Сара Дж. Маас
Башня рассвета
– Нет, – выдохнула Ириана.
Хазифа поджала тонкие губы.
– Нет, – повторила Ириана. – Я не стану с ним работать.
Лицо Хазифы, только что бывшее по-матерински мягким и заботливым, обрело знакомое бесстрастие.
– Вступая на путь целительства, ты принесла клятву.
– Нет, – упрямо твердила Ириана, не находя других слов.
– Я прекрасно сознаю всю трудность этого поручения…
У Ирианы задрожали руки.
– Нет.
– Почему?
– Ты знаешь почему, – сдавленно прошептала Ириана.
– Если ты увидишь на поле битвы раненых адарланских солдат, ты что же, переступишь через них и пойдешь спасать своих?
Никогда еще Хазифа не вела себя с нею так жестко.
Ириана сопела, вертя на пальце материнское кольцо.
– Если он был капитаном гвардии у прежнего короля, если служил человеку, который… – Она не решилась произнести слово, вертевшееся на языке. – Он выполнял королевские приказы.
– Но сейчас он служит Дорину Хавильяру.
– Который наслаждался отцовским богатством… богатством моего народа. Даже если Дорин Хавильяр и не участвовал в отцовских зверствах, одно то, что он стоял в стороне и не вмешивался, пока творились эти зверства…
Ириане показалось, что каменные стены надвигаются на нее, а сама башня утратила незыблемость.
– Ты ведь знаешь, как вели себя подданные адарланского короля. Его солдаты, его гвардейцы. Знаешь и просишь меня исцелить одного из его ближайших подручных?
– Такова особенность ремесла, избранного тобой и всеми нами. Таков выбор, через который вынуждены проходить все целители.
– И часто вы стояли перед выбором? В вашем-то мирном государстве?
Лицо Хазифы потемнело. Не от гнева. От воспоминаний.
– Однажды меня попросили оказать помощь человеку, который покалечился, уходя от погони. А перед этим он совершил немыслимое по жестокости преступление… Прежде чем провести меня в камеру, тюремщики рассказали об этом преступлении. Их начальник хотел, чтобы я подлатала преступника для суда. Его, конечно же, ждала казнь. То преступление было последним, но не единственным. Имелись очевидцы его злодейств. Собранных доказательств хватило бы на несколько смертных приговоров. Эреция собственными глазами видела его последнюю жертву и готовилась выступить в суде с дополнительными обвинениями.
У Хазифы сдавило в горле.
– Его приковали цепями к стене, да так, чтобы усугубить страдания. Состояние у него и так было тяжелым. Я знала… знала, что своей магией могу усилить внутреннее кровотечение. Никто бы и не узнал. К утру он бы умер, а мне никто бы не осмелился учинять допрос.
Она снова взялась за склянку с голубой жидкостью.
– Никогда еще я не находилась так близко к убийству. Я искренне хотела убить его за содеянное. В мире стало бы чуточку легче дышать. Я положила руки ему на грудь. Я была готова это сделать. Но я помнила принесенную клятву. Меня же просили исцелить его, чтобы затем с ним обошлись по законам правосудия. Чтобы его жертвы и их близкие были отмщены.
Хазифа пристально посмотрела на Ириану:
– Он заслуживал смерти, но не от моих рук.
– И что было дальше? – с трудом ворочая языком, спросила Ириана.
– Он изворачивался, пытался убедить суд в своей невиновности. Его не смущали доказательства, представленные Эрецией, и рассказ последней жертвы. Он был законченным чудовищем. Естественно, его признали виновным и на следующий же день, рано утром, казнили.
– Вы видели казнь?
– Не видела. Я вернулась сюда. А Эреция видела. Она стояла в первом ряду зрителей и оставалась до тех пор, пока труп не бросили в телегу. Она присутствовала от лица жертв, у которых не хватило душевных сил смотреть казнь. Когда Эреция вернулась, мы с нею проплакали почти целый день.
Ириана молчала. Хорошо хоть руки перестали дрожать.
– Значит, мне надлежит исцелить этого человека, чтобы правосудие над ним свершилось в другом месте?
