Сара Аллен
Дом с кошмарами
Кто-то где-то в небытии
Сквозь шторы пробивается бледно-серый свет, я стою возле кровати. Моя футболка насквозь промокла от пота после ночи, полной монстров, настоящих и привидевшихся, и моя затуманенная голова ещё не до конца пришла в себя. Я оглядываю свою комнату, пытаясь сориентироваться и не обращать внимание на онемевшие плечи и застилающий глаза кошмар. Так, вот моя комната. С пастельно-голубыми стенами. На моём комоде стоит стеклянная банка, наполненная монетками, выпущенными в тот год, когда я появилась на свет.
Но ничего не помогает: глубокие вдохи и разглядывание знакомых вещей не обнадёживают меня, не успокаивают, и я не могу не думать обо всём, что будет.
Я хочу поговорить с родителями о своих ночных кошмарах и о растущей мощи Творца Страха, чтобы хотя бы ненадолго избавиться от накопившихся переживаний. Но если даже я ещё с трудом верю в происходящее после того, как увидела белые глаза и ощутила на себе прикосновение костлявой руки, то неужели кто-то ещё мне поверит? И в то же время я не хочу никому об этом рассказывать, мне хочется всё обдумать, побыть наедине с собой, чтобы разобраться в том, что происходит. Я хочу побыть одна, но при этом не чувствовать себя одинокой. Хочу где-нибудь уединиться, но не здесь, не в том месте, которое мне знакомо. Я прохаживаюсь по ковру, стараясь не разбудить родителей. Минуты идут одна за другой, тик-так. Мне не хочется ни спать, ни сидеть, ни ходить. Наконец я решаю принять душ и смыть с себя пот, следы ночного ужаса и хватку монстра на коже. Я быстро-быстро направляюсь в ванную. Заглянув в зеркало, я не узнаю себя. Бледная сероватая кожа, впалые щёки, волосы слиплись от пота. Я невольно представляю, как на меня смотрит отражение с высосанной душой, с пустыми глазами, и страх накатывает на меня, как морской прилив, как цунами.
Нет-нет, хватит.
Что, что, что, что же мне делать?
⁂
Внезапно я замечаю свет. Жёлтый, тёплый, слабо пробивающийся из-за стекла душевой кабины. Естественный свет, который не смогла бы зажечь ни одна лампочка.
Здесь, в моей ванной, горит солнечный свет. Волоски у меня на руках встают дыбом, и я чувствую, как моё сердце бешено колотится, ожившее и взволнованное, как будто каждая клеточка в теле жаждет этого света. Как будто это самый настоящий дневной свет, стирающий все следы кошмара. Мне кажется или это успокаивающее сияние разливается по моим рукам и лицу? Как бы то ни было, наступает мгновенное, искреннее облегчение. Мои руки, как бабочки-монархи, расправляющие крылья после мороза, тянутся к двери душевой кабины.
Открываю её.
Зажмуриваюсь от яркого света.
Переступаю порог.
Мой дивный сад
Свет рассеивается, и кажется, что весь мир превращается в бескрайнее, бесконечное поле подсолнухов. Оно простирается до самого горизонта. Я задыхаюсь от изумления, мои лёгкие вдыхают нечто большее, чем просто воздух. Я вдыхаю ярко-голубое открытое небо, которое было так нужно моим сосудам.
Если в мире Творца Страха всегда царит ночь, то здесь – вечное утро. Каждая частичка меня чувствует, что Творец Страха и пальцем не сможет меня достать, ни одна из его сил, ничто из его царства не настигнет меня здесь. Здесь он был бы подобен пылинке пепла, подхваченной ветром.
Я делаю один шаг, затем другой, и понимаю, что могла бы идти вечно. Я никогда не устану и не проголодаюсь. Мышцы на спине ноют так, словно я тащила за спиной рюкзак с кирпичами, и здесь и сейчас я наконец-то могу избавиться от своей ноши.
Я не могу надышаться.
