Серг Усов
Бастард рода Неллеров. Книга 5
Пока собрались, пока наши фургоны петляли к южным воротам по узким кривым улочкам, пока выезжали и организовывались в колонну, пока ждали Берту с прелатом церкви Наказующих, прибывшим лично проводить орденскую протеже, пока искали потерявшихся два десятка гвардейцев, которые, оказывается, не потерялись, а напились до непотребного состояния в трактире и утром проспали, пока капитан Леон орал на этих обормотов и грозил им по приезде в столицу сутками держать на плацу в полной выкладке, пока посылали Сергия в замок за оставленной там мною на сундуке книгой Александра Ранда и ожидали его возвращения, солнце к тому времени лишь на пару часов ещё не добралось до зенита. Хорошо хоть, что небо посинело и осадков не ожидалось совсем.
Понятно, в своей забывчивости я обвинил Сергия и девчонок. Осталась у меня с прошлой жизни так раздражавшая моих Дарью с Лесей привычка перекладывать порой личную оплошность на близких мне людей. Я же не со зла так делаю и понимаю, что не прав, но вот такой уж.
– Сядешь в седло, миледи? – спросил у Берты.
Сам-то лихо гарцевал у фургона, в котором её разместили вместе с Эльзой и Люсильдой, взявшихся продолжить по моему приказу начатое братьями Фадорской обители обучение юной магини грамоте.
– Я ещё не миледи, ваше преподобие, – опять напомнила мне, покраснев. Вот ведь настырная чертовка. Могла бы и не перечить. – А можно?
– Нужно, Берта, – ободрил, давая знак, чтобы подвели выделенную ей кобылку, спокойную, взятую из вьючных. – Зря, что ли, наш интендант специально для тебя смотри какое седло купил? Удобное. Сергий, помоги миледи.
Девчонка впервые села на коня лишь четыре дня назад. Раньше она их только со стороны видела – у их старосты был, у его сына и брата, да и на тех не ездили, а пахали. Впрочем, наш караван идёт не спеша, так что к приезду в столицу почти миледи вполне сносно научится держаться в седле. Я-то вон вообще лихим казаком стал. Ну ладно, не казаком, но галопом уже могу мчаться, не вцепляясь мёртвой хваткой в седельную луку.
– Ну как? Удобнее в таком? – поинтересовался.
Наша колонна уже начала движение, и Берта, чуть улыбнувшись, поехала рядом со мной. Понравилось ей верхом-то. Амазонка. Почти.
Спросил её вновь о прошлой жизни, а ей и рассказать больше нечего кроме того, что мне уже поведала. Так, только всякие мелочи вроде отношений с братьями, соседскими детьми с отцом. Бедняга. Даже комок в горле от сочувствия. Впрочем, к чему это теперь? Берте, как и мне, новая жизнь предстоит. И надо сделать так, чтобы её выбор дальнейшего пути пошёл на пользу и ей самой, и нашему роду.
Вот зачем я сам себе вру? Какому, к чертям, роду? Сам я на эту девчушку глаз положил. Заколдовала, что ли? Старый дурак, похоже, совсем умом тронулся. Врастаю сознанием, порывами души и мыслями в образ молодого аристократа Паргеи. Это плохо? Не знаю. Наверное, уже давно пора.
А ведь Берта точно ко мне неровно дышит. И это замечательно. Так проще будет прочистить ей мозги, основательно уже охмуренные Наказующими.
Ей больше нечего мне рассказывать? Зато мне есть о чём.
Два дня, пользуясь установившейся солнечной, хоть и прохладной погодой, заметно улучшившимся качеством тракта, по которому двигалась моя колонна, я практически не расставался с почти миледи.
Рассказывал Берте о славной истории рода Неллеров, спасибо школе и наставнику Михаилу, знаю её назубок, нагло обворовал Шарля нашего Перро, поведав миледи и навострившим уши Юльке с Ангелиной, ехавшими сзади, сказку про Золушку, затем о Белоснежке и о Красной Шапочке, принятые с полным восторгом всеми слушателями.
– Это ты у нас в библиотеке книги с такими историями нашёл? – спросил Карл, как ребёнок, раскрыв рот, внимавший моим рассказам.
– Сам-то как думаешь? – неопределённо ответил ему.