– Ириана, ты же не знаешь истории его жизни. Я предлагаю познакомиться с нею и потом уже рассуждать о подобных вещах.
– Ему не будет оправдания, – покачала головой Ириана. – Особенно если он служил прежнему королю и служит новому. Если своей пронырливостью он удержался у власти. Мне знакома тактика Адарлана.
Прежде чем заговорить, Хазифа долго смотрела на нее.
– В тот день, когда ты вошла сюда – ужасающе тощая, покрытая пылью сотен дорог… Я и не думала, что боги сделают мне такой подарок. Я заглянула в твои прекрасные глаза и едва не вскрикнула, поражаясь, сколько же в тебе магической силы. Ты была как самоцвет, требующий огранки.
Недовольство было написано на лице верховной целительницы, звучало в ее голосе.
– Я подумала: «Где до сих пор скрывалась эта девушка? Какой бог, наблюдающий за тобой, привел тебя ко мне?» – продолжала Хазифа. – Подол твоего платья был истрепан, но ты вошла с достоинством знатной дамы, словно наследница самой Камалы.
Пока «знатная дама» не швырнула ей деньги на стол и не забилась потом в рыданиях. Вряд ли Камала – первая верховная целительница – вела себя подобным образом.
– Даже твоя фамилия – Торас – была намеком на то, что твои далекие предки по женской линии имели связи с Торрой. Мне тогда подумалось: «Я нашла преемницу, которая со временем заменит меня».
Эти слова были как удар в живот. Ириана и представить не могла, что еще два с лишним года назад…
Верховная целительница предлагала ей остаться. Не только для продолжения учебы. В ней Хазифа видела преемницу.
Однако в замыслы Ирианы не входило стать хозяйкой этого кабинета. Она все время помнила, что находится в чужом государстве. И даже сейчас ей оказывали невообразимую честь. Умом Ириана это понимала, но в сердце ощущалась пустота.
– Я тогда спросила: на что ты употребишь полученные от меня знания, – продолжала Хазифа. – Помнишь, какой ответ ты мне дала?
Ириана помнила. Такое не забывается.
– Я сказала, что хочу употребить их во благо мира. Сделать что-то, дабы наверстать бесцельно прожитые годы.
Эти слова сопровождали Ириану на протяжении двух с лишним лет. Они – и записка, которую она постоянно носила с собой, перекладывая из кармана в карман и из платья в платье. Слова таинственной незнакомки. Возможно, богини, принявшей облик потрепанной жизнью молодой женщины. Ее мешочек с золотом привел Ириану сюда. Спас ее.
– И ты, Ириана, обязательно это сделаешь, – убежденно произнесла Хазифа. – Однажды ты вернешься на родину и будешь творить добро, совершать чудеса. Но прежде, чем покинуть нас, выполни мою просьбу. Помоги этому парню. Ты доказала свою способность исцелять такие увечья. У тебя получится и сейчас.
– А почему ты сама не можешь?
Раздражение и неблагодарность так и лезли сегодня из Ирианы. Прежде она бы не осмелилась столь непочтительно говорить с Хазифой.
Хазифа печально улыбнулась:
– Здесь требуется твое, а не мое вмешательство.
Ириана понимала: речь идет не только о телесном исцелении этого адарланца. У нее сдавило горло, и она с трудом сглотнула.
– Ириана, это душевная рана. И годами позволять ей гноиться… Я не вправе тебя винить. Но если ты позволишь ей разъесть тебе душу, виноватой окажешься только ты. И я буду скорбеть по тебе, как если бы ты умерла.
У Ирианы задрожали губы. Она плотно стиснула их, смаргивая подступающие жгучие слезы.
– Ты прошла испытания и сделала это лучше, чем кто-либо на моей памяти, – тихо сказала Хазифа. – Пусть это станет моей личной проверкой тебя. Окончательным испытанием. Чтобы потом, когда ты решишь уехать, я могла бы с чистой совестью тебя благословить и отправить на войну, зная… – Хазифа приложила руку к груди. – Зная: по какой бы дороге ты ни пошла, пусть и темной, с тобой ничего не случится.
