Пока Джулия распаковывала свои товары, миссис Мелтон, как повелось, изображала разочарование: она досадливо цокала языком и ворчала, что нынче всем непросто и богатеи давно перевелись.
– Достаточно посмотреть, что мне приносят. Жалко людей, но и себе в убыток работать не могу. Я должна о своей девочке думать.
Пропустив это мимо ушей, Джулия сказала:
– Вот эти кусачки для педикюра, я считаю, тянут на три сотни.
От такого потрясения миссис Мелтон чуть не поперхнулась:
– Триста долларов?! Шутишь? Сорок – еще куда ни шло.
– Что вы, что вы, теперь такие щипчики днем с огнем не сыщешь. Даже во внутренней партии о таких только мечтают.
– И когда я кого встречу из внутренней партии? Нет, моя клиентура – середнячки, но они те еще выжиги. Я не могу платить больше, чем получаю.
– У вас всегда есть возможность расплатиться товарами…
Теперь торг начался всерьез. Гарриет была отослана наверх и вернулась с блоком французских сигарет, которые миссис Мелтон стала расхваливать на все лады, а Джулии пришлось брезгливо нюхать. Одну пачку распечатали. Все прикурили по сигарете, и началась старая песня про тяжелые времена. Гарриет сняла туфлю, чтобы опробовать кусачки, а ее мать смотрела во все глаза и сетовала, что щипчики-то, похоже, затупились. Потом она измерила зонтик, а после сделала круг по кухне в мужских тапках и объявила, что они «хлипкие». Тем не менее Гарриет была вновь откомандирована наверх, чтобы принести Джулии пакет кофе и второй блок сигарет; эти товары заняли место на столе рядом с первым блоком.
Теперь наступил черед Джулии высказывать претензии:
– Я и так слишком рискую… Жутко не хочется идти в другое место… но что ж поделаешь, если здесь не знают цену моим товарам…
Миссис Мелтон сказала:
– Всегда очень грустно терять клиента, но я не позволю, чтобы меня грабили в собственном доме.
Наконец Джулия подала сигнал к прекращению боевых действий: она предложила урегулировать спор переводом двадцати долларов, чтобы другая сторона не осталась внакладе. Миссис Мелтон улыбнулась той редкой, глубоко личной улыбкой, которая означала, что Джулия принадлежит к «своим» – и согласилась на десять. Был отперт сейф, и Гарриет выудила конторскую книгу с надписью «Друзья вдов Хэррингей». Ее торжественно открыли, а квартирантки топтались рядом, чтобы понаблюдать, как Гарриет разыгрывает свой спектакль. Она широким жестом занесла ручку, нашла страницу Джулии, а потом, с очаровательной сосредоточенностью нахмурив бровки, вписала своим беглым и элегантным наклонным почерком, не доступным никакому члену партии: «10 океанских долларов получены с благодарностью сегодня, во вторник, 10 апреля 1984 года, от анонимного спонсора 129». Миссис Мелтон смотрела из-за дочкиного плеча, не разбирая букв, но улыбаясь и украдкой поглядывая на Джулию, чтобы понять, оценила ли она по достоинству эту каллиграфию. Остальные женщины восхищенно ахали, а Джулия, ко всеобщему восторгу, сказала, что никогда не видела более изящного почерка.
Не прошло и пяти минут, как она уже стояла на тротуаре со своими сигаретами, кофе и тюбиком губной помады, который Гарриет сунула ей на прощанье. Джулия остановилась, чтобы понюхать кофе и убедиться в надежности упаковки, а потом вдоль рыночной улицы направилась к дому.