Пусть милорд Монский своим умом придумает вариант и поверит в него. О правде-то всё едино никто не догадается, а я не расскажу.
К концу второго дня я был уже уверен, что желание Берты стать одной из сестёр ордена Наказующих заметно поубавилась. Жизнь ведь вокруг так прекрасна и удивительна, так к чему себя связывать суровыми обетами церковной организации? Продавил я в неё эту мысль. Точнее, посеял росток. Надеюсь, он вскоре даст всходы.
– До постоялого двора уже не успеем, – сообщил мне баронет Бюлов, вернувшийся из головы колонны. – Уже темнеет. Пора на постой. Наверное, зря я вам посоветовал не ночевать в том трактире.
– Ничего не зря, – успокоил. – Три с лишним часа бы потеряли. Ничего, переночуем на какой-нибудь поляне. В первый раз, что ли? Разведка наша нашла впереди что-нибудь подходящее?
– Да, ваше преподобие. В полумиле речка с паромной переправой. На этом берегу предлагаю и встать. А с утра пораньше начнём переправлять повозки, лошади и так пройдут, там дно не илистое и неглубоко.
– Бывал уже в этих краях? – уточнил степень достоверности его информации.
– И по этой причине тоже наша герцогиня отправила меня вас сопровождать.
Надо будет мачехе какой-нибудь шикарный подарок из столицы привезти. Заботливая она у меня.
Глава 6
В родном мире, так уж случилось, ни разу не видел, как функционирует паромная переправа, зато здесь такая возможность появилась.
Я не стал спешить с переправой верхом через реку, а вначале посмотрел на слаженную работу старого паромщика, двоих его быковатого вида сыновей, крепких мужиков под сорок, внука примерно моих лет и хромого раба, белобрысого парня.
Когда платформа в очередной, шестой уже раз вернулась на наш берег и на неё стали загонять последнюю повозку, позвал за собой спутников и направил коня в реку.
Оказалось достаточно мелко, даже на середине течения вода мне до сапог не достала. Капитан не ошибся, дно было не вязким, и никаких проблем с преодолением реки верхом ни у кого из нас не возникло, даже у Берты. Правда, её очень внимательно подстраховали Тимофей с одного бока и Ник с другого.
На том берегу остались догорающие костры, на которых мы готовили себе завтраки. Само собой, не я кашеварил, хотя если б захотел, то мог показать настоящий мастер-класс. Конечно, мне ведь только славы великого повара не хватает. Нет, если без шуток, меня Ашот в своё время научил такой шашлык готовить, что пальчики оближешь и язык проглотишь.
Утро уже с час как вступило в свои права. Ветер подул с юга и принёс запах старой гари.
– Эй, дед, – спросил у старика-паромщика, когда его плот с нашим последним фургоном и опасливо фыркающими лошадьми причалил. – Что там у вас горело? – махнул рукой в сторону скрывающегося на повороте за лесом тракта.
– Так ить, ваше преподобие. – Дедок опасливо посмотрел на меня. – Третьего дня тут это, того, Наказующие поганца Джея с семьёй и рабами казнили, а его хутор сожгли. – Он осенил себя жестом Создателя, рукой сверху вниз, от лба до пупа. – Еретиком он был. Не верил в единосущность нашего небесного покровителя. А жёнка Джея и вовсе под видом знахарства колдовала. Чёрные книги у неё нашли, говорят. Да вы скоро сами всё увидите. Это в миле отсюда всего.
– Да, встречается ещё скверна, – сказал и бросил взгляд на навострившую ушки Берту.
Ну, девочка, желаешь посмотреть на свою будущую работу? Твою-твою, ага, если не прислушаешься к намёкам аббата Степа.
Удачно, что нам встретились на пути результаты очищения мира от богохульства, пусть протеже Наказующих своими глазами увидит, чем её добрые опекуны обычно занимаются и какими методами пользуются. Берта по своей сути девочка добрая, это я уже понял, и скотское отношение отца, братьев и соседей её не озлобило, что вполне наверняка однажды бы случилось, пройди она через инициацию парой лет позднее.
Мы с милордом, почти миледи и десятком Ригера переместились в голову колонны к капитану Леону, впереди лишь разведка, маячившая в сотне-полутора ярдов.
