Немного поговорив, загадочно поулыбавшись и часто кивая длинными ресницами, она наконец глянула на Руса и слегка кивнула, направляясь с капитаном к стоявшему у пирса кораблю, позади которого была привязана небольшая лодка. Рус тут же подхватил мешки и почти бегом поспешил за ними. Хотя его лицо и перекрасили, но в глубине души он очень боялся, что на пирсе случайно кто-то появится, кто его знает – хотя таких было очень мало, но вдруг? – и сможет его узнать за всеми слоями краски.
Он быстро поднялся по сходням и послушно, как и подобает слуге, замер позади своей госпожи. Капитан придирчиво осмотрел его, особенно его багаж. Но Рус, придав своему лицу абсолютно тупое выражение, замер, даже при этом не мигая.
– Я таких морд еще не видел, – подивился капитан, обращаясь к Феодоре с сильным сирийским акцентом, но по-прежнему с искренним любопытством разглядывая Руса. – Хоть я много повидал на своем веку разных харь.
– Сама не знаю, – беспечно улыбнулась Феодора. – Явный полукровка, причем много чего у него там намешано.
Капитан повернулся к ней.
– Я вижу, вы с собой почти ничего не взяли. Совсем скудный багаж.
– Сильно поспешно собирались, – непринужденно-весело ответила девушка. – Обстоятельства…
И она многозначительно посмотрела на капитана.
Он подумал немного, и кивнул каким-то своим мыслям.
– Я надеюсь, наша поездка будет приятной во всех отношениях, – промолвил каитан, двусмысленно ухмыльнувшись и вежливо наклонил голову, при этом энергично сверля девушку черными глазами. – Вас сейчас проводят в вашу каюту, а я пока занесу ваши данные в проездные таблички.
Шестнадцатилетняя Феодора вежливо, но по-аристократически сдержанно, улыбнулась в ответ улыбкой, которая ничего не выражала, кроме аристократической скуки, но в то же время каким-то непостижимым образом заставляла сильнее бурлить кровь, в том числе и у Руса. И юноша снова подивился опытности этой молоденькой девчонки.
Капитан кивнул куда-то в сторону и возле Феодоры тут же возник худощавый смуглокожий матрос.
– Пройдемте в инсулу, – вежливо предложил он, коротко указав рукой в сторону надстройки на корме судна.
И сам направился первым. Феодора тут же уверенно-неторопливо последовала за ним. Напряженный, весь словно на иголках, Рус – поспешно следом, сильно напрягшись и то и дело ожидая грозного окрика – А ты, тварь, куда?!
А Капитан, записав новых пассажиров в проездные таблички (которые представляли собой восковые дощечки), и захватив также таблички с описанием вывозимого груза, быстренько направился к префекту порта за разрешением – чем раньше выйдешь, тем раньше приплывешь в пункт назначения.
Следуя за матросом, они прошли мимо клеток с шумными курицами и равнодушными козами к небольшому строению на корме, напоминающему сарайчик (на самом деле для моряков это – Палубная надстройка, или инсула).
Посередине – дверь. Справа от двери – наклонная лесенка вверх, на крышу сарайчика. Перила только одно – также расположенное справа. На крыше сарайчика – легкое ограждение.
Матрос распахнул дверь, открыв узенький коридорчик с дверями справа и слева. В конце коридора – дверца с окном без стекла, но с деревянной ставней-закрывалкой. С боку на крюке висело медное помятое ведро с привязанной к нему длинной веревкой.
– Там гальюн, – тихо произнес матрос. – Но только для господ. Слуги ходят в кубрик.
Он уверенно прошел внутрь и открыл самую последнюю дверь справа, толкнув ее внутрь. И Рус почему-то подумал – чтобы при панике открытые двери не мешали. Посторонился.
Войдя в тесную каюту Феодора только покривилась.
– Дыра, конечно, – сказала она, подходя к узкой кровати, на которой валялся соломенный тюфяк и какие-то тряпки. Из под низу торчал деревянный ночной горшок, закрытый деревянной крышкой. Матрос уже убежал. – Но, впрочем, жить можно. К тому же ты будешь спать со мной – не доверяю я всей этой матросне и капитану в первую очередь. Наверняка ведь пират.
Рус опустил мешок на пол, оглядываясь и совершенно не представляя, как они здесь будут жить.
И пока Феодора, положив свою сумочку на широкую полку над кроватью, внимательно изучала постельные тряпки, брошенные поверх тюфяка – можно ли вообще ими пользоваться, или уж лучше своим обойтись, как вдруг по палубе дробно застучали босые ноги, корабль дернулся, качнулся пару раз, и Рус, бросив вещи, тут же вылетел на палубу. Сходни были убраны и шхуна действительно отходила от пирса, буксируемая шлюпками. И Рус завороженно наблюдал за этим волшебным действием – как увеличивается расстояние между кораблем и землей, моля, чтобы это продолжалось и продолжалось, и заклиная, чтобы никто бы не выбежал на пристань, не принялся бы энергично размахивать руками, не стал бы требовать, чтобы корабль вернулся обратно.
Вот, ведомый четырьмя шлюпками, корабль приблизился ко входу в гавань.
Лоцман, стоя на верху сарайчика, визгливо кричал на шлюпки на каком-то своем языке.
Вот корабль, преодолел узкую горловину, медленно вышел из тихой гавани, поворачивая на восток, и тут же резко ухнул вниз на широкой волне, обрызгав всю палубу и находящихся на ней людей. Рус только вдохнул всей грудью – подобных ощущений он никогда не испытывал. Тем более, что эти ощущения – запах долгожданной свободы!
Лоцман, получив от капитана деньги, по свисающему тросу быстро покинул корабль, спустившись на резво подошедшую шлюпку.
Вот шлюпки отцепились и быстренько, боясь что их разобьет волной о борт корабля, судорожно работая веслами, отправились обратно в порт, а корабль, поставив паруса, вдруг подался всем корпусом вперед, зарываясь носом в воду, а потом резко вынырнул, уверенно набирая скорость.
Берег стремительно удалялся. И Рус, от качки вынужденный расставить ноги пошире, настороженно всматривался на ту часть пристани, которая ему была видна, но все там было спокойно.