Ириана не позволила себе всхлипнуть. Она смотрела на город, светлые камни которого отражали последние лучи заходящего солнца. В окна за спиной верховной целительницы дул вечерний ветер, пахнущий лавандой и клевером. Он нес прохладу раскрасневшемуся лицу Ирианы и теребил копну седых волос Хазифы.
Ириана сунула руку в карман голубого платья. Пальцы нащупали знакомую гладкую поверхность сложенного кусочка пергамента. Ириана сжала пергамент. Так она поступала, плывя в Антику и потом, в первые недели, когда ей не верилось, что она сумеет овладеть здешними премудростями. Записка была ее талисманом, дававшим опору в трудные минуты, если что-то не получалось или одолевали сомнения.
Записка незнакомки, которая спасла Ириане жизнь и подарила свободу. Ириана так и не узнала ее имени. Похоже, незнакомка была ее ровесницей. Ириану удивило, что свои шрамы она носила так, как знатные дамы носят изысканные украшения. Незнакомка в совершенстве владела ремеслом убийцы, но она же дала Ириане деньги на учебу. Они обе не знали, что в Торре учат бесплатно.
Та ночь дала начало многим событиям. Много хорошего произошло после встречи с незнакомкой. Порою Ириану одолевали сомнения: а действительно ли все было именно так? Но у нее в кармане лежала записка и вторая вещь, которую Ириана не посмела продать, даже когда золото в мешочке истаяло наполовину.
Это была изумительно красивая золотая брошь с рубином, стоившая как часть Антики.
Цве́та Адарлана. Ириана так и не узнала, откуда родом эта незнакомка и кто оставил отметины на ее красивом лице. Но отношение их обеих к Адарлану совпадало. Как и у всех детей, потерявших по вине Адарлана близких, жилища и прежнюю жизнь. После вторжения имперского войска оставались лишь пепел, кровь и развалины.
Держа руку в кармане, Ириана водила пальцем по гладкому пергаменту. Содержание записки она давно знала наизусть: «Куда бы ты ни отправилась, это тебе на дорогу и на обустройство. Миру требуется больше целителей».
Первый вечерний бриз нес в окна Торры пряные запахи трав и морской соли.
Наконец Ириана решилась посмотреть на Хазифу. Лицо верховной целительницы было спокойным. Терпеливым.
Если она откажется, то впоследствии пожалеет. Хазифа уступит ее напору, но потом… Уедет ли она или решит остаться, она будет жалеть. Постоянно думать о сегодняшнем разговоре. Спрашивать себя: почему так скупо отплатила за удивительную доброту, проявленную к ней в Торре-Кесме, и как отнеслась бы к ее решению мать?
Даже если этот человек родом из Адарлана, даже если он выполнял приказы злодея-короля…
– Я пойду к нему и оценю его состояние, – слегка дрожащим голосом согласилась Ириана. Ее пальцы снова сжали записку незнакомки. – А потом решу, возьмусь ли за исцеление.
Хазифа задумалась.
– Достаточно честный ответ, девочка, – тихо сказала она. – Ты не слукавила.
– Когда мне идти во дворец? – торопливо спросила Ириана.
– Завтра, – ответила Хазифа. Ириана вздрогнула. – Хаган просил тебя быть в покоях господина Эстфола завтра с утра.
5
Ночью Шаол почти не сомкнул глаз, и не только из-за немилосердной жары. Были причины посерьезнее. Он находился во дворце хагана, пока ничем не выказавшего готовности стать их союзником в войне. Подозрения принца Кашана о том, что дворец полон потенциальных шпионов (возможно, даже моратских) и неведомых опасностей, тоже не способствовали крепкому сну. И конечно же, Шаола волновала судьба Рафтхола и всех, кто был ему дорог.
Отчасти его бессонницу вызывала и скорая встреча с целительницей: он ждал ее с минуты на минуту.
Спокойствие изменило даже Несарине. Шаол почувствовал это по ее походке, глядя, как она пересекает гостиную, где целительница и будет его осматривать. Гостиная была уставлена низкими диванами. Рядом на полу лежали целые горы подушек. Блеск полов перемежался с яркими прихотливыми узорами ковров разнообразной плотности и манеры ткачества. Все это выходило из-под умелых рук ковровщиц западной части континента, о чем Шаол узнал от Несарины. Гостиную украшали предметы искусства и множество роскошных безделушек из разных концов империи. Убранство гостиной довершали пальмы в кадках, страдающие от жары и солнца из окон и дверей.