Когда ее впервые сюда занесло, рынок был необычайно богатым: в переносных жаровнях вертелись куриные окорочка и тушки цыплят; на прилавках растекались моря грецких орехов, лесных и садовых ягод; сверкали чешуей ряды свежевыловленной рыбы. Нынче к утру не оставалось даже яиц, а на месте прилавков с грецкими орехами стояли изможденные женщины, торговки «протеиновым» печеньем, которое – ни для кого не секрет – готовилось с добавлением молотых жуков. Некоторые прилавки государственной торговли вообще пустовали, а приставленные к ним раненые ветераны дремали на стульях. Половину рыночных площадей оккупировали закройщицы, швеи, а также мастерицы по ремонту одежды: перед ними на столах пестрели катушки цветных ниток. Был там и безногий в тележке: тот за гроши играл на валторне, а скучающая жена покуривала у него за спиной; был жизнерадостный, хотя и в обносках, мужичок с сиамской кошкой на плече и нагрудной табличкой: «Котята в стили внутренней партии по приемлимой цене: крысаловы, хорошая кампания».
Сегодня обнищание здешних мест соперничало с их враждебностью, и Джулия до боли переживала, что появилась тут в своем синем комбинезоне. Торговцы словно бы ее не замечали, но стоило ей обернуться, как она ловила на себе колючие взгляды. С ее приближением даже кошатник стер с лица улыбку. Джулия с горечью вспоминала гнев миссис Бейл. Неужели тот прохожий и вправду отшвырнул с дороги детскую руку? Зачем, если можно было просто через нее перешагнуть? Если вдуматься, даже простая забота о своих туфлях могла предотвратить такое безобразие. Конечно, люди с легкостью верят самым нелепым россказням о представителях других классов общества. Джулии даже захотелось посмотреть, как перекосило бы эту миссис Бейл от партийных разговоров о пролах!
В этот миг, будто вызванное к жизни ее мыслями, в переулке мелькнуло нечто синее: мужчина в партийной одежде. Остановившись на тротуаре, он уставился в стекло, которое могло быть как окном паба, так и витриной магазина. Пролы, снующие в обоих направлениях, обходили его стороной и если разглядывали, то лишь исподволь. Джулии пришло в голову, что это и есть тот самый дикарь, который отшвырнул детскую ручонку. Но нет, исключено. Даже если такое чудовище существовало, его бы давно уже и след простыл.
Это был парень примерно среднего роста, тощий, с удивительно бледными волосами, как у ребенка. Он слегка потупился, одна рука прикрывала щеку, будто он осознавал, что совершает преступление. В такой осанке было нечто притягательное – вероятно, сочетание беззащитности и мужественного разворота плеч. Джулия, которая гордилась своей способностью видеть людей насквозь, с первого взгляда решила, что у этого человека есть тайна, которая его облагораживает, но и обрекает на одиночество.
Тут незнакомец поднял голову – и оказалось, что это Старый Зануда Смит.
Прежде чем Джулия смогла отреагировать, Смит открыл дверь и исчез внутри. Она уже собралась продолжить путь, но в этот момент ее подхватил бурный и шумливый поток молодежи – пробиться сквозь него нечего было и думать. Парни шли с голыми торсами, сплошь покрытыми пурпурной сыпью; из их болтовни Джулия поняла, что они искупались в канале, где угодили в выбросы красильной фабрики. Самый рослый юноша жаловался на зуд во всем теле, а другие, хохоча, обзывали его старухой. Какая-то девушка поддразнивала:
– Сейчас еще ничего. Но краска разъедает тело, и к вечеру ты превратишься в скелет. Прощай, друг!
– Ну превращусь в скелет, и что? – отвечал юноша. – Если кости будут стучать – не проблема. Зато чесаться не буду.
Когда они прошли мимо, Джулия все-таки приняла решение. Она свернула туда, где исчез Смит.
Заговаривать с ним она не собиралась, но было бы неплохо мимоходом выведать, куда он пропал. Разумеется, она никогда бы на него не донесла. Но поневоле хотелось узнать, не встречается ли он здесь с проституткой или, может, садится играть в карты с пролами по мелкой ставке. И вообще: никогда не вредно – просто на всякий случай – накопать какой-нибудь грязишки на тех, кто тебя окружает. Это гарантировало, что ее саму не сдадут полиции.
