Сергей Александрович Арьков
Кредо холопа
В комнату заглянул Тит, размашисто перекрестился и промолвил:
– Господь-вседержитель! Аль Илья пророк молнией грянул?
Эти слова вывели Гришу из оцепенения. С улицы уже слышались громкие голоса, полные удивления и тревоги. Наверняка грохот разрушаемого особняка разбудил всех надзирателей, и те уже спешат сюда со всех ног.
– Надо бежать, – прохрипел Гриша, вскакивая на ноги. – Тит, не стой как баран. Валим!
Они выскочили в коридор и, плюнув на конспирацию, со всех ног бросились к лестнице. Но тут одна из дверей распахнулась, и перед ними возник прыщавый сопляк, которого Гриша видел на пикнике. Он открыл рот, явно собираясь что-то сказать или спросить, но Гриша наступил на горло его песне, с разбега нанеся сокрушительный удар промеж офицерских ног. Молодой барин даже не успел толком попрощаться с половой жизнью, поскольку Гриша, закрепляя успех, душевно приложил его головой об стену.
До лестницы оставалось несколько шагов, когда Гриша услышал топот ног, бегущих по ступеням. Схватив Тита, он впихнул его в ближайшую комнату, юркнул следом сам и прикрыл за собой дверь. Надзиратели, вбежав на этаж, бросились к покоям барина. По пути они наткнулись на бесчувственное тело наследника, стали кричать, шуметь, и вообще растерялись. Гриша, внимательно прислушиваясь к голосам из коридора, вскоре выяснил, что надзиратели пришли к ошибочному мнению, решив, что вторгшиеся в имение враги ушли черным ходом. Тут же все бросились к черному ходу, дабы организовать погоню. Когда снаружи все стихло, Гриша выглянул в коридор. Там было пусто. Юный барин лежал там же, где упал. Вокруг его головы расплылось кровавое пятно, и Гриша понял, что взял на душу еще один мелкий грешок.
– Тит, давай за мной, пока эти ослы нас в другом месте ищут, – скомандовал Гриша. Тит повиновался. Он вообще вел себя как-то неестественно: не тупил, не падал на колени, не начинал не в тему молиться. Все это могло означать, что Тит поумнел. Гриша верил в это до тех пор, пока не увидел отвисшие под тяжестью груза штаны подельника. Увы, предположение о том, что головной мозг Тита пришел в активное состояние, оказалось ошибочным.
Лестница оказалась свободна от живых препятствий к побегу. Скатившись на первый этаж, подельники выскочили во двор, по которому с круглыми глазами метались надзиратели и холопы. Надзиратели со сна решили, что начался пожар, подняли всех крепостных, раздали, кому хватило, ведра, кому не хватило, тем налили воды во рты и ладони, и погнали всю ораву на тушение. Холоп – скотина тупая. Если ему приказывают тушить барский особняк, он будет его тушить, и не важно, горит он или нет. На территории имения находился большой бак с водой, наполовину врытый в землю. Пока надзиратели ловили предполагаемых террористов, холопы исправно исполняли полученный приказ – бегали к баку, зачерпывали воду, и поливали стены особняка. Два лакея барина, один ответственный за правую ягодицу повелителя, а второй за левую, опоздали к раздаче ведер. Но их служебное рвение было столь велико, что они раздобыли где-то огромное сито для просева песка, и пытались таскать воду в нем. Еще одному холопу досталось ведро без дна. Но его это не остановило. С потрясающим упорством он черпал им воду, бежал к дому, затем останавливался, тупо заглядывал в ведро и бежал обратно. И так снова и снова. Ели бы один из надзирателей не выдал ему разъяснительный подзатыльник, пожарник так и наполнял бы бездонное ведро до тех пор, пока смерть не разлучила бы их.