Вчера за обедом старшая дочь хагана сообщила ему, что целительница явится в десять часов утра. Принцесса Хасара не отличалась красотой, но ни у кого из детей хагана не было таких свирепых глаз. Улыбалась она лишь приятной молодой женщине, сидевшей рядом. Своей возлюбленной или жене, если судить по частым прикосновениям и продолжительным взглядам.
Потом Хасара улыбнулась и ему – хищно, вызывающе. Он не стал спрашивать, кого пришлют к нему из Торры.
Шаол до сих пор не решил, как ему относиться к здешним людям и к месту, где оказался. Этот город, где высоко ценились знания, где смешивались и уживались без вражды самые различные традиции и обычаи… Совсем не такой была жизнь в недавней Адарланской империи, погубившей и сломавшей столько жизней. Гнев, что продолжал бурлить в душах уцелевших, годы нескончаемого ужаса, настороженность и недоверие. Его родина была повинна в отвратительных преступлениях, совершенных на землях завоеванных королевств.
За обедом его спросили об истреблении рабов в Калакулле и Эндовьере.
Вернее, спрашивал один – этот скользкий тип, принц Аргун. Попадись в свое время Шаолу такой новобранец, капитан королевской гвардии легко бы сбил с него спесь. Показал бы силой слова (а понадобилось бы, и силой кулака), кто здесь командует. Однако положение гостя вынуждало Шаола терпеть и отвечать так, чтобы не задевать коварного высокомерного принца.
С каторжных поселений Аргун перешел на рабство в прежней Адарланской империи. Шаолу пришлось выдерживать и эти вопросы. Аргун желал знать, почему прежний король считал необходимым порабощать своих подданных и низводить до уровня скотов. Почему не обратился к опыту Южного континента, дабы узнать об ужасах рабства, калечащего не только тела, но и души людей.
Шаол отвечал коротко, балансируя на тонкой грани между лаконичностью и неучтивостью. Наконец Сартак (единственный, кто, помимо Кашана, вызвал у Шаола симпатию) устал от вопросов брата и направил разговор в другое русло. Куда – бывший капитан не понимал. От чрезмерного любопытства Аргуна у него и сейчас шумело в ушах. К тому же, выполняя просьбу Кашана, Шаол внимательно наблюдал за детьми хагана, визирями и слугами. Последние то и дело исчезали и появлялись в обеденном зале. Пока что Шаол ни у кого не заметил черных колец и ошейников. Ничье поведение не показалось ему странным.
Поймав взгляд Кашана, Шаол слегка покачал головой, передавая ему свои наблюдения. Принц сделал вид, будто не заметил, но глаза его предостерегающе вспыхнули. «Продолжай наблюдать», – говорили они.
И Шаол продолжал, разделяя внимание между потоком изысканных кушаний, подаваемых на стол, и словами, взглядами и даже восклицаниями тех, кто его окружал.
Смерть младшей сестры не сделала наследников мрачными и угрюмыми. Разговор за столом протекал оживленно – в основном на незнакомых Шаолу языках. Ничего удивительного: гости, визири и слуги были родом из самых разных уголков хаганата. За столом находился и муж принцессы Дувы: темноволосый молодой человек с печальными глазами, родина которого была очень далеко от Антики. Он смотрел преимущественно на свою беременную жену и почти не общался с окружающими. Но всякий раз, когда Дува улыбалась мужу, вряд ли свет, озарявший лицо принца, был наигранным. Возможно, дело тут вовсе не в природной молчаливости этого человека, а просто в недостаточном знании родного языка принцессы.
Молчание Несарины объяснялось другими причинами. Она сидела с отсутствующим видом, и чувствовалось, ее мысли далеко отсюда. Перед обедом она успела вымыться с дороги. Шаол узнал об этом по крику и хлопнувшей двери ее спальни, откуда вышел слуга с обиженным и раздраженным лицом. Назад он не вернулся. Замену ему тоже не прислали.