По мере приближения к двери она замедлила шаг, будто бы из праздного любопытства. Дверь, в которую вошел Смит, вела в какую-то лавку: на витрине были выставлены всякие безделицы – погнутые рамы от картин, тусклые часы, показывающие разное время, чучело барсука с огромной головой. За ними громоздился еще какой-то сомнительный «антиквариат» подобного рода, а на стенах висели расплывчатые картины. В глубине помещения Джулия увидела Смита, а точнее, его стройную спину, обтянутую синим комбинезоном. Он беседовал с немолодым пролом. От вида этого прола на Джулию нахлынул поток воспоминаний. Он был одет в бесформенный бархатный пиджак неопределенного фиолетово-коричневого цвета и не удосужился расчесать слишком длинные серебристые волосы. Его приветливое и простое лицо внушало доверие – Джулии показалось, что она видела это лицо когда-то раньше. Он повернулся к ней спиной. Смит последовал за ним в дальний отсек магазина, где они оба поднялись по узкой лестнице и скрылись из виду. И тут Джулия впервые заметила на витринном стекле нанесенное по трафарету «Уикс». Ее зазнобило.
Тем же прогулочным шагом, но взмокшая от пота, она двинулась дальше. Ей казалось, она ступает по зыбкому воздуху. Следующая дверь вела в паб, который выглядел весьма опасно, так что здесь было бы вполне естественно прибавить ходу. Она повернула за угол, устремилась по улице и остановилась перед щитом, достала сигарету и закурила, безучастно глядя на спешащих пролов.
Джулия впервые услышала о заведении «Уикс» от Гарриет Мелтон. Это было давно, когда Гарриет встречалась с одним пролом, с которым они постоянно тискались, шутили и хохотали на свернутом в рулон ковре в гостиной у Мелтонов. В тот день Гарриет упомянула об их друге, который «зависает в том самом „Уиксе“». Ткнув Гарриет в бок, прол спросил:
– Ты чего это? Хочешь, чтоб нас всех тут распылили?
Оба засмеялись, но миссис Мелтон было не до смеха. Она выпалила:
– Еще раз начнешь болтать, детка, я тебя выдеру!
Когда Джулия в другой раз спросила про «Уикс», миссис Мелтон, помрачнев, ответила:
– Про то место никому ничего не известно, – может, оно и к лучшему. Я тебе вот что скажу: мистер Фланаган как-то раз туда направился… всего один разок!.. И вот уже не одна неделя прошла, как о нем ни слуху ни духу, а старьевщик его одежу распродает.
В другой раз Гарриет, провожая Джулию, в дверях неожиданно схватила ее за руку и жестом приказала не двигаться. Мимо проходил некий джентльмен в потрепанной одежде. При этом он вежливо улыбнулся Гарриет и коснулся рукой шляпы, которая, к изумлению Джулии, была не тряпичной, словно у какого-нибудь прола, а фетровой, прямо как в кино: с полями и клетчатой лентой. Когда он благополучно скрылся из виду, Гарриет прошептала:
– Этот парень – из «Уикса». Меня трясет от одного его вида. Бррр!.. Неприятное лицо!
– Но что такое этот «Уикс»? – поинтересовалась Джулия.
– Вот вопрос! Говорят, это самый худший бордель. Или – веришь, нет? – притон, где курят опиум. Другие считают, что это логово Братства Голдстейна, только моей маме не говори. По-моему, все это, в общем-то, чепуха. Думаю, никакого Братства на самом деле не существует. А ты как считаешь? Ну, если оно где-то и есть, ты сейчас как раз созерцала одного из Братьев во плоти!
Именно этого человека Джулия и увидела в магазине: он оживленно говорил со Смитом – тем самым Смитом, который воплощал для нее саму скуку, нытика-старикана, мишень для разного рода шуток. И в каком качестве он предстал сейчас? Курильщика опиума? Террориста из шайки Голдстейна?
Нервы Джулии постепенно успокоились. Она сделала последнюю затяжку и, все еще находясь в некотором замешательстве, посмотрела на щит позади себя. Там висел огромный плакат с изображением Старшего Брата, который вел вперед шеренгу марширующих светловолосых солдат под лозунгом: «Победа – это свобода!» Джулия посмеялась про себя, толком не понимая над чем, и направилась обратно в сторону «Уикса».