Надзиратели уже поняли, что пожара нет, и холопов надо загнать обратно в бараки, но им было не до того. Убили барина, убили меньшого барина. И злодеи, судя по всему, где-то поблизости. Только отловив их, можно было как-то оправдаться перед полицией, которая неизбежно нагрянет и начнет выяснять, почему не уследили, не уберегли, не пресекли. И если внятных объяснений не последует, то полетят головы. Хорошо, если удастся отделаться отправкой в армию, а то ведь могут на каторгу сослать, или в Сибирь, охранять хуторки счастья – так назывались трудовые колонии, где холопы вручную, как тысячи лет назад, добывали полезные ископаемые. Уголь ковыряли руками и зубами, а до нефтяного пласта вначале копали узкую скважину, а затем опускали туда на веревке мужика с ведром. Однако эта проверенная веками технология затрудняла добычу нефти на арктическом шельфе – у специалистов возникло сомнение, что черпальщики сумеют так надолго задержать дыхание. Пытались даже разработать специальный дыхательный шланг из резины для подачи ныряльщику воздуха, но ничего не вышло – во время испытаний холопы ели шланг. В связи с этим поступили два разных проекта решения проблемы: первый – сделать шланг из железа, второй – выбивать ныряльщикам зубы. Поскольку зубы выбить дешевле, чем отлить железный шланг, утвердили второй проект.
При всеобщей суете и неразберихе затеряться в толпе оказалось несложно. Гриша вырвал ведро у первого попавшегося холопа, и, размахивая им, побежал к баку с водой. Тит не отставал, подыгрывая напарнику. Но он, по всей видимости, слишком сильно вжился в роль, и когда Гриша, пробежав мимо бака, припустил в поле, Тит зачерпнул в ладони воду и бросился тушить особняк. Пришлось возвращаться за бараном, что, впрочем, обошлось без эксцессов. Тупые надзиратели, умом недалеко ушедшие от холопов, представляли себе разбойников так, как их описывали народные сказки: с саблями, пистолетами, с повязкой на глазу, покрытых шрамами и с золотой серьгой в ухе. Им и в голову не могло прийти, что разбойники могут выглядеть так же, как холопы, ведь в кастовом обществе форменная одежда сидит крепче, чем родная шкура. А стереотипы в мозгах и того крепче.
Гриша с Титом, вольные соколы, то есть один сокол и один баклан, бежали по полю сквозь звездную ночь. За их спинами, светясь электрическими огнями, гудело растревоженное имение. Слышались крики надзирателей и стук ведер о края бака: холопы продолжали тушение несуществующего пожара. Гриша счастливо улыбался, хотя колени еще подрагивали от пережитого шока. Но все прошло удачно, и легендарная реликвия древности, наследие канувшей в небытие Атлантиды, была у него в руках. Более того, он уже имел возможность убедиться, что все разговоры Ярославны и других подпольщиков о чудесных свойствах этой палки не просто пустая болтовня. Палочка определенно была волшебная. Грише не терпелось уединиться в укромном уголке, и поэкспериментировать с добытым артефактом. Он уже знал, что попросит у волшебной палочки. Сейчас, вот прямо сейчас и здесь, он хотел огромный тазик крабового салата, десять котлет по-киевски и большую баклажку холодного пива. Ну а после трапезы можно наколдовать бесплатную, на все согласную блондинку заманчивой наружности.
Когда оба злодея добежали до черной стены леса, то без сил повалились на землю. Имение осталось далеко позади, опасаться преследования не стоило. Да и стоило ли чего-то опасаться с жезлом Перуна?
– Пускай теперь кто-нибудь наедет, – хрипло дыша, пригрозил в ночь Гриша, – я ему такую палку кину! Вот эту. Волшебную. Мало не покажется. Надвое разрублю, как того педофила.
Рядом на земле хрипло дышал верхом и низом изнемогший Тит. Крепостные вообще-то отличались выносливостью (невыносливые не доживали до половой зрелости), но эта выносливость главным образом заключалась в умении сутками пахать на определенной скорости. Бегать крепостные не привыкли и не умели. От них этого и не требовалось. Главная их задача заключалась в том, чтобы как можно сильнее устать, выполняя разную бесполезную работу.
– Ничего, Тит, – утешил товарища Гриша, – скоро жизнь наладится. Скоро мы их всех порвем. Мне двадцать восемь блондинок и пять миллионов, тебе тазик отрубей и онанизма до отвала рук. Наши мечты вот-вот сбудутся. Сейчас, только отдышусь….