К обеду Шаола одевала Каджа (так звали его служанку). Она же помогала ему раздеться и лечь в постель, а утром, едва он проснулся, подала завтрак.
Судя по вчерашнему обеду, хаган явно понимал толк в еде.
Шаол вспомнил подававшиеся яства. Мясо разных видов, богато сдобренное пряностями и настолько сочное, что само отделялось от костей. Разноцветный рис с подливой из терпких трав. Чесночные лепешки с маслом. И конечно же, вина на любой вкус: совсем легкие и крепкие. Виноградников и виноделен в империи хагана было более чем достаточно. Правда, Шаол ограничился лишь одним бокалом, когда хаган произнес весьма прохладный тост за новых гостей. Но для человека, недавно потерявшего любимую дочь, это было проявлением такого радушия, какого Шаол никак не ожидал.
Несарина лишь пригубила вина и почти не притронулась к еде. Она с трудом дождалась момента, когда слуги стали убирать со стола, и предложила Шаолу вернуться в отведенные им покои. Он согласился. Да и мог ли он возражать? Но едва они вернулись к себе, Шаол спросил, есть ли у нее желание поговорить. Несарина ответила коротким «нет». Потом добавила, что хочет спать и появится у него только утром.
Шаолу не хватило смелости предложить Несарине спать вместе – в его или ее спальне. Громкий хлопок двери сказал ему больше, чем слова.
Каджа помогла ему улечься в просторную кровать, где Шаол ворочался с боку на бок, потел и жалел, что не может скинуть простыни, как прежде. Даже прохладный воздух, струившийся из невидимых отверстий, не облегчал его состояния. Чтобы отвлечься от тягостных мыслей, он вспоминал рассказ служанки о хитроумном снабжении помещений дворца прохладным воздухом. Оказалось, среди шпилей и куполов были спрятаны особые башенки. Они затягивали в себя воздух. Каналы под дворцом его охлаждали, а паутина труб, проложенная в стенах, подавала охлажденный воздух по всему дворцу.
Разговора у них с Несариной не получалось и раньше. Нередко эти попытки оканчивались ссорами.
У них и отношения не клеились. Шаол без конца упрекал себя за это. Если они оба упрямы, почему бы ему первому не попытаться изменить характер?
За десять минут, пока ждали целительницу, Несарина почти не смотрела в его сторону. Лицо у нее было усталым, волосы разметались по плечам. Надевать капитанский мундир она не стала, предпочтя свою обычную темно-синюю блузу и черные штаны. Казалось, государственные цвета Адарлана ей ненавистны.
На Шаола Каджа надела вчерашний зелено-голубой камзол и до блеска начистила медные застежки. В ее работе ощущалась спокойная гордость и ни капли робости и страха, присущих множеству слуг и служанок королевского замка в Рафтхоле.
– Она запаздывает, – угрюмо пробормотала Несарина.
Циферблат роскошных напольных часов в углу показывал десять минут одиннадцатого.
– Может, послать кого-нибудь туда? Пусть узнают, собирается ли она вообще во дворец?
– Она не находится у нас в подчинении. Вдруг ее что-то задержало? Давай еще подождем.
Несарина остановилась перед ним.
– Нельзя медлить, – заявила она, сердито хмуря брови. – Мы не имеем права понапрасну растрачивать время.
– Я понимаю твое желание поскорее вернуться домой, – осторожно сказал Шаол.
– Не думай, я не стану тебя торопить, но даже один день имеет значение.
Шаол отметил, как напряжен ее рот. Наверняка и его собственный выглядит так же. Утром Шаолу пришлось усилием воли прогнать мысли о судьбе Дорина.
– Когда целительница придет, может, сходишь в город? Навестишь родственников. Быть может, им что-то известно о твоей семье в Рафтхоле.
Худенькая рука Несарины полоснула по воздуху.
– Подожду, пока она тебя осмотрит.
– И все это время будешь мерить комнату шагами?
Несарина плюхнулась на ближайший диван. Золотистая обивка мягко зашелестела.
– Я приплыла сюда, чтобы тебя поддержать. И в лечении, и в нашем деле. Болтовня с дядиной родней не должна заслонять главное.