По пути она размышляла. Ей ведь слабó туда зайти? А даже если и зайдет, о чем будет спрашивать? Нельзя же просто так сказать: «Вот вы где, Братья Голдстейна?!» А вдруг это и впрямь какой-то паршивый бордель? Повернув за угол, она решила идти дальше, не заходя в «Уикс». Джулия смотрела на дома напротив и была уже посередине улицы, когда поняла, что Смит стоит в дверях того самого «Уикса» – практически у нее на пути.
Он тихонько насвистывал, но, когда увидел Джулию, перестал. Как обычно, у Смита был изможденный и напряженный вид; его светлые волосы и лоб покрывала пыль, густая, как после бомбардировки. Джулии пришлось пройти рядом с ним по узкому тротуару, и все это время Смит следил за ней неотрывным тяжелым взглядом серых глаз. Лицо Джулии оставалось холодным. Она шла размеренным шагом, хотя сердце билось учащенно. Смит едва ли был выше ее ростом – всего лишь скромный блондин в обычном бесформенном комбинезоне, на которого и заглядываться не стоило.
Глаза Смита обшарили ее тело, и весь его вид изменился. Теперь он взирал на Джулию с похотливой яростью.
Она шла мимо и спиной чувствовала на себе его взгляд, но продолжала идти с той же скоростью, пытаясь сохранять естественность движений. Потом ей захотелось оглянуться, но в тот момент она как раз повернула за угол. Вот и все. Но как этот мужчина всколыхнулся! Было яснее ясного, что она застукала его на месте какого-то очень скверного злосекса. Но все же Смит не дрогнул – он пялился на нее в упор. И более того: дал ей понять, что хочет ее. Вот она, мужская порода! И ни единая душа в министерстве правды не подозревала, что он собой представляет! Конечно, в повседневной жизни Смит выглядел как серая мышь и внушал другим, что он такой и есть, а на самом деле таким лишь казался, в чем теперь не было никакого сомнения. Член Братства Голдстейна! Или развратник? Джулия не в силах была решить, что ей больше по нраву. Она вспомнила, как Смит переглядывался с О’Брайеном. Не мог ли О’Брайен тоже быть из этих Братьев? А может, и весь мир не таков, как кажется?
Она глуповато улыбалась, краснела и потела, несмотря на вечернюю прохладу, и не сразу сообразила, что свернула не туда. Джулия осталась одна среди растянувшихся выгоревших зданий и заколоченных домов. Стемнело: закатное солнце укрыл смог. Заморосил дождик, и несколько неповрежденных участков дорожного покрытия таинственно сверкали под дробью мелких капель. Джулии пришла в голову запоздалая мысль: а вдруг Смит и вправду член Братства Голдстейна и ему не понравилось, что его видели в «Уиксе»? Не надумал ли он заставить ее молчать, не крался ли за ней до этого пустынного места, чтобы придушить ее и бросить тело посреди руин? Так и поступали члены Братства Голдстейна. Скорее всего, он даже не позволит ей объясниться, а если и позволит, что она ему скажет?
Джулию выручила показавшаяся впереди парочка, хотя женщина и выглядела как проститутка: броский макияж, грязное желтое платье, приспущенное на одном плече. Лицо мужчины было все в шрамах, он зевал, а женщина за что-то ему выговаривала. Без сомнения, мужчина был ее сутенером. Заметив Джулию, оба замолчали. В некоторой растерянности Джулия замедлила шаг и посмотрела назад, в темноту. А из темноты на нее кинулся какой-то тип.
Джулия чуть не лишилась чувств. Они сцепились, нападавший грубо скрутил ее, и теперь она заорала во все горло, понимая, что он сейчас заткнет ей рот. В первый момент она заподозрила, что это Смит, но вскоре почувствовала: злодей гораздо крупнее Смита и от него исходит совсем другой запах. Он вообще ничем не напоминал Смита: это был крепкий прол, от которого разило пивом и нестираным бельем. В следующий миг он начал яростно вырывать у нее рабочую сумку. Джулия инстинктивно прижала ее к себе. Затем произошло что-то еще… глухой удар по голени – и провал в пустоту.
