы мешались у него под ногами. Тогда он давал нам кисти. Мы водили кистью по ограде, серебряная краска капала на траву. Нам быстро надоедало, но бросить было нехорошо, и игра превращалась в работу.
Потом мать кормила нас чем-нибудь, а потом мы с братом бегали по кладбищу. Это было как город, только лучше. От дорог, посыпанных галькой, вились между могилами тропинки. И трава местами была очень высокой. И среди могил не было ни одной одинаковой. Мы с братом уже знали, что здесь под землей лежат покойники. То есть люди, которые умерли. А умер – это как заснул, только надолго. А мы-то и наши родители, конечно же, не умрем. А тем, кто умер, просто не повезло.
Могилы были очень разные. Одни – ухоженные, с красивыми оградами и дорогими памятниками. А некоторые – холмик, заросший травой, а сверху – покосившийся деревянный крест с облупившейся краской.
И мне казалось, что обладатели кустов роз и мраморных памятников более счастливы, чем обладатели деревянных крестов.
А вечером, особенно когда не было людей, на кладбище становилось жутковато. Однажды вечером я бежал по дороге, стараясь не удаляться от родителей. Мне было жутко, и казалось, что со всех сторон на меня кто-то смотрит. Потому что вокруг не было ни звука, ни движения, и вдруг наткнулся на человека. Я опрометью бросился назад. А человек подошел к нам. Я его все еще боялся, но не очень, потому что рядом были родители. Он попросил у отца закурить и пошел дальше. На его спине висел маленький рюкзак. Но это было в другой раз.
А в тот раз отец принес воздушного змея. Он склеил его в субботу. Он нарисовал на нем глаза и рот и приделал хвост.
К вечеру мы пошли на поле за кладбищем. Дул ветер, колыхался зелеными волнами океан травы до самых гор, к которым склонилось солнце. Долго ничего не получалось. Отец злился и обзывал нас тупыми. Наконец порыв ветра подхватил змей. Отец стал разматывать нитку. Местность поднималась от нас во все стороны. Мы были на дне колыхающегося волнами океана травы. Голубое небо опиралось на вершины гор. Отец разматывал нить, и змей поднимался все выше.
–А подними, где самолеты летают, – попросил брат.
–Нитки не хватит, – ответил отец.
А змей все вверх и вверх, пока не превратился в точку. Там, наверху, дул устойчивый сильный ветер. Теперь казалось странным, что змей привязан к маленькой дощечке в руках отца.
–А километр есть? – спросил брат, потому что недавно узнал, что такое километр.
–Не знаю, – сказал отец.
–Дай подержать, – попросил я.
Отец отдал мне дощечку. Дощечку тянуло вверх, и я чувствовал упругость нити, к которой привязан змей. Теперь я точно знал, что он привязан. Я понял, что поэтому он и летит.
Подошла мама. Ее руки были в земле, потому что она полола траву. Она близоруко прищурилась в небо и сказала:
–Ой, а я не вижу.
–Да вот же он! Да вот же он! – закричали мы с братом в восторге от того, что змей взлетел так высоко, что мама его не видит.
На земле был уже вечер. А там, где стремительно летел на одном месте наш змей, был еще день. Змей был освещен солнцем. А рядом был вечер кладбища с его непонятной тишиной. И очень пахло сиренью. Потом я вспомнил, что утром отец сказал, что сейчас время майских жуков и обещал поймать нам одного. Мы смотали нить на дощечку, хотя змей не хотел идти вниз. Внизу он попал в область неустойчивого ветра и упал на поле.
Майские жуки действительно появились, и отец поймал одного шляпой. Мы с братом хорошо его рассмотрели.
Уходили мы уже ночью. Когда мы шли по дороге к выходу, за нами в темноте бежала собака. По сторонам темнели могилы и контуры деревьев. Звезды были очень крупные и яркие.
Не было ни синих гор, ни зеленого океана травы, ни голубого неба. Была темная неуютная степь, сливавшаяся с черным звездным небом. Была ночь.