Глава 42
Под утро Гриша и Тит выбрались на большую дорогу. Волшебная палочка, к сожалению, не желала наколдовывать ни еду, ни блондинок, а жрать, меж тем, хотелось все сильнее. Гриша решил попробовать попрошайничество, как крайнюю меру. Он уже был наслышан о том, что вдоль дорог бродят калики переходные – увечные холопы, изгнанные хозяевами за полной бесполезностью. В голову пришла мысль сыграть инвалидов, и, давя на жалость, выпросить у хозяев жизни немного килокалорий. В крайнем случае, если хозяева жизни окажутся душимы жабою, можно пустить в ход жезл. Пусть он и не радовал хозяина салатами и блондинками, но вот разрушать и убивать умел хорошо.
Перед дебютом Гриша загримировался: оторванным у Тита рукавом перевязал себе щеку, и стал талантливо прихрамывать, опираясь на жезл. Сломать его Гриша не боялся – тот, как показали варварские эксперименты, был прочнее стали. Тита решено было не подвергать гримированию, поскольку по нему с первого взгляда было видно все тридцать три диагноза, с половиной из которых следовало ломиться в кабинет психиатра.
Машину пришлось ждать долго. Дабы не скучать, Гриша сообщил Титу, что святой Макар хочет от него зажигательный танец. Доверчивый холоп тут же пустился вприсядку на обочине. Пляска продолжалась до тех пор, пока Тит не рухнул без сил. Гриша уже хотел напомнить ему о воле небес, согласно которой нога Тита должна была оказаться в его заднем проходе, но тут издалека донесся шум мотора.
– Вставай! – приказал Гриша танцору диско. – Когда тачка тормознет, если, блин, тормознет, падай на колени и молись. Говорить я буду. Ты только молись или молчи.
На дороге появился шикарный драндулет, явно сошедший с конвейера где-то на враждебном западе. По недосмотру всевышнего, и явно с попустительства дьявола, европейские и американские злопыхатели делали прекрасные машины, а с конвейеров отечественного автомобильного гиганта Святоваз сходили изделия, за руль которых без трех икон, нательного креста, Библии и ведра святой воды даже садиться было страшно. Недавно патриарх Никон пытался изгнать с автозавода дьявола, три ночи отмаливал последнюю модель, но силы тьмы оказались могущественнее слова святого человека. Не помогло даже окропление святой водой рук сборщиков: те как росли из непотребного места, так и продолжали расти. Инженеров-проектировщиков отпевали в храме неделю, а главного специалиста по дизайну патриарх, проехав сто метров за рулем только что собранного недоразумения, предал анафеме, проклял и призвал на его голову гнев божий. Когда же патриарх, выбираясь из отечественного автомобиля, вывихнул себе лодыжку и сломал два пальца на руке, но стал проклинать не только самого дизайнера, но и всех его предков. Больше всего досталось маме, с которой, как признался патриарх, его связывали крайне близкие отношения. В общем, даже в стране победившего православия оставалась область, где дьявол царил единовластно – автомобильная промышленность.
Появившийся на трассе автомобиль явно был собран по воле божьей. На таких роскошных и комфортабельных авто вполне могли разъезжать по райским кущам святые угодники, великомученики, страстотерпцы и даже ангелы. Здесь же, на грешной земле, в них катались как раз те, кто грешил, мучил и заставлял других терпеть всякие страсти.
Гриша невольно попятился подальше от края дорожного полотна, опасаясь, как бы из машины на полном ходу по двум переходным каликам не бросили бутылкой вина или корзиной со снедью. В имении он однажды подслушал рассказ одного надзирателя о том, как хозяин жизни вот так облагодетельствовал целую группу попрошаек. Проносясь мимо них на огромной скорости, меценат проникся чувством сострадания и швырнул им железный поднос с яблочным пирогом. Каликов как ветром сдуло с обочины – трое сразу наелись пирогом насмерть, двое немного помучались. Помня эту историю, иллюстрирующую всепобеждающую силу человеческого сострадания, Гриша благоразумно спрятался за Тита, надеясь, что чугунная голова напарника выдержит прямое попадание чего угодно.