Нежно касаюсь жёлтых лепестков подсолнуха, обрамляющих его тёмно-коричневую сердцевину. Кажется, они отвечают мне взаимностью, словно маленькие цветочные принцы, галантно целующие кончики моих пальцев. Моё любимое бабушкино стихотворение не выходит у меня из головы. Особенно эта строчка: «Одна лишь тычинка, один лепесток сильнее любого страха». Ей бы здесь понравилось. Она могла бы посвятить столько стихов этому чудесному месту! Я думаю о цветах на обложке моего блокнота. Наверное, Ван Гог мог бы писать здесь прекрасные картины.
Тропинка среди цветов сворачивает словно по моему желанию. Налево, направо, я могу идти в любую сторону. Высота подсолнухов позволяет мне без труда их нюхать и разглядывать, пока я представляю, что они укрывают меня, а я смотрю на них снизу вверх. Как только я думаю об этом, я сворачиваю на тропинку, где цветы возвышаются надо мной на фут, на два, и я вижу их пушистую зелёную изнанку, словно гриву маленьких львов. Я могла бы навеки закутаться в это цветочное одеяло – в эту безопасность, но я в то же время чувствую, как свет мчит меня вперёд, как будто я могу бежать вечно и никогда не устану.
Я ощущаю под ногами мягкую, тёмную, рыхлую почву, и так здорово идти по ней босиком! Я замечаю на земле несколько рассыпанных семечек подсолнуха и кладу их в карман пижамных штанов.
Похоже, кроме меня здесь никого нет, но мне не дают покоя мысли о том, кто создал это удивительное место. Мне хочется поговорить с хозяином сада, кем бы он ни был.
Впереди – скамейка с затейливыми завитушками из кованого железа, выкрашенная в светлый, яркий мятно-зелёный цвет. Пожалуй, сейчас не мешало бы присесть. Присесть и побыть хотя бы мгновение в этом мире, полном подсолнухов. Нескончаемые поля вокруг меня простираются до самого горизонта. В этой тишине я улавливаю мысль, а вместе с ней и зловещий голос, который, конечно же, принесла с собой в этот сад, внушающий, что я запуталась, что всё это мне только кажется. Но этот голос ещё никогда не был таким жалким, таким приглушённым; он едва различим, а потом и вовсе замолкает. И да, именно от этой тишины мне хочется смеяться. Этот голос, эти мысли – как они ничтожны на фоне этих цветов! До чего же они лживые и крошечные!
Я ещё долго сижу в подсолнуховом саду. Эх, если бы сюда можно было позвать маму и папу! И бабушку тоже, и даже Аруша. Здесь бы им ничего не угрожало. Ни Творец Страха, ни его гадкие проделки. Но при мысли о них я понимаю, что пора возвращаться. Не домой, потому что это чудесное место стало для меня настоящим домом, заменив всё, где я когда-либо была, а к ним, к маме и папе.
Я встаю с зелёной скамейки и иду ещё немного, пока не замечаю маленький домик. Кирпичный, с соломенной крышей и белоснежными ставнями. Вначале, когда я вошла в сад, там не было ни домика, ни двери – я просто оказалась в окружении ярких цветов. Но я понимаю, что дверь домика – это именно то, что поможет мне вернуться обратно в комнату, в свой мир, и я медленно приближаюсь к ней, чувствуя мягкую почву каждым пальцем на ногах. Я ненадолго задерживаю взгляд на двери, прежде чем повернуть ручку. Дверь со скрипом открывается, и я вхожу внутрь.
Возвращение
Я снова оказываюсь в ванной у себя дома. Снова окружённая сероватым светом душевой кабины. Бросаю взгляд на настенные часы – с тех пор как я ушла, не прошло и минуты.
Моя кожа кажется безупречно чистой, волосы блестят, как будто я только что приняла душ. Но плечи уже начинают ныть, будто я снова тащу за спиной эту гору кирпичей. Всё тело ломит, а веки не могут сомкнуться от усталости. Ещё совсем рано. Я добираюсь до кровати и падаю на зелёное стёганое одеяло, то самое, с выцветшими пуговицами по углам, под которым я сплю с пяти лет и которое раньше прогоняло ночные кошмары. Судя по стрелкам будильника на тумбочке, у меня есть ещё около часа, чтобы поспать, что мне сейчас нужно, как никогда раньше.