Сожжённого хутора достигли весьма быстро. Да, тут спалили всё, и сам дом, и все постройки, и даже въездную часть ограды. Интересно чем? Магией или какое-нибудь топливо использовали?
Тут, кстати, известна перегонка нефти. Не у нас в Кранце, мы на нефть небогаты, а в королевстве Ладунза. Оттуда наши или в основном торговцы из республики Верция везут жидкости для осветительных ламп – бензин, керосин, масла.
– Смотри, девятерых казнили, – сообщил Карл.
Спасибо, милорд, сам-то без твоей помощи я бы и не сосчитал.
– А детей-то зачем? – охнула Берта и зажала рот ладошкой.
В отличие от той же Юльки, насмотревшейся на огромное количество казней, Берта с таким видом смертей сталкивалась редко. От голода или жестокой порки при ней много кто умер, включая мать, а вот казни увидела только недавно, детей же повешенных и вовсе впервые. Их на столбе с перекладиной, вкопанном посреди пепелища, сразу четверо в петлях болтались. Младшему, точнее младшей, не больше четырёх-пяти лет было.
Посмотрел на Берту с наигранным удивлением.
– Разве твои добрые наставники не объяснили, что скверну нужно выкорчёвывать с корнем? – спросил. – Подъедем поближе? – предложил ей.
Чтобы не мешать проезду нашей колонны, мы и так съехали с дороги, почти упёршись в сгоревший и развалившийся частокол.
– З-зачем? – помотала головой почти миледи.
– Как зачем? – удивился я. – Посмотришь, как правильно петли вязать, чтобы враги рода человеческого подольше мучились и у них осталось бы перед смертью немного времени для раскаяния. Главное, Берта, – поднял наставительно указательный палец, – чтобы это раскаяние было искренним.
Я ведь ничего не выдумываю. Захотел бы, мог сочинить что-нибудь покрасивее. Нет, так действительно написано в святых книгах, которыми меня дьякон Михаил, дядюшкин ближайший сподвижник, потчевал.
Наказующие сожгли, судя по количеству, только взрослых членов семьи, а детей и рабов удавили в петлях.
– К-какие же он-ни враги р-рода ч-человеческого, – пролепетала кандидат в сёстры ордена Наказующих. – Это же д-дети.
Сволочь я. Девчонка сейчас вот-вот расплачется. Понятно, этот урок ей может оказаться очень полезен, отвратить от ошибочного пути, но совесть-то мне тоже нужно иметь.
– Ладно, поехали, – позвал я её. – А ты кем думала стать в таком грозном ордене?
– Целительницей. – Она поехала рядом. – Я думала, буду там братьев и сестёр лечить.
Напряжена и явно боится оглянуться. Ничего, в столице к виду казнённых детей вскоре привыкнет, но первые впечатления и эмоции не забываются. Пусть жестоко, и всё же своего я явно добился.
Целительницей? Ещё чего не хватало. Не успел её оттащить от одного ордена, как она вот-вот сама додумается до вступления в другой. Не допущу. Нечего ей ни в одной церковной организации делать. Я и своему начальству про неё ни слова не скажу, а то знаю, наверняка вцепятся клещами, не оторвёшь. Каждый маг на счету.
– Берта, прости, – сокрушённо улыбнулся. – Ну какая из тебя целительница, а? У тебя же всего один оттенок зелёного, да и тот самый светлый.
Навожу тень на плетень. Разумеется, она по примеру моего приятеля Карла для лечения может использовать большое количество плетений и без зелёных оттенков совсем. Но для её же пользы, пока она ничего в магии не соображает, можно девочку немного и обмануть.
– Так что же мне делать? Я ведь одна совсем. Тимофей с Альбиной, они сразу же…
– Что значит одна? А я? – напустил на себя обиженный вид.
– Вы?! А вы согласитесь взять меня к себе?!
Она так обрадовалась, искренне и прямо светло, что мне даже как-то не по себе стало от своих меркантильных взрослых расчётов. Хотя почему меркантильных? Снова принялся себе врать? Никогда такого не было, и вот опять? Нет, не одним только голым расчётом я ведом. Всё гораздо лучше. Или хуже.