Она приземлилась на одну руку и со стуком упала на колени, лицом вниз, сильно ударившись плечом. Запястье пронзила резкая боль. Откуда-то сверху сыпалась яростная брань. Джулия изо всех сил прижимала к себе сумку.
Тут послышались приближающиеся шаги, и где-то рядом замаячила проститутка, крича:
– Ты что, рехнулся? Не видишь – на ней синий комбез! Идиот конченый!
– Отвали! – рявкнул грабитель. – Отвали, сука!
– Только этого не хватало! Гляди: она – партийка! Совсем мозгами трахнулся?!
Теперь подоспел и мужчина со шрамами, недоумевая:
– Что происходит? Что он сделал?
– Да вот хотел пошалить с синим комбезом! Только что отвязался, – объяснила проститутка.
– Что? – Человек со шрамами поглядел на Джулию, а затем, отступив, ударил грабителя. – Ты, придурок! Придурок тупой! Хочешь, чтоб сюда сбежались все копы Лондона?!
– А я что? Я ничего! – залепетал грабитель, пряча руки за спину. – Если б она не дергалась…
– То есть она сама виновата? – хохотнула проститутка. – Прекрасно!
Пока они переругивались, Джулия пришла в себя – как видно, от жуткой боли, накатившей непонятно откуда. Но нет, ей стало ясно: болело запястье – она вывернула его при падении. Кожа на руке была содрана до крови. Но стоило Джулии осторожно дотронуться до раны, как все тело пронзила мука такой силы, что у нее потемнело в глазах. Зрение вернулось, однако ее душили слезы беспомощности, которые текли сами собой, будто капли пота.
Над ней склонился человек со шрамами:
– Жива, дорогуша? Ну, все в порядке. Нигде не болит?
– Нет, – выдавила она. – Не болит.
– Вот и славно. Поднимайся. – Он протянул Джулии руку.
Она отпрянула, и все трое пролов рассмеялись.
– Тихо вы! – зашикала проститутка. – Совсем напугали девчонку!
– Все нормально, – сказала Джулия. – Я… я просто не то подумала.
– В другой раз головой думай. – Человек со шрамами подмигнул проститутке и спрятал руки за спину.
Джулия поднялась с земли и пошатнулась, вскидывая на плечо сумку с инструментами. Она заставила себя улыбнуться, чувствуя некоторую вину за происшедшее, но теперь никто из пролов не улыбнулся ей в ответ. Грабитель смотрел на нее исподлобья, как несправедливо наказанный ребенок.
Исполосованный шрамами человек кивнул по направлению к улице, простиравшейся позади:
– Ну топай давай. Он тебя больше не тронет. Мы уж за ним приглядим.
Джулия кивнула и отвернулась, а слабая улыбка все еще играла у нее на губах. Она хотела… сама не знала чего. Чтобы о ней позаботились, чтобы похвалили за храбрость. Те двое могли бы по крайней мере пообещать, что накажут негодяя… но стоит ли ожидать слишком многого от сомнительных личностей? По мере удаления от этого места она мучилась от боли, которая при каждом шаге пульсировала у нее в запястье, и никто из них не оказал ей помощи. А вдруг это перелом? Пойти в больницу она не осмелится. Большинство врачей там работали на мыслепол и рассматривали каждую травму молодой женщины как возможный злосекс. Любой перелом грозил длительным лечением в радлаге. Уж лучше обратиться в отделение антиполового союза и найти доктора Луиса, но там она рисковала наткнуться на Аньес, Томаса и десяток других зорких осведомителей. Джулию захлестнули волны разочарования и беспомощности. Ну что за людоеды! Сбить девушку с ног на улице да еще и посмеяться над ее страхами! Вся жуть, которую говорили о пролах, оказалась правдой.
Только через двадцать минут Джулия отыскала свой велосипед, еще через двадцать – добралась до здания антиполового союза; ехала она медленно, чтобы не притормаживать, напрягая руку. Дождь усилился. К тому времени, когда она повернула на площадь Чистонрава и поставила свой велосипед в стойку рядом с другими, Джулия вымокла до нитки.