Однако, завидев на обочине двух хромых и болезных оборванцев, автомобиль сбросил скорость и начал притормаживать. Гриша уже достаточно много времени провел в этом мире, и хорошо изучил здешние порядки. Так что он заранее грохнулся на колени, смекалистый Тит тут же последовал его примеру.
Машина остановилась. Выскочил шофер из холопов, обежал автомобиль бегом и открыл заднюю дверцу. Оттуда весьма грациозно выбралась почтенная дама лет тридцати пяти, сохранившаяся к своим годам весьма неплохо. Гриша поднял взгляд, быстро пробежался голодными глазами по заманчивой фигуре, и крепче сжал жезл Перуна. С таким оружием он чувствовал себя почти богом, и мог запросто заполучить и тачку и бабу. Вот только не хотелось до поры до времени поднимать шум.
– Несчастные холопы, – пожалела каликов дама. – Какой у вас жуткий вид. Откуда вы сами, болезные?
Тит забубнил молитву, смекалистый Гриша ловко извернулся:
– Идем в Суздаль, поклониться мощам святого страстотерпца Потапа. Подайте на прокорм православным людям, мы за ваше здоровье богу помолимся.
Говоря все это, Гриша про себя думал:
«Эх, сейчас бы задрать тебе платье, да засадить своего Потапа промеж булок».
– Богомольцы, – кивнула дама. – Святые люди. За всех нас грехи отмаливают. Тишка, – обратилась она к шоферу, – а есть ли у нас, чем насытить сих божьих людей?
Тишка вылупил глаза и покрылся кипящим потом. Похоже, барыня являла доброту и милосердие только в отношении диких холопов, а своим спуску не давала.
– Только корм для вашей собачки, госпожа, – ответил он дрожащим от страха тонким голоском. Как и все водители из числа холопов этот тоже был кастрированный.
– Ну, так и отсыпь им корму, – повелела барыня. – Да смотри, не обидь.
Тишка бегом бросился к багажнику, открыл его, немного повозился, и вскоре поставил перед Гришей и Титом большой бумажный пакет, доверху наполненный крупными гранулами бурого цвета. От гранул пахло мясом. Гриша почувствовал, что у него изо рта течет голодная слюна.
– Кушайте на здоровье, святые люди, – напутствовала матрона, усаживаясь обратно в салон автомобиля. – А ты, Тишка, что-то медлительный стал, нерасторопный. Мало тебя вчера кочергой наказывали. Приедем в имение, велю посечь тебя розгами с солью.
Машина тронулась и унеслась вдаль, обдав двух попрошаек клубами выхлопных газов. Гриша тут же схватил пакет, зачерпнул горсть гранул и протянул Титу со словами:
– Ну-ка испробуй.
Тит испробовал, и сказал, что снедь знатная. После него, видя, что дегустатор жив, корма отведал и Гриша. Отведал, и с удивлением понял, что это не просто вкусно, а очень вкусно. После холопских кушаний собачий корм показался ему пищей богов.
– Объедение! – нахватывал Гриша, бросая в рот последнюю горсть гранул. – Важно закусили….
Тут он посмотрел на Тита, и понял, что слово «закусили» должно стоять в единственном числе. Если не считать пяти гранул, выданных на пробу, Титу больше ничего не досталось.
– Господь велел делиться, – усовестился Гриша. – Ужель не православные? На, Тит, жуй пакет. Весь твой.
Тит с аппетитом умял бумажный пакет, и сразу приободрился. Целлюлоза пошла в кровь, наполняя организм энергией жизни. А когда холоп на десерт сорвал на обочине пучок травы и употребил его, то у него даже щеки порозовели.
– Поели, и слава богу, – подытожил Гриша. – Сытому и помирать не страшно. Теперь пора в путь.
– Верно молвишь, – согласился Тит. – Путь до Суздаля не близкий.