– Конечно соглашусь, – подмигнул. – И уверен, весь наш род тебе будет только рад. – Ещё бы, получить сильную магиню в вассалы, от такого никто не откажется. – Ты не устала? – проявил заботу. – А то давай в фургон. Я тут ещё одну историю вспомнил. «Принц и нищий» называется. Не слышала?
– Нет! – воскликнула она.
Мои сказки пользуются уже успехом. В искажённом виде они поползли и среди гвардейцев. Взрослые люди повелись на простенькие истории, будто ребятня. Пожалуй, в Паргее вскоре появятся народные сказки.
После полудня нам навстречу попался большой караван, длинный, как те электрички в Москву за колбасой в советские времена. Мои воины заставили его сползти на обочину, освобождая нам путь. Кому-то из возниц, оказавшихся не сильно расторопными, перепало плетьми или древками копий. Нравы-то здесь строгие, не забалуешь.
Отложив на время пересказ повести Марка Твена, вновь забрался в седло и накоротке переговорил со старшиной каравана. Интересно же, что в мире происходит.
Впереди – ну, тут ничего удивительного – идут боевые действия между баронскими группировками, поддерживающими разных претендентов на графство, и шалят разбойники. Мне ничего не грозит со стороны вторых из-за внушительной охраны и со стороны первых по причине моего духовного сана. Всё же бароны здесь не временщики-иноземцы, а местные. Ссориться с церковными орденами для них, что называется, себе дороже.
– А там что у тебя за рвань в хвосте обоза? – спросил старосту милорд Монский, высмотрев, глазастый он у меня, что позади каравана тянутся полтора десятка телег.
– Это барона Кронта бывшие крепостные крестьяне. Он их продал. Переезжают в вымершую прошлой осенью деревню барона Амстата, – устало объяснил караванщик.
– Даже так? – удивился я. – Надо же, как тут всё устроено, милорд, – обратился к вассалу. – В королевском домене королевские же законы не исполняются. Счастливого пути, – благословил старосту и его начальника охраны, капитана наёмников.
Наглядное подтверждение, что дела в Кранце идут скверно. Нет, когда в каком-то аристократическом роду происходит раскол, а такое, увы, порой случается, то канцелярия монарха старается в эти внутренние разборки не вмешиваться, Агния рассказывала. Пусть члены герцогского или графского родов сами между собой выясняют, кому носить обруч владетеля, король или герцог вмешаются, только если законных наследников не останется.
И всё же мне почему-то кажется, что моя мачеха, Снежная королева Мария, не допустила бы междоусобицы в любом из своих графств, как не позволила бы и продавать крестьян без земли, что, на минуточку, запрещено законами ещё четырёхсотлетней давности. Но раз уж и их нарушают, значит, в королевском домене дела и в самом деле плачевны.
Трястись в седле мне надоело, хотя погода как по заказу исправилась. И состояние тракта всё лучше. Только не из-за того, что при приближении к столице за дорогами усерднее приглядывают, а просто просохло и новых дождей вроде не намечается.
Так что, забравшись в фургон, завершив рассказ Берте и греющим уши служанкам о принце и нищем, я следующие четыре дня пути покидал свой дом на колёсах, только чтобы поесть, проветриться или справить нужду.
Следующий крупный город, за который сейчас и боролись двое претендентов – на постоялом дворе, где мы заночевали, объяснили, что воюют между собой брат со старшей сестрой, – показался всего через три часа, как мы начали движение. Так что несмотря на умоляющие взгляды моих девчонок, я распорядился в Масторск не заезжать, свернув на объездную дорогу. Отправил только интенданта с десятком солдат и одной повозкой закупиться необходимым для дальнейшего пути.
Служанки мои, хоть я и сменил давно гнев на милость, всё же заметно присмирели, а с Бертой себя вели очень почтительно. Правы американцы, иногда с помощью доброго слова и кольта можно добиться намного большего, чем с помощью одного только доброго слова. Девчонки урок получили, надеюсь, впрок он им пойдёт надолго.
Рассказывать байки мне надоело в первый же день – я им всем тут кто? Ганс Христиан Андерсен, что ли? – поэтому дальше ехал, читая истории о путешествиях, иногда отвлекаясь на повторение нужных плетений. О тренировках, разумеется, не забывал. На привалах утром и вечером гонял себя до седьмого пота при содействии Карла и баронета Бюлова. Капитан тоже неплох весьма в наставничестве, пару трюков показал, ранее мне не известных.