Что это сейчас было? Откуда в ванной появился сад из подсолнухов?
– Пенни, ты что, спятила?
Я подскакиваю от неожиданности. Оглядываюсь. Никого.
Но ведь я отчётливо слышала голос! На этот раз своими собственными ушами, а не во сне, голос в моей голове, отражающий самые мрачные мысли, которые одолевали меня. Я готова поклясться, что он раздаётся прямо за моей спиной. Но в этом бархатном, монотонном тембре я слышу то, чего раньше не замечала. В голосе слышится недовольство.
Я нашла Сад, и теперь Творец Страха разозлился. Громкость включена на полную мощность.
Я сворачиваюсь калачиком, зарываюсь лицом в прохладную подушку, и семя страха начинает шевелиться у меня в животе.
– Уходи, уходи, уходи, – умоляю я. – Хватит с меня кошмаров. Я очень устала. Пожалуйста, не надо.
Что, если голос говорит правду?
Неужели у меня в ванной в самом деле вырос целый сад подсолнухов? А вдруг у меня галлюцинации? Может быть, всё это просто обман чувств, и люди с пустыми глазами – всего лишь ночные кошмары, которые в итоге раскололи мой мозг, как гнилой орех. Я снова начинаю чувствовать себя такой же беспомощной, как и тогда, когда много лет назад стояла в лесу перед домом Творца Страха, у меня всё так же перехватывает дыхание, как будто я делаю в воздухе мёртвую петлю и мне нечем дышать.
Я прокручиваю в голове, как пытаюсь объяснить кому-нибудь всё, что со мной происходит, и представляю, что мне скажут в ответ. Лёжа в постели, я пытаюсь решить, стоит ли мне об этом рассказать и кому. Маме и папе? Даже если они выслушают меня внимательно и серьёзно, пусть даже они бы и хотели мне поверить, я уже вижу озадаченное выражение на мамином лице, как она протягивает руку, чтобы потрогать мой лоб. Как папа набирает номер телефона и говорит: «Мы отвезём тебя к тому, с кем ты сможешь обо всём поговорить. Он должен помочь». Я понимаю, что разговор с психологом, возможно, помог бы решить мою проблему, но он поверит мне ещё меньше, чем родители. Да и сколько денег придётся отдать за приём?
Но этот сад… Он был таким… таким настоящим! Он казался таким надёжным и безопасным, бескрайним и более осязаемым, чем реальный мир и даже мир Творца Страха.
Теперь я снова здесь, в этом мире, в этом доме, в этой комнате. В своей комнате, совершенно обыкновенной. Возвращаюсь туда, где всё вокруг давит на меня и я чего-то боюсь. В мир, в который из моих снов вышли люди с пустыми глазами, чьи души поймал Творец Страха.
Я слышу насмешку в голосе. Я не знала, что такое возможно, но этот голос, голос Творца Страха, доносящийся из самой чащи леса, смеётся от того, как я ворочаюсь с боку на бок. Ему необязательно проникать ко мне сквозь кошмары.
Но этот сад…
Я переворачиваюсь на другой бок и чувствую под боком какой-то комочек. Я запускаю пальцы в неглубокий карман пижамных штанов. Там что-то есть. Три крупных семечка подсолнуха.
Настоящие.
Настоящие семена, и они по-прежнему у меня в кармане. Я кладу их на ладонь. Облегчение охватывает меня прохладным ветерком. Крепко зажав семена в руке, я погружаюсь в глубокий сон, похожий на Тихий океан, в котором, по крайней мере на этот раз, наконец-то нет кошмаров.
Как хочется спрятать
жёлтый цвет
в баночку
или, сложив руки чашечкой,
носить его с собой,
но жёлтый цвет текучий,
и при каждом шаге
я боюсь,
что он просочится
сквозь пальцы.