– Нет, Тит, в Суздаль мы не пойдем, – терпеливо объяснил Гриша. – Пускай мощи страстотерпца Потапа без нас там поскучают, а мы обратно двинем, в родное имение. Соскучился небось, а? По Танькиной попке-то?
– Важная жопа! – счастливо расплылся Тит. – Токмо как же мы обратно в имение явимся? Мы же беглые. Неужто с покаянием явимся, господам в ноги упадем, повинимся во всем, прощение вымолим?
– Почти угадал, – недобро усмехнулся Гриша, поигрывая жезлом Перуна. – Вот только в ногах валяться будем не мы.
Определившись с направлением, благо на обочине обнаружился дорожный знак, сообщающий, что до владений помещика Орлова пятьдесят верст, товарищи тронулись в путь-дорогу. Гриша решил не рисковать, и добраться до имения пешочком, хотя был соблазн экспроприировать у господ автомобиль. Уж очень не хотелось выворачивать ноги. Впрочем, перетруждать ноги не пришлось, поскольку большую часть пути Гриша проделал верхом на Тите. Объявив, что это воля святого Игната, Гриша залез Титу на спину, и поехал себе с комфортом, подгоняя гнедого жезлом. Когда Тит начинал задыхаться и спотыкаться, Гриша великодушно позволял перейти ему с бега на шаг, и немного отдохнуть.
Изредка мимо проносились автомобили, и всякий раз беглецы изображали каликов переходных. Из одной машины на полном ходу бросили яблоко. Фрукт угодил Титу в лоб, и холоп, размахивая руками, слетел в кювет. Когда он выбрался обратно с огромным фонарем на лбу, Гриша уже дожевывал яблоко.
В большинстве случаев автомобили проносились мимо, не притормозив, но некоторые все же останавливались. Иногда одаривали едой, чаще ограничивались несъедобным добрым словом. А из одной машины выскочил сопляк лет пятнадцати, выдал обоим просителям по пинку, весело заржал, запрыгнул обратно и умчался.
К вечеру калики добрались до поста дорожной стражи. Тит хрипел и едва перебирал копытами, у Гриши уже рука устала бить его жезлом. Пост, показавшийся впереди, был обычным невзрачным строением окаянного вида, зато вокруг него наросла целая инфраструктура. Имелась придорожная забегаловка, выстроенная в виде старорусского терема. Рядом с ней высился еще один теремок, который, судя по заманчивым картинкам на окнах, являлся придорожной засадиловкой. У входа в храм Астарты топтались жрицы продажной любви, все грязные, в обносках, и страшные. Гриша, проскакав мимо них верхом на Тите, отсалютовал представительницам древнейшей профессии.
Когда они проходили мимо поста стражи, полицейские, ради смеха, спустили на них собак. Гриша тут же повалил Тита на землю, а сам побежал быстрее ветра. Собаки окружили Тита, понюхали, стали фыркать, чихать, воротить носы, и вскоре вернулись обратно к хозяевам, не рискнув попробовать бяку на вкус.
Ночевали паломники в лесу, отойдя подальше от дороги. На ужин у Гриши было три пирожка с ливером, полученных им от сердобольной старухи из шикарного лимузина. Дабы Тит не пускал слюни во время трапезы, Гриша сообщил ему, что сейчас строгий пост, и православному люду скоромное есть нельзя. Тит поверил, и ограничился тем, что обглодал кору с трех берез.
Спать легли сытыми и довольными, а проснулись среди ночи от того, что по ним с силой хлестал дождь. Проклиная все на свете, Гриша отыскал дерево с пышной кроной, почти не пропускающей воду. Тита, чтобы жизнь турнепсом не казалась, он под дерево не пустил. Наоборот, выгнал его на открытое пространство, и приказал молить Илью пророка о прекращении кратковременных осадков.
К утру, вымокшие и озябшие, вновь вышли на трассу. Жалуясь на усталость и бессонную ночь, Гриша, кряхтя, залез на Тита и пришпорил его. Скакун пошел сперва мелкой рысью, затем, разогревшись, перешел на галоп. Земля загремела под ногами холопа, ветер засвистел у Гриши в ушах. Всадник издал восторженный вопль, и подбодрил Тита жезлом по заднице.