– А если я тебе прикажу?
Несарина замотала головой, отчего заколыхалась волна темных волос.
Но не успел Шаол по-настоящему отдать приказ, как в тяжелую дубовую дверь постучали – коротко, но уверенно.
Несарина что-то крикнула на халхийском. Вероятно, это означало «войдите». Шаол прислушивался к легким, негромким шагам. Затем медленно открылась дверь в гостиную. Мелькнула рука янтарного цвета.
Первыми Шаол заметил ее глаза.
От таких глаз люди должны замирать на месте, а потом оборачиваться вслед. Золотисто-карие, полные внутреннего огня. У целительницы были слегка вьющиеся густые волосы сочного каштанового цвета, в которых мелькали темно-золотистые прядки. Волосы достигали ее тонкой талии.
Целительница двигалась с изяществом. Ее ноги были обуты в простые черные туфли, приспособленные для хождения по горбатым улицам Антики. Сейчас они мягко ступали по коврам дворцовой гостиной, а их хозяйка либо не замечала роскошного убранства, либо ее это не волновало.
Молодая. Года двадцать два, не больше.
Но эти глаза… Они были гораздо старше.
Вошедшая остановилась возле стула с резной спинкой. Несарина вскочила на ноги, разглядывая свою ровесницу. Конечно же, эта женщина, обладавшая спокойным изяществом движений, ясными глазами и одетая в неброское голубое муслиновое платье, могла быть только целительницей. Ростом она уступала Несарине, но если спутница Шаола и сейчас выглядела угловатым подростком… Шаол постарался не смотреть на женственные округлости тела целительницы.
– Тебя прислали из Торры-Кесме? – по-адарлански спросила Несарина.
Целительница не торопилась отвечать. Она молча смотрела на Шаола. В ее дивных глазах промелькнуло нечто вроде удивления и гнева.
Потом она сунула руку в карман платья. «Наверное, принесла что-то вроде рекомендательной записки», – подумал Шаол. Меж тем рука целительницы оставалась в кармане. Казалось, она сжимает какой-то предмет внутри.
Отнюдь не робкая олениха, готовая умчаться. Целительница, скорее, напоминала оленя, для которого бегство унизительно. Каким бы ни были его шансы в сражении, сейчас он опустит голову и ринется на противника.
Шаол выдержал ее холодный, пристальный взгляд. За годы службы он пересмотрел достаточно юных оленей и каждому умерял пыл.
Несарина произнесла фразу на халхийском, повторяя свой вопрос.
На шее целительницы Шаол заметил тонкий косой шрам в палец длиной.
Он знал, какое оружие оставляет на теле подобные отметины. В мозгу лихорадочно закружились возможные обстоятельства, при которых она могла получить этот шрам. Все они, равно как и причины, породившие их, были не из приятных.
Несарина молча смотрела на Шаола и гостью.
Целительница прошла к письменному столу, стоявшему возле окон, села и взяла лист пергамента из стопки на углу стола.
Кем бы ни были эти целительницы, хаган вчера сказал сущую правду: они не подчинялись его приказам. Казалось, у них внутри есть свой трон, а потому титулы и власть не застилают им глаза.
Целительница достала из ящика ручку со стеклянным пером, сняла крышку с хрустальной чернильницы, обмакнула перо и спросила по-адарлански:
– Имя?
Она говорила без акцента. Точнее, без здешнего акцента.
– Шаол Эстфол.
– Возраст?
Акцент у нее все-таки был, но другой. Так говорили в…
– Фенхару, – вслух произнес Шаол.
Перо замерло в воздухе.
– Возраст? – повторила она.
– Ты родом из Фенхару?
«Что ты делаешь здесь, так далеко от родины?» – мысленно добавил он.
Целительница холодно и безучастно смотрела на него.
– Двадцать три, – сглотнув, ответил Шаол.
Она что-то записала и задала новый вопрос:
– Расскажи, откуда начинаются повреждения в твоем теле.
Каждое слово она произносила тихо и отрывисто. Даже с каким-то недовольством, как показалось Шаолу.