Ошибка
Я сижу за партой, опустив голову, и жду начала урока. Пока я жду, я перелистываю страницы блокнота с записанными строчками и стихами, открываю чистую страницу. У меня в кармане лежат семечки подсолнуха, в лёгких всё ещё ощущается воздух сада, и мне кажется, что у меня созрел план – начать составлять список вещей, которые могли бы прогнать Творца Страха из реального мира. Но пока в моём списке идей нет ровным счётом ничего.
Я испытала огромное облегчение, когда утром обнаружила, что семена всё ещё у меня в кармане. Они не исчезли и не привиделись мне. Возможно, сегодня я осмелюсь поднять глаза на все эти лица. Возможно, каким-то чудом я пойму, что сказать девочке, которая сидит со мной за одной партой на математике и всегда носит разные носки, которые, как ни странно, смотрятся довольно-таки стильно. Сегодня у неё один носок чёрный, а другой – розовый.
Краем уха я улавливаю жужжание в своём рюкзаке. Я расстёгиваю молнию, достаю телефон и прячу его под партой. Быстро заглядываю в уведомления. Мне пришло СМС-сообщение с неизвестного номера:
«Привет, Пенни! Это я, Аруш! Твоя бабушка дала мне твой номер, надеюсь, ты не против. Моя мама прочитала про конкурс, в котором нужно прислать стихотворение и нарисовать картину. Понимаю, мы ещё в шестом классе, но участие в конкурсах будет плюсом при поступлении в колледж, да и рисовать я люблю… Но вот хорошее стихотворение вряд ли смогу сочинить. И да, работу можно выполнить вдвоём, а победители получат приз – 500 долларов. Не составишь мне компанию?»
Я перечитываю сообщение. Да, узнаю Аруша, это в его стиле – болтать без умолку. Он хочет, чтобы я участвовала в конкурсе вместе с ним? И уже сейчас думает о поступлении в колледж? Да, кажется, он говорил, что хочет стать врачом. И почему он решил, что у меня хорошие стихи? А вдруг они бездарные? Он хочет, чтобы я отправила их на конкурс, чтобы их прочитали и оценили незнакомые люди? У меня внутри всё переворачивается, как будто я катаюсь на американских горках без ремня безопасности.
Хватит ли мне смелости?
Могу ли я показать кому-нибудь эту тайную, скрытую от всех часть меня?
Класс наполняется смехом. Громким, стальным и заливистым.
Мистер Райтман.
Войдя в класс, он швыряет портфель на учительский стол. Я не помню, чтобы он хотя бы раз позволил себе чем-то бросаться, не говоря уже о портфеле. Или смеялся.
– Здравствуй, Пенни, могу я попросить тебя убрать телефон? Спасибо!
Я замечаю, что сижу с открытым ртом и держу телефон у всех на виду. Я едва не роняю его на пол, пытаясь спрятать подальше. Мистер Райтман может не на шутку разозлиться. И тогда у меня будут большие неприятности.
Этого я и боялась – нам нельзя доставать телефоны на уроке, а на прошлой неделе мистер Райтман отправил девочку к директору только из-за жвачки. Здесь явно что-то не так. Пытаясь проглотить комок беспокойства, я поворачиваюсь к девочке в разных носках. У меня внутри всё сжимается каждый раз, когда я разговариваю с кем-то незнакомым, и я боюсь, что у меня иссякнут слова или я умудрюсь ляпнуть что-то не то. Неважно, хороши мои стихи или нет, но выразить мысли на бумаге намного проще. И всё-таки мне нужно убедиться, что мне это не кажется, что всё происходит на самом деле, поэтому я наклоняюсь к соседке по парте.
– Тебе… – Я откашливаюсь. – Тебе не кажется, что он ведёт себя как-то странно?
Девочка быстро переводит взгляд на мистера Райтмана, а затем пожимает плечами.
– Ну да, есть немного, – шепчет она. Затем на её лице появляется лёгкая усмешка. – Веселье точно не в его духе.
Не в его духе.