Гриша не уставал восхищаться выносливостью и силой Тита. На первый взгляд мужик не производил впечатления богатыря: тощий, грязный, волосатый, с впалой грудью и сгорбленной спиной, со стиральной доской выпирающих из-под шкуры ребер. Казалось, дунет сильный ветерок, и свалится Тит. Казалось, плюнь в него, и погибнет Тит. Но, как выяснилось, могучий дух русского богатыря жил в этом, никогда не знавшем бани, теле. Даже с ношей на спине Тит скакал, как конь, до самого полудня. Гриша, переполняемый восхищением, расхваливал своего гнедого, превозносил его, говорил, что, верно, из таких вот чудо-богатырей состояла армия Суворова, совершившего переход через Альпы. В какой-то телевизионной передаче, где патриотическим образом доказывалось, что люди произошли от русских, Гриша слышал о том, что будто бы многие тысячи лет назад на территории Российской Федерации проживал великий и могучий народ. Это были предки тех, кто ныне валялся под забором в мокрых от расплескавшейся урины штанах, тех, кто с вежливой улыбкой впаривал соотечественникам китайскую электронику, тех, кто как дикарь, неистово скупал самые дорогие бусы, зеркала, яхты, особняки и моделей. Могуч и велик был древний народ. Это он изобрел колесо, второе колесо, передний мост, задний мост, рычаг переключения передач и ручной тормоз. Согласно легендам, представители древнего народа обладали невероятной силой и большим умом. Сила явно передалась Титу от далеких предков, ум не выдержал испытания временем, и за минувшие века весь выветрился. Мерно покачиваясь на костлявой спине Тита, Гриша разгадал тайну создания египетских пирамид и прочих мегалитических сооружений. Отнюдь не инопланетяне их построили, и не представители древней высокоразвитой цивилизации. Их строили Титы. Ибо что не сумеют сделать сто умных, легко сделает один Тит. Умные люди обступят каменный блок, весом в десять тонн, почешут там, где чешется, и мотнут головами. Дескать, этакую громадину ни за что нам не сдвинуть с места. И пробовать незачем. Подойдет к блоку Тит, поплюет на ладони мозолистые, осенит себя крестным знамением, впряжется в лямку, да как потащит камень в гору – любо-дорого смотреть. Протащит десять метров, надорвется, падет на землю, а ему на смену уже новый Тит готов. Так и строили. А чего не строить? Слава богу, на нашей планете камней и дураков на сто пирамид хватит: и Хеопсовых, и финансовых.
Во второй половине дня Тит начал хрипеть и спотыкаться. Чтобы морально укрепить его, и придать духовных сил, Гриша во все горло затянул последний блатной хит «А зоны здесь тихие».
К вечеру сошли с обочины и разместились на привал под сенью крон. Гришин ужин состоял из солидного куска пирога с голубятиной и десятка яблок – все это удалось выпросить у проезжающих. Тит с аппетитом жевал траву. Сперва Гриша хотел отдать Титу яблочные огрызки, но решил не баловать человека, боясь его тем самым испортить и развратить.
– Яблоки, это не еда, – постановил он, швыряя последний огрызок в кусты и порождая громкую отрыжку не лишенную благородства. – Блин, у Машки всегда в холодильнике столько всего было. Бывало, придешь голодный, как сука, разгромишь белый ящик: что сразу в топку, что по карманам. Пельмени замороженные у нее постоянно воровал. Дома же тоже надо чем-то питаться.
– Холопского оливье похлебать бы важно, – заметил Тит, запихивая в рот пучок ромашек.
– Фу блин! – передернуло Гришу. – У тебя даже разговоры все какие-то тошнотворные. Только о помоях и мечтаешь. Тебе дай волю, ты бы, наверное, целыми днями отруби жрал да лысого гонял. Давай лучше поговорим о чем-нибудь пиздатом.
– О любви к барину? – возрадовался Тит.
– Да нет, – досадливо отмахнулся Гриша, – о бабах. Помнишь Таньку?
– Барыню, – расплылся Тит в похотливой улыбке.