Огромное, в стиле эпохи колониализма, здание Молодежного антиполового союза занимало ровно половину площади Чистонрава. Фасад этого причудливого, внушительного строения украшали вычурные часы и узкие арочные окна. Его крыша ощетинилась бесчисленными шпилями и фронтонами: казалось, что после каждого дождя вырастают новые. Верхние этажи вмещали сотню с лишним спален для делегаций юных антисексеров. В столичном городе этим провинциалам предстояла насыщенная программа: они посещали митинги чистомыслия, ходили на экскурсии в сифилисные отделения и в Музей венерических заболеваний. Им отвели отдельный вход в здание и запретили доступ в клубный лаунж на первом этаже, зарезервированный для лондонского отделения; если помещения верхних этажей были аскетичными и сугубо функциональными, то клубные гостиные демонстрировали разгул досоциалистической фривольности: ковры с цветочным орнаментом, расписные потолки, бархатные кресла, обои с позолотой, лампы с витражными абажурами. Такое убранство, даром что изношенное и обшарпанное, чудесным образом успокаивало. Казалось, интерьеры просто обласкивают гостей из последних угасающих сил.
Джулия обнаружила, что в нижнем холле идет лекция для антисексеров, которые, сидя на складных стульях, внимают с раскрытым ртом. Из докладчика, обычного внутрипартийного бонзы невысокого уровня, лился поток новояза, определенно не вполне понятный даже ему самому. Джулия исподволь обшарила глазами аудиторию в поисках приметного, породистого лица доктора Луиса, но безуспешно. Вместо этого ее взгляд выхватил миловидную, любознательную мордашку Вики, повернувшуюся в ее сторону. Джулия поспешила дальше и через торцевую дверь вышла в коридор. Здесь с обеих сторон на нее взирали, чередуясь с телекранами, портреты знаменитых девственников Взлетной полосы I: Исаака Ньютона, Елизаветы Тюдор, Алана Тьюринга. Сейчас на телекранах была заставка каждого из 2200 выпусков новостей – развевающийся над башней министерства правды звездно-полосатый флаг Океании.
Дверь чайной комнаты в конце коридора была открыта. Джулия издали поняла, что там никого нет. И вправду это помещение пустовало: его покинули и охочие до сплетен члены лондонского отделения, и девушки в фартучках, обычно снующие с заварочными чайниками среди столов, и толпы больных и немощных, пришедших к доктору Луису. С четырех сторон нависали большие телекраны в золоченых рамах: они показывали африканский фронт, бесконечные взрывы и оседающую пыль. Начались новости. Все это лишь напомнило Джулии, что она опоздала: те, кто под благовидным предлогом не пошел на лекцию (в том числе, очевидно, и доктор Луис), уже, скорее всего, выпили чаю и разошлись. Значит, Джулии предстояло скрывать свою травму до завтрашнего утра, а там явиться в лазарет министерства правды.
Тем не менее, движимая потребностью в уединении, свойственной разочарованным душам, Джулия вошла в чайную комнату, села за стол и уныло вперилась в телекран. Звук убрали до минимума – выключить совсем было невозможно, – и до нее долетали только обрывки фраз: «страхминус», «двадцать третий батальон», «нетоварищи». Расслабившись, она наблюдала за тихими взрывами и темными фигурками, убегающими сквозь облака пыли: вероятно, это и были нетоварищи, которые в страхплюсе отступали. На ее глазах их скашивало огнем одного за другим. Из-за их беспомощности, усугубленной собственной болью в руке, у нее наворачивались слезы. Но конечно, она приклеила к лицу наиболее подходящую для победных реляций маску – взволнованную полуулыбку.
Вскоре она услышала, как распахнулась торцевая дверь холла, оттуда полился приглушенный поток новояза, который так же внезапно умолк, когда дверь захлопнулась. На мгновение у Джулии мелькнула лихорадочная мысль, что доктор Луис все-таки может быть здесь. Однако стук шагов по коридору выдавал женскую походку. Не успела Джулия сообразить, кто это, как в чайную комнату уже вошла Вики.
– Ой, это ты! – воскликнула Джулия. – Привет!
– Привет! Я видела, что… Слушай, с тобой все в порядке?
– Я под дождь попала. Хотела перед лекцией выпить чая.