Может, ей неприятно заниматься его увечьем? Может, ее направили сюда, оторвав от других, более важных дел? Он вспомнил вчерашнюю язвительную улыбку Хасары. Наверное, принцесса знала: эта женщина вовсе не отличается сострадательным обращением с больными.
– Как тебя зовут? – спросила целительницу Несарина, начинавшая терять терпение.
Целительница лишь взглянула на Несарину, словно только сейчас заметила ее присутствие.
– Ты здешняя? – спросила целительница вместо ответа на вопрос.
– Мой отец родился здесь. Переехал в Адарлан, женился на моей матери, и теперь одна часть моей семьи там, другая – здесь.
Несарина ничем не выдала своей тревоги за адарланскую часть семьи, но сочла необходимым для пущей важности добавить:
– Я – Несарина Фелак, капитан королевской гвардии Адарлана.
Удивление в глазах целительницы сменилось тревогой, а ее взгляд снова устремился на Шаола.
Она знала, кто он. Шаол понял это по ее глазам. Она знала, что прежде он командовал королевскими гвардейцами, но сейчас занимает другую должность. Значит, все эти вопросы про имя, возраст – просто дурацкая игра. Или следование нелепым правилам, установленным у них в Торре. Последнее предположение казалось ему маловероятным.
Уроженка Фенхару, встретившая двух посланцев адарланского двора…
Шаол довольно легко представил, каких ужасов навидалась эта женщина и кто мог наградить ее отметиной на шее.
– Если не хочешь возиться со мною, пусть твое начальство пришлет другую, – грубо сказал ей Шаол.
Несарина резко повернулась к нему. Целительница спокойно выдержала его взгляд:
– У нас больше нет никого, способного тебе помочь.
«Они прислали самую лучшую свою целительницу», – догадался Шаол.
Судя по манере держаться, так оно и было. Вновь обмакнув перо, целительница повторила просьбу:
– Расскажи, откуда начинаются повреждения в твоем теле.
Тишину гостиной нарушил стук в дверь – на этот раз громкий и требовательный. Шаол вздрогнул, ругая себя за то, что не услышал шаги.
Но к ним явилась принцесса Хасара, одетая в зеленые и золотистые шелка.
– Доброе утро, господин Эстфол, – произнесла она, жмурясь по-кошачьи. – Доброе утро, капитан Фелак.
Каждый ее шаг был исполнен чванливости, коса колотила принцессу по спине. Хасара подошла к целительнице, посмотрела на нее – Шаолу показалось, что с досадой, – затем наклонилась и поцеловала в обе щеки:
– Ириана, обычно ты не бываешь столь угрюмой.
Вот как ее зовут.
– Утром забыла выпить кахаве.
Сегодня к завтраку Шаолу подали этот густой горький напиток, сдобренный пряностями. Он чуть не поперхнулся. Несарина объяснила, что к кахаве надо привыкнуть.
Принцесса присела на краешек стола:
– Вчера тебя не было на обеде. У Кашана испортилось настроение.
Плечи Ирианы заметно напряглись.
– Мне требовалось подготовиться.
– Ириана Торас, добровольная затворница Торры, приносящая себя в жертву работе? Я бы померла со скуки.
Принцесса сказала больше, чем намеревалась. Значит, лучшей целительницей Торры-Кесме Ириана стала благодаря упорству и редкому трудолюбию.
– Все еще в кресле? – удивленно спросила Хасара, взглянув на Шаола.
– Исцеление требует времени, – спокойно ответила принцессе Ириана, без тени угодливости или даже почтения. – Мы только начинаем.
– Значит, ты согласилась взяться за его ноги?
Ириана сердито посмотрела на принцессу, отсекая дальнейшую болтовню.
– Я занималась осмотром господина Эстфола. – Она качнула подбородком в сторону двери. – Зайти к тебе, когда закончу?
Несарина выразительно и даже с опаской поглядела на Шаола. Целительница, выпроваживающая принцессу, дочь правителя самой могущественной империи.
Хасара подалась вперед и взъерошила золотисто-каштановые волосы Ирианы.
– Не имей ты дара богов, я бы собственными руками вырвала твой язык, – сказала она медоточивым голосом, но в меде этом ощущался растворенный яд.