– Ага, – тоже заулыбался Гриша. – Вот это очень вкусное блюдо. Хотел бы его попробовать?
– Кого? – не понял Тит.
– Танечку.
– Съесть? – ахнул холоп. – Барыню съесть? Это же грех великий! Ужель не православные?
– Да нет, блин, – проворчал Гриша. – Не съесть. Отодрать.
– От чего?
– От большой любви, – буркнул Гриша. – Что с тобой, травоядным, о высоких материях толковать. Я у тебя спрашиваю, у пня дубового, хотел бы ты Танечке задуть.
– Куда задуть?
– Известно куда.
– Как задуть?
– Натурально.
– Зачем дуть-то? – все еще не понимал Тит. – Аль она обожглась?
– Ну тебя в жопу! – в сердцах бросил Гриша и повалился на траву. – Спокойной ночи, сладких снов. Я как с тобой начинаю говорить, мне жить не хочется.
На третий день пути случилось досадное происшествие. Гриша, убаюканный мерным ходом Тита, задремал на его спине, и холоп, лишившись управления, тут же сделал талантливую тупость. Трасса делала поворот, и довольно резко уходила вправо, а прямо тянулась убитая грунтовка с жалкими следами некогда бывшего здесь асфальта. Человек, в чьей голове хоть немного мозгов, сделал бы поворот вместе с трассой, и продолжил путь, но Тит как пер прямо, так и понесся по грунтовке, оставив трассу за спиной. К тому моменту как Гриша проснулся, Тит успел унести его далеко в дебри. Распахнув глаза, Гриша увидел, что Тит скачет по ухабистой грунтовке, с одной стороны которой простерлось невозделанное, поросшее дикими травами, поле, а с другой вставал жиденький лес. Остановив паровоз, Гриша спешился и тут же ударил Тита жезлом по голове.
Насколько они отдалились от трассы Тит сказать не мог, потому что он вообще ничего путного не мог сказать в принципе, но на обратный путь сил у него уже не было.
– Убил бы тебя! – в сердцах прикрикнул Гриша. – Вот взял бы, и убил.
Но не убил, потому что кроме Тита ехать было не на ком.
Впрочем, досадное недоразумение обернулось неожиданной удачей. За лесополосой они обнаружили брошенный яблоневый сад со старыми деревьями. Сад зарос, превратившись в непроходимые джунгли, многие деревья или засохли или не плодоносили, но кое-где на ветках покачивались зеленые яблочки. Гриша сорвал одно, дал Титу на пробу. Тит сожрал и не поморщился. Тогда Гриша рискнул отведать лакомство сам, и выяснил, что кушать это не слишком вкусно, но можно.
Остаток дня Тит провел, лазая по деревьям в поисках самых вкусных яблок. Гриша лежал на траве, и изредка поторапливал слугу. А ближе к ночи, когда на небо уже высыпали звездочки, откуда-то из глубины сада донесся непонятный загадочный шум. Тит, крестясь, забормотал о дьяволе и чертях, но Гриша, будучи атеистом, не убоялся мифологических сущностей. Крепко держа в руках жезл, он стал осторожно пробираться сквозь деревья, приближаясь к источнику шума. Тит, боясь остаться в одиночестве, пыхтя и портя воздух, следовал за ним.
Фруктовый сад неожиданно оборвался, впереди было поле, освещенное многочисленными кострами. Гриша и Тит залегли в высокой траве, наблюдая за непонятным.
По полю оживленно сновало множество людей в одинаковой форме. Форма была незнакомая, грязно-белого цвета, и состояла из гимнастерки, просторных штанов, обмоток и лаптей. Гриша, имевший счастье служить в армии, сразу сообразил, что это военные. Потому что кому еще придет в голову темной ночью, при свете костров, таскать на своих плечах сколоченные из фанеры макеты танков в натуральную величину?