Девушки внимательно рассмотрели друг друга; Вики решила не акцентировать ни словом, ни взглядом, что на столе перед Джулией чая нет.
– Как лекция, неплюсовая? – с натянутой улыбкой спросила Джулия.
– Ты что?! Плюсплюсовая! – возмутилась Вики.
– А тема какая? «Целомудрие как орудие войны»?
– «Социалистическое целомудрие и капиталистическое целомудрие». Есть пять отличий, пять базовых отличий. Их можно разбить на тридцать второстепенных. Легко запомнить по принципу… Но я лично еще не запомнила. Хотя есть специальная таблица.
– Плюсинтересно. Хочешь вернуться и дослушать?
– Да, непременно. Но я вижу, что… – Вики перевела взгляд на руку Джулии.
– Ах это? Неудачно упала с велосипеда, вот и все. Выглядит страшнее, чем есть на самом деле. Но я хотела на всякий случай показать доктору Луису. Он уже ушел?
– Нет, по-моему, еще здесь. – Вики как будто немного смутилась. – Доктор Луис уже слушал эту лекцию раньше, а теперь отправился проводить инвентаризацию вместе с Джорджем. Ушли совсем недавно, так что, скорее всего, они еще на складе. То есть, если бы они совсем ушли, я б заметила. Они на складе. – К концу этой, казалось бы, безобидной речи Вики густо покраснела.
Склад был одним из немногих мест вообще без телекранов. Их все равно загородили бы стеллажи. Поэтому доступ туда был ограничен, а на двери висели правила внутреннего распорядка. Строжайше запрещалось входить на склад вместе с представителем противоположного пола. Однако представители одного пола регулярно ходили туда парами, запирали дверь и спустя некоторое время выходили, взъерошенные и в гармонии с миром.
Луис был там завсегдатаем, а юный Джордж – его последним на сегодняшний день сообщником. Обоих называли популярным среди членов антиполового союза прозвищем реджи. Оно восходило к имени Реджи Перкинс, старой революционерки, которую арестовали во время Первой Патриотической Чистки за непристойную связь с девушкой. В конечном итоге ее оправдали, так как суд постановил, что секс между женщинами невозможен, хотя мужская гомосексуальность – явление распространенное. «Извращенный разум мечтает об аномалиях, противных человеческой анатомии». Однако снятие обвинений ничем не помогло бедной Реджи: после ареста никому еще не удавалось выжить, и она умерла в течение недели после задержания при «невыясненных обстоятельствах». При этом имя ее осталось в порочных умах жителей Взлетной полосы I и всплывало каждый раз, когда речь заходила о возможных и невозможных извращениях.
– Давай я сбегаю и постучусь, – предложила Вики. – Не хотелось бы их тревожить – инвентаризация как-никак. Они всегда погружаются в нее с головой. Но вдруг уже закончили?
– Да, было бы хорошо. Я могу и сама сходить, если тебе неудобно.
– Ничего страшного. Но… – Вики смущенно взглянула на Джулию. – Если доктор Луис занят, давай я посмотрю вместо него? Может, ты не знаешь, но я изучала сестринское дело. Я как раз была медсестрой, когда заместитель председателя Уайтхед попросил меня стать его секретарем. Я его выхаживала.
– Правда?
– Обучение я не закончила. Но с царапинами и растяжениями справляюсь. Часто помогаю девочкам в центкоме. Скучаю по той профессии, понимаешь…
Немного поколебавшись, Джулия все же не смогла найти предлога для отказа. Из-за своей неосмотрительности просто сказать «нет» она не имела права. Вики уже заметила рану, телекран все слышал – пути назад не было. К тому же Вики вроде бы искренне хотела помочь. Легко представить, как она, пятнадцатилетняя медсестра, хлопотала вокруг пациентов, пока в ее жизни не появился развратник Уайтхед.
– Если доктор Луис занят, то давай, спасибо… – ответила Джулия.