Несколько раз мои разведчики обнаруживали на нашем пути следы подозрительной активности, только, похоже, у разбойников имеются соглядатаи в поселениях, придорожных трактирах и на постоялых дворах, через которые мы проезжали, и шайки спешили убраться от нас подальше. Мой крупный отряд им не по зубам, даже реши они собраться в кучу со всей округи.
Через неделю после Масторска, обогнав очередной попутный обоз – по мере приближения к столице они попадались всё чаще, – наш караван начал забираться на длинный подъём. Оповещённый капитаном, что мы близки к цели нашего долгого путешествия, я вновь забрался в седло и галопом догнал авангард, а спустя каких-то пять минут с высоты взгорка передо мной открылся Рансбур, столица королевства.
В свете яркого полуденного солнца он смотрелся великолепно. Действительно белокаменный, как на той школьной картинке, которую Степ видел у директора. Высокие стены. Насколько? Ну, отсюда, с расстояния в пару миль сложно сказать, но точно не ниже пятиэтажного дома, а круглые башни так и на все восемь потянут.
Городу более пятисот лет, он рос, много раз перестраивался, дважды разрушался армией врагов, однажды, восемьдесят пять лет назад, почти весь сгорел, когда войска герцогств им завладели в результате многочисленных штурмов.
Тем не менее сейчас Рансбур выглядел как новенький. Впрочем, подъедем ближе, вполне возможно, обнаружу морщины на его облике. Заранее-то зачем делать выводы?
Обернулся к Ригеру с Эриком, спросил:
– А капитан-то наш чего отстал?
Ответил Карл:
– Уже распределяет, кому в запасные казармы пригорода, а кому с нами ехать. Вон он, спешит сюда.
– Ваше преподобие, – подскакал баронет Леон рысью. – Вам, наверное, не нужно нас ждать. Я имею в виду мою роту. Здесь-то теперь уже не нападут крупными силами. – Он улыбнулся. – А мне ещё надо решить вопрос с начальником гарнизона, где разместиться. Как устроимся, я вас найду и доложу. Вы же в прецептории будете?
– Как примут, – пожал плечами. – Должны пригласить, но я бы, честно говоря, подыскал себе отдельное жильё. Хотя первое время да, наверное, там. Карл, действительно, давай не будем ждать фургонов, поехали пока без них. Только сначала… Ник, позови миледи Берту.
Рансбур. Подземелье прецептории ордена Молящихся. Его преосвященство виконт Филипп Бианский, заместитель прецептора, главный инквизитор королевства Кранц. В это же время
– Это была чудовищная смерть, – рассказывал поднимавшийся за ним брат Алекс, мастер-дознаватель, один из лучших в своём деле. – Любая пытка лучше того, что ему пришлось испытать. Вы же видели сами, во что превратилось его тело. Брат просто сгнил заживо.
– Почему мне не сообщали? – Он говорил тихо и не оборачивался, привык, что его все слушали очень напряжённо и внимательно, не пропуская ни одного слова. – Почему я узнал о странной и страшной болезни Леопольда только вчера, если его муки длились уже три недели?
За толстяка убедительно попросили, и главный инквизитор поручил провести не слишком глубокое расследование. Вина бывшего готлинского монаха была ясна, и с его наказанием – ссылкой в горный монастырь – решили всё заранее. А тут вдруг такая незнакомая и страшная болезнь, превратившая цветущего здорового мужчину в обезображенный язвами, почерневший труп с вытекшими глазами и сгнившим лицом, на котором не осталось ни носа, ни губ. Так и умер брат Леопольд в изоляционном колодце среди собственных нечистот.
– Брат Кирилл сказал, что нужно сначала разобраться, что за болезнь, прежде чем вам докладывать. – Брат Алекс отвёл вину от себя на старшего тюремщика.
– Разобрались? – усмехнулся виконт Филипп.
Они дошли уже до середины винтовой лестницы из глубокого подземелья, и инквизитор почувствовал, что ему нужно немного передохнуть. Он остановился. Поднимавшийся впереди с горящим факелом монах сделал то же самое.