Что ж, по крайней мере, девочка в разных носках тоже заметила, что с ним что-то не так. Как это сделала бабушка в разговоре о Глэдис, пусть даже и не видела пустые глаза. Я чувствую, как яблочное зёрнышко Творца Страха всё глубже прорастает в мои внутренности и кости, и, возможно, именно поэтому я единственная, кто видит плоды его ужасных злодеяний. Я кажусь себе абсолютно беспомощной, как будто у меня на глазах случилась авария. Но даже если бы я знала, как помочь мистеру Райтману, могла бы я заставить Творца Страха не возвращаться снова, и снова, и снова?
Так вот как происходит похищение души! Я представляю, как тёмная рука Творца Страха проникает внутрь мистера Райтмана, управляет им, как марионеткой, перед классом, прежде чем забрать его душу к себе, в тот зловещий, покосившийся дом в чаще леса, который я вижу во снах. Вот что он делает – забирает у людей то, что им принадлежит, оставляя взамен что-то чужое. Я бы предпочла увидеть перед собой настоящего мистера Райтмана, прежнего сварливого ворчуна, а не эту фальшивую подделку.
Мистер Райтман начинает урок с разговора о прямых углах. Широкая, натянутая улыбка не сходит с его лица.
На перемене я направляюсь к выходу из класса и прохожу мимо его стола. На мгновение мне кажется, что в его глазах промелькнуло что-то бледное и холодное.
Ботинки
Пока я иду по дорожке к дому, мама то и дело смотрит на мои ноги.
– У тебя дырка в кроссовке, – замечает она.
Я опускаю взгляд на серый тротуар и разглядываю свои теннисные ботинки. И в самом деле, на левом мизинце образовалась небольшая дырочка. Концы шнурков обтрепались, и один из них вот-вот оторвётся. По правде говоря, я не обратила на это внимания. Моя голова была слишком занята мыслями о другом. А теперь ещё и ботинки добавили переживаний. Вдруг шнурок оторвётся, я споткнусь и шлёпнусь лицом вниз прямо на уроке, у всех на виду?
– На днях сходим с тобой в магазин. По-моему, мне попадалось объявление о распродаже.
Я вспомнила о банке с монетками у себя в комнате.
– Мы можем заплатить моими монетками. А я накоплю ещё больше.
– Ох, солнышко, ты такая заботливая, но нет, нет… я что-нибудь придумаю.
– В этом году необязательно покупать краску для наволочек, – говорю я.
Я смотрю на свои ботинки. Мне бы не хотелось пропустить год, когда мы с мамой расписываем наволочки, но сейчас есть вещи поважнее.
Мама вздыхает. Неужели она сейчас заплачет?
– Думаю, у нас осталась краска с прошлого раза, – отвечает она.
Мы подходим к входной двери, и мама медленно, рассеянно роется в сумочке в поисках ключа. Я пытаюсь придумать что-нибудь, что могло бы её утешить.
– Мне написал мальчик, с которым я познакомилась у бабушки. Он довольно милый.
– Прекрасно! Я немного беспокоилась о том, с кем ты будешь дружить, с тех пор, как близнецы уехали. Может быть, ты поможешь ему со стихами, пока он помогает тебе с математикой?
Это правда, Аруш действительно очень милый, но я по-прежнему не уверена, стоит ли показывать мои стихи незнакомцам и пытаться подружиться с этим мальчишкой. Вдруг он подумает, что я слишком странная?
– Да, – с трудом отвечаю я. – Возможно.
– Надо как-нибудь пригласить его в гости вместе с родителями, – предлагает мама.
Я молчу. Отыскав ключ, мама открывает дверь. Перед этим она снова бросает взгляд на мои ноги.
– Должно же быть что-то… – говорит она и замолкает. – Мы непременно что-нибудь придумаем.
Она говорит это так, словно удерживает тяжёлую стену, и, если опустит руки хотя бы на секунду, всё вокруг рухнет. Она пытается говорить твёрдо, но я вижу тревогу. Я вижу страх. Она поправляет очки и крепко сжимает дверную ручку. Я закрываю глаза. Как же хорошо было в том Саду, где я чувствовала лишь почву под босыми ногами!