Ириана лишь слегка улыбнулась. Хасара спрыгнула со стола и насмешливо кивнула Шаолу:
– Можешь не волноваться, господин Эстфол. Ириана врачевала похожие увечья и даже те, что намного тяжелее твоего. Пройдет совсем немного времени, и ты снова окажешься на ногах и продолжишь верно служить своему хозяину.
Несарина застыла. Довольная произведенным впечатлением, принцесса удалилась.
Все трое ждали, когда хлопнет внешняя дверь.
– Ириана Торас, – только и сказал Шаол.
– И что такого?
Легкое изумление, с каким Ириана смотрела на принцессу, исчезло. Уже хорошо.
– Ниже бедер ничего не чувствую. Ног вообще не ощущаю.
Глаза Ирианы переместились к его бедрам.
– А отклик на мужские желания есть? Там по-прежнему набухает? – спросила целительница, указав на его промежность.
Шаол невольно вздрогнул. Даже Несарина заморгала, услышав столь откровенный вопрос.
– Да, – глухо ответил Шаол, безуспешно стараясь сохранить невозмутимость, но чувствуя, что краснеет.
Ириана поочередно посмотрела на них обоих и задала новый вопрос:
– И ты удовлетворял свою потребность до конца?
– Какое отношение это имеет к моему состоянию?
Шаол до скрипа зубов сжал челюсти. И как она сумела понять, что у них с Несариной все прекратилось?
Ириана невозмутимо водила пером по пергаменту.
– Что ты там пишешь? – взвился Шаол.
Проклятое кресло! Если бы не оно, сейчас подскочил бы к столу и вырвал у нее из рук этот пергамент.
– Я пишу большое «нет».
Мало того, свое «нет» она еще и подчеркнула.
– Теперь, наверное, будешь спрашивать, сохранилась ли у меня способность справлять большую и малую нужду?
– Эти вопросы тоже у меня в списке.
– Отвечаю: все сохранилось, – зло бросил Шаол. – Надеюсь, ты не станешь спрашивать у Несарины, так ли это.
Ириана с прежней невозмутимостью повернулась к Несарине:
– Ты замечала у господина Эстфола трудности с отправлением естественных надобностей?
– Не отвечай! – рявкнул он Несарине.
Несарине хватило благоразумия усесться на стул и молчать.
Ириана отложила перо, потом встала из-за стола. Утреннее солнце отражалось от ее волос, образуя подобие нимба. Подойдя к Шаолу, она опустилась на колени и спросила:
– Ты можешь снять сапоги или тебе помочь?
– Сам сниму.
Она уселась на корточки и стала наблюдать за его движениями. Еще одна проверка – на подвижность рук и верхней части туловища. Ириане хотелось понять, как Шаол сейчас ощущает вес своих ног, необходимость постоянно приноравливать их положение… Скрежеща зубами, Шаол обхватил колено, сдвинул ногу с деревянной подставки, затем наклонился и несколькими рывками стянул сапог. Сняв второй, спросил:
– Штаны тоже снимать?
Шаол понимал: ему нужно проявлять учтивость, нужно упрашивать Ириану о помощи, однако…
– Только после нескольких рюмок крепкого вина, – ответила она, затем, повернувшись к оторопелой Несарине, добавила: – Извини.
Впрочем, извинение было произнесено столь же язвительным тоном.
– Почему ты извинялась перед нею?
– Думаю, ей сейчас очень нелегко делить с тобой постель.
Шаолу понадобилось все самообладание, чтобы не схватить Ириану за плечи и как следует не встряхнуть.
– Я тебя чем-то задел?
Ириана ответила не сразу. Вначале сняла с него носки, бросила их поверх сапог и лишь тогда сказала:
– Нет.
Вранье. Он носом чуял ее вранье. Ощущал языком.
Главное, Ириана наконец-то занялась осмотром. Ее изящные руки трогали и мяли его ногу. Мышцы живота еще что-то чувствовали. А ниже – ничего. Шаол мог лишь смотреть. Он не знал, сильно ли ее пальцы щиплют ему кожу, глубоко ли впиваются ногти. Он просто смотрел.
Безымянный палец Ирианы украшало кольцо.