– Нет, ваше преосвященство. Все наши лекари и целители оказались бессильны перед этой неведомой болезнью. Попросили посмотреть декана лекарского факультета, он-то и сказал, что это может быть результатом заклинания отложенной смерти. Тогда и поспешили доложить вам.
Инквизитор сам являлся одарённым, его источник имел девять оттенков магической энергии, и ещё месяц назад он бы не поверил, что столь могущественное плетение, как отложенная смерть, могло быть кем-то применено, тем более в отношении обычного плутоватого и вороватого монаха. Однако теперь, после известий об удивительной силе, проснувшейся при инициации у готлинского настоятеля, виконту Бианскому всё стало ясно, едва ему описали происходящее с братом Леопольдом.
Чуть отдышавшись, он продолжил восхождение. Пятьдесят лет для мага не возраст, но Филипп не очень заботился о своём здоровье, любил проводить время в компании весёлых девиц, снимая напряжение от постоянных участий в допросах, пытках, казнях, интриги же сами находили его.
В последнее время слишком часто и много стал пить, пристрастившись к креплёным торнейским винам. Спасибо племяннику и его целительской магии, иначе допросные подвалы пришлось бы посещать на руках рабов.
Что же делать с выявленным обстоятельством? Следует ли предавать огласке факт самочинной расправы аббата Степа над братом по ордену? Не имел права готлинский настоятель вершить суд и расправу.
Инквизитор решил пока оставить эту информацию при себе, к тому же она в данный момент не могла принести никому ни вреда, ни пользы. Слишком уж важен для ордена стал бастард Неллеров. И не только для ордена, но и лично для виконта Николая Гиверского, прецептора Молящихся.
В свои шестьдесят с лишним лет наставник, начальник и друг королевского инквизитора заслуженно пользовался репутацией истово верующего, неподкупного и несгибаемого верного слуги Создателя и его церкви. Однако виконту ли Филиппу не знать, что и у такого сильного человека имеются свои слабости.
Кроме служения богу и жажды власти, прецептора одолевало неистовое стремление возродить угасающий графский род Гиверов. Старший брат виконта Николая погиб более десяти лет назад от подлого удара отравленным кинжалом, нанесённого прямо в парке королевского дворца. Невестка, правящая ныне графиня, тяжело больна, и магия целителей всё меньше на неё действует. Оба племянника при инициации впали в одержимость и сейчас живут взаперти в своём замке. Остальные родственники либо ни на что не годные беспутники, либо перешли в другие роды́.
Казалось бы, старинная аристократическая семья Гиверов вскоре прекратит своё существование, а их владения, титул, да и само имя достанется кому-то другому, но тут летом у прецептора появилась надежда.
Казавшийся поначалу нелепым и глупым слух об исцелении одного из дворян Неллерской провинции от одержимости нашёл подтверждение в послании самого аббата Степа, сотворившего это чудо, а затем и в лице многочисленных свидетелей, паломников, вернувшихся из готлинской обители.
У инквизитора имелись весьма обоснованные подозрения, что преждевременный сбор конклава для выбора казначея – лишь предлог, чтобы как можно скорее добиться приезда в столицу бастарда Неллеров.
Так что попытки сейчас в чём-то обвинить готлинского аббата будут восприняты наставником как попытка нанесения ему лично огромного вреда. Да и обвинение в незаконной расправе над слугой церкви, весьма тяжёлое для кого-то другого, в отношении представителя сильного герцогского рода не так уж и весомо.
За этими мыслями виконт Филипп не заметил, как уже поднялся наверх, и очнулся от своих дум, когда вышел во внутренний двор прецептории, где царила обычная повседневная суета.
– Ты куда собрался, Григорий? – спросил инквизитор личного секретаря прецептора, молодого черноволосого милорда, которому в этот момент раб подводил коня. – Давно не видел тебя в седле, – усмехнулся он. – Неужели его преосвященство всё же назначил тебе приход?
Григорий был из обедневших дворян и принял монашество в надежде когда-нибудь выслужить себе должность прелата одного из орденских храмов, желательно в крупном городе.
– Если бы, – хмыкнул секретарь. – Слава Создателю, все наши главы приходов живы и здоровы. Нет. От северных ворот прислали гонца, что прибыл настоятель готлинской обители. Вот его преосвященство отправил встретить и сопроводить сюда.