Сэкономленный пенни
упал в водосточный люк.
На заработанный пенни
не купишь ни шнурки, ни счастливые лица.
Не откупишься от урагана
и низко нависших туч,
грозящих дождём.
Груда монет
возвышается как Эверест,
крутая, отвесная,
и она всё растёт,
осыпая меня с головы до ног.
Перестановка
Прежде чем снова лечь спать, я понимаю, что что-то пора менять. Внизу мама и папа смотрят телевизор, а я стою в дверях и не свожу взгляда со своей комнаты. Я думаю о холодной, мёртвой хватке, сдавливающей мою лодыжку. Нельзя, чтобы это повторилось. Может быть… может быть, здесь кроется что-то зловещее. В том месте на полу под кроватью, где много лет назад меня схватила невидимая рука и появилось карамельное яблоко.
И вот я решаю, что пришло время для небольшой перестановки. Я отодвигаю комод к противоположной стене. Долго вынимаю книги из книжного шкафа, а затем ставлю его с другой стороны от окна и ещё какое-то время расставляю книги обратно. Я перетаскиваю прикроватную тумбочку из одного конца комнаты в другой, и мама, услышав шум, зовёт меня.
– Что у тебя происходит? – кричит она, заглушая голос ведущего новостей. – Ты что там, крепость строишь?
Может быть, если бы я была постарше, я бы ответила, что в моём возрасте не строят крепости. Но я знаю одно: что на самом деле я совсем не взрослая, потому что крепость мне бы сейчас очень и очень не помешала, и отвечаю:
– Да, что-то вроде того.
Звук телевизора становится тише, и вскоре на лестнице раздаются шаги. Мама торопливо стучит в мою дверь, затем входит в комнату. Она замирает, рассматривая мою новую планировку.
– Прости, что не спросила разрешения, – говорю я.
Мама улыбается.
– Выглядит очень даже неплохо, – говорит она. – Я бы даже могла тебе помочь. Не знала, что ты хочешь что-то переделать.
– Я… Мне как-то внезапно захотелось, – говорю я.
Это довольно близко к истине.
– Что тебе осталось сделать? Тебе нужна моя помощь?
– Думаю, я справлюсь. Осталось только поставить на полку пару книг.
Мама подходит ко мне и убирает прядь волос с моего лица.
– Ну хорошо. Скажи, если тебе что-нибудь понадобится, ладно?
Я киваю. Приятно слышать эти слова, хотя я до сих пор не знаю, как правильно сказать маме, что мне нужно. Я и сама не до конца понимаю. Мама прижимает меня к себе и целует в макушку. От неё пахнет её любимым лавандовым лосьоном.
– Спасибо, мам, – говорю я.
Она спускается вниз, а я возвращаюсь к перестановке. Кладу оставшиеся вещи на прежнее место в шкафу, а книги на полку, и вот наконец там, где раньше стояла моя кровать, остаётся пустое место. Почему-то мне не хочется заходить в этот угол, как будто, если я это сделаю, меня засосёт в пол. Но нельзя, чтобы это место пустовало. Нужно его чем-нибудь прикрыть.
Жаль, что я не могу украсить его подсолнухами.
Всего на секунду я крепко зажмуриваю глаза, пытаясь ощутить этот жёлтый свет и тепло на своей коже, эту тёмную землю под ногами, но когда я снова открываю глаза и заглядываю в соседние комнаты, ни из душевой кабины, ни из-за двери моей спальни, ни из шкафа – ниоткуда не исходит это свечение.
Тогда я выхожу в коридор. В нише между моей комнатой и ванной я замечаю журнальный столик, на котором раньше стояли часы, пока не сломались. Я беру столик, приношу его в свою комнату и ставлю в пустой угол. Затем нахожу бабушкину книгу стихов, тот экземпляр «Подлеска», который она подписала для меня, и бережно кладу на стол, а рядом ставлю свою банку с монетками и семена, которые принесла из сада.
Это самое надёжное, что у меня есть. Самая прочная защита и крепость, какие я могу создать.
Вот теперь посмотрим, что скажет Творец Страха.