Вики радостно вскинула руки и, не сказав ни слова, выбежала из чайной. Джулия от души рассмеялась, а затем виновато взглянула на телекран. Она с опозданием задумалась, что сказали бы соглядатаи, откажись она от помощи. Хорошо, что согласилась. Как бы то ни было, скрывать ей нечего. Она упала с велосипеда, а товарищ предложила помощь. И дело с концом.
Повторяя про себя эту мысль, как мантру, Джулия встала и подошла к раковинам, прикрепленным к стене. В них громоздились немытые чайные чашки, но места как раз хватало, чтобы ополоснуть запястья. Мыло было лучшего внутрипартийного качества: твердое, с густой белой пеной. К счастью, сегодня дали горячую воду. И хотя из-за контакта с жидкостью боль вспыхнула снова, приятно было смыть кровь и грязь. Ссадины оказались не слишком глубокими. Запястье распухло, но бывали у нее раны и посерьезней. Она просто упала с велосипеда. Ничего особенного. Все забудется через неделю.
Дверь снова отворилась, Джулия вздрогнула: это вернулась Вики, порозовевшая от радости.
– Я позвала доктора Луиса, он обязательно придет, но позже. Плюсплюсовая новость: я раздобыла бинты! Боялась, что не найду, вечно у нас нехватка. Но помог старый добрый антиполовой союз. – Вики подняла перед собой аптечку первой помощи – помятый ящик с небрежно намалеванным красным крестом. В другой руке она держала пару списанных комбинезонов: их пускали на заплатки.
– Надеюсь, бинты будут не из этого. – Джулия посмотрела на комбинезоны.
– Глупышка! – от души засмеялась Вики. – Конечно нет: это для поддерживающей повязки. У тебя ведь растяжение.
– Не уверена.
– Сейчас посмотрим. Или доктор Луис посмотрит. О, ты руки вымыла! Молодец. Обычное мыло творит чудеса. Жаль, что у нас льда нет!
– Не забывай, ты не в центкоме.
– Ты права, – засмущалась Вики. – Знаешь, доктор Луис разрешил наложить тебе повязку. Если только это не перелом. Не сложный перелом. – Вики с воодушевлением посмотрела Джулии в глаза.
– Хорошо, – с сомнением протянула Джулия. – Доктор, надеюсь, переделает, если мы напортачим.
– Я тоже так думаю! – улыбнулась Вики. – Плюсплюсово, что ты согласилась. Знаю, это смешно, но я скучаю по сестринской работе. Даже попросила бы о переводе, но, если уйти из центрального комитета, меня не поймут. Разве это нормально?
– Нет, это ненормально. Куда мне сесть?
– Да все равно! Садись куда хочешь. Спасибо. Я сейчас… ага.
Вики работала деловито и оживленно: тщательно, по-медицински вымыла руки, вернулась к Джулии и бережно уложила ее предплечье на белую скатерть. Затем взяла пинцет, с осторожностью поднесла его к ссадинам и поводила им по коже, будто бы предоставив ему самому решать, что делать дальше. Аккуратно извлекла из раны песчинку и отложила инструмент в сторону. Пришло время продезинфицировать раны йодом: бывшая медсестра сделала все так ловко, что жжения почти не было, ну, может, чуть-чуть, не больше, чем от ободранных коленок в детстве. Джулии даже стало неловко: раздула из мухи слона. Но когда Вики прощупала запястье, Джулия от боли прикусила язык.
– Кажется, кость не сломана. Даже если перелом есть, волноваться не стоит, – задумчиво проговорила Вики. – Но для верности нужно поехать в больницу и сделать рентген.
– Надеюсь, все обойдется, – поспешно ответила Джулия. – Что ж теперь, всякий раз по больницам таскаться, когда падаешь с велосипеда?
Казалось, Вики собирается поспорить, но она лишь сказала:
– Послушаем еще, что скажет доктор Луис.
Затем она достала бинты и принялась за работу. И опять, несмотря на сноровку и профессионализм Вики, Джулию ждала невыносимая боль. Ее вновь пробрал жуткий холод: одежда намокла от пота. Она попыталась дышать по методике Старшего Брата – вдох на счет семь, выдох на счет двенадцать, – но стоило Вики затянуть повязку туже, как дыхание перехватывало и Джулия сбивалась со счета.