Один такой макет служивые протащили прямо рядом с лежкой лазутчиков. Грише доводилось видеть настоящие танки на учениях, одну такую машину он даже пометил персональной струйкой, поэтому муляжи поразили его своей непохожестью. Принять их за настоящие танки даже с очень большого расстояния мог только человек, который вообще не знает, что такое танк и зачем он нужен. Это были грубо сколоченные и местами связанные проволокой коробки, одна побольше, вторая, изображающая башню, поменьше. Вместо орудий главного калибра использовались стволы молодых березок, на которых даже уцелели веточки с листиками. Танки таскали на своих плечах солдаты, и Гришу поразил их изможденный и истощенный вид. Даже холопы, проживающие в имении, выглядели лучше. Тот же Тит, хоть и был мохнатой нечистоплотной свиньей, все же не напоминал анатомическое пособие – какое-то мясцо на костях имелось. А у защитников отечества остались одни кости, шкура да уставные лапти. Кроме того эти бедолаги были в три слоя покрыты синяками, что говорило о регулярно получаемых ими побоях. У иных на лицах старые, темные синяки смешивались со свежими, ярко-красными, из-за чего возникал эффект естественного камуфляжа. Тут же обнаружились и те, кто отвечал за камуфляж. Сержантов можно было легко отличить от солдатни даже не по знакам отличия, а по телосложению. С первого взгляда было ясно, куда деваются все те килокалории, которые проходят мимо воинов. Они исчезают в бездонных утробах сержантского состава, отчего эти утробы весьма раздаются вширь, а сами младшие командиры очертаниями напоминают вставшие на дыбы дирижабли.
В руках у сержантов были дубинки, этими дубинками они беззлобно, но согласно уставу, лупили подчиненных. Всякий раз, когда какой-нибудь солдатик получал по голове дубинкой (били исключительно по головам, тем самым, очевидно, пытаясь повысить их крепость и свести к минимуму необходимость в бронированном шлеме), он взбадривался и зычно кричал:
– Служу императору!
– Тит, ты в армии служил? – шепотом спросил Гриша, с удивлением посматривая на ночные маневры. В рядах вооруженных сил он насмотрелся на всякий маразм, но ночное перетаскивание фанерной бронетехники выходило за рамки обычного армейского идиотизма.
– Нет, – шепотом ответил Тит. – В том году на меня очередь попала. Погнали с прочими рекрутами в город, да там двоих заворотили, меня и Кондрата.
– Что Кондрат для службы не годен, это с первого взгляда видно, – сказал Гриша. – Он, по-моему, вообще не человек. Но ты-то настоящий богатырь! Чего только твой волосяной покров стоит. Ты же можешь зимой без бушлата ходить, а еще из тебя разведчик хороший – враги тебя голого от зверя не отличат. Звери, правда, так не пахнут, разве что скунс. Интересно, у нас скунсы водятся?
– Зад меня подвел, – признался Тит.
– Ты что, перед приемной комиссией обделался?
– Ветры испустил.
– Сильно?
– Портрет государя-императора со стены упал, полковое знамя завяло, генерал сомлел, полковник успел в окно выскочить. Опосля, как проветрилось, вывели меня во двор. Генерал осерчал шибко, приказывал расстрелять. Да токмо ни одного патрона не нашли. Посекли Тита, сурово посекли, шомполами, да и вернули восвояси.
– Напрасно, – покачал головой Гриша. – Ты же живое химическое оружие. Да твоими извержениями кишечных зловоний можно целую дивизию уморить. Тебе в армии самое место. А ты, гад, откосил! – добавил Гриша со смешанным чувством зависти и обиды. У него самого откосить не получилось, только зря новые брюки промочил, когда недержание симулировал. Пришлось служить родине. Гриша по этому поводу немного комплексовал, поскольку точно знал, что крутые и реальные пацаны в армии не служат, а служат там одни лохи. Чтобы повысить свой уровень крутости, Гриша всем знакомым, и особенно девушкам, врал, что служил в секретном диверсионном подразделении особого назначения, и иногда, если девушка сильно нравилась, прибавлял, как бы между делом, что ему неоднократно приходилось участвовать в тайных военных операциях повышенной опасности за пределами страны. В подпитии Гриша пускался в подробности, и сообщал по секрету, что это именно он непосредственно ликвидировал террориста номер два Али Бабу и его сорок талибов.
